***
— Койку в пятую операционную, — отозвалось из настенных динамиков покореженным от времени звуком. Извечная суматоха медицинского персонала, запах едких лекарств и напряженная атмосфера — это любая городская больница. Здесь живут моментами без оглядки на возможное трагическое будущее, не утихающая необходимость следить за состоянием тех, кого ты спасаешь, вселяет ни с чем не сравнимый стресс. Именно сейчас будучи в докторском белом халате Риза записывала всё новые сведения о поступающих клиентах, подписывая людей в очередь на обязательный прием под опекой госпиталя. Их исчислялось десятками за каждую поставленную подпись, и никто из других медсестёр ей в этом не поможет. Все заняты одной из важнейших работ, за которую они нередко платят собственным же здоровьем. Хмурое настроение из-за отмененного выходного перекрывалось профессиональным рабочим «Надо, Риза, надо». Лишь с недюжинной волей рыжеволосой пришлось скомкать все свои предыдущие планы в пучок и забросить в дальний угол своего кабинета. Такое происходило не раз, у неё было предостаточно возможностей привыкнуть, но она ведь тоже человек, как и все присутствующие в этом здании. Жаль, эта работа требовала такой механической точности и сосредоточенности, что хотелось скрючиться в кошачью позу и просто выть. «Собери нервы в кулак и делай, что должна», — повторяла себе каждый раз, когда едва ли позволяла на миг отвлечься. — «Если не я, то кто?». Будь у Ризы достойная замена, её бы сегодня не дернули. — Уоррен, за мной, немедленно! — прямо над её ухом прокричал какой-то медбрат под какофонию требовательных приказов. От того, как её коллега внезапно вломился в её кабинет, девушка чуть не совершила ошибку в записи. Но не успела она хоть что-то прошипеть на парня, то сразу поняла: случилось что-то серьёзное. Выпустив ручку из пальцев и встав из-за стола, Риза отправилась вслед за медбратом быстрыми шажками. Её рабочее место было на третьем этаже — самый комфортный для неё уровень. Легко связаться с сотрудниками, пройдя несколько метров до следующего кабинета, как будто она побывала в гостях. Прибывающие сюда больные обычно проходят финальные курсы выздоровления в общих палатах, часто знакомятся с людьми со схожими проблемами и интересами, превращая больницу в мирное общественное заведение. Проходя мимо одной из таких палат, девушка вспомнила тех двух американцев, которые свалились как не выпавший в этом году снег на голову. Сегодняшним днём на этаже довольно неспокойно, многим пациентам требовалась помощь. — Уоррен, ты вообще слышишь меня?! — Иду я, иду! — от нетерпения своего коллеги самообладание теряла уже сама Риза, вызывая ответный выплеск агрессии. — Лучше бы всё объяснил, я не глухая, идиот. Он остановился у лестничного прохода, швырнув ей перчатки. — Мальчика доставили реаниматологи с тяжелыми травмами, ты им нужна в седьмой. Поспеши, если не хочешь вылететь отсюда также быстро, как пробка из шампанского, — чуть усмехнулся, не отрывая взгляда от болотных зрачков. — Буду с упоением смотреть, когда тебя вышвырнут за неисполнение приказов начальства. Шляешься там, где не надо, — с холодной улыбкой девушка ловко перехватила в воздухе пакет с одноразовыми перчатками, но после её лицо приняло очень серьезный вид. — А теперь шутки в сторону, труба зовёт. Даже не попрощавшись с заносчивым парнем, она толкнула дверь на лестничную клетку и поспешила вниз по ступенькам с цокотом от своих туфель. Если ей и прилетел в спину оскорбительный ответ, она его благополучно не услышала. Этажом ниже происходил целый автопробег из тележек с нуждающимися в срочном медицинском вмешательстве, Риза втиснулась в этот поток, словно ворона, и упорхнула за очередью коек с фоновыми неразборчивыми голосами, заглушающими ход её мыслей. Старалась игнорировать окружающую обстановку, хотя и незачем — профессия парализовала её удивление, вытеснив страх перед нескончаемым шансом засвидетельствовать чьи-либо страдания и боль, намереваясь избавить своих пациентов от этого кошмара собственными знаниями с непоколебимой выдержкой. Бывали иные случаи... Железные створки операционной