Всё сгорает, и ты перегоришь

      — Ты… что делаешь? — нервно усмехается Арсений, поднимая глаза и рассматривая выражение лица парня перед собой: требовательное.       Он как будто что-то ждал. Хмурился и совсем не улыбался в ответ. Как будто Попов где-то провинился.       — Ничего, — кидает он через несколько секунд раздумий, не выпуская руки Арсения из своей, — тебя что-то напрягает?       — Я, кажется, всё ещё твой учитель, — через пару минут напоминает мужчина, стараясь не смотреть в глаза ученику. Он следит за окольцованными кистями парнишки, пытаясь хотя бы визуально контролировать его действия. Сказанное звучало неуместно.       — Хочешь, чтобы я к тебе на «вы» обращался? Тебе так больше нравится?       — Я не об этом, ты же понимаешь, — передёргивает плечами Попов, выпрямляется и тяжело выдыхает, пытаясь аккуратно вытащить свою руку из цепкой хватки подростка, — Антон.       Шастун в это время, пользуясь некоторым замешательством учителя, старался максимально незаметно нащупать рычаг регулирования водительского кресла. Он всё ещё сжимал запястье Арса, в который раз удивляясь его ледяной коже. У самого Антона руки были тёплыми, и от этого ужасно хотелось согреть чужие холодные ладони.       — Да сколько можно бегать… — выдохнул Антон, подавшись вперёд; и Арсений, словно этого он только и ждал, тоже потянулся к нему, первым сталкиваясь губами с учеником.       Поцелуй совсем мягкий, неловкий; мужчина тянется руками к шее парнишки, но не успевает его даже коснуться. Водительское кресло неожиданно «падает», отчего Арс немного пугается и вздрагивает, распахивая глаза.       — Что ты… — он хотел привстать, но Шастун этого сделать не дал, тут же повторно накрывая губы мужчины своими.       Сердце уже разбивалось в агонии; он не мог поверить, что действительно делает это. Поэтому, требовательно притягивая к себе голову учителя дрожащими ладонями, Антон полностью в него погрузился.       Погрузился и пропал.       Теперь, когда места стало больше, Антон, стараясь не прерывать рваный поцелуй, неуклюже пересел на колени Попова. Мужчина же, прекрасно осознавая действия подростка, слабо пытался остановить его, чуть придерживая. Однако, из этих фальшивых отталкиваний ничего не вышло.       — Нет, Антон, — резко отстранился Арсений, нервно мотая головой и опуская глаза на мальчишеские бёдра у него коленях, — Шастун, блять, зачем… что ты, блять, делаешь…       — Вы сами видите, — едва улыбается Антон, тяжело дыша, и хватается руками за края своей плотной толстовки, — и сами всё к этому привели… — добавляет он, но голос его немного срывается.       Шастун, игнорируя тщетную попытку Арсения остановить его, (резко натягивая одежду обратно), всё же освобождается от несчастного балахона.       Арсений замирает и некоторое время смотрит в сосредоточенное, до смешного серьёзное выражение лица подростка перед ним. Молчит, опуская глаза на тонкие ключицы. Не верит собственным глазам, невесомо касаясь колен мальчика своими руками.       — Это плохая… — шепчет Арс и смотрит на Антона, который тут же в ответ активно мотает головой, — идея… — щеки мальчика горят и это видно даже в темноте машины.       Глаза тоже горят, только иначе. Зелёные, казалось бы, они сгорают в болезненном желании и любви.       Такой искренней и настоящей любви, что игнорировать этот взгляд сил не остаётся. Даже Арсений замечает это пламя, с такой надеждой в него всматривающееся.       — Я где-то это уже слышал, — отвечает наконец Антон и, требовательно притянув к себе лицо учителя, настойчиво целует, с невероятным усилием через пару секунд отрываясь, — но на этот раз отвечу: я не пожалею.       Он вглядывается в голубые глаза напротив с такой уверенностью, что Арсений верит ему. Верит и кивает, снова позволяя делать всё, что ему только вздумается. Лишь бы видеть его рядом с собой.       Лишь бы не дать снова уйти, оставив его со своими мыслями.       Больше он подобного не вынесет.       