Антон с Арсением в итоге легли вместе. Никакого интима; они, кажется, даже не поцеловали друг друга перед сном. Просто легли и, прижавшись вместе, уснули. Попов поначалу, может, и хотел лечь отдельно, но после неловких слов о том, что парень один не уснёт, передумал отказывать.
10:11
Проснувшись, Антон долго рассматривал Арсения и улыбался. Он даже об отце не думал. Не думал ни об Ире, ни о разбирательстве и допросах, ни о школе… ни о чём и ни о ком, кроме Арсения.
Уже потом, заставив себя встать и оторваться от уютного образа спящего учителя, Антон заварил себе и Арсению кофе и листал ленту новостей, изредка смеясь над попадающимися шутками. Однако, по-видимому, Антон действительно был «очень удачлив»; не может же он без происшествий пригласить кого-либо к себе, правильно?
Поэтому, наверное, в момент, когда Антон в очередной раз поднёс к губам горячую кружку с кофе, входная дверь резко открылась, а на пороге показался внушительный силуэт отца.
Страх?
Страх — единственное, что почувствовал Антон, когда осунувшееся лицо мужчины недовольно бросило в него озлобленный взгляд. Ничего не сказав сыну, Андрей прошёл в гостиную, и парень услышал, как хлопнула дверь и скрипнул под тяжёлым телом диван.
Замерев, словно напуганный зверёк, Антон сидел на кухне и пытался восстановить дыхание.
Всё сейчас казалось просто ничтожным, кроме одного: в квартире Арсений, и если мужчина встретит его, осознав, что Антон спал с ним вместе, ни ему, ни Попову, вероятно, не спастись.
И как обычно бывает?
Если сильно боишься, оно обязательно происходит.
Поэтому, в следующий же момент на кухню прошёл Арсений и, бросив тихое «доброе утро», улыбнулся и взял в руки кружку с уже заваренным кофе. Не успев сделать и глотка, он выронил её, поскольку Антон резко перехватил его за шею и закрыл рот рукой.
Разбившаяся кружка принесла за собой много шума, а специфическая попытка Антона заставить Арсения замолчать и вовсе выбила из колеи. Распахнув глаза, учитель наблюдал, как Шастун нервно его отпускает и, смотря на вход в кухню, собирает с пола осколки.
— Ты порежешься…
— Заткнись, заткнись, ни слова не говори, — довольно громко зашипел Антон, но не успел больше сказать и слова. Послышалось копошение в гостиной, скрип дивана и тяжелый шаги.
Антон почувствовал, как подписал Арсению смертный приговор.
Как и на себе он поставил огромную подпись.
Арсений повернулся к выходу и нахмурился, тогда как уже через несколько секунд в дверном проёме показался Андрей; мужчина замер, рассматривая Попова, и, хмурясь, убрал руки в карманы.
Плохой жест. А сулит он
что-то ещё хуже.
— Пап? — тихо позвал его Антон, привлекая взгляд зелёных глаз на себя, — это… Арсений, мой учитель. Он пришёл утром, хотел увидеться с тобой из-за моей неуспеваемости, и я предложил ему кофе, — быстро тараторя, сообщил Антон, — но, я дурак… я… кружку разбил.
Мужчина молчал. Одежду Антона он, может, и не узнал, но Арсений ведь был босиком и явно выглядел так, будто только проснулся. Заспанные глаза, взлохмаченные волосы. Впрочем, ничего не выдавало в нём учительскую деятельность.
— Пап, скажи же хоть что-нибудь, — нервно улыбнулся Антон, а Арсений перевёл на Шастуна взгляд, замечая, как сильно мальчика трясёт.
Конечно, он знал, что Антон, вероятно, сильно боится отца. Но он не ожидал, что одно лишь его появление в доме настолько мальчика напугает.
И он также не знал, что боится Антон не за себя; его бы так не трясло, если бы он был один. Антон ведь наоборот переводит все стрелки в свою сторону. Плевать, если потом за «неуспеваемость» в школе ему и вторую руку сломают. На это ему было всё равно. Главное, чтобы Андрей не тронул Арсения.
И это стало единственной целью: без побоев увести Попова из квартиры.
