***
9 октября. День выдался тёплым и солнечным, Антон в школу пришёл рано. Нарочно оставшись в коридоре, он пообещал дождаться Глеба, надеясь застать Арсения Сергеевича. Каждый раз парень взволнованно поднимал глаза на входящих в холл, но каждый раз он разочаровывался. Химию заменили алгеброй. Выходит, сегодня снова предстоит пережить занятие с ним. Казалось бы, один из немногих дней, когда он может не волноваться из-за математики, и тот испорчен. Хотелось совершить что-то безрассудное… В коридоре людей почти не было; даже дежурные пока ещё не стояли на своих постах. Только учителя изредка проходили мимо, кидая Антону глухое «здравствуй», отчего парень вздрагивал и кивал в ответ. Наушники он не надевал. Даже наоборот, он вслушивался во все второстепенные звуки, ожидая, возможно, издалека услышать его голос. Однако, этого не происходило. Ближе к двадцати минутам восьмого объявился Глеб, одетый в чёрную рубашку и голубые джинсы. У него всегда получалось выглядеть хорошо, чему Антон очень завидовал. — Там Арсений Сергеевич приехал, — пожимая руку Шастуну, сообщает он, — я с ним пересёкся, и мы даже поговорили. — Вы поговорили? — вскинул брови Антон, словно эта информация изначально не могла быть правдой, — в смысле, и о чем? — Сейчас поймёшь, — улыбнулся Глеб, оборачиваясь на стеклянные двери, — обрати внимание на его одежду… ну вдруг, ты не поймёшь, ты же туповат… — Антон недовольно ударил друга по плечу, после чего облокотился на стену. Глеб в это же время не спеша опустился на скамью и завязывал шнурки, что-то тихо напевая себе под нос. Внутри снова подскочило былое волнение, смешанное с предвкушением, по которому Шастун уже успел соскучиться. Хотя, честно говоря, и страх тоже в палитре эмоций был различим. После того случая в кафе они с Арсением, вероятно, немного отдалились. Осознанно, а не случайно. Намеренно. — Может, просто скажешь? — предлагает Шастун, ощущая в груди сдавливающую тревогу, — не хочется мне его видеть… — добавляет он чуть тише, складывая руки на груди. Глеб поворачивает на него голову, внимательно всматриваясь. Глаза сразу падают на его светло-розовую футболку и черные джинсы. В этот же момент Антон почувствовал себя немного некомфортно; первый раз он носил что-то розовое. — Нет, ну это правда забавно, — обиженно усмехается Сорокин, поднимаясь с места и отряхиваясь, — тем более, он уже идёт! — всматриваясь в проём двери, сообщает он. Антон резко поворачивает голову на Арсения, некоторое время рассматривает его одежду и с ужасом понимает, что мужчина, посмеиваясь, идёт к ним. — Видишь? — довольно говорит Глеб, показательно вставая рядом с учителем. Арсений, чуть нахмурившись, тоже улыбается и смотрит сверху вниз на Сорокина. Парень среднего роста, но учитель был конкретно выше него, (не говоря уже об Антоне). — Подумаешь, так совпало, — пожимает плечами математик, имея в виду одинаковую одежду, — не разделяю твоего удивления. — Ну бросьте, Арсений Сергеевич, — улыбается Глеб, отступая и останавливаясь рядом с Антоном, который всё это время бесстыдно рассматривал учителя, — я не помню, когда вы последний раз приходили в джинсах. Но вам очень идёт, согласись, Антон! — и, толкнув друга, Глеб снова заходится в ненавязчивом смехе, — извини… — Так лучше не делать, — указывая на толчок, говорит Арсений, продолжая улыбаться и рассматривать молчаливого Шастуна, — а то он может вновь не устоять и сбить меня с ног. Антон поднимает глаза на Арсения и хмурится. — Случайно, конечно, — встречаясь с его недовольным взглядом, добавляет учитель. «Неужели ты в таком хорошем настроении?» — думает Антон, слегка приподнимая голову и уводя глаза, — «или это потому, что ты разговариваешь именно с Глебом?» Переведя взгляд на