Антон, не сдержав довольный смешок, глубоко выдыхает и снова собственнически врезается в чужие губы. Он жадно целует и, не контролируя свои трясущиеся от происходящего руки, забирается под футболку учителя. Тот сразу напрягается, но никак не останавливает ученика; лишь чуть больше жмурится, когда Антон дразняще ведёт пальцами по его коже.       Арсений в какой-то момент этой пытки не выдерживает и, перехватив инициативу, сам настойчиво углубляет поцелуй, притягивая мальчика к себе рукой. Он почти сразу спускается вниз и приникает губами к бледной коже груди, опаляя её горячим дыханием; Антон тяжело выдыхает и устраивается на коленях учителя удобнее.       От былой робости не остаётся ни следа.       В машине, казалось бы, холодно, однако становится слишком душно. Настолько, что в глазах ещё больше темнеет, не смотря на чернеющий мрак вокруг.       Но не успел Арсений и нескольких минут изучать губами оголённое тело подростка, удерживая его в руках, Шастун снова перетягивает на себя инициативу. Надавив вспотевшими ладошками на плечи учителя, Антон заставляет его вжаться в спинку водительского кресла.       Он чувствует, что Арсений возбуждён; и мысль, что сделал это именно он заводит не меньше.       Шастун, не сводя глаз с чуть растерянного лица Попова, медленно опускает руки на ремень его брюк. Арсений поначалу не реагирует, но как только парень пытается расстегнуть ширинку, приподнимается и тяжело выдыхает.       — Антон, нет, — он резко останавливает руки подростка, опуская на них глаза, и тяжело дышит, — не издевайся.       — Я наоборот не издеваться планирую, — запыхавшись, цедит парень в ответ, настойчиво поднимая руки Арсения, — и ни слова больше не говори.       Попов закрывает глаза и жмурится, шумно вбирая в лёгкие воздух; он чувствует чужие нервные движения на своём паху и не может поверить в них.       Антон же, кое-как спустившись с колен, замечает ещё более растерянный, изумлённый взгляд голубых глаз над ним; Арсений, кажется, даже неосознанно пытается поднять подростка обратно, но у того всё равно получается частично перелезть на пассажирское сидение и согнуться так, чтобы было удобнее.       — Антон, прошу, не… — но договорить Попов не успевает, чувствуя чужие тёплые ладони на своём члене.       Парень совсем неумело, не смотря на учителя от смущения, трепетно касается губами головки, отчего Арсений приподнимает колени и прикусывает кожу на запястье. Он нервно смотрит то на затылок Антона, то в окно, где недалеко мигает ночной фонарь. Они, блять, даже с парковки кинотеатра не выехали.       Шастун, чувствуя искреннее желание довести дело до конца, пытается делать всё правильно. Он видел, как девушки и парни делали это в порно, но увиденному там он мало верил. Однако, вероятно, получается у него неплохо, судя по резким неоднократным дёрганиям Арсения.       Хотя, может, это обратный показатель его действий.       Антон аккуратно, боясь сделать больно, облизывал головку и ласкал основную длину рукой. Арсений в это время тяжело дышал рядом с ним, не зная куда деть взгляд, и пытался не стонать. Он не хотел этого делать, лишь изредка нервно выдыхая.       — Блять… — срывается с губ, когда парень берёт член глубже; Попов давно возбуждён и, кажется, таких ласк ему недостаточно, однако прерывать ученика он не собирался, — блять, Шастун, блять… — в отчаянии шепчет он, чувствуя неумелые, торопливые движения парнишки.       И, как бы Арсений не держал себя в руках, он всё равно кладёт холодную руку на затылок Антона, тут же спускаясь по шее к его спине. Шастун, ощущая на себе это «морозное» касание, покрывается дрожью, но продолжает старательно двигать головой.       Он не знает, получается ли у него, хотя, по чуть более громким вздохам учителя, становится ясно, что да. И Антон собой доволен. Он действительно хочет делать то, что делает; желает запомнить вкус Арсения и сохранить в памяти.       А в глубине души надеется, что сохранит он его не только в голове.       Арсений, чувствуя, что остаётся ему недолго, всё-таки зарывается дрожащими пальцами в густые волосы подростка и запрокидывает голову, не сумев сохранить в себе сдержанный тихий стон. Антон, понимая, что конец близок, чуть ускоряется, упираясь руками в колени мужчины. Сам он, кажется, возбуждён настолько, что готов кончить от одного лишь касания к себе; однако, это уходит на второй план.       