Понимая, что мальчика надо спасать, Арсений сделал шаг к мужчине, но Антон в этот же момент совершил страшную ошибку. Он вытянул руку вперёд и схватился за предплечье Арсения, попытавшись остановить его.
— А часто ты, Антон, к учителям лишь по имени обращаешься? — проследив за движением сына, олицетворяющем попытку «спасти» Арсения, тихо спросил Андрей.
— Послушайте, просто он также ходит ко мне на дополнительные занятия, и я позволил ему обращаться ко мне лишь по имени. Это нормально, — спокойным тоном сообщил Арсений и протянул руку для пожатия, — как мне к вам обращаться?
— Как тебе ко мне обращаться? — озлобленно усмехнулся Андрей, — а мне к тебе как обращаться? Педик? Заднеприводный? Какого хуя ты всё ещё в моём доме? Думаешь, я не понимаю, что мой сын, пидорас конченный, водит сюда своих ёбырей? — заорав, продолжил мужчина и тоже сделал шаг к Арсению.
Тот, сильно опешив, слегка попятился назад, но не успел сделать и пары шагов.
Андрей кинулся на него, а Антон на отца, в то время как Арсений попытался Шастуна оттолкнуть. Всё произошло так быстро, что Антон совсем не понимал что и кого хватает, и откуда доносятся глухие удары и шипение. Как выяснилось, Андрей успел задеть Попова, и учитель, насколько это было возможно, попытался собой перекрыть Антона. Он, держа дистанцию, стоял перед подростком и тяжело дышал, пытаясь подобрать правильные слова, чтобы драка не продолжилась. Всё на пару минут поутихло.
Андрей лишь усмехнулся на этот жест. Он, пугающе улыбаясь, некоторое время мялся, но длилось это недолго; уже в следующее мгновение Арсений заметил, как на него замахиваются вновь, но ударить его у мужчины так и не вышло.
Попов перехватил его руки и, заведя одну из них за широкую спину Андрея, попытался его скрутить. Выходило плохо, однако, мужчина почти сразу расслабился, посмеиваясь, словно подавая ложную надежду.
— Антон, блять, быстро за вещами, — зашипел Арсений, уже порядком разозлившийся на сегодняшнее утро, — я сказал, бегом! — заметив, как парень тормозит, не решаясь оставить Арсения в одиночестве с Андреем, прикрикнул Попов.
Антон, обойдя его, быстро вышел из кухни, что-то нервно шепча себе под нос. Ни одного слова Попов не услышал, продолжая следить за сомнительным поведением мужчины. Он совсем не сопротивлялся, словно и вовсе не был заинтересован в «освобождении».
— Ты правда думаешь, что у тебя получается? — прошептал Андрей, и Арсения тут же повело назад, из-за веса мужчины; лишь сейчас он стал вырываться, — и что я смогу согнуться под тобой так же, как и он? — неопределённо кивнув в сторону убежавшего сына, продолжил Андрей и навалился на учителя, прижимая того к столешнице поясницей, — ты, блять, ошибаешься.
— Это ты, гандон, ошибаешься! Мы знаем, что ты, сука, натворил куда больше, чем обычное избиение сына, — однако, Арсений не успел договорить.
Он попытался крепче перехватить чужие вспотевшие грубые руки, однако затылок мужчины неожиданно сильно ударил его по скуле, отчего Попов слегка растерялся.
Примерно в этот же момент, Антон, запыхавшись, показался в проёме; в его руках сжатый потрёпанный рюкзак. Парень, распахнув глаза, несколько секунд наблюдал над безвыходной ситуацией и тут же нервно полез за телефоном.
— Подожди, Арс, я сейчас полицию… секунду…
Однако, похоже, слова о «помощи» подействовали на Андрея отрезвляюще, и в следующее же мгновение Арсений отпустил его из-за сильного удара локтем в грудь. Закашлявшись, он не успел прийти в себя, как вдруг удары один за другим посыпались на него.
Антон вскрикнул и, отбросив телефон, попытался оттащить Андрея. Он всеми силами старался перенять его злость на себя, но ничего не выходило. Тот уже понял, что Арсений для него значит намного больше, чем он сам для себя.
Поэтому, особенно стараясь бить как можно сильнее, он продолжал и продолжал, пока Попов перед ним и сам не обессилел.
