***
Единственное, что не давало покоя, так это рассуждение Позова. Он, уже после того, как Антон выговорился, аккуратно предположил кое-что, что теперь не могло не тревожить. — То есть, он исчез? — имея в виду отца, спрашивает Дима и долго молчит. Антон тоже не отвечает, лишь пожав плечами и кивнув, на что Позов увёл глаза в сторону и нервно выдохнул, — я ни на что не намекаю, но, Антон… сначала убивают Иру, затем Андрей лазает в твоём ноутбуке и избивает тебя, упоминая её же… а теперь он исчез? Тебе не кажется это… подозрительным? 1 декабря. Зима пошла в оборот. На улице мороз и слякоть, отчего настроение было ещё более подавленное, чем обычно. Осенняя куртка больше не грела, и Антон каждый раз корил себя за то, что не переоделся в зимнюю. Так и сейчас, он, докуривая сигарету, выкидывает бычок и быстро удаляется вдоль по улице. Парень выглядит раздражённым и злым. Он, сжимая руки на груди, словно ему очень холодно, шипел и оглядывался, в то время как двое полицейских провожали его взглядом. — Сейчас, — приказывает один мужчина другому, и они оба медленно двигаются к урне, — я сразу понял, что с ним что-то нечисто. Они берут свежий окурок, всё ещё немного дымившийся, и кладут его в специальный маленький пакетик для улик. В их глазах злость. Они оба всматриваются в спину подростка и молчат. 16:54 — Я совсем не понимаю эту тему, — мычит Антон, а Арсений снова поворачивает к нему листок с заданиями. — Читай ещё раз, — приказывает он и откидывается на спинку стула, тяжело выдыхая, — давай, бегом, я тебе говорю. В учителе нет ни раздражения, ни усталости, в отличии от Шастуна. Удивительно, но с момента, как его отношения с Антоном наладились, он и выглядеть стал гораздо лучше. Синяки приобрели менее тёмный оттенок, глаза загорелись, губы чаще расплывались в улыбке. Он выглядел словно «выздоровевшим», и даже Серёжа отметил приятные изменения в поведении и внешности Арсения. — Ну не понимаю я, — снова хнычет Антон, отворачиваясь от алгебры и закрывая глаза руками, — можно я не буду это делать? Арс, ну пожалуйста. — Будешь, но позже, пока отдохни, — пожимает плечами учитель и встаёт, — чай или кофе? — Давай кофе, — обиженно отвечает подросток и сверлит мужчину недовольным взглядом, — я с молоком и сахаром пью… ну, если можно… — А почему нельзя? — улыбается Арсений и достаёт с верхней полки сахарницу, о которой он уже и вовсе забыл, — я в детстве, как сейчас помню, пил кофе без сахара и молока, считал, что так более «по-мужски». И ведь никто не объяснил ребёнку, что он вправе ложками сахар есть, — усмехнулся Арсений, — так и теперь у меня привычки не осталось. Две ложки? — и, обернувшись к Антону, Попов улыбнулся на его неловкий кивок. Антон внимательно слушал Арсения, стараясь ничего не упустить, а затем улыбнулся, поднимаясь и вставая рядом с учителем. Теплая, непринужденная атмосфера позволяла расслабиться. Рука не приносила почти никакого дискомфорта, хотя всё равно иногда продолжала неприятно ныть. Поэтому, когда Арсений закончил и кивнул Антону на листки с заданиями, парень попытался отвлечь мужчину объятиями, но ничего в итоге не вышло. Попов, улыбаясь, убрал с себя руки Шастуна и слегка подтолкнул его к столу. — Давай, Антон, решай дальше, — выдыхает он и ставит рядом с учебниками две кружки, — закончишь, и мы чем-нибудь другим займёмся. Антон несколько секунд смотрит на Арсения, пока тот проверял написанное до этого решение подростка, и улыбается. Наклонившись, он заглядывает в лицо учителя и щурится. — Другим? — задумчиво