В приоритете сейчас именно он.       Переведя затуманенный взгляд на Антона, Попов чуть сгибается и сжимает пальцами чужие волосы. Он неожиданно кончает, отчего мальчик теряется, слегка дёрнувшись назад. Часть семени остаётся на его губах, часть пачкает кожу. Шастун тяжело выдыхает и сразу кидает виноватый взгляд на Арсения, который теперь, в свою очередь, не может найти в себе сил посмотреть на Антона в ответ.       Бессильно задрав голову, он едва заметно ею качает, кляня себя за произошедшее.       Такого допускать было нельзя.       Это уже не обычные поцелуи в школьном кабинете.       Шастун облизывает губы и наклоняется слизать остальную сперму, но Арсений этого сделать ему не даёт. Останавливает рукой и просто застёгивает брюки, игнорируя растерянного мальчика. И вдруг, опустив глаза на его джинсы, в голову бьёт мысль о том, что Антон до сих пор им не тронут.       Попов, кинув быстрый взгляд на лицо подростка, не успевает даже протянуть руки к нему; Шастун отстраняется, понимая, чего хочет учитель. Он смотрит на Арсения со слегка притуплённым, виноватым выражением, отчего хочется завыть.       — Почему? — только и спрашивает Попов, замечая, как Антон нервно мотает головой. Он полностью садится в кресло, оглядываясь в поиске толстовки.       — Я не могу, — небрежно кидает он, — не хочу, правда, не нужно…       — Это вредно, — обессиленно отзывается Арсений, следя за тремором подростка, — так делать нельзя.       — Я знаю, я… — Антон затыкается, всё ещё чувствуя его вкус на губах, — я сам, чуть позже… ты… вы… короче, я не хочу.       Арсений отворачивается от него и смотрит в окно; нельзя было ему позволять. Теперь он, кажется, напуган. Или травмирован. В груди сердце бешено бьётся в какой-то необъяснимой агонии, не разрешая даже и мысли допустить о покое.       — Это не из-за вас, просто я не могу, — тут же добавляет Шастун, заметив реакцию Попова, — не смогу, вернее… — и неловко улыбается, натягивая на тело свой безразмерный балахон.       — Не нужно было этого делать.       Арсений правда себя винит в произошедшем; он не может свыкнуться с мыслью, что только что ему отсасывал тот самый человек, о котором он столько времени мечтал. Даже в самых смелых его фантазиях, Антон таким не был.       Таким податливым и настойчивым одновременно.       Антон, услышав подобную реплику, хмурится и, схватившись ладонью за щеки Арсения, целует его. Попов закрывает глаза, и…       Плевать на всё.       — Это не из-за… всего этого, — приложившись лбом ко лбу учителя, парень неопределённо машет рукой в воздухе, — просто я не хочу.       Арсений в ответ неуверенно кивает и аккуратно убирает ладони подростка со своей шеи. Он регулирует кресло, возвращая его в исходное положение, протягивает упаковку салфеток ученику и сжимает губы, ища ключ зажигания.       — Вы, кажется, хотели меня подвезти… — улыбается Шастун и садится более прямо; он всё ещё чувствует неудовлетворённое возбуждение, но ничего не собирается с ним пока что делать.       Почему он отказался? Скорее из-за страха.       Было страшно пробовать вообще всё в первый же день. Не понятно, что конкретно хотел сделать Арсений; и, так как сказанного уже не вернуть, Антон просто продолжает улыбаться, прокручивая в голове всё произошедшее.       Он нисколько не жалеет.       И парни даже не разговаривают; только когда Арсений проехал мимо киоска, двигаясь дальше по улице, Антон неуверенно перевёл взгляд на его лицо и коснулся рукой его колена. Попов тут же вопросительно посмотрел на него в ответ.       — Ты когда-то хотел у меня номер попросить, — смущённо улыбается Шастун, — теперь моя очередь, только ты на этот раз не отказывай.       — Заманчиво, — усмехается в ответ Арсений, и Антон выдыхает; всё в порядке, — давай телефон.       Шастун передаёт свой мобильный в правую руку Попова, всё ещё слегка потрясывающуюся, и ждёт. Он видит, как учитель, переводит взгляд то на дорогу, то на экран, печатая свой номер в его контактах.       Становится так тепло, как никогда.

