***
— Танджи, выдохни, всё чисто. Злой дух обошёл вас стороной! — улыбалась Незуко, вставая с колен из круга, нарисованного пеплом. — Ух, спасибо, Незуко. — парень подал девушке полотенце. Её руки были все испачканы. — Это было обязательно? — фыркнул Зеницу, но его коленки при словах Незуко перестали дрожать, а плечи расслабились. — Какой ещё злой дух....пф-ф...чушь несусветная! — Ха-ха, Зеницу, не бурчи, пошли чай пить. — подмигнула блондину студентка и, пританцовывая, направилась в сторону кухни. — Праздновать будем! — Уже оттуда, чем-то грохоча, крикнула Незуко. Агацума влюблённо, даже с неким благоговением посмотрел Камадо вслед, словно там шла богиня, излучая свет и дарую челяди вроде них глоток этой божественной энергии..., но поймав выжидающий и явно суровый взгляд Танджиро, шустро засеменил на кухню. Позже, когда девушка разливала чай, друзья услышали, как что-то упало. Незуко даже пролила ароматную жидкость от испуга. Компания озадаченно переглянулась и шутки быстро поутихли. Друзья медленно и аккуратно направились в комнату, откуда примерно донёсся звук. В одном из помещений, а точнее, в комнате Зеницу со стола упала приличная кипа бумаг, кажется, курсовая. — А-а-а-а!!! — Заорал Агацума. — ОНО СНОВА ЗДЕСЬ!!! — Тише, Зеницу, тише. — немного раздражённо сказал Танджиро. Его очень настораживали все эти странные события. Незуко тоже задумчиво уставилась в сторону кучи бумажек, но вдруг громко и оживлённо воскликнула «о!», ударив кулачком в раскрытую ладонь, подтверждая свой клич. Танджиро почесал щёку в привычной манере и вопросительно уставился на сестру. — М? — Домовой. Агацума, перестав что-то тихо лепетать (наверное, молитвы), иногда крича шёпотом, испуганно вздрогнул. — Дом-м-мовой? — Ага! Это домовёнок играется! — Вот это он, конечно, игры затеял... — устало произнёс Танджиро. Даже для него, сейчас это какие-то глупости. — Ты уверена? — Ну смотри. — Камадо приставила указательные палец к губам, задумавшись. — Он не трогает только твои вещи, так? — Танджиро кивнул. — Пропадали ли семейные безделушки и всё такое? — тут уже активно закивал Агацума, словно подтверждая данный акт безнаказанности Танджиро. — Болели только Иноске и Зеницу? — М-м, да. — неуверенно протянул парень. — Вот! Это просто ревнивый домовой! — радостно проговорила Незуко. — Как в историях, что рассказывала мама. — И как его...задобрить? — спросил Танджиро, пока Зеницу боязливо озирался, словно чувствовал, что опасность рядом. Но на самом деле, он просто параноик. Хотя предчувствие Зеницу редко ошибалось, если ему, всё же, доверяли. — Едой. — коротко ответила Камадо младшая. Студент с алыми завихрами медленно поморгал пару раз и тряхнул головой, сбрасывая секундное оцепенение. — И всё? Этот способ я и так знал... — Ну-у-у... — опять задумалась Незуко, а Танджиро удручённо вздохнул. — Спокойно, спокойно. Не так всё и сложно. — девушка оценивающе посмотрела на Зеницу, что уже собрал наброски курсовика и теперь сидел на свой кровати, озабоченно болтая ногами из стороны в сторону. — Может, домовому не нравится долгое присутствие посторонних? Иначе как объяснить, что он так капризничает. Агацума нахмурился, сводя свои брови-домики к переносице так сильно, что там залегла складка. — Дожили. Какой-то жмурик будет указывать кому где жить! — агрессивно воскликнул Зеницу, но тут ему откуда-то прилетела ручка, да так метко, что чуть не попала в глаз. — Братик, тащи тарелку и конфеты. — Но... — У НАС НЕТ КОНФЕТ!!! — Истерический провизжал Агатсума, прикрывая руками голову — вдруг что-то ещё прилетит. И не ошибся: со стороны увесистой на вид тумбы прилетела тетрадь с конспектами. — А что тогда есть? — злясь спросила Незуко. Ещё чуть-чуть и она побагровеет, но не понятно – от страха или ярости. — М-мхым.. — лихорадочно вспоминал Камадо, кусая губу. — М-мясо подойдёт? — боязливо подал голос Танджиро, смотря на попытки сестры отыскать домового во всех углах комнаты. — Мясо!? — воскликнула Незуко, отрываясь от отодвигания большой тумбы Зеницу, в которой он хранил учебные принадлежности. Но