тянет Антон. — Да, я… — Арсений замирает, смотрит на Антона слегка удивлёнными глазами и мотает головой, — я имел ввиду, мы либо погуляем, либо посмотрим что-нибудь. Антон в ответ лишь смеётся и садится за стол. На душе невероятно тепло. Так, как, кажется, никогда до этого не было. Однако, длилось это недолго. Вскоре Арсений заставил его нормально сесть и продолжить решать домашнюю работу, упрекая парня в том, что он не ценит его время и заботу. В итоге Антон битый час пытается справиться с заданиями, постоянно отвлекаясь и выслушивая учительские нравоучения. Но и всё это нисколько его не тяготит. Он наконец-то с Арсением, и жаловаться было бы глупо. — Я считаю, я молодец, — агрессивно засовывая тетради в рюкзак, шипит Антон, на что Попов деликатно промолчал, — я первый раз за два месяца решал алгебру самостоятельно. — Это не то, что ты должен говорить своему учителю, — хмурится Арсений и встаёт с места. — Вот именно, что моему, — улыбается Антон и пытается остановить мужчину рукой, но тот ускоряется и убегает, заставляя пойти за собой; Антон, вздохнув, тоже встаёт и идёт следом, — вот вроде взрослый человек, а ведёшь себя… — Не тебе меня учить, — смеётся Арсений, — пошли на улицу, я с тобой совсем уже задохнулся, хочу свежим воздухом подышать. — Намекаешь, что я зануда? — щурится Антон и падает на кровать, пока Арсений перед ним переодевался. Он стащил с себя футболку и как можно быстрее напялил свитер, словно скрываясь от любопытного взгляда. — Нет, просто дома дышать нечем, — простодушно пожимает плечами Попов, — ты собран? — Антон кивает, — хорошо. И, выбежав, он оставляет парнишку одного. Дверь чуть приоткрыта, но это не мешает воспользоваться ситуацией и рассматривать комнату Арсения. На самом деле, ничего особенного. Единственное, что заметил Антон: идеальный порядок и царивший всюду минимализм. — Ну ты идёшь? — раздалось из коридора, и Шастун, лениво поднявшись, медленно вышел из комнаты. — А куда мы, собственно? — зевая, спрашивает он, замечая некоторую торопливость и издёрганность Арсения, который сейчас перед ним завязывал шнурки. — Ну, для начала, погуляем, а после я тебя провожу, — отозвался учитель, поднявшись и ожидая, пока теперь сам мальчик переобуется; затем, пропустив его вперёд себя, он закрыл входную дверь на ключ. — Мы не на машине? — хмурится Антон. — Нет, зачем? Шастун молчит. Он вместе с учителем ждёт лифт, вместе с ним спускается по ступеням, вместе с ним выходит на улицу… в груди поселилось странное чувство, свидетельствующее о чём-то нехорошем. Такое ощущение, что Арсений всё к чему-то вёл, собирался, и даже его слегка дёрганное поведение говорило об этом. Напускное ребячество и весёлость его выдавала с головой. С такими мыслями Антон постоянно подозрительно посматривал на Арсения, иногда что-то невпопад говорящего, и ждал, когда тот наконец не выдержит. Они шли вдоль небольшого парка, усеянного лавочками, и изредка случайно касались друг друга пальцами. В каждое такое робкое прикосновение Антон сжимал губы в улыбке и опускал глаза. Но и это не могло избавить его от настороженных мыслей и ожидания; Арсений не старался нарушать молчание. Он, в свою очередь, тоже искоса посматривал на Антона и тоже чего-то ждал. — Да давай выкладывай уже, — не выдерживает Антон и останавливается, вынуждая этим остановиться и Арсения, — ты же явно хочешь сказать что-то. — С чего ты взял, — смеётся Попов, а парень замирает и внимательно вглядывается в лицо учителя, хмурясь и гуляя по его нервному выражению, — ладно, да, я