***

      19 октября.       Утро понедельника выдалось отвратительным. Арсений проснулся в четыре часа утра, хотя, кажется он и вовсе не спал. Уставившись в белый потолок своей квартиры, он категорически отказывался верить в произошедшее. Попов отдал бы всё, чтобы это не оказалось правдой.       — Сука… — шепчет он, закрывая глаза.       «Как теперь смотреть ему в глаза? Как появиться сегодня в школе и спокойно вести урок?», — клял себя мужчина.       Как, если Антон, блять, будет перед ним?       В голове самостоятельно всплывают картинки прошедшей ночи: запыхавшееся дыхание ученика, раскрасневшиеся щёки, чуть припухшие губы и взволнованные, не верящие в происходящее, зелёные глаза.       Попов привстал, чувствуя лёгкое головокружение. Кажется, он никогда теперь не сможет поднять глаза на Антона.       Да когда он вообще так реагировал на обычный отсос?       Что именно его так смущает, не позволяя сохранять ровное дыхание? Почему у него не получается забить на излишнее внимание этого… ученика.       — Блять… — снова жмурится он и закрывает лицо дрожащими ладонями.       Теперь было поздно. Он уже пропустил момент, когда можно было всё остановить; хотя, кажется, такой возможности не существовало в принципе. Он изначально в нём увяз. Изначально в него провалился.       Ещё там, у дверей этого блядского бара.       Там, где он замер, обратив внимание на долговязого паренька за соседним диваном.              Там, где он поджёг сигарету подростка; где он внимательно в него всматривался, следя за вспыхнувшими щеками.              Там, где он думал о нём и сомневался в машине, с каждой секундой переживая отчего-то всё сильнее.       Он ведь изначально понял, что этот человек станет чем-то большим.       А лучше бы он никогда в принципе его не встречал. Расстался бы после той встречи в клубе и забыл.       Однако, вряд-ли бы получилось… он всё равно бы помнил.       06:23       Собравшись, Арсений поднялся с постели и направился в ванную; он когда-то, помнится, вставал в приятном расположении духа? Раньше он, кажется, любил свою работу, погружаясь в неё с головой, а теперь даже доехать до школы составляет большущую трудность. Непосильную задачу. Уже просто невыносимую.       Остановившись у зеркала он нахмурился и встряхнул волосы; такой уставший и замученный вид.       Правильно Серёжа тогда сказал, что выглядит он херово. Так оно и было. И что Антон смог найти в нём?       Он же может заполучить любого, если захочет. Со своей-то внешностью, он, добавив лишь капельку своей особенной уверенности, будет довольствоваться всеми, кого только пожелает.       Покачав головой, Арсений включил воду и, раздевшись, встал под холодные струи. Даже привыкать к воде не хотел; нужно просто прийти в себя.       Опустив глаза, Попов заметил следы требовательных поцелуев на своей коже. Молодец парень: не стал оставлять их на шее. В этом ему несказанно искреннее спасибо. Париться ещё и по сокрытию засосов утром точно не хотелось. Это только бы усугубило всю ситуацию и его состояние.       В глазах снова вспыхнул навязчивый образ мальчишки, и Попов себя проклял за такую несдержанность.       Существовал ли в его жизни хотя бы один человек, к которому он чувствовал нечто подобное?       Нет.       