Остановившись на долю секунды, он выпрямился, и Антон замолчал.
Они оба наблюдали, как Арсений, едва придерживая себя за столешницу, опустился на колени. Шастун, испугавшись, попытался к нему подскочить, но Андрей схватил его больную руку и вывихнул, отталкивая мальчика. Боль от этого была особенно сильной, поскольку трещина ещё зарасти не успела.
— Какого хуя ты здесь делал? Скажешь, что ты не трахал его? — опустившись на корточки рядом с Арсением, прошептал Андрей.
Теперь Антон жалел, что отец не был пьян.
Когда мужчина не в себе, больше вероятности убежать или остановить его. Но когда Андрей трезвый, шансов на спасение почти нет.
— Скажу, что трахал, а дальше делай что хочешь.
Закашлявшись, Арсений сплюнул на кафель сгусток крови и засмеялся, тогда как Антон лишь распахнул глаза шире, не веря в услышанное. Андрей, зашипев что-то нечленораздельное, последний раз ударил Арсения ногой в солнечное сплетение, вкладывая в это движение всю свою скопившуюся злость и отвращение. Попал он лишь по рёбрам, но и этим Андрей остался доволен.
Попов, кажется, медленно терял сознание, а у Антона не было сил ни кричать, ни просить о помощи, ни молить о прощении. Он лишь вглядывался в полуотрубленного учителя и прерывисто дышал, сжимая в руках лямку рюкзака, валяющегося на полу.
Андрей встал.
— Иди, помогай своему уёбку, у тебя десять минут.
Отец прошёл мимо, толкнув сына, и Антон наконец-таки упал перед Арсением на колени, нервно беря его лицо в свои ладони и тихо призывая его к жизни. Испугался он напрасно: Попов дышал, однако состояние его было отвратительным. Обозлившись на Андрея, Шастун закрывает дверь, хватает телефон и звонит в отделение полиции. Затем, в скорую.
11:58
Антон заранее сказал, что двери будут открыты, и чтобы полицейские зашли как можно более тихо. Так оно и вышло. Антон в запертой кухне услышал открывшуюся входную дверь и привстал. Он не выпускал из похолодевших трясущихся ладоней руки Арсения.
Переведя взгляд на дверь, ведущую в кухню, он замер и ждал. На Попова смотреть было страшно; правая скула разбита, глаз заплыл тёмным кровоподтёком, а на губах уже немного обсохла кровь.
Антон чувствовал себя виноватым.
Он просто не мог себя не винить.
Если бы он не попросил его остаться, ничего бы не произошло.
И именно после подобных мыслей дверь распахнулась, а в комнату вошли пара медиков.
— Они повязали его? — вскакивает Антон, отпуская руку Арсения, — я не знал, как привести его в чувство, — опускает глаза парень и сжимает ладони в кулаки, — я…
— Успокойтесь, — спокойно останавливает его молодая девушка и раскрывает небольшой чемоданчик, — я сейчас наведу вам успокоительное. Влад, набери холодной воды в чашку и положи его на бок.
— Всё плохо? Всё будет нормально? Они его повязали? Он ещё в квартире? — продолжал тараторить Антон, сжимая в ладонях полотенце. Девушка молча протягивает ему стакан с водой и две таблетки. Парень берёт их и просто держит; — ну ответьте мне, они забрали его?
— Забрали.
Антон выдыхает и пьёт успокоительное. Сердце в груди отдаётся острой ноющей болью. Руки трясутся, всё тело бьёт сильная лихорадка.
— Возьми, — шепча Владу, девушка протягивает ему неизвестный бутылёк; по запаху Антон понял, что это нашатырный спирт, — приведи его в порядок. Идём, — кивнув в сторону, позвала она Антона.
Парень, помедлив, не желая оставлять Арсения одного, всё же пошёл за девушкой.
— Что случилось?
— Он избил его, а я ничего не смог…
— Ещё раз. Причины какие? — медсестра была немного раздражена, и из-за этого Антон чувствовал себя ещё хуже.
— Он… не в ладах с ним, — задумчиво отвечает Антон, — поссорились.
— И всё? — парень кивнул, — сиди здесь.
И она ушла.