хотел поговорить, но не уверен, что ты будешь рад моим словам. Арсений отворачивается от него и, сжимая руки воедино, смотрит на дорогу, на проезжающие мимо машины и на идущих куда-то прохожих. Он пытается построить в голове хотя бы одно путное предложение, но ничего из этого не выходит. — Никогда ты ничего хорошего после подобного не говоришь, — жмурясь, вздыхает Антон и задирает голову, убирая руки в карманы, — давай уже, не тяни. Повернувшись на Антона, Арсений некоторое время его рассматривает, пару раз вроде собираясь что-либо сказать, но каждый раз лишь закрывая рот и сжимая губы. — Я хотел… — уводит глаза в сторону он, словно боясь реакции мальчика на следующие слова, — спросить об отце… — однако Антон в ответ только пожал плечами, не совсем понимая опасений учителя, — в плане, ты сказал, что его давно нет дома… но что произойдёт, когда он вернётся? Что, если станет хуже? Я имею в виду, вдруг он… — Арс, — улыбается Антон, прерывая его, и берёт ладонь учителя в свою руку, сжимая, — всё в порядке, я этого человека знаю уже очень долго. И поверь, он не из тех, кто может сделать что-то по-настоящему страшное, — эти слова звучат неубедительно, даже для самого Антона, но он продолжает давить из себя улыбку, чтобы хоть как-то успокоить Арсения, — избить меня, — его максимум. — Ты так думаешь? — хмурится Арсений и сжимает ладонь Антона чуть сильнее, — ладно, но и это ненормально. Я не хочу видеть тебя вечно побитым. Надо же с этим хоть что-то сделать. — Что? Снять побои и написать заявление? — разрывая касание, Антон убирает обе руки в карманы, — брось, Арс, он выйдет через пятнадцать суток и изобьёт меня ещё сильнее, — вздыхает он и отворачивается на дорогу; на улице вечер, но уже достаточно темно; вокруг никакого ветра и несильный мороз. — И что, ты будешь просто терпеть? — Арсений не понимал спокойствия мальчика. Он искренне считал, что тот должен хоть как-то желать или отомстить, или наказать отца за свои действия, но Антон лишь пожимал плечами и тоскливо улыбался. — Понимаешь, я обычно не терплю никогда, я сбегаю, — неловко смеётся он, и здесь Арсений совсем теряется; веселья парня он абсолютно не разделяет, — я никогда не любил разговаривать об этом, потому что… ну как бы, я парень, и я не могу за себя постоять? Конечно, могу… но… честно говоря, боюсь. — Ты дурак? Ты не должен за себя стоять! В плане, нет, должен, конечно, но не с отцом! Он вообще не должен бить тебя, что это за бред? Антон пожимает плечами и двигается дальше; стоять на морозе совсем холодно. Арсений следует за ним. — Прости, Антон, а мама? Я помню, ты просил не напоминать о ней, но… клянусь, это последний раз… я просто… я не понимаю ничего. Остановившись снова, Антон долго смотрит на Арсения и выдыхает. Он был тем человеком, с кем хотелось поделиться. Кому хотелось выговориться. Но не сейчас. — Она умерла, покончила жить самоубийством, — спокойно отзывается парень, — я больше ничего не могу тебе рассказать. Да и, собственно, нечего больше говорить.***