Антон проснулся поздно, проспав часов до одиннадцати; однако, он, кажется, наконец, выспался. Вернувшись вчера ночью, парень, естественно, справился со своим неудовлетворением самостоятельно и лёг спать. Уснул он очень быстро и крепко, а сейчас настроение было если не отличным, то, как минимум, хорошим.       Правда, длилось это недолго. Переведя заспанные глаза на циферблат часов, Шастун ужаснулся.       10:41       — Сука, ну нет! — замычал парень, вскакивая с постели и наспех натягивая первые попавшиеся под руку вещи, — нет, нет, нет! — он, кажется, даже попить не успел; быстро умывшись, Антон схватил рюкзак и побежал на улицу. Отец, ясное дело, его не будил, он сам спал после рабочей ночной смены.       На улице было холодно, и Шастун успел пожалеть, что не накинул куртку. Однако, ему повезло, если так можно выразиться. Автобус задержался на остановке, и уже через каких-то пятнадцать минут Антон был у школы. Не сказать, что он спешил на уроки.       Далеко не из-за них он так разнервничался.       И когда, уже поднимаясь на третий этаж, Шастун встретил Иру с Оксаной, идущих рядом, он нервно усмехнулся и затормозил перед ними.       — Антон? Мы думали, ты уже не придёшь, — округляя глаза, тихо говорит Суркова, пока Ира, сжимая губы, молчит, — мы сказали, что тебя в школе нет. И Глеб не знал, где ты.       — Я проспал, — засмеялся Антон, неловко пожимая плечами, — какой урок сейчас был?       — Литература, — отзывается Оксана, обходя Шастуна; Кузнецова делает то же самое, — а следующая биология. Пойдешь на неё или уже нет?       — Вероятно, пойду, — задумчиво говорит Антон и снова останавливает девушек, — а Арсений Сергеевич в кабинете?       — В библиотеку сейчас пошёл, мы его видели, — пожимает плечами Суркова, — ему задачники вернуть нужно.       — Понял, спасибо, — улыбается Антон, кивая, и смотрит на время в телефоне, — я не приду на следующие уроки, я сейчас… вернусь домой, наверное. Скажете, что я нехорошо себя чувствую?       — Ладно, но ты тогда уйди из школы, — смеётся Оксана, — иначе никто не поверит.       — Знаю, спасибо ещё раз! — улыбается Шастун и показательно спускается по лестнице вниз.       Суркова кивает Антону в знак прощания, а Ира даже не смотрит в его сторону; девушки заворачивают на второй этаж, а сам Шастун спешит в библиотеку на первом.       Сердце разрывается в волнительном предвкушении; вероятно, Арсений нервничал из-за него.       «Ну конечно, нервничал, дубина!», — мысленно заорал на себя Шастун.       Вчера наконец-то эти ненавистные границы дали трещину, Арсений наконец-то переступил через них, а Антон не соизволил даже в школу прийти.       На первом этаже уже никого нет, как и в библиотеке. Кажется, даже заведующей не было на рабочем месте.       Антон некоторое время ходил вдоль стеллажей, первый раз так досконально изучая школьную библиотеку. Она была достаточно большой, но не настолько, чтобы потеряться.       Арсения Сергеевича Шастун долгое время найти не мог, и в голову вдруг пришла мысль, что учитель на уроке. Уже чувствуя некоторое разочарование в себе, Антон замечает проход в книжный отдел для старшеклассников. Тот был поменьше и темнее, но Шастун сразу осознал свою ошибку.       По школе разнёсся приглушённый звонок, и вместе с ним Антон почувствовал какой-то аномальный страх перед ним.       Как он на него отреагирует?       