Вскоре, Арсений пришёл в себя. Его положили на диван в гостиной, обработали раны. Никаких серьёзных повреждений не было, поэтому в больницу Арсений ехать отказался. Антон за всем этим наблюдал, прикрыв рот рукой, и не осмеливался что-либо говорить или смотреть в глаза учителю.
Врачи уехали, дав несколько наставлений Антону, и парень долго решался к Арсению прийти, всё собираясь с силами. Только потом он опустился перед ним на колени и долго повторял тихо «прости», в то время как сам Арсений только улыбался и отвечал хриплое «всё хорошо».
***
10 декабря.
Экспертиза поставила заключительную точку.
Мало того, что при допросе Андрей сознался, так и ДНК полностью совпало с найденным на теле жертвы.
Антон после этого долго не мог прийти в себя. Он всё надеялся на ошибку, но надежды эти оказались тщетны. Ненавидя отца, он не мог найти в себе силы жить, как раньше. Он ежедневно корил себя, сгрызал, мучил. Эти мысли, подобно червям-паразитам, поселились глубоко в голове, а способов избавления от них Антон просто напросто не знал.
Один Арсений продолжал изо дня в день мальчика поддерживать; Антон временно жил у него, поскольку Антон не мог даже в подъезд своего дома зайти без истеричной паники. Попов долго приходил в себя, и ранения, нанесённые Андреем, скрывать не удавалось. Это привлекало лишнее внимание.
Это бесило.
16:34
Антон после школы, нервно оглядываясь, направился в обратную сторону от нужной ему улицы. Он, ожидая автобус, успел замёрзнуть. Люди, маячащие вокруг, казались враждебно настроенными, словно каждый из них знал о его «гнилье» в жизни.
И, встретив нужный автобус нервной улыбкой, он сел на него и ехал очень долго, минут сорок, пока наконец не затормозил на конечной остановке.
Выйдя на улицу, парень нервно выдохнул и пошёл вдоль могил, пытаясь не смотреть на них. Он даже не видел, куда именно шёл; словно на автомате перебирая ногами, он двигался и двигался, пока наконец не остановился напротив имени, больно отзывающимся в голове.
Антон медленно опустился на колени, чувствуя ледяной хрустящий снег под ногами, и сверлил глазами выгравированное имя девушки.
Вокруг было тихо. Ветер и шуршащий снег изредка создавали имитацию шума, но это всё равно никаким образом не мешало. Деревья тоже шелестели.
— Прости меня, пожалуйста… — после долгой паузы шепчет Антон и закрывает рот рукой, пытаясь сдерживать слёзы, — я так виноват перед тобой…
Он умолкает, пялится в безжизненный портрет девушки, пытаясь вспомнить её живой, её смех и голос, и задыхается.
— Я никогда больше не смогу спокойно тебя вспоминать… не он, а я теперь буду винить себя…
ему-то будет похер… — продолжал парень, больше не сдерживая слёз. Он замирает, ощущая их на щеках, и шипит. Все слова, сказанные, кажется, едва слышно, чувствовались донельзя громкими.
Единственное, что у него теперь осталось: боль и вина.
***
Камера была холодной, грязной, рядом маячило ещё несколько незнакомых человек. Андрей пялился в одну точку, нервничая, и пытался не думать о предательстве сына.
Как он смог променять родного отца на этого блядского «учителя»?
И учитель ли он ему вообще?
В голове не укладывалось произошедшее: парень всё-таки вызвал полицию. Как это было возможно? Андрей был настолько уверен в трусости мальчика, что сомнений в том, что он кинется прятать этого перебитого «учителя» не оставалось. Андрей действительно не верил, что Антон отдал предпочтение полиции.
— Я ещё раз спрашиваю, — третий, или уже четвёртый час повторял следователь, спокойным и равнодушным тоном выводя Андрея из себя, — что произошло в вечер, когда убили Ирину?
— Я не знаю. Я не причастен к её смерти.
Он ведь в итоге сознался.
Стоило лишь мельком упомянуть самоубийство его жены, как вдруг правда полезла наружу. Следователь знал на что давить. Но он также рисковал просто разозлить мужчину; экспертиза подсказывала, что они на правильном пути, и оставалось лишь добиться признания.
И они добились.
