***
Вернувшись домой ближе к вечеру, Антон заходит в дом и чувствует привычный запах спирта. Постаравшись остаться незамеченным, он быстро разувается и перебегает в свою комнату, тихо заперев дверь. И, кажется, ликование уже вот-вот прорвётся наружу, ведь ему удалось не пересечься с отцом, однако счастье это быстро сходит на нет. — Пришёл, всё-таки, — слышится позади, отчего парень вздрагивает и резко оборачивается. Андрей сидел на его постели, руки были пусты, а в глазах читалась настолько ярко выраженная ярость, что становилось не по себе. — Пап? — выдыхает Антон и, нервно улыбнувшись, кидает рюкзак в сторону, к столу. Уже позже он подумал о том, что это плохое решение, поскольку в случае побега, нужно будет потратить время на то, чтобы этот же рюкзак схватить. — И где ты был? — вполне спокойно спрашивает Андрей, и если бы Антон его не знал, то подумал бы, что мужчина не зол на него. Однако, обычно, именно после такого тона происходило самое страшное. — Я был… с подругой… — выдавливает из себя Шастун, наблюдая, как отец встаёт с постели, — тебя вроде бы никогда не заботило это… поэтому я и не предупреждал. — С Ирой? — улыбается мужчина, и от этого имени становится плохо, — ой, подожди-ка, она же мертва… значит, ты нашёл себе другую подружку? Быстро же ты переобуваешься. — Откуда ты… с чего ты взял, что она была моей подругой? — просто отзывается Антон, оглянувшись, и взгляд его вдруг падает на ноутбук. Он лежал в неположенном месте. — Так ты не был влюблён в неё? — вопрос долгое время остаётся неотвеченным; Антон слегка опешил, отпрянув от мужчины, и едва заметно помотал головой, — тогда, может, ты был всё-таки с другом? «Блять». — Пап, ты… ты брал мой ноутбук? — только и спрашивает Шастун, прежде чем почувствовать боль, резко поразившую его тело. Андрей с силой бьёт мальчика по лицу, отчего тот сгибается и молчит. — Ты, сука, мало того, что треплешь мне нервы, мало того, что разрушил мою жизнь, доведя мать до суицида, ещё и блядским педиком оказался? — монотонно прорычал мужчина, а затем снова ударил сына, только уже ногой и по животу. Антон, не выдержав, падает на колени и не отвечает, пытаясь подняться. Дыхание перехватывает, отчего парень не может найти в себе сил даже попытаться вдохнуть. — Вот чего-чего, а этого я от тебя не ожидал, — шипит мужчина и, обойдя сына, бьёт его ногой по спине, отчего тот падает на пол, не в силах себя больше удерживать. Затем на него приземляются ещё несколько ударов, и в какой-то момент Антону кажется, что он ломает себе запястье, поскольку Андрей на него наступает и долго, издеваясь, давит. Кажется, там что-то хрустнуло. За всё это время он даже не пискнул, хотя боль, от которой парень успел отвыкнуть, была очень сильной. — Я обещаю тебе, тварь, если хоть раз я замечу за тобой пидорастские наклонности, я нахуй убью тебя. А лучше приведу несколько здоровых бугаев и они трахнут тебя, хочешь? — подняв голову мальчика за волосы, шипел Андрей, а Антон чувствовал себя донельзя жалким в этот момент. — Пап, — хрипло выдавливает из себя парень, но тут же вынужденно затыкается. Андрей бьёт его ногой в челюсть, и некоторое время кажется, что ему выбивают зубы. Однако, нервно проверив языком, Шастун понимает, что нет. Хоть так. И на том спасибо. — Я всё тебе сказал, — кидает мужчина и переступает через сына, лежащего на полу. Он уходит, а Антон слышит слишком громкий хлопок двери, больно бьющий по ушам. Шастун чувствует солоноватый привкус крови во рту. Чувствует ноющую боль в груди и руках, чувствует каждое ушибленное место. Сплюнув, он отрешённо смотрит на кровь, брызнувшую на пол, и сильно сжимает зубы, чтобы не заорать сейчас от обиды. Перед глазами плыло. Попытавшись поднять себя, Антон чувствует резкую боль в запястье, не позволяющую облокотиться на руку. Из-за этого парень просто ложится и переворачивается на спину, тяжело дыша и медленно приходя в себя. После этого одностороннего разговора осталось столько вопросов. Почему он заговорил про Иру? С чего бы ему вздумалось лезть в его ноутбук? С кем переписки он читал, чтобы понять о его ориентации? Как много он видел? Не выдержав, Антон всё-таки плачет. Он не может больше удерживать слёзы, повисшие на ресницах, и действительно позволяет себе просто заплакать. По-детски, от обиды и стыда. В голове всплывает настороженный голос Димы: «как можно не ставить пароли, неужели ты не боишься?», и осознание, насколько Позов был прав.***
