***
1 ноября. Антон проснулся рано, долго листая ленту новостей в постели и пытаясь заставить себя вылезти из-под тёплого одеяла. За окном виднелся поднявшийся ветер и снег. Понедельник никогда не был приятным днём, а когда в расписании стоит алгебра, то становится совсем плохо. Наконец, поднявшись, Антон прошёл по коридору к кухне, увидев своего отца, спящего на столе. Он громко храпел. Стол был улит водкой, как и пол. Спиртом пахло просто невыносимо, и чтобы как-то избавиться от этой вони, Шастун распахнул окно. Мужчина, видимо, умудрился и очень неаккуратно поесть, поскольку вокруг было много ошмётков еды и посуды. Заварив себе кофе, парень вернулся в комнату и принялся собирать рюкзак. Возможно, рано вставать не так уж и плохо. Времени полно, торопиться никуда не нужно, можно спокойно пить свой кофе и наслаждаться утром. Арсений, вроде бы, всю жизнь прожил по такой политике, однако сейчас он спал, мирно посапывая в подушку. Будильник прозвенит уже через несколько минут. Однако, не выдержав, он всё же взял себе недельный больничный, а сегодня был как раз-таки первый день после его отдыха. На самом деле, все эти дни он чувствовал себя неспокойно. Хотел, вроде-бы и отдохнуть, и уделить себе время, и отоспаться, и расслабиться, но было одно «но». Он слишком много думал. Слишком громко думал. Слишком тяжело. Волнующе. Давяще. Будильник режет тишину комнаты, и Арсений, не сразу проснувшись, приподнимается на локтях. 6:30 Тяжело выдохнув, Попов отключает адское устройство и падает на подушку, почти хныча. Ещё месяц бы назад, он посчитал такое отношение к работе непростительным. Помнится, он не мог даже дня усидеть без дела, а тут целая неделя. В итоге, конечно, минут через десять, Арсений встал и принял душ. В какой бы апатии ты не тонул, о привычных утренних ритуалах забывать не стоит. Тем более, если после них тебе всегда легче. Однако, кажется, сегодня и вода не помогла; он как был в раздражении и тоске, так в ней и остался. Перед тем, как поехать в школу, Арсений забежал в круглосуточную забегаловку, купив себе сигареты и бутылку воды. Уже минут через пять, затягиваясь, Попов подумал, что стоит бросать это дело. Слишком часто и много он курит. Кляня себя всю оставшуюся дорогу теперь и за сигареты, Арсений добрался-таки до кабинета и оглядел пустующий класс. Взгляд остановился на парте Антона. Подсознание сразу же нарисовало образ скучающего парня, смеющегося, смущённо улыбающегося и… сидящего перед ним на корточках? Боже, этот эпизод он никогда не забудет. «А что насчёт эпизода в машине?», — услужливо всплывает в голове, и Арсений хмурится, тяжело выдыхая. Никому, никому больше он не позволит… — Арсений Сергеевич, можно? — заходит в класс Павел Алексеевич, — я по делу, мой хороший, — улыбается он и быстро сокращает расстояние к математику. Попов поднимает глаза и улыбается; сделать вид, что он был занят, не получается. То, что он сверлил взглядом одну точку скрыть тоже не выходит. — Привет, Павлуш, — по-доброму отзывается Попов, складывая руки на груди, — как сам? — Всё отлично, Арс, — усмехается Воля и садится напротив Попова на ученический стол, — тебе пришло уведомление о собеседовании, ты видел? — Видел, — лицо Попова тут же приобретает деланно серьёзный оттенок, а улыбка с его лица резко сходит, — мне сказали, что позже напишут точную дату. — Я с Лёхой связывался, он просил передать, когда тебе ехать, я за тем и пришёл, — кивает Паша и встаёт, приблизившись к Арсению, — третьего числа в четыре часа дня тебе нужно будет подъехать… вот… сюда, — параллельно записав адрес на бумаге, говорил Воля, — поэтому советую брать билетики и выезжать. — Бля-я-ять, — тянет Арсений, — я только недельный отгул взял, а он бы мне именно сейчас бы пригодился. — Ну отучи завтра своих, а там на денёчек-то уж ладно, пропустишь, не страшно, — пожимает плечами Воля, — короче, я всё тебе сказал. Кстати, выглядишь ты херовенько. Тебе бы, наверное, и месячный отгул бы не помешал. Но ладно, ты всё понял. Давай, братишка, скоро всё известно будет. Арсений кивает, натягивая улыбку, и провожает мужчину взглядом до самых дверей. Почему-то, решение уехать кажется таким правильным. «Или оно только кажется?», — снова услужливо подкидывает подсознание, радуясь потерянности Арсения. В дверь постучали, и на пороге показались одиннадцатиклассники. Они стали медленно вливаться в кабинет, болтая и смеясь, приветствуя «выздоровевшего» учителя и поздравляя его. Знали бы они, что болезнь, которую Арсений Сергеевич умудрился с лета подцепить, не лечится. Эта болезнь плотно врастает в кожу, вцепляется своими коготками, рвёт изнутри, не позволяя предпринять и тени попытки на лечение. Никакие таблетки, снотворные, успокоительные, никакой сон не поможет остыть и отпустить. На циферблате восемь часов утра. День снова обещает быть нудным и тяжёлым.***