Быть может, снова взбесится из-за отсутствия мальчика?       Антон максимально тихо перешагивает через порог, сразу замечая белую рубашку через несколько стеллажей от него. Сердце заходится в волнительном биении, и Шастун медленно двигается к своему учителю.       — Арсений Сергеевич, — едва слышно зовёт его ученик, отчего Попов слегка вздрагивает и оборачивается, — я все уроки проспал.       — Ант… Антон? — Арсений оглядывается, не обнаруживая посторонних, и откладывает на полку книгу, которую только что листал. Он быстро сокращает расстояние к ученику и тормозит в полуметре от него, легонько касаясь мальчишеского плеча.       — Извините меня, я не хотел просыпать; я забыл завести будильник, — виновато ёжится Шастун, когда Арсений невесомо гладит его ключицу большим пальцем.       — Всё в порядке? — с сомнением спрашивает мужчина, убирая руки и облокачиваясь на один из шкафов.       С одной стороны, всё становится слишком тёплым, ванильным и необычно лёгким. Настолько, что очень хотелось во всё это только глубже погрузиться. А с другой, Арсений себя ненавидел, корил за вчерашний вечер и собирался прекратить эти недоотношения.       — В полном, правда, — кивает Антон, нервно выдыхая, — а у вас?       — В порядке, — в ответ кивает Арсений, — как ты после… вчерашнего?       — Отлично, — неловко смеётся Шастун и тут же замечает подозрительный взгляд голубых глаз.       — А сам ты…       — Да, я, — Антон сжал губы и смущённо закивал, — всё сделал, не нужно спрашивать; я всё знаю и всё понимаю.       — Точно? — делая осторожный шаг в сторону подростка, уточняет учитель, замечая, как тот поднимает взгляд на плечи, но не решается посмотреть в глаза, — или ты что-то не договариваешь?       — Точно. — твёрдо кивает Антон, протягивая руку к запястью учителя; он невесомо касается его кожи, и мужчина сразу замечает, что на руках подростка нет ни колец, ни браслетов.       Арсений сжимает губы и хмурится, не успевая отвернуться, как вдруг Антон накрывает его губы своими. Сердце мальчика волнительно разбивается в груди, а у Попова оно наоборот замирает, «падая» и пропадая.       Арсений не отрывается и, почти зажмурившись, понимает, что ему невероятно не хватает таких моментов в жизни.       Моментов, в которых ты не один. В которых ты с тем, кто тебе искренне дорог и важен.       Внутри всё болезненно скручивает; кажется, этот поцелуй, помимо ненасытного удовольствия, придаёт лишь больше неистовой боли.       — У вас нет урока? — чуть отстранившись, шёпотом спрашивает Антон; он всё ещё не смотрит учителю в глаза. Арсений недолго молчит, прежде чем ответить.       — Я только справочники относил сюда, у меня восьмой класс один в кабинете.       — И вы тратите время на меня?       — И я трачу время на тебя… — эхом повторяет Арсений и, по-прежнему печально улыбаясь, качает головой, — но спасибо, что успокоил. Теперь я попробую сконцентрироваться на уроках.       — У вас не получится, — улыбается в ответ Антон, — мысли не дадут.       Арсений усмехается и обходит Шастуна, который почему-то остаётся на месте. Он никак не решается куда-нибудь учителя пригласить, однако вскоре осознаёт, что и вовсе не успел; Попов уже ушёл, оставив Антона одного.       Хотя в груди разрывается настолько искренняя радость, что жалеть не приходится. Шастун улыбается и через некоторое время тоже уходит.