удивление такой дерзости прошло быстро. — Хм, можно попробовать. — она выпрямилась, вновь задумавшись. — Тащи сырое!! — Пусть ещё вино принесёт... — поскуливал Зеницу, завалившись на кровать. Он был на гране срыва. Учитывая, что ему в нос прилетела скомканная бумажка, он правда был чуть ли не в истерике: не каждый день на тебя набрасывается домовой, нежелающий видеть кого-то, кроме хозяев дома. — Да, вино тоже подойдёт — МНЕ ВИНО, МНЕ!!! — Пропищал Агацума на ультразвуке, укутывая одеялом, тщетно пытаясь защититься от нападок домовёнка. — Цыц! — шикнула Незуко. — А то и я что-нибудь запульну. — Зеницу со страху затрясся как осиновый лист. — Но уже потяжелее. — на этих словах глаза блондина округлись, что стали походить на два блюдца и он не решился даже вынырнуть из своего укрытия. Опасность могла и правду возрасти, выйди Камадо Незуко из себя.***
Вспоминая это Танджиро хмыкнул. Самое забавное, что на следующее утро ни мяса, ни бокала красного вина, что были оставлены домовому, не было. Всё пустое, стоит на столе, словно кто-то правда поел и в благодарность намыл и тарелку, и бокал. Друзья посчитали это утешительным, но Зеницу мрачнел в лице очень стремительно, несмотря на прекратившиеся нападки невидимого соседа. Домовой даже положил все разбросанные вещи по местам – в доме заметнее стало чисто. Так продолжалось около недели. Незуко осталась, поселившись ненадолго в бывшей спальне родителей, которую занимал сейчас Танджиро. Каждый вечер перед сном или уходом куда-либо на ночь, они оставляли тарелку со свежим мясом, бокалом красного вина и даже подсыпали конфет с ликёром (Конфеты были съедены не все, а только половина, словно соседушка делился с домашними). Задабривал шалуна всегда Танджиро, так что в его комнате было чище всего, несмотря на пополнение сожителей. Даже цветы политы в срок, хотя юноша всегда забывал напоить «зелёных». Ситуация казалась дружелюбной и уже более спокойной, даже, смешной, но что-то в этом было жуткое и настораживающее. Почему домовой начал так пристально следить за соседями клана Камадо и ими самими, ведь у них часто задерживались и дальние родственники, и даже старые друзья семейства гостили неделями, иногда даже месяцами, хоть и очень редко. Так что же произошло? Всё это было странным и пугающим. Выключатель на чайнике щёлкнул и Танджиро со вздохом поднялся. Наливая себе чай, он вновь вспоминал те месяцы. Благо, сейчас, после удовлетворения желаний хранителя дома, всё стихло. К сожалению, Иноске и Зеницу пришлось съехать, потому что несмотря на задабривания, домовой кажется отказывался мирится с их присутствием и однажды, вернувшись с универа, юноши обнаружили два собранный чемодана и записку такого содержания:«Проваливайте. Оставьте Танджиро мне.»
Иноске зачитал бумажку вслух своим басистым голосом, специально нагоняя жути, пока в глазах плясал задорный огонёк. Его это смешило. Зеницу на это всполошился и побежал в комнату. Оттуда послышался вскрик; Иноске и Танджиро направились на знакомый звук. Картина перед ними предстала мрачная. Комната была вынесена вся. Только обои, тумбы, да кровать с матрацем остались на месте – всё то, что «принадлежало» дому изначально, но вещи Агатсумы собраны в многочисленные пакеты и коробки, "заботливо" подписанные по содержанию, тем же острым, каллиграфическим почерком, что и записка. От волнения Танджиро стало очень плохо, похоже, у него вскочило давление и из одной его ноздри пошла кровь. Камадо чувствовал, как ноги тяжелеют, а голову мутит. Друзья подхватили его и понесли на кухню. Агатсума был дотошным, так что именно он следил за медикаментами и знал где-что. Управились с самочувствием Танджиро быстро, но сам факт такого внезапного плохого самочувствия Камадо, который всегда был здоровее всех здоровых, очень настораживал. И не просто так. — Посмотри, что ты наделал. — рычал Хашибира, тыкая кулаком в воздух, словно грозя невидимому врезать. — Это из-за твоих выходок ему плохо стало. Зеницу обречённо вздохнул. Он уже смирился, что им всё же придётся подчинится указаниям жителя этого дома. Но