***
Весь оставшийся день Арсений не находил себе места; он винил себя в своём поведении и не мог успокоиться, переживая за состояние Шастуна. Вероятно, он напугал его. Это было видно. — Арсений Сергеевич, я написала, — протягивает свою работу одна из шестиклассниц, (наверное, самая маленькая ученица Арсения), вырывая тем самым учителя из затягивающих мыслей, — хотя я не знаю, как решать третий номер… Попов едва заметно вздрагивает и берёт тетрадь девочки; невидящими глазами пробегаясь по аккуратно написанным цифрам, он старается сосредоточиться. Честно, старается. Вдумывается в написанное, тщетно умоляя Антона хотя бы ненадолго покинуть его. — Вы признаете, что это свидание… Блядские мысли… Арсений хмурится и возвращается к началу решения; да что же это такое… сколько можно? «Прошу, оставь меня в покое. Минуту. Я прошу одну лишь минуту» — …кто-то один платит за двоих, в основном, на свиданиях, правильно? Попов, не выдерживая, откладывает листок и закрывает глаза руками; за всеми движениями математика следит ученица, заинтересованно переводя взгляд на свою работу. Арсений же, пару минут ничего не объясняя, поднимается с места и ставит чайник. — Я неважно чувствую себя, — поясняет он, заметив огорчённый взгляд ребёнка, — хочешь чай? — Давайте… — неловко улыбается девочка; её рыжие волосы, заплетённые в тугую косичку, каждый раз заставляли умилённо улыбаться. Попов берёт для Нины кружку и ставит рядом со своей, кофейной. — А какой чай ты пьёшь? — спрашивает он и садится, предпринимая очередную попытку сосредоточиться на контрольной работе девочки. «А какой чай пьёт он?» — Обычный, — пожимает плечами она, — с двумя ложками сахара. Арсений только кивнул в ответ; Нина решает простейшие для него номера, а он не может их даже проверить. Даже увидеть. — А какой вы пьёте? — спрашивает она, склоняя веснушчатую голову вбок; Арсений поднимает на неё глаза, некоторое время рассматривая, а затем передёргивает плечами. — Я пью кофе, — отзывается он, неловко улыбнувшись в ответ, — без сахара и молока. — Сурово, — усмехается Нина, подпирая рыжую голову бледной ладонью, — зато не надо лишний раз тратиться. Арсений, вскинув брови, смотрит на девочку и неуверенно кивает; надо прекращать. Возвращаясь к началу первого номера, он тяжело выдыхает и трёт глаза, после чего снова пытается проверить решение. Снова тщетно.***
Время, когда ты так занят собственными мыслями и грызением, летит незаметно. Кажется, ты только что провожал взглядом того самого высокого парня, медленно бредущего к выходу из бара; ты только что кивнул ему, прощаясь, а он, едва ли улыбнувшись, сделал то же самое в ответ. Вроде бы только что ты курил с ним, рассматривал чуть дрожащие окольцованные руки, улыбался его странной манере поправлять чёлку, встречал чуть встревоженный взгляд его зелёных глаз и боролся с невесть откуда взявшимися смущением и робостью… В который раз бездумно затягиваясь, Арсений невидяще смотрел в окно, небо за которым уже скрылось за тёмной призмой ночи. Свежий воздух ощутимо касался его кожи, отчего приходилось сдерживать дрожь. Хотя, иногда казалось, что трясло его не из-за холода. Думать, что его настолько затянуло в эту трясину, не хотелось… не хотелось, потому что он знал: это было действительно так. Его затянуло настолько, что одна лишь мысль о нём заставляет кидаться в нервную лихорадку. В такие моменты возникает навязчивое желание узнать, что всё это происходит не с ним. Это кто-то другой, кто-то иной ежедневно выдерживает неосознанное давление с его стороны… кто-то другой, но не он. Совершенно непохожий на него… каждый раз этот «кто-то» не позволяет ему спокойно существовать дальше, перекрывая горло и сдавливая. Раньше ведь всё было лучше? Даже навязчивые звонки Дениса его не бесили; наоборот, он был им рад. По-крайней мере, он считал, что это и была радость. А стоило в его жизни объявиться какому-то долговязому подростку, он осознал, что чувство этой самой радости оказалось пустышкой. Он сам себя хотел убедить, что был счастлив. А теперь это было проблематично: верить в своё ничтожное, жалкое, показное счастье он больше не мог. Не осталось ни сил, ни желания. Его действительно затянуло. Чувствовать искренний детский восторг от такого несмелого касания к ладони; ощущать тянущее предвкушение, едва ли заметив на себе заинтригованный уверенный взгляд; позволять ему и потакать его несмелым прихотям. Потакать, потому что в этом появилась наркотически-необходимая нужда. Нужда видеть его и чувствовать рядом с собой. — Хотелось вдруг его остановить… — едва слышно диктует мужчина в пустоту; однако слова эти теряются где-то там, где-то в темноте, не позволяя заключить их в памяти, — и тут же, переполненное кровью… спешившее, по-твоему, любить, сравнить… — шепча внезапно пришедшие на ум строки, которых, кажется, он и не знал раньше, продолжает Арсений, — его любовь с твоей любовью. Окончательно затянуло. Сдавило и перемололо, не оставляя ни единого шанса на спасение. Спасение, которого Арсений бы не попросил.***