Дима долго сверлил непрочитанные сообщения от Серёжи и думал, что ему ответить. В тот вечер, после поцелуя, он неловко объяснился тем, что ни к чему сейчас не готов. Поэтому, наверное, продолжить прогулку не вышло. Стало невероятно неудобно. Он думал только о чужих губах и об этом робком поцелуе. Все темы сводились лишь к этому. В какой-то момент он понял, что чувства, ощущаемые к Матвиенко, не были правдой. Скорее, это было чем-то, вроде желания поскорее найти замену Даше. А Серёжа, его внимание к персоне Позова, приятная внешность и влияние Антона дали свои плоды. Может, он бы даже не так сильно опешил от этого поцелуя, но всё произошло слишком быстро. И теперь, всматриваясь в сообщение «как скоро мы сможем встретиться?» от Серёжи, Позов не знал, что ответить. Решив, наконец, игнорировать мучившее его сердце волнение и чувства, которые так сильно не хотелось воспринимать всерьёз, ведь «это же парень», Дима просто отпустил все произошедшее, закрыл переписку с Серёжей и упал на свою кровать, погрузившись в долгий неспокойный сон. Он уже договорился о встрече с Антоном на этой неделе, через пару дней, поскольку ему было просто необходимо с ним поговорить; однако, Дима не решался убить одним выстрелом обоих зайцев. Видеться с Матвиенко после или до встречи с Шастуном не хотелось. Серёжа, в свою очередь, не чувствовал к Позову никаких высоких чувств. Желание переспать? Да, возможно. Умиление? Ну да. Симпатия? Тоже да. Любовь и отношения? Избавьте. Матвиенко всегда был таким. Он любил лишь в постели, на пару часов. Поэтому четырёхлетние отношения Позова его так удивили. Поэтому его так разочаровала реакция Димы на поцелуй. Тратить на него слишком много времени не хотелось.***
26 ноября. Проснулся Антон от сильной боли. Парень раскрыл глаза и долго смотрел в потолок. Он всё ещё лежал на полу, не найдя в себе вчера силы перебраться на кровать. В комнате темно. Опираясь на руку, он попытался принять сидячее положение, но не смог. Запястье сразу поразила острая боль, отчего Антон даже зашипел, не вытерпев. Он прижал руку к груди и снова попытался встать, уже без её помощи. В итоге, кое-как поднявшись, парень упал на постель и тяжело выдохнул. Всё тело ломило. Взяв здоровой рукой телефон, он увидел несколько сообщений от Глеба, где тот спрашивал, почему Антона не было вчера в школе, а затем и отметку зарядки в двадцать один процент. Жалобно заскулив, он поднял глаза на время и с сомнительным удовольствием отметил, что торопиться ему некуда. До выхода более двух часов. Помимо Глеба, о нём беспокоился ещё один человек; наверное, теперь самый важный в его жизни. В уведомлениях под красивым именем «Арсений» светилось несколько непрочитанных сообщений. Антон перешёл к ним и, читая, не мог не улыбаться. Ты дома? 23:34 Всё хорошо? 