Дни шли медленно. Расследование убийства, кажется, застопорилось. Как последнее лицо, кому бы стали рассказывать подробности дела, Антон ничего не знал, и от этого было ещё более тошно. Поделившись с Арсением тем, что он чувствует вину за смерть Иры, парень выслушал длинную нотацию о своей невиновности. И, признаться, только после этого разговора ему стало легче. Не то, чтобы он и вовсе отпустил всё произошедшее. Скорее, стал меньше винить себя… Но в какой-то момент о случившемся все забыли, и Антон снова принялся переживать, только уже не за свою вину. За партой Иры сидели другие девушки, и никто больше не обсуждал смерть одноклассницы. Может быть, так оно и лучше, но что, если об убийстве и вовсе забудут не только учащиеся? Что, если, пока Антон переживал, дело и вовсе не расследуют? Такие мысли не давали спать. Они ежедневно атаковали его, глумились, и ни в какую не желали покидать голову парнишки. 4 декабря. В дверь позвонили. Антон, понимая, что в квартире он один, нехотя поднялся с дивана и вышел в коридор. В голову ударила мысль, что это отец, но, заглянув в глазок, парень увидел совершенно незнакомого мужчину в форме. Нахмурившись, он открыл дверь и уставился в полицейского. Тот сразу показал ему удостоверение и без спроса вошёл в квартиру, пока Антон даже поздороваться не успел. Парень лишь отпрянул, всматриваясь в мужчину, и слегка приоткрыл рот от неожиданности. — Дела плохи, малыш, — сурово начинает мужчина, и Шастун закрывает входную дверь, внимательно рассматривая пришедшего; он напрягся, отмечая странное поведение полицейского: дёрганное и нервное, — мы взяли твоё ДНК, чтобы сравнить его с найденным на теле убитой девушки, Иры, ты в курсе. — Что? — распахнув глаза, прохрипел Антон и немного попятился от мужчины; он смотрел много различных документальных фильмов, и ДНК могли бы брать лишь в одном случае, — я не убивал её! Вы в своём уме? — Спокойно, пацан, пока что никто не обвиняет тебя. Мы должны были лишь удостовериться в том, что ты не причастен к её смерти, — пожал плечами полицейский, — однако, твоё ДНК всё же частично совпало с найденным. Понимаешь, мы не стали ставить на тебе крест, возможно, ты её касался, тем более, ты говорил, что поцеловал её перед тем, как она ушла. Но, скажи мне, будь добр, было ли что-то больше поцелуев? Антон долго молчал. Он не верил в слова офицера и не знал, что говорить и как действовать; уже пора кричать об адвокате? — Нет… я не спал с ней, если вы об этом… — Хорошо, повторю ещё раз, на тот случай, если ты боишься сознаться. Секс между подростками распространён, и тебе ничего не будет, поскольку возраста согласия ты уже давно достиг. — Я не спал с ней, — злясь, повторяет Антон. — Хорошо, но я выскажу тебе свои личные подозрения. Понимаешь, я не по работе к тебе заглянул. Никто не давал мне приказ, — продолжил мужчина и прошёл на кухню, садясь за стол; Антон последовал за ним и замер у входа, внимательно его разглядывая, — я был очень близок с семьёй убитой. Иру я знал лично. Поэтому, наверное, я больше остальных заинтересован в поимке убийцы. И знаешь, я считаю, что в твоей истории достаточно много глубоких пробелов. Полицейский уставился на Антона, прищурившись, и поднял руку к лицу, потирая щетину. Мужчина был средних лет; ухожен, худощав, одет в офицерскую форму. Впрочем, он не выглядел угрожающе. — Не понимаю, что вы хотите от меня… — Правды. Антон молчит. Он уже чувствует, что к ресницам подступают слёзы, и старается их игнорировать; разрыдаться перед полицейским ещё не хватало. — Меня зовут Кирилл, пока называй меня так, не нужно отчеств, — продолжает мужчина, — я думаю, тебе стоит сотрудничать со мной, потому что… — он резко умолкает, думает, а затем, подняв глаза на мальчика, щурится, — ДНК редко может совпасть, не находишь? Антон хмурился, ему становилось всё хуже и хуже. С каждым словом полицейского он чувствовал всё более сильную панику, нарастающую с каждой минутой. — Тебя я убийцей не считаю. И, думаю, ты понимаешь к чему я веду всё это время, — сжимает