4 октября. Ожидая, Антон забрался на подоконник и приложился к холодному окну. Сегодня всё было подозрительно спокойно; Арсения Сергеевича он пока что не встречал, и поэтому внутренне он тоже был умиротворён. Хотя, наверное, не прекращая думать о математике, Антон всё равно не давал себе времени отдохнуть. Что дома, вернувшись после этого импровизированного свидания, он думал. Что сейчас, не обращая внимания на снующих подростков, он думал. Следующий урок, кажется, литература. Что-то подсказывало, что и там сосредоточиться на Достоевском у него не выйдет. — Учителя нет? — негромко спрашивает Ира, медленно приблизившись к парню и остановившись в полуметре от него; Антон вздрагивает и несколько секунд вглядывается в её хмурое, серьёзное выражение лица. Девушка неуверенно заглядывает в его глаза и улыбается. — Он в классе, — небрежно бросает Антон, уводя взгляд в сторону, — и все остальные тоже. — А ты чего здесь тогда? — с прищуром продолжает Кузнецова, натягивая хитрую улыбку; Шастун поворачивается на неё, несколько секунд не сводя внимательного взгляда с карих глаз девушки. В это же время она со второй попытки садится к нему на подоконник и задевает его ногой. — Просто, захотелось, — пожимает плечами Антон, опуская глаза, — а ты чего? — А я к тебе пришла, — нервно кидает Ира, после чего внимательно вглядывается в реакцию парня, — не мешаю? — и, дождавшись кивка с его стороны, она снова натягивает довольную улыбку. Сердце заходится с новой силой, когда он улыбается ей в ответ; кажется, изнутри её бьёт такой сильный ледяной тремор, что говорить становится сложнее. — А ты что-то конкретное хотела? — аккуратно уточняет Антон, рассматривая завитые каштановые волосы, спадающие на зелёный свитер одноклассницы. Ира снова нервно пожимает плечами и качает ногами, смотря в пол. — Составить тебе компанию, — тихо бросает она через несколько секунд, — а ещё я надеялась, что ты составишь компанию мне. Например, сегодня вечером? — и, обернувшись на Шастуна, она взволнованно рассматривает его неуверенное, удивлённое лицо. — Сегодня вечером, — эхом повторяет Антон, неловко улыбаясь, — ну… а куда ты хочешь пойти? — Не знаю, — чуть громче отзывается Ира, понимая, что парень, кажется, и не против; в который раз она волнительно заламывает себе пальцы и усмехается, — а куда бы ты хотел? — Я бы… я тоже не знаю; просто погулять? — тихо предлагает Антон, вздрагивая из-за резкого появления Павла Алексеевича, только что вышедшего из кабинета; мужчина машет кому-то в сторону, а затем смеётся. Сердце заходится в волнительном дребезжании, когда, обернувшись, Шастун видит его. Ни дня покоя. Математик несколько секунд смотрит на сидящих на подоконнике учеников, пожимает руку учителю русского и отчего-то хмурится. — Да, можем в парк пойти, — радостно повышает голос Ира, не обратив никакого внимания на учителей; все её мысли были заняты им, — я рада, что ты согласен! Антон неловко спускается с подоконника, чувствуя на себе заинтересованный взгляд голубых глаз, от которых сразу стало не по себе. Вокруг сновали толпы, иногда случайно задевая Шастуна, но в этот же момент никого, кроме них не осталось. Кроме Антона и этих глаз, направленных на него. — Я уже который день хотела тебя куда-нибудь пригласить, — нервно смеётся Кузнецова, кажется, совсем не замечая волнения одноклассника, — а ты всё бегаешь. — Явно не от тебя… — туманно отвечает Антон, осознавая, что он смотрит. И он, блять, слышит. Ира смеётся; а Антон, совсем растерявшись от произошедшего, не обращает ни толики внимания на её смех. Он следит за неловко отступающей девушкой, нервно ему улыбающейся и оборачивается. Тут же пересекаясь с холодным взглядом математика, плечом облокотившего о стену, Антон чувствует, как внутри всё сдавливает. Воздуха не хватает, отчего приходится дышать максимально глубоко. Он стоит один, Павла Алексеевича давно нет рядом. И он смотрит только на него; взгляд этот вымученный, уставший и разочарованный. — Арсений Сергеевич, — сокращая расстояние, идёт к нему Антон, пока сам учитель только сильнее сжимает губы, — как вы? — не найдя других слов для начала, он замирает перед мужчиной в метре и больше не сдвигается. — После уроков занятий не будет, — задумчиво бросает Арсений, разглядывая лицо Шастуна, — как