23:39 Ладно, спокойной ночи 00:02 Уснуть Антон не сможет, поэтому, напечатав в ответ короткое «всё хорошо, спасибо», он поставил телефон на зарядку и пошёл в ванную. Передвигаться, кажется, было невыносимо. При каждом движении тело душила сильная боль, от которой Антон кривился и шипел. Тихо пройдя по коридору, он, задержав дыхание, заглянул в гостиную, где обычно спал Андрей, но мужчины дома не было. Осознав, что в квартире он остался один, Антон с облегчением выдохнул. Пройдя в ванную, он включил воду и разделся. На плечах ещё остались отголоски последней встречи с Арсением. Однако, помимо них, Шастун встретил синяки и… блять, разбитые губы. Нижняя губа лопнула и трещинка уже покрылась корочкой. Десна тоже была порвана и сильно болела. Радовало лишь то, что зубы остались на месте. Странно, что Андрей бил по лицу. На него это не похоже. Обычно мужчина либо не оставлял следы после побоев, либо бил так, чтоб было незаметно. А теперь, глядя на свежие незажившие раны, Антон не знал, как ему оправдаться перед одноклассниками и Арсением. Особенно Арсением. В голове маячило желание не идти в школу, но Антон догадывался, что если он не придёт, Арсений точно посчитает, что, благодаря ему, у Антона будет травма на всю оставшуюся жизнь. Ну надо же быть таким параноиком… Встав под тёплые струи воды, Антон почувствовал, как царапины, незаметные до этого, стали сильно саднить. Плюсом ко всему, под ярким светом в ванной он обнаружил несколько синяков на руках и рёбрах. Его стало трясти то ли от холода, то ли от накативших воспоминаний. Уже позже, полностью одевшись, Антон устало рухнул на кровать. До выхода ещё целый час, поэтому можно было себе позволить просто собраться с силами. Арсений, в свою очередь, наоборот, встал легко и решил пораньше поехать в школу. Он был, признаться, в скверном настроении, стараясь не думать об Антоне и спокойно подготавливаться к урокам. Сегодня у десятого «В» один последний урок алгебры. Придётся с Шастуном всё-таки поговорить. Долго думая, он решил, что скажет мальчику о своём отъезде в конце года, а после Арсений и вовсе прекратил искать другие пути. Скажет и посмотрит на реакцию. Возможно, он надеялся, что Антон разозлится на него и «бросит». Но ближе была версия иная: он сможет спокойно продолжить с мальчиком общение, переборов себя, поскольку его учителем больше являться не будет. Он будет просто Арсений, а тот будет просто Антон. 7:24 Глеб увидел Антона ещё издалека, когда тот медленно брёл в его сторону и, кажется, едва заметно прихрамывал. Сорокин вышел к нему навстречу с серьёзным выражением; он никогда не любил, когда его сообщения игнорировали. — Шастун! Какого хера? — прикрикнув, спросил Глеб, но тут же заткнулся. Увидев разбитые губы друга, он замер, не в силах сказать больше ни слова, — блять, это тебя Арсений Сергеевич так? — Что? — нахмурился Антон, выпрямляясь, — нет, ты что! Нет, не он, это… да блять, это отец. Антон делиться подобным не привык. Не любил, когда люди знали, что он за себя постоять не может. А домашние побои он всегда считал чем-то постыдным для него самого. — Отец? Но за что? — нахмурился Сорокин, и оба парня встали поодаль от класса у окна, — это же пиздец. — Да там сложная ситуация, на самом деле… — грустно улыбается Антон, — давай не будем. — А мать что сказала? — игнорирует просьбу друга Сорокин. Улыбка с лица Шастуна спадает, а вместо неё появляется какое-то слишком задумчивое, чересчур отстранённое выражение. Антон уводит глаза в сторону и долго молчит. Забежав в ванную, мальчик видит женщину, лежащую на кафельной плитке. Вокруг неё лужа крови, она обездвижена и не отвечает на тихие призывы к жизни. Антон, упав перед матерью на колени, переворачивает её на спину и смотрит в безжизненные, широко распахнутые глаза. Испугавшись, он отползает от неё и задыхается. Он не может ни закричать о помощи, ни заплакать. — У меня нет матери, — бросает Антон, и Глеб извиняется, робко опуская глаза и сжимая губы. Руки женщины словно обтянуты красными перчатками, на предплечьях два глубоких длинных разреза. Вся её одежда пропитана кровью, и даже волосы слиплись от неё. Вскоре, мальчик всё-таки находит в себе силы встать и выйти. Ноги налились свинцом, каждый шаг давался с трудом, в глазах безжизненное лицо матери: самого близкого человека в жизни Антона. Выйдя на лестничную клетку, он отрешённо жмёт в соседский звонок, и лишь когда дверь открывает взрослый мужчина, (кажется, его звали Вадим), мальчик разрыдался. В слезах он объяснил, что нашёл маму в ванной, вокруг неё много крови и он не знает, что делать. Вадим, сильно перепугавшись, нервно вызвал скорую. А дальше ненависть отца, обвинения, похороны и начало черной полосы в жизни Шастуна. — Антон, — снова зовёт парня Глеб и с какой-то невыразимой неловкостью медлит, — а как часто твой отец… ну… — Неважно, — обрывает его Антон, и Сорокин больше ничего не говорит. Тема закрыта. 