рыжеволосого парнишку, Шастун тяжело выдыхает. Мало ему было, когда один лишь Сорокин его стебал, так ещё и Арсений Сергеевич к нему присоединился. «Просто блеск» — Это точно, — смеётся Глеб, опираясь на плечо Шастуна, — кстати, мне сестрёнка тут рассказала, что вы на следующей неделе ведёте девятый класс в кино. Это так? — Ты… зачем мне напомнил, — грустно смеётся Арсений, поднимая ладонь к лицу, — я совершенно не хочу идти, — потирая шею, продолжил он, — а я уже совсем забыл об этом. — Вы сопровождающий? — встревает в разговор Антон, обращая на себя внимание учителя, — по какому поводу? Арсений пару секунд смотрит на него с подозрительным прищуром и, вздохнув, пожимает плечами. Голову посещает странная мысль, в осуществление которой Попов нисколько не верит. Однако, попробовать стоит. Хуже, вероятно, он уже не сделает. — Да ни по какому, — бросает Попов, замечая, что одно присутствие Антона рядом с ним заставляет его улыбаться, — что-то типа «давайте соберёмся в честь начала учебного года», — спародировал учитель ученицу, резко вскинув руку и активно ей дёргая, — а то, что октябрь на улице никого не волнует. Антон, замечая, что обращается Арсений в основном к Глебу, нахмурился и больше не улыбался. Сорокин словно перетягивал внимание на себя. Попов же, увидев расстроенного Шастуна, слегка стушевался, снова убирая руки в карманы. Хотелось прервать и заявить о своих правах прямо в лицо Арсению. «О каких правах, Антон?» Попов чуть наклонил голову, заглядывая в глаза подростку, но тот упрямо на него не смотрел. «О правах на него» А может, он действительно не замечал поведения учителя, думая о чём-то отвлечённом? Почему-то Арсений был уверен, что поведение подростка оправдывается последней недо-ссорой в кафе. «О блядских правах на него всего» — Так давайте мы составим вам компанию, — улыбается Глеб, — а можно вообще детей оставить в одном зале, а самим пойти в другой! Ничего же с ними не случится, верно? — Заманчиво, — смеётся Арсений, согласно кивая, — но очень безответственно. — Ну вы тогда имейте в виду, что на следующей неделе можете присоединиться к нам, — радостно сообщает Сорокин, дёргая Шастуна за руку, отчего парень вздрагивает и растерянно смотрит на него, — Антон будет очень рад; больше скажу, он только ради вас и пойдёт! Иначе я его из дома не вытащу. — В таком случае, грех не согласиться на твоё предложение, — как-то печально улыбается в ответ Арсений, после чего двигается в сторону лестницы, — приму к сведению. — Удачного дня! — произносит Сорокин вслед учителю, который ещё пару секунд всматривается в непривычно спокойного Антона, а после, кивнув, уходит. Глеб, дождавшись, когда Арсений Сергеевич совсем скроется из виду, в ожидании смотрит на Шастуна. Антон тоже переводит на него удивлённый взгляд и молчит. — Ну и что это было? — спрашивает Сорокин. — Это я должен спросить, — раздражённо бросает Шастун, срываясь с места и следуя вдоль коридора, — что это было? Какое кино? Почему я, блять, буду рад обществу Арсения Сергеевича? — Да потому что я не слепой! — смеётся Глеб и садится на скамейку, — иди сюда, подождём Артёма с Ирой, всё равно делать нечего. Услышав имя Кузнецовой, Антон невольно хмурится и тихо матерится под нос.***