я понимаю, ты сегодня занят? — Отчасти, — уходит от ответа Шастун, не спуская неуверенных глаз с серьёзного лица напротив, — но это ведь не должно влиять на наши занятия… — Правда? — вскидывает брови Попов, — мне почему-то кажется, что должно. — Если вам это важно, я никуда не пойду, — тише говорит Антон, а Арсений в ответ только смеётся, — только скажите. «Мне важно это… » «Мне… это важно?» — Нет, Антон, мне плевать, — качает головой мужчина, выдавлено улыбаясь, — занятий не будет по иным причинам. Не из-за тебя. — По каким причинам? — хмурится Шастун, делая пару несмелых шагов к учителю, на которые тот совсем не реагирует. Хотя внутренний скачок он проигнорировать не смог. — Они вряд ли касаются тебя, — пожимает плечами Арсений, — но если тебе действительно важна алгебра, ладно… — Важна, прошу, не отменяйте занятий! — нервно шепчет Антон, отчего Арсений слегка теряется. — Зайди ко мне после уроков и я дам тебе дополнительное задание на дом. Оценки не будет; эта практика чисто ради твоего же прогресса. — Я без вас не справлюсь… — через пару секунд отвечает Антон, и Попов лишь разводит руки в стороны; «ничем не могу помочь», — бросает он и уходит, оставляя ученика одного. Одного, в кругу множества людей. Антон возвращается в класс и останавливается перед партой Иры; девушка поднимает на него удивлённые…***
— Она пригласила меня, — встретившись раньше, объясняет Антон и мотает головой, — а меня это напрягло; Ира милая, но она совсем не нравится мне. — Зря, Ира действительно очень хороший человек, — отзывается Глеб, пожимая плечами, — и она очень красивая. — Я не спорю, просто… ну не нравится она мне, что я сделаю? — вздыхает Шастун, понимая, что перед Сорокиным он сам себя сейчас закапывает. — А Арсений Сергеевич? — тише спрашивает Глеб, тут же ловя на себе возмущённый взгляд друга, — я без шуток спрашиваю, ну правда! Мне нужно знать! — Он… он… и он тоже мне не нравится, — выдавливает из себя Антон, сам же разражаясь внутренним истеричным смехом от этих слов, — он же учитель! И я всё ещё не понимаю, с чего ты вообще решил… — Ты не видишь себя со стороны, — улыбается Глеб, — хотя… может, тебе он и не нравится; вероятно, я параноик. — Наконец-то… — кивает Шастун, чувствуя непреодолимую тоску и желание раскрыться; в голове всплывает добрый образ Димы и его уверенные слова: «ты всегда можешь обратиться ко мне». Вскоре приходит Оксана, неловко улыбаясь, и рассказывает про новую вышедшую песню своего любимого исполнителя; Глеб тоже его слушает, поэтому сразу поддерживает разговор. Антон же, ещё издалека заметив Иру, улыбается ей, замечая непринуждённую улыбку в ответ. Кажется, она не обижается. Решившись, он идёт девушке навстречу и легонько обнимает; Ира выглядит слегка уставшей или разочарованной: она ведёт себя тихо и почти не разговаривает. Её тёмная одежда вскоре сливается с темнотой наступившего вечера, а Антон винит себя в её настроении. Казалось бы, такая, как Ира, никогда не будет себя так вести. Но у него получилось провиниться и перед Кузнецовой тоже. — Слушайте, я что-то неважно чувствую себя, — в какой-то момент сообщает она, перебивая рассказ Глеба, — не стоило мне идти; — Может, я провожу тебя? — уже когда девушка отступила от компании, предлагает Антон, замечая в её глазах сверкнувшую надежду и толику былой, утренней радости. — Правда? — только и спрашивает она, пока парень поднимается с места, (друзья расположились на траве в парке), и оставляет Глеба с Оксаной в одиночестве. Друзья их спокойно отпускают, продолжив непринуждённый разговор, а Антон идёт вместе с Кузнецовой, чувствуя себя обязанным ей. — Прости, что не захотел идти вдвоём, — решился он после пятиминутного молчания, на что Ира в ответ только улыбнулась, — не знаю, что нашло. Но мы всё равно хорошо провели время, согласна? — Да, есть такое… — тихо отзывается Кузнецова и вдруг останавливается; на улице совсем темно, людей нет, изредка мимо проезжают машины, разбивая вечернюю тишину. — Что случилось? — Антон, — серьёзно говорит девушка и смотрит парнишке в глаза, чуть приподняв для этого голову, — я хочу, чтобы ты знал, что нравишься мне; не пойми меня неправильно, я не жду взаимности… просто, мне кажется, что так станет легче. Шастун стоял, замерев на месте, и ничего не мог ответить; этого он и боялся. — Как камень с души… — смеётся Ира и продолжает идти. Антон неуверенно следует за ней, пытаясь не думать о том, что, кажется, у девушки на глазах были слёзы. Ира же, чувствуя Шастуна позади себя, старается сдерживать рвущийся наружу плач; слишком долго она молчала. Сама себя до такого довела. И теперь, пытаясь быть тише, она чуть ускоряет шаг.