губы мужчина, — где твой отец? Одного вопроса достаточно, чтобы провалиться под землю. Антон раскрывает рот, словно в немом крике, распахивает глаза и садится на диван, тяжело дыша. . — Антон? Где твой отец? Парень закрывает глаза руками и молчит. Всё вдруг становится таким очевидным. — Я даже не… а теперь… теперь, когда вы рассказали о ДНК, я уверен… я уверен… — слёзы вырвались наружу, и Антон, тяжело дыша, пытался говорить более чётко, но ничего не выходило. — Антон, что происходит? Объясни всё по-порядку, — скомандовал мужчина и сел рядом с подростком, достав чистые бланки и ручку, — говори. — Я… я помню, до смерти Иры… или уже после, я не помню, он упомянул её в ссоре… он… я тогда не понял, почему он вообще её вспомнил, — Антон путался в словах; голос срывался, он был на пределе, — потом, уже после убийства… я помню, это было недавно… он брал мой ноутбук… — Твой ноутбук? Там что-то важное? — мужчина, несмотря на шаткое состояние подростка, явно был доволен прорывом в деле, пусть и пока что недоказанным. — Нет, абсолютно ничего, но он-то, видимо, посчитал, что там есть что-то… что могло, может быть, помочь… или, я не знаю, — Антон всё же не выдержал; теперь он говорил тише, смотря в пол пустыми глазами, и время от времени вытирал с щёк слёзы, стараясь делать это так, чтобы этого не видел офицер, — он в тот вечер избил меня, а потом пропал. Я думал, что это… это исчезновение… ну как бы… что-то, типа забастовки против меня… — Избил и… как долго его не было дома? Почему ты не сообщил о пропаже? — У нас сложные отношения… я лишь радовался, что дома теперь один… — неловко отзывается Антон и молчит. — Есть какие-либо средства его личной гигиены? — парень не отвечает, — щётка зубная, сигареты, одежда… — Он всё оставил, — пожал плечами Антон, — можете забирать… В голове не укладывалось то, что всё было настолько, казалось бы, очевидным. Теперь пазл сложился, объяснения странному поведению отца найдены, но от этого знания не было легче. Антон чувствовал неконтролируемую ярость. Он не знал, что ему делать. Не знал, как бороться с желанием самому расправиться над мужчиной. Пока полицейский собирал нужные ему вещи, Антон сидел на кухне и пытался справиться с навалившимся. — Собирайся, — бросил мужчина, когда закончил, — ты тоже поедешь в отделение. Подробно всё расскажешь. Если твоё ДНК совпало, значит его может совпасть стопроцентно. Антон заторможено поднялся и на домашнюю одежду накинул куртку, обулся, пока Кирилл внимательно за этим наблюдал. Он выглядел суровым, хмурился сильнее, чем тогда, когда только пришёл, а Антон же не мог найти в себе сил даже успокоиться. Он паниковал, боялся, злился, хотел рыдать и… — А я могу позвонить… или написать кое-кому и попросить приехать? — Конечно, звони, пиши. Он случайно не поможет в деле? — едва улыбнувшись, спросил мужчина и хлопнул парня по спине; Антон запер входную дверь и спустился вместе с полицейским во двор своего дома.Арс
Прошу, приедь в отделение полиции напротив
площади, мне нужна твоя помощь 18:46