вот Иноске, чей нрав был крут сам по себе, так ещё и разъярённый, что пропустил целую неделю душещипательных событий того вечера, когда Незуко искала злого духа, было всё равно. Бледный Танджиро приоткрыл губы и из них вырвался сдавленный стон. — У тебя слишком высокое давление. Ещё бы чуть-чуть и свалился бы в обморок. — констатировал Агацума. Камадо слабо кивнул и с усилием открыл тяжёлые глаза, всего на секунду, чтобы встретится с искрами алых глаз, так пристально его изучающий. В них было ни грамма сострадания, только злость и заинтересованность. Парень, испугавшись, вскочил и принял сидячее положение, но ему в тот же миг сделалось ещё хуже. От этого взгляда было очень жутко: — Не злите его. Он...недоволен. —Хрипло проговорил Танджиро. Его бил озноб. — И как ты понял, что он недоволен? Ты типо, это чувствуешь? — хихикнул Хашибира, хотя было видно, что он искренне забеспокоился за последующее положение их дел. — Монджиро, давай-ка звякнем сеструхе твоей, может он чего-нить принесёт...типа... — он взглянул на потолок и задумался. — Обереги, травка-муравка или что-то такое. — Верно, должна же быть управа на этого... — Агацума боялся гнева домового, поэтому пытался подобрать правильные слова, чтобы не схлопотать по лбу, но всё же праведный гнев бурлил в нём. — Обиженного. Иноске хмыкнул: — Убожество. Ты рил эту штуку так боишься? — сказав это, Хашибира получил сильную затрещину, что у него аж искры с глаз посыпались. Агатсума сжался весь в комок, а Танджиро напряжённо уставился за спину Иноске. Домовой ударил Иноске. — Ах, ты сукин сын! — рычал Хашибира, махая рука в разные стороны. — Да ты знаешь, кого ударил?! В следующую секунду, Иноске поволокли по полу: что-то ухватило его за воротник сзади, насильно застёгнутой на Хашибире, рубашки. Со стороны, безусловно, это выглядело более чем забавно, но они, поняв, что хранитель не шутит с ними, ужаснулись. Зеницу вырывал из очень сильных лап домового Иноске, который пытался достать обидчика, но было понятно, что они не смогут его осязать – он не позволит. Танджиро испуганно за этим наблюдал, хотел вскочить, но что-то словно навалилось на него, прижимая к татами лопатками. Камадо лихорадочно думал, что ему делать, как выкрутится и спасти Иноске, который вцепился в косяк двери чуть ли не зубами, пока Агатсума пихал его со спины обратно в кухню. Парень с алыми завихрами, дёргался и брыкался, пока головная боль снова его не настигла его, а из носа не полилась кровь ручьём. Всеми присутствующими управлял страх и адреналин, и только незваный никем «господин» холодно смотрел за представлением, усмехаясь. Если бы хоть один из студентов смог прозреть и увидеть, что происходит, тут же бы скрутился в рвотных позывах. То, что тянуло Иноске, было огромным, чёрным, с взбухшими венами, раздвоенным языком, больше походящим на щупальца. От него тянуло гнилью, но никто этого не знал и не замечал. А Камадо прижимал к полу хозяин языка. Часть тела тянулась из рта существа, явно похожего на мужчину, сначало узкая, но по мере длинны увеличивалась и превращалась в два отростка, что с остервенением пытались выдворить гостей из «его» дома. Он наблюдал за спектром эмоций Камадо, забавляясь его беспомощностью, плавающей на его лице до ярости. Но тут вдруг Танджиро стало плохо и у него вновь подскочило давление. Домовой замер, ослабил хватку на Камадо, пока тот фокусировал взгляд на потолке, без устали моргая. Мужчина, поняв, что тот хочет вновь его увидеть, нахмурился ещё больше, но потом вдруг уставился на губы парня под собой. Они шевелились, со свистом втягивая воздух, ибо дышать через нос не представлялось возможным; парень местами откашливался от заполняющей глотку крови, но что-то отчайно бормотал. Домовой разобрал лишь отрывки: «пусти их», «останусь», «пожалуйста», «вызову священника». На секунду во взгляде мальчишки под собой, домовой уловил осознанность и понял, что парень не шутит, по крайней мере, про священника. Существо держало парня за плечи, не давая двинутся. Камадо же не сдавался и пытался шарить согнутыми руками, пинался