Антон этот день уже ненавидел. Химичка заставила писать самостоятельную, не предупреждая о ней заранее, по биологии задали на дом чересчур много, а на истории пришлось отвечать устно. Настроение было ни к чёрту и теперь, когда, поднимаясь на третий этаж, он шёл на алгебру. — Знаешь, учительница, которая нам заменяла, мне очень понравилась, — говорит вдруг Антон, не успев и перешагнуть порог кабинета. Он сразу увидел Арсения, подпирающего голову рукой. Мужчина, проигнорировав внутренний скачок, продолжал читать документы, однако сути их он не видел. Сейчас существовал лишь голос Антона и смысл того, что он говорил. — Я бы весь год у неё проучился, — прекрасно понимая, что его могут слышать, продолжает Антон, — такая милая в поведении и очень даже симпатичная внешне. Попов выдыхает и откладывает бумаги, поворачиваясь на часы позади себя. Осталось провести каких-то два урока, и он будет свободен. Периферическим зрением Арсений всё же смог заметить, что Антон, вальяжно развалившись, следил за ним, совершенно того не скрывая. От этого было неудобно, словно взгляд подростка нёс в себе физически ощутимую оболочку. Словно он толкал, бил и издевался. Хохотал от его растерянности и продолжал, продолжал глумиться. «Или это у тебя крыша поехала и ты совсем сейчас не в адеквате?», — смеётся он про себя и грустно улыбается. В голове вдруг всплывают образы тех дней, когда Антон впервые коснулся руки Арсения после того, как тот на него наорал. Это снова заставляет улыбнуться и откашляться. Кожа словно чувствует его касание, словно воспроизводит его вновь, ещё более ощутимо, ещё более плотно и нежно. А теперь Антон едва заметно касается голенью его колена, немного поглаживая. Этот робкий ребяческий поступок заставлял тогда ликовать. А сейчас приносил лишь отголоски прежнего счастья и удовлетворения. Скорее оставляя после себя лишь болезненное желание почувствовать это снова. А теперь, вспоминая, как Антон целует его, кажется, вот, в нескольких метрах от того места, где он сейчас стоит, Арсений нервно выдыхает. А парень садится перед ним на корточки и смотрит так чисто, так… тепло. — Арсений Сергеевич, — тихо зовёт кто-то, и мужчина вздрагивает; в классе стоит тишина, — вы не услышали звонок? — продолжает Влад и едва заметно улыбается. — Простите, — тушуется Попов и срывается с места, опуская глаза на него, — на чём вы остановились с заменяющей учительницей? — поднимая тетрадь Оксаны, спрашивает он и листает решённые номера, — понял, значит… шестнадцатый номер решали? Нет? Отлично, Суркова к доске. «Блять, и как долго ты так сидел?», — в панике металось в голове. Он же видел. Он всё видел. И он, блять, знает причину такого поведения. За таким грызением время летит незаметно, и лишь когда девушка в растерянности поворачивается на учителя, Арсений проверяет её решение. — В третьем действии ошибка, — тихо говорит он, и Оксана сразу возвращается к исправлению. Попов отворачивается и снова, блять… он снова смотрит на него. Антон быстро что-то записывает, затем отвлекается на телефон, улыбается. На брови спадает чёлка, глаза чуть прищурены, губы слегка потрескались от резко наступивших холодов. На руках снова кольца. Арсений не сдерживает грустную улыбку и опускает глаза на свои пальцы, нервно ими перебирая. — Арсений Сергеевич, — зовёт Суркова, показывая решение. Мужчина, проверив, кивает и ставит девушке пять. Другого от неё он и не ожидал. 11:12 Звонок рушит напряжённую атмосферу в классе, и Арсений наблюдает за тем, как Антон быстро собирает вещи и выходит из кабинета в сопровождении своих друзей. Затем уходят и остальные, но на них учителю уже всё равно. Осталось провести один урок и он будет свободен. В голову вдруг настойчиво влезают первые слова Антона, которые он услышал, когда парень только вошёл в класс. — Знаешь, учительница, которая нам заменяла, мне очень понравилась. Я бы весь год у неё проучился, такая милая в поведении и очень даже симпатичная внешне. Это попытка вызвать ревность? Может, парень действительно поделился своими мыслями? Или это было желание его задеть? Любой из вариантов Арсению не нравился.***