***
— Ты дурак совсем, какого хера ты меня так пугаешь? — хватая за куртку и бегло осматривая парня, выдыхает Арсений и крепко порывисто его обнимает. За этим наблюдает молодая дежурившая девушка. Она коротко улыбнулась и опустила глаза, продолжив сидеть на своем рабочем месте. В коридоре тишина. Арсений приехал минут через десять после того, как сам Антон доехал до отделения с Кириллом. Мужчина выглядел напуганным, но больше его пугал не факт нахождения Антона в полиции, а его внешний вид. Глаза парнишки стеклянные, выражение опустошенное, голос глухой. Он даже на объятия не ответил. Антон словно был поражен сильным шоком, не в силах найти в себе какие-либо эмоции. — Что случилось? Не молчи, прошу тебя, — садясь рядом с Шастуном на стулья для ожидающих, шепчет Попов. Антон мотает головой и закрывает глаза. Арсений чувствует такую сильную панику, что складывается ощущение, словно он и вовсе сейчас упадёт в обморок. Его трясёт, а Антона нет. Антон, кажется, спокоен. — Знаешь, — тихо начал Шастун, разрушив глушащую тишину, но слово это как будто оказалось очень громким, — мой отец убил Иру. Арсений замер. Он долго смотрел на Антона, думая, что ему послышалось. Переспрашивать не хотелось. Парень на него не смотрел, он пусто вглядывался в одну выбранную точку перед собой и обдумывал все слова офицера. Он не знал, как реагировать. И он не знал, как будет смотреть в глаза родителям Иры. Они же были так добры к нему. — Я правильно тебя услышал? — после очень долго паузы, наполненной напряжением и холодом, спросил Арсений. Антон коротко кивнул, даже не взглянув на него. На самом деле, он чувствовал себя теперь спокойнее. Теперь, когда Арсений был рядом, и он не один, он не ощущал себя полумёртвым щенком, заживо кинутым в ледяное озеро. Словно его сначала туда бросили, связанного и побитого, утопили, а затем чьи-то тёплые руки его вытащили и обогрели одним лишь своим присутствием. Одним лишь своим тёплым, любящим взглядом голубых горящих глаз. В коридор вышли два полицейских и остановились около Антона. — Вы с ним? — коротко спросил Кирилл, и Шастун кивнул сам, раньше Попова, — хорошо, вам придётся подождать его тут. Идём, Антон. — Извините, что происходит? Куда вы его… — На допрос, — прерывает учителя другой полицейский и останавливает, выставив вперёд руку и преградив ему путь; Антон уходит с Кириллом, и дверь за ними закрывается, — кем вы приходитесь мальчику? — Я… — Арсений опешил; он всё ещё всматривался в закрывшуюся дверь и никак не мог прийти в себя, — можно сказать, я его близкий друг и… всё, впрочем. Мужчина поднимает на Попова глаза, скептично настроенные, и кивает. — Я могу узнать, что происходит? Он только что сказал мне, словно… ну, его отец убил девушку, Иру, — понизив голос, тараторит Арсений, нервно поглядывая на офицера, — что это за бред? — Это не бред. Рассказывать что-либо я не имею права. Мужчина уходит, а Арсений, нервно усевшись на место, стал ждать. Час. Два часа. Кажется, он сумел даже подремать. Только когда его плеча коснулась чья-то ладонь, он встрепенулся и увидел Антона. Поднявшись, он сверлил мальчика взглядом и не верил своим глазам: он улыбался. Натянуто, выдавлено и неискренне, но улыбался. — Ты как? — выдыхает Арсений и касается щеки мальчика холодными пальцами, словно проверяя, на самом ли деле это Антон или же ему мерещится. Парень же на этот вопрос просто кивает и, одевшись, выходит вместе с Арсением на улицу. — Ты скажешь мне хоть что-нибудь? — в отчаянии спрашивает Попов и останавливает Антона за предплечье, совсем позабыв о его трещине; Антон от этого слегка жмурится, но всё же мотает головой, нервно улыбаясь. — Я скажу, но не заставляй меня и тебе в сотый раз рассказывать всё по-порядку… я так вымотан… Выдохнув, Арсений кивает и ведёт Антона к машине. Парень выглядит действительно уставшим, но на лице у него больше нет этой маски опустошения, и это уже немного радует. Не рассчитывая грузить его своими расспросами, Попов заводит машину и выезжает с парковки. — Останься со мной сегодня, пожалуйста, — шепчет Антон и едва заметно дотрагивается до руки Арсения; Попов чувствует это робкое касание и смотрит на парнишку, с надеждой в глазах в него всматривающегося, — мне это необходимо.***