12:06 Пройдя в кабинет, Антон садится на своё место, не замечая Арсения за своим столом. Учитель, видимо, временно отошёл, однако Шастуна это мало расстраивает. Сейчас он, честно говоря, совсем его видеть не хочет. Вернее, он не хочет, чтобы видели его. Подперев голову рукой, Антон закрывает губы пальцами, и листает ленту новостей в телефоне. — Антон, — шёпотом зовёт его Глеб, после чего в коридоре слышится звонок; парень переводит на друга глаза и ждёт, — а ты ездил к Арсению Сергеевичу или ещё нет? — Я… нет, ещё не ездил, — врёт Антон, не желая что-либо рассказывать, — может, и вовсе не поеду. — Почему? Но на это вопрос Антон ответить не успевает. В класс заходит Арсений и извиняется, пока все подростки заторможено встают. Он, идя мимо Шастуна, едва заметно касается его руки и улыбается. Антон, почувствовав это, слегка вздрагивает и тоже не сдерживает смущённой улыбки. Затем, затормозив у своего стола, Арсений оборачивается на класс и кивает, позволяя ученикам сесть. — На чём мы, — Арсений прерывается сразу, как глаза упали на разбитые губы Антона, — э-э… на чём мы остановились? — он нервно достаёт телефон и открывает полупустую переписку с мальчиком, пока Оксана рассказывает прошедший урок, — ладно, м-м, Лера к доске, следующий номер.Что случилось? 12:14
Телефон Антона вибрирует в кармане, и он закрывает глаза, осознавая, что это сообщение от него. Он ещё не знал, как оправдается. Говорить правду не хотелось. Арсений в ожидании всматривается в Антона и, поймав его взгляд, кивает на телефон, вынуждая ответить. Шастун достаёт мобильный, долго смотрит на экран и сжимает губы. Затем он недолго печатает и убирает телефон в карман. Арсений открыл переписку с мальчиком до того, как от него пришло сообщение, поэтому вибрации не было. После урока объясню 12:19 Неудовлетворённый таким ответом, Арсений всё равно соглашается, что так удобнее. Однако, помимо этих разбитых губ и небольшом синяке на виске, (который не заметил Антон), он не мог видеть ничто больше. Урок длился очень долго, но и ему в итоге пришёл конец. Нетерпеливо со всеми прощаясь, Арсений встал сразу, как последний ученик вышел из кабинета, а Антон закрыл за ним дверь. — Это ещё что такое? — неспокойно спрашивает он и подходит ближе, поднимая ладонь к шее Антона, — что с тобой произошло? — Это… если скажу, что я упал, поверишь? — грустно улыбается парень. — Формулировка неубедительная, — качает головой Арсений, — давай серьёзно. — Серьёзно, — задумчиво повторяет Антон и теряется, не зная, как продолжить, — ладно, но не задавай лишних вопросов, хорошо? — Арсений заторможено кивнул, — это от отца. Смотря перед собой, он собирался с мыслями, и Попов ему в этом не мешал. Антон стоял, убрав руки в карманы, снова натягивая рукава. Рука, к счастью, левая, а не правая, всё ещё сильно болела, но он пока что никому об этом не сказал. — Короче… — тяжело выдохнув, продолжил Антон, — я не знаю, как можно оправдать его действия. Да, он избил меня вчера. Он залез в мой ноутбук, видимо, увидел что-то, свидетельствующее о моей… м-м… ориентации… и решил из меня всю эту чушь выбить. Ты здесь не виноват, если что. Это только я дурак, не поставил пароль. И так ведь ноутом почти не пользуюсь. — Так, подожди… — Я попросил без вопросов, — прервал его Антон. — Но… а мама? — Именно этого вопроса я и не хотел слышать, — улыбается Шастун, — но ладно, ты