впустили долгожданную персону внутрь, где уже собрался отряд из других медсестёр. Те стояли в масках, но было не сложно догадаться, что их безразличные лица нисколько не поменялись с прибытием Ризы. — Девочки, — непринужденно поприветствовала их Уоррен, направляясь к раковине с антисептиком. На грязные руки надевать медицинские перчатки было категорически запрещено, поэтому девушка провела стандартную процедуру стерилизации. — Ну, расскажите мне, где наш маленький герой, а самое главное — кто хирург? Мало чего хорошего приходилось ждать от пациента на операционном столе, хотелось бы знать ситуацию заранее, ведь Ризу не редко обделяют важными сведениями её хладнокровные коллеги, как будто это вовсе запрограммированные роботы. — Дорогу сорок шестому! — медики закатили в помещение кушетку с ребёнком под голубым одеяльцем, на ней была прикреплена бирка с еле различимым почерком, который успела расшифровать рыжеволосая: «Хэнк Джонсон 46G». Один из явившихся мужчин включил операционный светильник, жестами созывая сотрудниц: — Начинается операция, приготовить инструменты, — ему помогли перенести на стол мальчика, чья кожа в значительной степени посинела. Он боялся пошевелиться, с его глаз текли постоянные дорожки слез. При виде состояния нового пациента у Ризы болезненно сжалось сердце. Профессиональная переподготовка едва демонстрировала волнение внешне и не позволяла поддаваться панике, но от такой картины не могло не появиться чувство в груди, равное скрежету гвоздя по стеклу. Совсем юный парнишка лежит на операционной передвижной койке, постепенно истекал кровью, превращая белые бинты в тряпки кроваво-бурого цвета — привычная ситуация для её врачебных глаз. Нужный медицинский инструментарий уже был доставлен в зал: практически совершенно белое помещение с яркими лампами по всему потолку. Сюда же доставили кислородный баллон, подтягивая его ближе к кушетке. — Спокойно, храбрец, всё будет хорошо, — под маской было не видно, что Риза ему улыбалась, но искренние слова поддержки точно доказывали этот факт. — Потерпи немного, когда вновь проснешься — этот кошмар окончится. Даю клятву доктора, — ей трудно смотреть в заплаканное лицо мальчика, поэтому приходилось следовать инструкции успокоения и заверения, пока не вспомнила о его возрасте. — У него ведь должны быть родители? — обратилась скорее к персоналу, нежели бы стала тревожить мальца такими расспросами. Телепатический взгляд помощницы подсказал ей посмотреть в коридорное окно, там где доктора удерживали плачущую женщину, а рядом молилась низкорослая старушка. Анестезиолог по приказу хирурга ввёл ребенку усыпляющий препарат внутривенно — он ничего не почувствовал, даже не успел что-либо сказать или как-то среагировать на иглу, потому что едва ли она была страшнее осколка в его животе. Вскоре малец стал медленно опускать веки, постепенно уплывая в сон. Риза надела на его лицо специальную маску, подключая паренька к искусственной вентиляции легких для поддержания уровня кислорода в измученном организме. — По утверждению пострадавших, на шоссе рухнула кровля со строящихся объектов и автомобиль вылетел в кювет. Отца семейства спасти не удалось, другие отделались шоком, а вот у пацана пробита брюшная полость, — констатировал второй хирург, указывая на торчащий железный осколок. — За дело, Бен. Оба перекинулись взглядами: — Действуем как всегда осторожно, Эдгар, — настроив светоосвещение на место травмы, мужчина отдал следующий приказ: — Дезинфекция, Уоррен. Мальчика необходимо избавить от верхней одежды и бинтов. Перемещать тело ребёнка ещё как-либо было крайне опасно, поэтому ненужную ткань разрезали ножницами. Душераздирающая картина предстала во всей своей мерзкой красе, когда на бледной молодой коже засияла безобразная кровавая рана с темной инородной железкой. Стиснув зубы, Риза сразу же взялась за бутылек с раствором фурацилина и пинцетом намоченную ватку. — Нам нужен пакет крови. Группа вторая положительная. Быстро! Впитавший бóльшую часть потерянной алой жидкости мусор был ею отправлен в утиль, процедуру гемотрансфузии завершила почти моментально, опустошая