22:25 Арсению было, мягко говоря, некомфортно. Квартира Антона была слишком пустой, не в физическом, а в эмоциональном плане. Пахло сигаретным дымом; парень, видимо, курил, просто открыв окошко. Небольшой беспорядок царил во всех комнатах, без исключения. Грязная посуда в гостиной и на кухне. Всё это слегка нагнетало. Привыкший к эстетической красоте и порядку Арсений не мог не замечать различных мелких недостатков картинки. Пока Антон временно закрылся в ванной, Попов сам разобрался на кухне и поставил чайник; сев на диванчик, он выдохнул и, закинув ногу на ногу, ждал. — Я не заставляю тебя оставаться, если что, — послышался глухой голос парнишки из коридора, а в интонации звучало «но я очень надеюсь, что ты сам захочешь остаться». — Всё в порядке, я с тобой, — ответил Арсений и улыбнулся, когда Антон, уже переодетый, показался на пороге кухни и подал учителю свою одежду. Арсений некоторое время смотрел на неё, а затем лишь протянул руки, чтобы взять. — Иногда у нас шумно, — усмехается Шастун и сам доделывает чай, — иди пока переоденься. Арсений встаёт и, не спуская с парнишки внимательного изучающего взгляда, уходит, а Антон садится на диван и смотрит в потолок, задрав голову. Ему немного неудобно из-за смятения учителя; он видит, что ему некомфортно. Мужчина, кажется, даже поник. Хотя, может, это объясняется тем, что его вырвали из тёплого жилища и заставили весь вечер провести в отделении полиции? Остановившись на этой мысли, Антон перестал себя грызть. — Знаешь, только бывая в чужих квартирах, я замечаю, как на самом деле у меня дома холодно, — тоскливо улыбается Арсений, проходя на кухню. Антон рассматривает новый образ учителя. Признаться, одежда Шастуна села на него, как своя собственная. Жёлтая безразмерная футболка и серые спортивные штаны почти идеально подошли мужчине по размеру. Антон улыбается и показательно рассматривает учителя, на что Арсений внимания не обращает. Он доделывает чай и ставит кружки на стол, садясь рядом с Антоном. — Не хочешь хотя бы кратко объяснить, что случилось? А то вкинуть, что твой отец убил Иру, а потом отказываться что-либо рассказывать… подло, — серьёзно говорит Арсений и отпивает немного горячего чая. Антон внимательно смотрит на него, а затем лишь пожимает плечами. — Пришёл полицейский, мол, мы твоё ДНК без твоего спроса сравнили с найденным на теле жертвы, и типа оно совпало, — безразлично начинает Антон, выдыхая, и берёт в руки свою кружку, — а потом он сказал что-то о моём отце, и я сразу всё понял. Он ведь за что меня избил? За то, что в ноутбуке нашёл, видимо, мои признания в… ну, ориентации, а теперь я понимаю, что не это вовсе он искал. — А что? — Ну как? Что-нибудь об Ире. Повисла тишина. Арсений выдохнул и отставил от себя кружку. — Ты в порядке? Антон повернул на него голову, долго рассматривая, и думал, что ответить. Затем, опустив глаза, он лишь улыбнулся и нервно вздохнул: — Если честно, нет. Как после такого можно быть в порядке? Арсений, ничего не комментируя больше, аккуратно коснулся плеча мальчика, а когда тот лишь шире на это улыбнулся, обнял его. Антон уткнулся носом в ключицу учителя, закрывая глаза и, наконец, убрал с лица натянутую улыбку. Жмурясь, он неровно дышал, но теперь уже чувствовал себя свободным. Чувствовал себя спокойным.