17 октября. Дни летели так быстро, что Антон не успевал ориентироваться во времени. Вроде вчера прошло первое сентября, наполненное тревогой перед разговором с Арсением, а сегодня уже октябрь. Погода стала отвратительной; дожди, не прекращая, омывали серый город; тучи, кажется, навсегда затянули небо в тёмную вязь. Вероятно, ничто не смогло бы ухудшить положение Антона, однако, и общение с Арсением Сергеевичем не менялось; они совсем отдалились друг от друга. Иногда, конечно, приходилось перекидываться несколькими словами; они даже пару раз открыто разговаривали, но ничего «переходящего за грани» не происходило. И Шастуну из-за этой наступившей холодности в общении было очень тоскливо. Настолько, что, кажется, всё потеряло смысл. — Во сколько завтра встречаемся? — спрашивает Глеб, допивая уже остывший чай. Антон растерянно смотрит на него, затем уводит глаза в сторону, пытаясь вспомнить, о чём договаривался с другом, а после неловко улыбается и пожимает плечами. — Напомни, о чём ты? — Во сколько идём в кино? — усмехается Глеб, — Арсений Сергеевич идёт к девяти и встречает девятиклассников около главного входа. Там же будет их классная руководительница. — Ты серьёзно? Я не пойду ни в какое кино, — качает головой Шастун, чувствуя ноющее желание где-то глубоко на подкорке, — тем более, с ним! И вообще, почему он сопровождающий? Помнится мне, он руководитель одиннадцатиклассников. — Я знаю, что ты пойдёшь, просто поломаешься, — отмахивается Глеб, — а сопровождающий он потому, что Юлия Константиновна его подруга. А ты вообще её видел? Каждый мужик хотел бы иметь такую подругу. — Не видел, и слава богу, — буркнул Антон, хмурясь, — и я не ломаюсь. — Знаешь, я вообще не удивлён, что это именно ты сказал! Юлия Константиновна огонь, — отвечает Глеб, заливаясь прерывистым смехом, — и вообще, не бросишь же ты меня одного, правильно? — А тебе-то зачем идти? — искренне недоумевает Шастун, подперев голову ладонью. Парни сидели в столовой после уроков; это стало их маленькой традицией. — Я сестре пообещал, — вздыхая, отвечает Глеб, — который раз уже тебе об этом говорю, — упрекает друга парень и наигранно надувает губы, — так что? Ты меня бросишь одного или всё-таки составишь мне компанию? — Нет, в таком случае, составлю, — выдыхает Антон, — но мы будем в одном зале, а они в другом, правильно? — Как получится, — пожимает плечами Сорокин, — я же не могу отвечать за Арсения Сергеевича. Антон больше не отвечает; конечно, он изначально хотел бы пойти в кино с математиком, но… с классом? Зачем ему это?***
Когда Антон шёл на дополнительное занятие с Арсением, он уже знал, чего хотел. Из-за навязчивых мыслей волнение усиливалось в несколько сотен раз. И, наверное, лишь поэтому Шастун особенно плохо решал заготовленные номера. Он не мог думать про алгебру, не мог сосредоточиться на уравнениях; даже Попов в какой-то момент осознал, что парень не в себе. — Нет, ну… у тебя получается, — устало говорит Арсений, замечая на себе тот самый уверенный взгляд, от которого становится неудобно; он почти ощутимый физически, — что случилось? — Ничего, — пожимает плечами Антон, неловко улыбаясь, — просто вы сегодня какой-то взвинченный. — Возможно, — кивает Арсений и отворачивается, не замечая тихого подъёма ученика, — но давай вернёмся… Антон? — обернувшись, Попов видит Шастуна, медленно бредущего к его учительскому столу, и замирает. Парень выглядит слегка напряжённым и взволнованным, но это абсолютно точно теряется в его решительности. Попов позволяет ему подойти почти вплотную и, не спуская глаз с лица ученика, опрокидывается на спинку стула. — Арсений Сергеевич, — говорит он, отчего пришлось задрать голову выше, — вам не надоело возиться со мной? — Что? — хмурится Попов, — отчего мне должно надоесть? — замечая тонкое запястье, ведущее по столу, договаривает мужчина. Он опускает глаза на изящные окольцованные кисти и, не сдерживаясь, жмурится, вскидывая левую руку и растирая глаза. О чём он думает? Точно не об алгебре. Становится ясно, что Антон что-то задумал… …и не сказать, что Арсений сильно против его действий. — Не знаю, вы тратите на меня много времени, — а затем Антон делает то, чего так боялся Арсений: медленно спустившись на корточки, парень