не знал, поэтому, прощаю, — выдавлено смеётся парень, — она умерла три года назад. Ничего не комментируй больше и никогда мне о ней не напоминай. Арсений, распахнув глаза, кивает. У него ещё слишком много вопросов, но он молчит. Антон сжимает губы, чувствуя некоторый дискомфорт, и неловко тянется Арсения обнять, на что учитель охотно отвечает. Он плотно прижимает мальчика к себе и ненавидит того человека, посмевшего причинить ему боль. — Можно я всё-таки задам один вопрос, — шёпотом просит Попов, не в силах отпустить Антона. Парень чувствует лёгкое нытьё в запястье, но не обращает на него никакого внимания, продолжая крепко обнимать своего учителя. — Ну… допустим. — У тебя ещё есть ранения? — и, отстранившись, Арсений внимательно смотрит в лицо подростка. Антон, опустив глаза, думает. А затем, подняв руку, всё же показывает большой иссиня-чёрный синяк на запястье. Арсений приподнимает голову, закусывает губу и молчит. — Не сломана рука? — спрашивает он вскоре, тяжело выдохнув. — Я не знаю, — пожимает плечами Антон и отдёргивает рукав, скрывая синяк. — Шевелить можешь? — спрашивает Арсений, а Шастун отрицательно мотает головой, — а прикасаться? — снова безмолвное «нет», — давай сейчас в больницу съездим? Если перелом, затягивать нельзя. Если нет, хоть перевяжут. — Ну, можно, — едва улыбается Антон, а затем слышится звонок в коридоре, — только я сейчас с Глебом пройдусь до канцелярского, я ему обещал. Давай встретимся уже после? Арсений кивает и, невесомо поцеловав щеку парня, улыбается. Этот поцелуй не требует объяснения. Антон останавливается и несколько секунд вопросительно смотрит на Попова. Теперь и разговор, обещанный учителем, не нужен.***
Как только Глеб купил всё, что было необходимо его сестре, Антон попрощался с ним и сделал вид, что идёт вдоль улицы к центру. Сорокин несколько раз предлагал проводить его до дома, аргументируя это ужасным физическим состоянием Шастуна, но друг в ответ лишь возмущался, раздражённо бросая, что он в норме. На самом же деле он всматривался в каждую проезжающую машину, надеясь увидеть в них нужную. В какой-то момент это действительно произошло, и около Антона притормозил чёрный большой автомобиль. Радостно улыбнувшись, Шастун сел на переднее сидение и взглянул на Арсения, улыбающегося ему в ответ. — Как ты? — спрашивает учитель и опускает глаза на губы, и только после этого на руку, — не стало хуже? Единственное, о чём он жалел, так это о том, что возможность поцеловать Антона у него временно отняли. Мало вероятно, что парню эти поцелуи принесут удовольствие, а не боль. — Встретил тебя и стало лучше, — смеётся Антон и убирает рюкзак к себе в ноги, — может, не поедем в больницу? Простой ушиб же, само пройдёт. Давай лучше к… — Нет, мы поедем, — перебивает Шастуна Арсений и наблюдает за его недовольством в лице, — даже не думай строить такое выражение, я сказал, едем. Антон быстро согласился, пожав плечами, и больше учителю не перечил. На самом деле, любой досуг, проведённый с ним, казался чем-то невозможным. Даже поход в больницу. Да он буквально пару дней назад и не рассчитывал даже с ним разговаривать, а теперь они мало того, что общаются, так и встречаются, вроде бы. Этого Антон до конца, конечно, не знал, и хотелось поскорее выяснить правду. — Арс, — зовёт мужчину парень и задумчиво переводит на него свои глаза, — Арсений? — Ну, — кивает Попов, кинув быстрый взгляд на напряженное лицо подростка, — я слушаю, чего? — А мы, выходит, вместе? Удар, как от пощёчины, парализует тело, и Арсений даже на пару секунд теряет управление, выруливая не в ту сторону. Попов резко тормозит на обочине и растерянно вглядывается в Антона, которого, кажется, произошедшее нисколько не смутило. Он лишь в ожидании глядел на учителя и перебирал здоровой рукой край футболки. Колени ходили ходуном от нервов. — Ну чего ты молчишь? Скажешь, что всё было