— Да не знаю я! Я слышал, Антон мне упоминал о ней! Мол, его девушка или ещё что-то в этом роде! Ну и я зачем-то решил проследить за ними, но она-то была одна! Без него!
— И это было поводом нападать?
— Я не планировал нападать! Это вышло случайно! Я хотел лишь напугать её!
— Но для чего?
— Да я знаю что-ли? Какого хуя вы треплете мне нервы? Я же уже ведь признался! Да, я убил её и выбросил труп, что ещё вам нужно от меня! Настоящих причин вы всё равно никогда не узнаете!
А настоящие причины, на самом деле, были до того глупы, что становилось до слёз обидно за пустую смерть девушки.
Тупое желание мести.
Антон «убил» его жену, а Андрей решился на возмездие. Правда, к его сожалению, прогадал с «выбором».
***
14 декабря.
Когда на улице стало вечереть, Арсений, словно почувствовав надвигающуюся тревогу, закрылся дома и никуда выходить не планировал. Он теплее оделся, поскольку отопление было включено совсем немного, и, усевшись в кресло в гостиной, пытался отвлечь себя книгой.
Однако, внезапная взволнованность его всё равно не покидала, а причин своего состояния Попов найти не мог.
Говорят же иногда, что некоторые люди чувствуют приближение плохого.
Приближение чёрной полосы.
Хотя, раньше казалось, что она давно наступила, сдавливая собой горло. Не давала дышать, отчего Арсений задыхался в попытках выбраться на более светлую, более счастливую сторону.
Тщетно, конечно, но пытался ведь.
Антон, в свою очередь, уже сорок минут пялился в окошко своей комнаты в приюте. Его временно поместили туда, до момента прибытия за ним его дяди. Он был его крёстным и единственным человеком, кто мог бы получить опеку над мальчиком.
Осознавая, что, когда Саша приедет за ним и его увезут в Воронеж, Антон не мог спокойно переживать остатки своих дней в Питере. Из-за этого всё казалось ничтожным.
До обиды бесполезным.
Арсений ежедневно с ним виделся, они гуляли, разговаривали, отвлекались, но ничего… ничего, абсолютно, не выбивало навязчивых мыслей из головы подростка.
Ему было стыдно, что он не мог найти в себе силы признаться Попову в чувствах; стыдно, что не мог рассказать ему о, теперь уже своём, переезде.
15 декабря.
Антон вышел на улицу и сразу встретил Арсения тёплыми, короткими объятиями. Попов улыбнулся ему и кивнул на машину, чтобы тот сел. Арс вроде бы и чувствовал себя хорошо, и видел приподнятое настроение Шастуна, но уже твёрдо решил поговорить с ним.
Они ведь оба знали, к чему всё идёт. Знали и молчали.
— Куда поедем? — спрашивает Антон, когда Попов выезжает с парковки.
— Я думал, ко мне, — пожимает плечами Арсений, и Шастун кивает, довольный таким раскладом.
Оставшееся время они почти не разговаривали. На улицах города уже было заметно новогоднее настроение, люди мельтешили, покупали ёлки, (зачем за три недели до праздника?), дети играли в снежки, а Антон всё не мог прекратить
думать.
Уже потом, поднявшись в квартиру, Арсений сел рядом с Шастуном и, опустив глаза, вобрал в себя больше воздуха, словно приготавливаясь.
— В конце года я уезжаю в Москву, — резко выдыхает он и закрывает глаза, будто ожидая после этих слов крика или удара, — я устроился там на работу.
— Что это значит? — хмурится Антон и выпрямляется, рассматривая лицо Арсения.
— Значит, что я временно переезжаю… хотел попробовать новое место. Более сложное, более… навороченное… для своего же опыта.
— Переезжаешь? В Москву?
Арсений кивает, а Антон отворачивается и долго обдумывает слова мужчины. А затем, нервно рассмеявшись, он закрывает глаза руками и тихо хнычет. Такой перепад в настроении мальчика Попова слегка напрягает, но Антона он трогать не спешит.
— А я в Воронеж уезжаю, — выдыхает он сквозь сжатые зубы, — за мной приедет дядя со дня на день. Мы решили, что я доучиваюсь эту четверть и уезжаю вместе с ним в Воронеж. Точнее, он решил… а я... остаться хотел… ему похер.