Следующий день прошёл также серо. Арсений купил билеты и уже собирал рюкзак, поскольку поезд отходил уже через несколько часов. Почему-то всё это действовало на него слишком тяжело. Он вроде бы и не планировал отступать от своих планов, но почему-то было как-то не по себе. Откуда-то появлялось чувство вины… а хотя, казалось бы, из-за чего? На уроке геометрии Антон вёл себя также. Хмуро, с ощутимой ненавистью он всматривался в учителя и сжимал зубы каждый раз, как встречался с ним взглядом. От этого уезжать было ещё тяжелее. Тяжелее и легче. Антон словно удерживал и прогонял одновременно. Дорога в итоге оказалась не слишком долгой. Четыре часа и ты уже в Москве. Отель, забронированный на одну ночь, оказался чистым и приятным. Впрочем, всё к себе располагало. Всё, если бы не неутолимая тревога и боль где-то в районе солнечного сплетения. Всё, если б люди не казались враждебно настроенными, а здания не выглядели бы такими неродными и холодными. Это давило и отталкивало. 3 ноября. Попов проснулся рано, слишком быстро собрался и принялся ждать. Два часа он провёл в бессмысленном скитании по закоулкам свой головы, пытаясь найти причины остаться в Питере. Причин… не было. Зато аргументы в пользу переезда в Москву были. «Во-первых, разлука точно поможет, я перегорю», — рассуждал Арсений, хмурясь, — «во-вторых, зарплата там больше, и новый опыт не помешает», — все эти слова казались бессмысленными; словно говорит вовсе не он, а кто-то другой, — «в-третьих, Москва поможет отвлечься и, может, Питер и вовсе не мой город?» Арсений, конечно, в итоге решил побродить по улицам города и оглядеться; всё-таки здесь он не был очень давно. И, соответственно, за всеми этими импровизированными экскурсиями он не заметил, как приблизилось время встречи. В спешке добравшись до нужного места, Арсений замер перед широким большим зданием и предвкушающе выдохнул. Школа выглядела дорого. Белые мраморные стены, большие окна, плотные шторы, новые доски; во многих классах стояли электронные, подключаемые к ноутбукам или компьютерам. Здание было четырёхэтажное, три корпуса. Масштабы поражали. — Вы Арсений? — останавливает его незнакомый мужчина на втором этаже, улыбнувшись, — пройдёмте в кабинет. — А вы… Алексей? — он кивнул, — то есть, собеседование будете принимать вы? — Конечно, — улыбается он и быстрым шагом преодолевает путь до ближайшего кабинета, — Павел Алексеевич мне очень вас расхвалил. Я, впрочем, не против, чтобы у нас работали молодые учителя, наоборот, это очень здорово. Так совпало, что мы с вами случайно встретились, или вы шли целенаправленно ко мне? Алексей достаёт несколько бланков и передаёт их Попову, предлагая и ручку на столе. — Шёл к вам, — коротко отвечает он и, улыбаясь, заполняет бумаги, кивая на все шутки и замечания. Алексей был невысоким, волосы светлые, глаза добрые и приветливые. Он располагал к себе. Сам он был молод, фигура стройная, а манера речи слегка торопливая и громкая. Минут через десять Арсений передаёт мужчине все бланки и откидывается на спинку стула, пока тот их просматривает. — Ну, в общем, я даже вам перезванивать не буду, — улыбается Алексей, — знаете, я не люблю всю эту официальщину, мне больше по душе брать сотрудников в более дружеской и тёплой обстановке. Вероятно, проблем никаких не возникнет и… в двух словах, вы приняты. Конечно, пока только формально, но, обещаю, как только школа начнёт свою работу, вы обязательно будете в числе преподавателей. — Это всё? — хмурится Арсений и выпрямляется, внимательно рассматривая мужчину перед собой. — А что нужно ещё? Я вижу, что вы отличный человек, Паша мне рассказывал, что себя вы жалеть не привыкли и всё время уделяете работе. Нам такие сотрудники нужны. Высшее образование у вас есть, манеры и вежливость тоже. Русским языком вы владеете. Что ещё? — Я… я не знаю, ну, — Арсений замялся, не ожидая такого разворота, — я думал, всё будет как-то сложнее. — Вы хотите эту работу? — Да. — Значит, расслабьтесь, — улыбается Алексей, — я вышлю все данные вам по почте. Преподавать, вероятно, вы будете также у