ногами, но всё оказывалось тщетно. Тут студент обмяк и расслабил тело, что очень удивило домового. Но тот быстро смекнул, что малец обманом пытается заставить отпустить его. Танджиро нахмурился с закрытыми глазами. В голове у него листопадом кружились мысли. Он помнил способ заговорить с существом - не зря торчал всю среднюю школу в оккультном клубе. Для этого нужно было очень сосредоточится и представить себе очертания человекоподобного существа. В разум стучались мысли о тех налитых кровью глазах с кошачьим зрачком и Камадо осенило. Это не дух, не демон и не призрак. То, что на них на пало, правда домовой, но...проклятый. Кто-то наслал порчу на жилище семейства, именно после Новогодней ночи и «хранитель», чтобы жильцы не погибли, впитал в себя всю чернь. Это было единственным разумным объяснением жестоким действам домового. Но кто это мог сотворить? За столом были только свои! Но парень теперь сомневался, что были «только свои». Он резко распахнул глаза и вновь на короткий миг увидел расплывчатый силуэт над собой. Те страшные глаза принадлежали мужчине лет двадцати пяти-тридцати, с ниспадающими на его фарфоровое, словно кукольное лицо, тёмными волнистыми волосами. На лбу была какая-то бумажка, длинной примерно в шесть пальцев и шириной в дюйм с лишним. Видение было коротким и расплывчатым. Танджиро не разобрал иероглифы. Камадо поразмыслил и пришёл к выводу, что порчу наслали не на сам дом, а на его хранителя. Бумажка, скорее всего была артефактом призыва тёмной энергии. Зрачки Танджиро сузились до точек осознав это, так, что его радужка распустилась спелым гранатом, предоставляя мужчине напротив яркое зрелище. Очернённый опешил от этого, но вскоре вернул себе самообладание. Испуганный взгляд Танджиро был направлен аккурат в глаза оппонента над ним, но никого не видя, мозг фокусировался лишь на потолке. Очернённый разглядел оттенок жалости, в глазах смотрящего на него юноши, что залёг глубоко на дне хрусталика. Камадо развернул голову и сплюнул кровь, оставив на кончике языка щиплющее, металлическое послевкусие. После этих действий Танджиро уверенно перевёл взгляд на домового, и согнутой рукой попытался пощупать то, чего нет. Рука просто болтала в воздухе, проходя сквозь очернённого. Но на секунду, парню показалось, что он коснулся лица, а именно щеки, что словно задеревенела и была холоднее инея. После прикосновения, Танджиро ещё увереннее начал водить рукой. Лист находился аккурат между бровей, что означало его легкодоступность в данной позиции. Кровь стекала из носа всё больше с каждой секундой, заполняя горло противной солоноватостью; постоянно приходилось сплёвывать красную жижу. В голове постепенно становилось пусто, словно оттуда выкачивают все мысли и цели, но Танджиро, благодаря своему упорству, продолжал быть в сознании. Скорее всего, плохо ему стало из-за большой концентрации скверны, что уже не может сдерживать в себе домовой. Наконец! Камадо почувствовал гладь листа и быстро среагировав, сорвал его. Тут же на глаза пала тёмная пелена и его словно окутал жар. Танджиро встал из-за стола с кружкой, глянул на часы и подошёл к холодильнику. Он достал приличный стейк говядины (Не дешёвый, для него, студента), взяв нож, разрезал на два равных куска. Смотря на мясо, его стало тошнить, а вспомнив то пекущее ощущение, Танджиро вздрогнул и порезал палец. — Чёрт!.. Он не решался смотреть на окровавленный палец. После того фантастического случая, Камадо пережил психологическую травму и ему поставили диагноз — гемофобия. Танджиро не может выносить кровь, его сразу начинает мутить, если не рвать. На стейк ему до одури плохо даже смотреться, не то что касаться и чувствовать, как из свежего мясо всё ещё идёт кровь животного. Парень уверен, сейчас на него смотрит пара глаз, что налиты этой отвратной жидкостью. Потянувшись за кружкой, Танджиро сделал из неё глоток. Травяной настой для успокаивания нервов, что ему прописал врач. Танджиро засунул кровоточащий палец в рот, как делает это всегда. Он так и слышит дребезжащий в лёгкой панике голос Зеницу: «Ты