***

      Дима, приехав в город, говорить Антону ничего не стал.       В последнюю встречу с Шастуном, когда тот отошёл покурить на улицу, Дима заметил, как темноволосый бармен неопределённо подозвал его рукой.       Позов нахмурился, чувствуя неспокойное, тревожное чувство в груди. Однако, помедлив лишь несколько секунд, он всё-таки поднялся и подошёл к барной стойке.              — Забудь про это всё, — ничего не объясняя, улыбается Серёжа и слегка наклоняется, чтобы говорить тише, — нам лучше в их отношения не лезть; однако, я с удовольствием бы взял твой номер телефона, если ты не против.       Дима некоторое время смотрит в глаза бармена, не веря услышанному, и неловко смеётся. Связи между отношениями Антона и его телефоном он не увидел, однако, и отказывать не спешил.       — Я так-то… не знаю, я вроде бы по девушкам… — смущённо улыбается Позов, замечая насмешливое выражение лица Серёжи. Тот тяжело вздыхает и, подпирая ладонью голову, осматривает Диму.       — Во-первых, я нисколько в это не верю, — тихо говорит он, отчего Позов хмурится, нервно усмехнувшись, — а во-вторых, я не сказал, что беру твой номер для чего-то интимного.       Дима некоторое время думал, а затем просто продиктовал свой телефон, пока Серёжа его печатал у себя в контактах. В этот же момент он как будто согласился на что-то очень страшное. Что-то запретное.              Теперь, ожидая первой неформальной встречи с Матвиенко, он ужасно переживал. Он боялся этих чувств в себе, не принимал их и не знал как реагировать. Кажется, это и чувствами назвать было сложно. Наверное, стоило посоветоваться с Антоном. Тот точно знал больше него.       Серёжа, кажется, совсем не волновался. Ему Позов сразу приглянулся; он такой деланно правильный, спокойный и быстро смущающийся. Такой тип парней нравился Матвиенко, особенно внешне.       Потому что, несмотря на некоторую усталость и простоту, Дима был очень приятным внешне человеком. Коротко стриженные волосы, чуть завивающиеся; карие, тёмные глаза, наблюдающие с такой искренней нежностью и добротой; прямой, ровный нос и смущённо улыбающиеся губы. Щетина тоже ему шла. Матвиенко с удовольствием рассматривал парнишку ещё в первый же вечер; и он был несказанно рад увидеть его ещё раз. Поэтому, не повторяя ошибок своего друга, он сразу решил взять его номер.              17:23       Дима увидел идущего к нему Матвиенко ещё издалека; он почувствовал, как сильно забилось его сердце в этот момент. Серёжа ему приветливо улыбнулся, отчего губы сами дёрнулись в ответной трепетной улыбке.       — Ты отлично выглядишь, — закусывает губу Матвиенко, подойдя к Позову и обнимая его, вместо рукопожатия, — и кстати, от тебя вкусно пахнет.       — Спасибо, — опешил Дима, не ожидая такой тактильности, — и ты… и от тебя.       Серёжа засмеялся и, развернув Позова рукой, пошёл с ним рядом в противоположную сторону.       — Я, честно говоря, вообще не рассчитывал, что ты так быстро согласишься встретиться, — улыбается Матвиенко, посматривая на профиль Димы, — однако мы здесь.       — Я всё ещё верю твоим словам, — улыбается Позов, — я никогда не буду против хороших знакомых или, может быть, даже друзей.       — Даже друзей? — смеётся Серёжа, — ну надо же! Кстати, мы правильно сделали, что познакомились поближе именно сейчас; думаю, Арсений с Тошей вскоре могут начать встречаться.       — Ты правда так думаешь? — нахмурился Дима, — Арсений же старше его лет на десять.       — Ты прав, причём, ровно на десять, — улыбается Серёжа, — но в этом мало значения. Мне, например, вообще двадцать два. А тебе?       — На год меньше.       — Ну ладно, неудачный пример, — смеётся Матвиенко и гладит Позова по плечу; у Димы от этого мягкого небрежного касания слегка перехватило дыхание, — да всё равно! Давай лучше о тебе поговорим.       Время летело незаметно; Дима с Серёжей где-то бродили, и уже через полчаса или час Позов почувствовал себя максимально комфортно. Он с любованием рассматривал Матвиенко, когда тот что-то эмоционально рассказывал. Он не перебивал, наслаждаясь его голосом и смехом. Ему нравилось следить и наблюдать за ним и его мимикой.       За его тёмно-карими глазами и длинными, такими же тёмными ресницами; за его выразительной улыбкой. Ему нравилась эта забавная причёска, нравилась его щетина и голос.       