ошибкой? Ты обещал мне поговорить об этом. — Нет, подожди, давай сначала съездим в больницу, а потом… — Нет, — прерывает его Антон и не даёт завести двигатель, — поговорим сейчас. Никаких «потом». Ты достал уже бегать. — Что ты хочешь услышать? — Не важно, что я хочу услышать, — раздражённо бросает Антон, хмурясь; он слишком боялся, что сейчас, именно в эту минуту, всё может прерваться, — я хочу, чтобы ты сказал, как сам думаешь. — Как я думаю? — повторяет за ним Арсений и складывает руки на груди, уводя глаза на дорогу, — а ты разве хочешь это знать? Тебя лишь взбесит то, что я скажу. — Неважно, скажи, — настойчиво прошептал Антон, чувствуя в груди такую сильную панику и неготовность всё прерывать, что хотелось закрыть уши ладонями и закричать, лишь бы не услышать следующие слова. — Я думаю, что я полный мудак. Я думаю, что я зря связался с тобой. Я думаю, что всё это неправильно, — Арсений останавливается, поворачиваясь на Антона, и, увидев нём такую выразительную обиду, поспешно добавляет: — но я не жалею, и мне кажется… что… как ты сказал? В общем, да. Попов завёл двигатель, спеша, а Антон лишь больше нахмурился. — Что «да»? Арсений молчал. Он выехал на дорогу и долго ничего не отвечал, а затем, неловко почесав щеку, тихо сказал: — Вместе, — слово это потерялось в салоне машины, не позволяя в себя поверить, — я имею в виду, блять, ну ты же понимаешь меня! Какого хера ты измываешься? Мы вместе!***
28 ноября. Оказалось, у Антона трещина. Не перелом, но и далеко не ушиб. Ему перевязали руку, Арсений подкинул его домой, и они расстались. Поверить в слова Попова казалось чем-то нереальным. В голове эхом откликалось нервное «мы вместе» голосом Арсения, и ничего после этой фразы Антон не помнил. Как только он пришел домой, парень завалился спать. Андрея дома всё ещё не было. Помимо всего прочего, встреча с Димой была Антону необходима. Парень нетерпеливо ждал её и делился своими эмоциями с Арсением, который в ответ лишь улыбался и раз за разом спрашивал, как его рука, и говорил ли ему что-нибудь отец. Разговоры по типу «может ли он ещё раз тебя избить?» или «а что, если он готовит что-то страшное?» лишь раздражали. Андрей исчез, а Антон получил возможность довольствоваться своим одиночеством. Арсений спокойно реагировал на объятия, и даже когда Шастун вчера быстро поцеловал его в губы после урока, он в ответ улыбнулся. В глазах парень не увидел ни разочарования, ни тоски. Это его несказанно радовало. 20:31 Антон вышел из дома и медленно двинулся к вокзалу. Все предложения подвезти его от Арсения он мягко отклонял, желая пройтись пешком. Попов настороженно просил быть аккуратным и в случае чего не бояться ему звонить. Антон лишь улыбался на это. Он всё ещё не верил, что всё это происходит именно с ним. За всеми подобными размышлениями, Шастун не заметил, как добрался до места встречи. Электричка приезжает через двадцать минут, и Антон спокойно уселся на лавочку, ожидая. Достав телефон, он быстро печатает сообщение Арсению и улыбается тому, насколько легко он себя при этом чувствует.Я на вокзале, уже жду Диму 20:57
Настолько давно он не видел Позова, что, кажется, уже и забыл, как тот выглядит. Они даже общение по сети забросили. Это расстраивало. Хорошего вечера) 21:02 Антон улыбается. Настолько счастливым он не чувствовал себя очень давно. Даже мысли об Ире не стали его сегодня посещать; кажется, этот вечер обещает быть как никогда приятным. И когда Антон увидел бегущего к нему Диму, всё волнение внезапно вымылось из его головы, а на смену ей пришла детская радость. — Шастун! — крикнул Позов и крепко обнял друга, — Боже, капец. Ты, кажется, стал ещё выше! — Видеться чаще надо, — упрекает его Антон, а затем понимает, что разлука и его косяк тоже, — как у тебя дела? Давай с ходу, рассказывай. Что нового? — Ничего, — мнётся Дима, и оба парня вместе идут в сторону выхода