упирается локтями в колени мужчины и подпирает голову ладонями, — не жалко? — Жалко чего? Времени? — выдавливая из себя, отозвался Попов, замечая подрагивающую улыбку на губах подростка; тот явно понимает, какое влияние оказывают его действия. Он, сидя в ногах учителя, кажется, чувствовал себя совершенно комфортно. — Нет, на тебя мне нисколько не жалко… ни времени, ни чего-либо, в принципе. Антон в ответ улыбается и следит за заинтригованным прищуром Арсения; мужчина, кажется, вовсе его не останавливает, совсем невесомо касаясь своими руками его ладоней. Как будто лишь визуально их «контролируя». Считая, видимо, что это может помочь. Попов продолжает сидеть, напряжённо всматриваясь в улыбающиеся глаза напротив… с такими яркими, горящими рыжеватыми крапинками в зелёной радужке, что, кажется, от них загорается всё вокруг. И он сам тоже. — И себя не жалко? — едва слышно спрашивает Антон и встаёт, сгибаясь так, чтобы быть в нескольких сантиметрах от лица учителя; он ставит обе руки по разные стороны от его плеч, упираясь ими в учительский стул, и чувствует внутри восторженное ликование. «Это действительно происходит». — И себя… — нервно шепчет в ответ Арсений и первый подаётся вперёд, порывисто накрывая губы ученика своими. Он первый оступился. Первый решился на это. Первый ударил по границам. Не Антон, а именно Арсений. И винить ученика в провокации смысла нет, он сам действительно этого захотел. Сам. Внутри, кажется, всё рушится. Все рамки, все границы с глухим треском обваливаются вниз. Арсений, совсем нежно, трепетно целуя приоткрытые губы, слышит эхо прежних сомнений, осознавая вдруг, что с него хватит. Он, поднявшись с места, перехватывает руки Антона и углубляет поцелуй, отчего парень сам двигается вперёд, нарочно прижимая учителя к доске. Кажется, даже не мытой. Но это, вероятно, последнее, на что они обратили бы внимание. Однако, Арсений всё равно останавливает распалённого парня перед собой; он упирается ладонью в его грудь и отворачивается, не позволяя поцеловать себя снова. Антон просто смотрит на него, не понимая, что он сделал не так. «Отчего такая реакция?» Глухое, тяжелое дыхание Шастуна сводит с ума; кажется, ещё немного, и он упал бы перед ним на колени, умоляя не продолжать. Умоляя помочь остановиться и оставить его одного. — Нам нельзя оставаться вдвоём… — говорит Арсений и аккуратно обходит Антона, — блять… — утыкаясь лицом в холодные, дрожащие руки, шипит он, — блять, какого хера… — Арсений Сергеевич, — зовёт его Шастун, обернувшись и идя следом, — Арсений Сергеевич, — но ответа так и не было, — Арс! Мужчина поворачивается и смотрит на ученика, качая головой. Обратного пути теперь нет; он позволяет снова к себе подойти и, не поднимая глаз, следит за руками Антона, которые небрежно и неумело расстёгивали первые пару пуговиц его рубашки. — Что ты хочешь? — хмурится Арсений, поднимая свою руку, но Антон её быстро перехватывает и строго смотрит ему в глаза. — Помолчите, — тихо говорит он, отчего Попов нервно выдыхает; он опять ему поддаётся, опять чувствует, как внутри что-то обламывается. А затем видит искрящиеся желанием глаза, спустившиеся на оголённую шею, и чувствует невесомое касание тёплых рук на своей коже. — Блять, Антон… — шепчет Арсений, чуть отстраняясь, но Шастун берёт его шею ладонью, не позволяя отойти. Антон, чуть наклонившись, повторно касается губ учителя, который на этот раз ему не отвечает. Он лишь немного отворачивается, разрывая поцелуй, отчего Шастун опускает руки и резко отстраняется. — Серьёзно? — громче восклицает Антон, отчего Арсений неуверенно переводит на него уставшие глаза и едва заметно мотает головой.***