Арсений молчит, не веря в произнесённое.
Теперь, кажется, и ему больно. Раньше, конечно, тоже было, но раньше он не замечал масштаба всего надвигающегося.
А теперь замечает.
Вернее, теперь его сдавливает этими масштабами. Душит. Он просто не может заставить себя поверить в слова мальчика и сам теперь мотает головой, также нервно улыбаясь, точно Антон несколько минут назад
Звучит, как сарказм. Не может же он доживать этот год без него? Да он бы бросил Москву, если б парень попросил. Стоило ведь лишь слово сказать о том, как о не хочет с ним расставаться, и Арсений бы сделал всё возможное, чтобы желание парнишки было исполнено.
Но Антон не говорит о том, что шутит.
Он лишь грустно откидывается на спину и улыбается. Улыбка эта до того болезненна, что приносит даже физическое неудобство как и ему самому, так и Арсению.
Настроение испорчено.
Если оно в принципе когда-то было хорошим.
***
17 декабря.
Суд прошёл холодно. Антон выступал в обвинении, не утаивая мельчайших подробностей жизни с тираном. Защита была слабой; все аргументы в пользу Андрея выглядели неубедительно. В итоге присяжные совещались лишь полтора часа, после чего обвиняемому дали шестнадцать лет без права на условно досрочное освобождение.
После этого Антон долго приходил в себя, и даже бросил школу на время. Арсений маячил рядом, поддерживал, как мог, ежедневно встречался с мальчиком и позволял ему выговариваться.
В один из таких дней он узнал настоящие причины самоубийства матери. Антон тогда, протянув предсмертную записку мужчине, сохранившуюся с того времени, закрыл глаза и грел руки о горячую кружку кофе.
Послание было коротким. Лишь два скудных предложения.
«Винить себя не стоит, Антош. Я всё сама решила, вам с Андрюшей без меня станет легче, люблю вас»
Становилось не по себе.
Всё, через что прошёл Антон, пугало.
Даже
он не мог найти в себе сил справиться с этим, а Шастун смог.
О переезде они больше не заговаривали. Боялись нарушить ту идиллию, которая заметно заканчивалась. Они оба чувствовали скорый день разлуки и опасались даже подумать, как им будет тяжело после неё.
Однако, Арсений знал: теперь уже отступать поздно. Может, он бы и хотел, но не смог бы.
Теперь остаётся лишь искать иные пути к совместному счастью, проходить мелкими тропками, а может, эти тропки самостоятельно протаптывать.
В день смерти матери Антон был обычен. Рассказывать Арсению, что утром у него была ужасная истерика, и перед встречей с ним он выпил аж восемь таблеток успокоительных, он не стал.
Говорить о навязчивых мыслях Антон тоже не хотел. И так Попов много вытерпел из-за него.
Пусть думает, что у мальчика всё налаживается. Пусть хотя бы в его глазах он будет сильным.
20 декабря.
Антон встретил дядю не особо радостно. Сухо поздоровавшись, он рассматривал мужчину и хмурился. Тот был сильно похож на отца, однако, он нисколько не был схож с ним характером. Мягкий, добрый и тихий мужчина всегда радовал его в детстве подарками и сладостями, и он всегда был рад его видеть.
Но не сейчас.
— Послезавтра уезжаем, — бросает Саша и уходит, а Антон остаётся один. Он долго смотрит на переписку с Арсением, мучается, набирая и стирая сообщения, периодически позволяет себе плакать, дремать, думать… и в итоге всё же решается.
всё кончено, Арс
я уезжаю через день 02:13
прости меня за всё 02:15
прошу, давай сохраним общение 02:29
я, кажется, люблю тебя 02:43
Арсений спал, и не представляя, что завтра он будет в апатии. И завтра, и послезавтра, и послепослезавтра, и следующую неделю, и месяц, и год… он ведь и подумать не мог, насколько этот человек, случайно встретившийся ему тогда в баре, перевернёт его жизнь, сломает и починит заново, по-своему.
блять, я безумно люблю тебя 02:47
Он ни о чём ещё не знал.
Он мирно улыбался в подушку, потому что и сейчас, даже во сне, он видел
его. Потому что он тоже любил. Безумно любил своего ученика, так смело глядящего на него с предпоследней парты.