что! Это не гигиенично! Дубина!!». На это студент хихикнул. Камадо только обернулся к столу, за которым недавно сидел и мирно пил чай, а теперь, на нём аккуратно лежит маленький пластырь и перекись. Танджиро затрясло. В глотке встал ком, словно она опять наполняется тягучей юшкой, но на этот раз сплюнуть никак нельзя. Танджиро отступил к столешнице с мясом, оперевшись на неё руками — страховка, если ему станет совсем дурно. Камадо так и чувствует, как виски и спина покрываются бусинами холодного пота. Глаза мечутся по кухне, в бесполезной попытке отыскать виновника всех его бед этого года. Шумно сглотнув, Танджиро прикрывает очи и активно мотает головой. Он мысленно считает до десяти, восстанавливая дыхание, как учил его отец. Вспомнив своего родителя, Камадо ещё больше воспрял духом. Уверенно, хоть и немного боязливо парень оглядывает помещение, но на кухне никого. От этого становится чуть легче, но Танджиро нутром чувствует, что домовой всё ещё следит за его действиями. Рвано выдохнув, Танджиро в беспомощности сжимает кулаки. — Хватит! Оставь меня! — Он зло смотрит на предметы на столе. Появляется желание скинуть их вместе со столом. Желательно в домового. После этих слов наступила звенящая тишина; от внутреннего напряжения Танджиро обострил слух. Глаза всё ещё мечутся по кухне. Камадо простоял так пару долгих минут и в нём заклокотал праведный гнев. « — Трус! Всё исподтишка!» У Танджиро было жуткое желание крикнуть гостю, чтобы он показался, но здравая часть рассудка говорила до ужаса похожим на истерический голос Зеницу, предостерегая, что это явно плохая и провальная идея, о которой станет только хуже. В этот момент совсем над ухом, Камадо уловил движение воздуха — кто-то слабо дунул ему на ушко. Танджиро испугался и застыл, словно всё его тело покрыл иней. Инстинкт самосохранения мигал в голове красными печатными буквами говоря: «БЕГИ!». Но Танджиро не смел двинуться – тело просто не слушало, из-за парализовавшего страха. Где-то сверху послышался беззлобный смешок. Камадо медленно поднял глаза к предполагаемому источнику звука, пока лёгкие сжимал в холодные тиски животный ужас. Под потолком никого не оказалось, к облегчению старшего клана Камадо. Студент уловил шорох бумаг и глянул на стол. Туда медленно, можно подумать, вальяжно опускался маленький лист. Прямо рядом с медикаментами. Парень сглотнул, но не тронулся с места – все жутики, учат не приближаться к таким фокусам со стороны нечисти, ибо это слишком опасно. Но в желудке Танджиро моментально похолодело: лист медленно поднялся в воздух, словно его кто-то взял в руки. Бумажка поплыла по воздуху и остановилась перед лицом Камадо, на уровне его глаз. Студент осознал неприятную ностальгию с этого острого, каллиграфического почерка. «Мудзан Кибутсуджи. Рост - 179, вес - 75 кг. Возраст - около тысячи лет (не помню).» После прочтения Танджиро впал в ступор. Он что, в Тиндере? На обратной стороне листка была надпись следующего содержания: «Я тебя не трону. Успокойся. Обработай палец и садись снова пить чай. Мясо положи в тарелку и отнеси в ванну. Вино можешь не наливать.» Односложные, простые предложения, словно команды собаке. Танджиро открыл было рот чтобы возмутиться, но тут же его закрыл, слегка клацнув зубами. На стол вновь опустилась записка. Камадо отложил на столешницу первую и осторожно приблизился к столу. Этот лист был больше. Танджиро взял его в руки и удивился – теперь почерк другой, более мягкий и спокойный, но явно написанный в возбуждённом состоянии. «Привет! Я Ренгоку Кёджуро! Зови меня просто Кёджуро, мальчик мой! Наш дражайший друг так сух и груб с тобой, что я подбил его на эту записку, но он всё равно схож с бревном! Не пугайся нас, Танджиро! Мудзана ты видел, меня же – нет, но это не страшно, позже, если захочешь, я покажусь, мой мальчик! Мне 120 лет, ростом в метр 77, вес – 72 кг, я похож на двадцатипятилетнего парня! О тебе я знаю практически всё, но ты о нас вообще ничего, ха-ха! Забавно, правда?! В ходе наших бесед мы можем получше друг-друга узнать, так что не беспокойся! Тебе