Кажется, проще сказать, что ему нравился он весь.              20:11       — Прости за вопрос, — вдруг нарушает молчание Серёжа, когда оба парня давно сидели на одной из лавочек в пустом парке, — просто мне действительно интересно; ты говорил, что познакомился с Антоном в анонимном чате.       — Ну да, — просто отзывается Дима, с интересом рассматривая профиль парня, — а что?       — То есть, вы знакомились не для интима и отношений? Вы просто говорили?       — Тебя это так удивляет? — усмехается Дима, отворачиваясь, — нет, Антон почти сразу сказал, что ему четырнадцать, (на тот момент). Поэтому у меня и в мыслях не могло быть ничего такого. Тем более мы начали говорить тогда… про серьёзные вещи. Просто друг другу выговаривались.       — А, вот как… — улыбается Матвиенко и поворачивается на Диму, — а что насчёт отношений?       — В плане?       — Ты в отношениях? — лицо Серёжи внезапно становится более серьёзным, однако лёгкая улыбка всё равно не спадает с его губ. Как будто он нарочно её удерживает, чтобы не казаться навязчивым.       — Нет, не так давно расстался с девушкой, — помедлив, ответил Дима, печально улыбнувшись и отвернувшись в сторону, — мы четыре года встречались.       — Четыре года… — эхом отозвался Серёжа, вскинув брови, — и что заставило вас расстаться?       — Наверное, я её не любил изначально, — улыбается Позов, — по-крайней мере, теперь никакой тоски на моей душе нет.       Серёжа некоторое время смотрит в лицо Димы, который всё ещё не решался перевести на него взгляд, и вдруг резко тянется вперёд. Он поворачивает парня к себе ладонью и чувственно целует, отчего тот слегка теряется и резко отстраняется. Проходит несколько секунд, после чего возвращается осознание произошедшего.       — Ты…

***

      20 октября.       В очередной раз засиживаясь после уроков в столовой, Глеб, особенно воодушевлённый, рассказывал о своих планах:       — Я приглашу только избранных, мы выпьем, нет, напьёмся, поиграем во что-нибудь, в какую-нибудь правду или действие или бутылочку. Как давно я этого ждал!       Родители Сорокина уезжали на несколько дней к родственникам; к удивлению Глеба, на его отказ они отреагировали спокойно.       «Мы тебе доверяем», — сказала его мать и разрешила остаться на выходные дома. Сестренка же поедет с ними, и квартира будет несколько дней пустовать. Именно поэтому парень тут же решил устроить ночевку для ближайших друзей, в число которых входил и Антон.              20:33       Выкуривая, кажется, уже пятую или шестую сигарету, Шастун молчал, внимательно слушая беседу одноклассников. Влад с Артёмом спорили о том, какой алкоголь взять на выходные, а Глеб с Ирой и Катей, (близкой подругой Кузнецовой), никак не встревали в их дискуссию.       — Я тебе говорю, чтобы не ужраться в хламину, виски брать не стоит! — в сотых раз повторяет Артём, перебивая Влада.       — А я, может, как раз и хочу ужраться!       Слушать это было почти невыносимо, но настроение всё равно не ухудшалось. Антон улыбался, чувствуя лёгкое головокружение от переизбытка никотина; во рту оставался лёгкий привкус горечи, а глаза слегка слезились из-за дыма. Он ни на кого не обращал внимания и, признаться, таких моментов в жизни ему сильно не хватало.       Одна Ира, украдкой посматривая на Антона, никак не могла найти покоя. Она нервничала, постоянно поправляя волосы и ворот водолазки.       Отчего-то с недавнего времени у неё появилось какое-то странное тревожное ощущение, не покидающее ни на минуту. Словно она чувствовала что-то надвигающее. Что-то страшное.       Катя, осветлённая блондинка, не особо высокого роста и с красивой нежной фигурой, была в компании новенькой. Вернее, Глеб её уже видел: Ира их знакомила. Девушка Антону сразу понравилась; выражение её лица было приветливым, глаза большие, а взгляд добрый и ласковый. Губы не пухлые, нос прямой.       — Мама написала, что ждёт меня, — говорит вдруг Ира в пустоту и встаёт с нагретого места на лавочке, — пойду-ка я.       Следом за Кузнецовой поднимается и Катя, улыбаясь и оглядываясь на парней.       — Вас проводить? — спрашивает Влад, но девушки тут же отказываются, уверяя, что идти недалеко.       Антон, кажется, и не заметил их ухода; он не ответил Ире на неловкое прощание, не взглянул на подруг, когда они отошли от компании, не обратил внимания и на обращение Глеба к нему.       В голове настойчиво рисуется образ Арсения и его осторожные, аккуратные касания.