Арсений не мог найти себе места после произошедшего; он часами думал и вспоминал то, что случилось; корил себя, жалел о том, что вовремя не остановил… что снова поддался… «Ты первый начал» «Ты снова начал первый» Третья кружка кофе не помогала; ученик девятого класса доделывал вариант ОГЭ прямо перед его носом, а Арсений всё никак не мог сосредоточиться на занятиях. Хоть бери отгул, чтобы немного разобраться. «Он всё ещё ребёнок» Арсений уткнул лицо в ладони и крепко зажмурился; глаза слезились от недостатка сна, пальцы едва пахли сигаретами. Да, в последнее время он достаточно много курил. Чёртово Шастуновское влияние. «Он не выглядит как ребёнок» — Посмотрите, — звучит где-то издалека, и Попову приходится приложить максимум своих усилий, чтобы проверить написанное. Он безразлично водит глазами по уравнениям, рассматривает графики… и понимает, что почерк у Антона лучше. «Опять Антон?» — Всё верно, — шипит мужчина и встаёт, — я вышлю тебе парочку вариантов, а сейчас пока что всё. Наконец-то, он останется в одиночестве. Парнишка, отучившийся на дополнительных, быстро собирается и в тишине уходит, а Арсений с глубочайшим облегчением выдыхает. Как всё достало. Уже поперёк горла этот Антон. «Сколько можно думать о нём?» — в сотый раз задаёт себе этот вопрос Арсений и раздражённо заваривает четвёртую кружку кофе; на ум приходит идея напиться и вырубиться спать, что, конечно, очень тешит фантазии мужчины. Поэтому, в следующий же момент, Попов достаёт из нижнего шкафчика небольшую бутылочку коньяка и рюмку. Арсений любит, когда вокруг него всё эстетически красиво. Привык, что всё должно быть в порядке. Поэтому, аккуратно расставив на стеклянный столик всё нужное, он гасит свет и падает в бархатное кресло. Голова гудит. Пить в понедельник, наверное, не самая лучшая идея, но даже она кажется Арсению самой логичной из всех. Честно говоря, напиваться Попов не любил; точнее, не выходило у него выпить столько, чтобы потерять над собой контроль. Кажется, он мог выпить две или три бутылки виски, оставаясь при этом в трезвом уме. С Серёжей пить вообще было невозможно: этот ЗОЖник всегда портил вечер своим нравоучительным причитанием. Но сейчас всё равно. Серёжи рядом нет: он один. С ним только его мысли и образ Антона, который упрямо не хотел его покидать. 00:43 Последняя рюмка далась особенно легко. Арсений чувствовал лёгкость, небольшое помутнение и… наконец-то, он смог расслабиться. В чуть пьяном состоянии мысли об Антоне приобретали новый, такой запретный характер. Хотя, вероятно, нисколько не новый, а даже старый, просто Арсений всегда себя за подобные фантазии ненавидел. Парень садится на корточки и легонько касается своими ладоням колен мужчины, чтобы сохранить равновесие. Арсений вынужденно опускает на него глаза и почти задыхается; в таком амплуа Антон выглядел особенно хорошо. Запрокинув голову назад, Попов тяжело выдыхает и жмурится. На подкорке гуляют навязчивые образы Шастуна, с каждой секундой становясь всё смелее и развязнее. — И себя не жалко? — шепчет парнишка и слегка приподнимается. Арсений следит за его настроением: игривым и боязливым. — Блять, всё, прекращай, — упрекает себя Арсений и поднимается с места; нужен душ. Определённо нужен холодный душ и много сна. Опустив глаза на время, он вымученно вздыхает и клянёт себя за неумение блюсти режим. Арсений подаётся вперёд и первым касается податливых тёплых губ. Антон тут же отвечает на этот поцелуй и смело перехватывает инициативу. Кажется, расслабиться не вышло и с алкоголем. Наоборот, только хуже. Чувствуя растущее напряжение и тяжесть внизу живота, Арсений сдаётся и первый раз осознанно касается себя. Антон тяжело выдыхает, едва слышно, и продолжает, углубляя, поцелуй. — Блять, дрочить на учеников в мои планы в этом году не входило.