старших классов, возможно, и средних повесим на ваши плечи. Пока не знаю. Кабинет будет свой, личный. — Хорошо, я понял. — Дресс-кода у нас особого нет, но не одевайтесь слишком спортивно, — дополняет, тараторя, Алексей, — впрочем, всё это я вам скажу потом… и не переживайте! Я вижу по вам, что вы справитесь. А теперь, до свидания, Арсений…? — Сергеевич. — Арсений Сергеевич, — кивает Алексей, — почти тёзка; я тоже Сергеевич. Попов улыбается и встаёт, пока мужчина разбирает бланки и раскладывает их по ящикам в столе. Затем он просто уходит: неужели, всё? Неужели, сбежать так просто, на самом деле? Просто. Если ты не знаешь, как будет сложно потом.***
Подозреваемых не было. Антон уже отчаялся, ежедневно себя проклиная. Он действительно винил себя в смерти девушки. В голове всё ещё не укладывалось произошедшее. Казалось, вот, сейчас Ира войдёт в класс и сядет за свою парту, весело улыбаясь и приветствуя одноклассников. Сейчас он увидит её тёмные пряди, спадающие на плечи. Сейчас он ей улыбнётся в ответ… Но этого «сейчас» не происходило. Он всё ждал и ждал, но в кабинет Кузнецова так и не вошла. Она так ему и не улыбнулась. И ведь запомнил он её дёрганной, ослабевшей; он видел последние часы её жизни. Мало того, что ей было плохо, так ещё и случившееся... думать об этом было больно. Арсения новость о смерти девушки также сильно подкосила. Мужчина не мог спокойно смотреть на пустующую парту. Соседка Иры пересела на другой ряд, а остальные не решились занимать освободившееся место. Теперь вторая парта была вечно пустой. Попов, каждый раз натыкаясь на имя девушки в журнале, ловил лёгкую панику и терялся. Вся школа словно провалилась в траур. Всем было не по себе. 11 ноября. Похороны прошли спокойно и тихо. Кажется, присутствовал весь город. Новость об изнасилованной и убитой девочке поразила Петербург, оставляя за собой грубый рубец. В жизни каждого, кто был знаком с Ирой, теперь был неизгладимый след. У Антона этот след сочился и болел, а он сам всё раздирал и раздирал его, делая себе только хуже. Встретив мать Иры на похоронах, он неловко принял её объятия и пожал руку отцу. Её родители оказались невероятно приятными людьми. Женщина долго рассказывала о дочери, о том, как Ира влюблённо рассказывала ей о нём, и о том, насколько много она планировала достичь. Однако, теперь все эти разговоры были пусты и бессмысленны. Теперь Антон никогда больше не увидит её влюблённого взгляда. Теперь Ира больше не сможет достичь в своей жизни абсолютно ничего. Теперь всё будет иначе. Арсения в тот день Антон тоже видел, но отвлечься от гнетущих мыслей и переключиться на Попова не получилось. Он бы даже, возможно, хотел временно забыть о смерти девушки, дать себе отдых от тяжёлых мыслей, но ничего из этого путного не выходило. С каменным, белым лицом, выражающим то ли сочувствие, то ли опасение, Арсений стоял поодаль от всех и затуманено наблюдал за происходящим. К нему часто подходили какие-то люди и что-то говорили, а мужчина в ответ кивал и грустно вымученно улыбался. Антон, идя мимо учителя к выходу, ненадолго притормозил. Все люди уже расходились, а сам Арсений всё стоял на месте и смотрел в воздушную пустоту. Он выглядел настолько растерянным, что, кажется, его становилось жаль. — Арсений Сергеевич, — тихо зовёт его Шастун, но это уже и не требуется; Попов внимательно переводит взгляд на него, не веря, (кажется, парень впервые за долгое время обратился лично к нему), и долго рассматривает, — вы бы тоже домой поехали и поспали. Часов так десять. И Антон ушёл. А Арсений, проводив его взглядом, не успел ничего ответить. Осталось неприятное чувство после этих слов. Неприятный осадок.***
Закончив, мужчина грубо ударил хрупкое тело, проверяя, точно ли дыхание жертвы прекращено. И, убедившись в этом, он удовлетворённо улыбнулся, привязывая к тонкой лодыжке утяжелитель. — Ты особенная, — говорил мужчина, снимая с девушки кулон в виде ключа, — теперь я его понимаю. И, в последний раз коснувшись холодной щеки, мужчина сбрасывает труп в реку. На его руках виднеется кровь, высохшая и в темноте кажущаяся чёрной. Его серая куртка тоже испачкана. Он считает Кузнецову наградой за «хорошее поведение». Он очень собой доволен. По-крайней мере потому, что теперь он ему отомстил. Возможно, слишком рано. Но на это уже плевать. Об этом говорить уже нет смысла.