вокзала, — учёба всё та же… настроения особого у меня нет, поэтому… лучше ты расскажи, как у тебя всё? И, чёрт, что с тобой? — словно только заметив, Позов останавливается и смотрит на почти зажившую губу, а затем на перебинтованную руку. — Не догадаешься? — смеётся Антон. — Отец? Опять? Что на этот раз? — Он… Дим, он узнал о моей ориентации. Уверен, трещина в руке далеко не конец, — смеётся Шастун, — а ещё я начал встречаться с Арсом. Помнишь, ты говорил, что это ни к чему не приведёт? Кстати, а ещё… — Постой, давай по-порядку, — тормозит Дима, — что ты сделал? — Ты про что? — щурится, улыбаясь, Антон, и убирает руки в карманы джинсов. — Ты начал встречаться с Арсом? С тем учителем? Он же… старше… — Дима выглядел потерянным. Он неверящими глазами всматривался в лицо Антона и мотал головой. — Прикинь, — усмехается Шастун, — мы переспали. — Стоп, блять! — громче прикрикнул Дима, хватая парня за здоровую руку и вынуждая остановиться, — давай нормально! Объясни всё по-порядку. — Ну что тебе объяснить? Я за ним, блять, бегал три месяца, а он как ребёнок от меня прятался. Мораль, видите ли, не позволяет с детьми водиться. А пару дней назад я просто приехал к нему домой и… мы переспали. Позавчера я спросил у него, вместе ли мы, а он ответил, что да. Что ещё тебе рассказать? — То есть, вы переспали? — распахнув глаза, шепчет Дима. — Потрахались, то есть, — пожимает плечами Антон, — какие тебе ещё синонимы подобрать? Разговоры несли исключительно тёплый характер. Шастун делился всем, выговариваясь, и на душе ему становилось очень спокойно. Дима слушал, — он бы тоже поделился своими переживаниями, но не мог себя пересилить. Так прошло часа два. Бессмысленно болтая обо всём, парни, кажется, обошли пол города. Они смеялись, пару раз смешливо хватались за руки, толкались и бегали. Чувство детского ребячества. Всё бы ничего, но и такому приподнятому настроению приходит конец. — Я так и не сказал… мою одноклассницу и… впрочем, подругу, — после долгого молчания, сидя на лавочке в пустом парке, начал Антон, — её ведь убили не так давно, ты знаешь, я говорил… её изнасиловали и убили. Я ведь видел её в день, когда это случилось. Он замолчал, а Дима распахнул глаза в удивлении, не понимая, серьёзно ли говорит парень. Он ничего не отвечал, ожидая продолжения, и оно всё же наступило. Можно сказать, на горло. — Я каждый день себя виню в этом… я мог её проводить, — тоскливо улыбается Антон, опуская глаза к своим ногам. — Ты совсем дурак что-ли? — нервно усмехается Дима. — Возможно, ты просто не понимаешь… нет, подожди, — остановив Позова, когда тот хотел его перебить, продолжил Шастун, — я столько лет винил себя в смерти матери… а теперь ещё и Ира… Дима заткнулся. Никогда. Никогда он не говорил об этом вслух. Лишь вскользь, когда-то давно упомянув о своей маме, Антон больше не поднимал эту тему, как и Дима. — Она ведь тогда действительно написала в записке… написала… мол, «ты не виноват, это я сама»… а я знал, что виноват… я тогда… ну, перед тем, как она убила себя, — голос парня задрожал, — я… блин, ну, понимаешь, я даже не могу найти оправдания себе. Она напилась, очень сильно, а я ей в истерике кричал, что ненавижу её. Что… без… без неё… я бы без неё… Резко уткнув лицо в ладони, он умолк. Дима касаться его не осмеливался. Вглядываясь в мягкие черты лица женщины, мальчик отталкивает её и хлопает дверью. — Я сказал, что без неё… — Я хочу, чтобы тебя не было! Ты бухаешь, отец бухает! Вы только и можете, что пить! Умрите оба! Мне без вас будет лучше! — срываясь, кричал маленький Антон, сжимая волосы в кулаках, — Я лучше б рос в детском доме! Я не хочу вас видеть! Прошу! Уйдите! И ты, мам! Ты тоже! Уйди! Оставь меня, наконец, одного! Встреча с Димой оборвалась почти сразу, после неожиданных откровений Антона. Ничего больше не могло спасти этот вечер; тяжелое тоскливое настроение поразило их обоих.