уже двадцать два, так что то, что мы пробудились не удивительно! Мы благодарны тебе за помощь в освобождении от скверны! Меня совсем свалило, и я очнулся от сна только пару месяцев назад! Мы не хотели тебя пугать появлением ещё и меня, ибо видели, в каком ты был состоянии! Мы не в праве вмешиваться в твою жизнь и мир, но мы пламенно хотим узнать, кто тот монстр, что заставил нас стать такими же чудищами, как и он сам! Я и Кибутсуджи совсем излечились от черни, но, мой мальчик, мы испытываем странное чувство с оттенком злости в момент нахождения тебя и малышки Незуко в близости к другим, чужими от клана Камадо людям! Люди называют это ревность, да?! Это забавное слово звучит очень смешно! Хочу попросить у тебя прощение не только от своего имени, но и имени Мудзана! Он очень несчастен*, когда ты его пугаешься! Ха-ха!» Камадо читал и по мере продвижения по тексту, его брови то быстро вздымались вверх от удивления, то сдвигались к переносице и хмурились. Отправитель имел забавную манеру письма, чего стоят восклицательные знаки в каждом предложении и явно болтливую натуру. Письмо отвечало на некоторое количество вопросов, но, всё ещё не на все. Камадо обуяли странные чувства интереса, стыда и страха, что он просто душевно больной и ему это сниться. Танджиро шумно вздохнул и осел на пол рядом со столом. Колени до сих пор дрожат, а сердце, хоть уже и не бьётся в горле, но всё же гоняет кровь и адреналин очень быстро; студент тыльной стороной ладони стёр пот с висков. — Чем я так провинился в прошлой жизни?... — Встань. Пол грязный. — раздался за спиной Танджиро прохладный, расчётливый голос. Камадо отскочил к стене напротив от говорящего. Перед ним был тот мужчина, которого, по-видимому звали Мудзаном. Он смотрел без тени эмоций, сложив руки на груди. На нём были традиционные погребальные одежды, но цвет их разительно отличался от оригинала – антрацитово-чёрные ткани обрамляли и заканчивали образ этого холодного, как сталь человека(?). Одежды подчёркивали бледность его кожи, волнистые волосы, что уподобились вороньему крылу и алые глаза. — Ты оглох? Встань с пола. — последнюю фразу мужчина проговорил по словам, с расстановкой, высокомерно приподняв подбородок. К Танджиро вновь вернулось то чувство опасности, а кровь отлила от лица — теперь кожа Камадо была похожа на Мудзанову. Несмотря на свою внезапную бледность, Танджиро обуял жар, словно его лихорадит. Такое было только в тот день, когда чернь заполнила всё нутро Камадо, не давая и шанса выбраться из той тьмы. Это ощущение накатывало словно снежная буря, а взгляд Танджиро всё сильнее мутнел, словно покрывался толстой коркой льда. Кибутсуджи раздражённо цокнул. — Ренгоку, ты мне это хотел показать? Как он «обрадовался»? — Кибутсуджи говорил с нотками обиды, еле сквозящими меж его раздражённых слов. — Спокойно, мой друг! Танджиро умный и смелый мальчик, ему просто нужно время адаптироваться. — С задором раздался голос над Камадо. От этого мягкого, но яркого баритона желудок сделал сальто, но, Танджиро так и не понял, от какого именно чувства. Парень с серьгами повернул голову в сторону голоса. За столом сидел мужчина, правда похожий на семпаев из университета Камадо. Отличало его от них погребальная одежда, на этот раз тоже необычная — белая, но с узором яркого пламени на полах. Танджиро моргнул и выпрямил спину. Он заприметил на поясах гостей вещи, которые, как он знает, к умершим отношения не имеют. Если же у Мудзана был складной чёрный веер с алым, как закатное солнце журавлём, то Ренгоку при себе носил катану самурая; гарда была выполнена в виде языков пламени и Танджиро она показалась до жути знакомой. Это странно. Камадо всё ещё испуганно оглядывал ночных гостей. Лицо Кибутсуджи тронула лёгкая усмешка, задев лишь кончики губ, и сразу пропала, а Кёджуро же, разразился громогласным смехом, заполнившим всю квартиру своей задорностью. — Мы рады познакомиться с тобой лично, Танджиро Камадо. — Ласково произнёс Ренгоку. «Что вообще за чертовщина твориться, кто-нибудь мне скажет?»— Обречённо думал Танджиро.