донорский мешочек со скоростью питья томатного сока, какой бы странной эта аналогия не была. Теперь работа оставалась за хирургами, которые беспрепятственно проводили очистку раны зажимами, кооперируя каждое свое действие в поразительной согласованности. По мнению Ризы, только при угрозе жизни человека появляется подобный командный феномен, когда целью является спасение бесценного существа на нашей планете. Гуманность прослеживается даже по отношению к убийцам и нарушителям прав человека, ведь любой вид мести редко кого сможет успокоить. Проблемы настиглись в неожиданном поступлении приказа об отправке других медсестёр в терапевтическое отделение больницы, голос из микрофона не назвал фамилию Ризы, что осталась единственной ассистенткой при двух хирургах, недовольных данной ситуацией. «Один на один...» — рыжеволосая ощутила неприятную чесотку по всему телу, до конца не осознавая сложившуюся на её плечи ответственность за жизнь маленького героя. — «Бен и Эдгар справятся со своей задачей, они же специалисты», — но теперь от неё зависела вся рабочая обстановка и условия проведения операции. Если она вовремя не поможет сменить освещение, подаст неправильный или не продезинфицированный инструмент, не проследит за показателями жизнеобеспечения или не ликвидирует совершенную ошибку хирурга, будет поздно задумываться о будущем этого ребенка. — «И о моей карьере. Проклятый Энтони Блэйк, чтоб тебя!» С циничным прагматизмом Уоррен делала свою работу, разрываясь между обязанностями. Ей чуть не удалось вернуть давление мальчика шприцом с адреналином, но этот риск мог стоить большего кошмара, так что ситуацию продолжала держать под контролем. «Мы должны его спасти», — превосходная сосредоточенность Ризы пошатнулась воспоминанием годовалой давности, которое преследовало её при каждой новой операции, мешало думать и вызывало сильную боль в сердце.***
Девушка вернулась домой с пустыми глазами, не проходящий мандраж сопровождался желанием ударить молотком собственные же руки. В непривычной для себя форме она раскидала вокруг уличную одежду, небрежно сняла сапоги и побрела безжизненной походкой в сторону своей комнаты. Из зала вышла с приподнятым настроением коротковолосая блондинка, удивляясь столь необычному приходу своей сестры — та не прокричала ей приветствие, когда перешла порог квартиры, что значилось случившейся проблемой. — Сестриза, да ты не похожа на саму себя, — смотрела на лежащее пальто под ногами Анна, — день что-ли неудачный? — улыбнулась она, поднимая её верха. Не оборачиваясь к ней, Риза зашла в спальню и потянулась закрыть за собой дверь, которую успела придержать сероглазая поставленной в проём ногой. — Конфликт на работе? Но та не отвечала. Рыжеволосая залезла на кровать к горам подушек у стены, зарылась в них, обнимая свои плечи, и взглянула сверкающими оболочкой слез глазами на свою младшую. — Так, — Анне это совсем не нравилось, — Блэйк вновь тебе подгадил? Или... только не говори, что ты уволена. Такая прекрасная пятница, а твоё самочувствие с ней не сходится, — Уоррен присела рядом, поджимая колени. — Пожалуйста, ответь мне! Я не люблю, когда ты замалчиваешь свои проблемы и мне приходится допытываться, только усугубляя ситуацию. Если ты так шутишь, то мне очень смешно, спасибо. Риза выпустила из себя все накопившиеся эмоции тихим рыданием, болезненно произнося эти невыносимые слова: — Я... я её... потеряла... — накрыла ладонями порозовевшее лицо, пытаясь отстраниться от сестры, — Элиза не пережила операцию... Что мне... теперь делать... Без неё?.. — с шокирующим осознанием этой новости Анна ничего не нашла лучше, чем просто-напросто крепко её обнять и больше никогда не отпускать. Юная сиротка, которая обследовалась под присмотром Ризы несколько месяцев, успела подружиться со своим «ангелом-хранителем» и жила радостными моментами, затмившими её прошлое. Они привязались друг к другу настолько, что пациентка случайно назвала мисс Уоррен своей мамой. Причинами смерти семилетнего ребенка стали воспалившийся аппендикс и внутреннее кровотечение в кишечнике — девочка подавляла свою боль, не делилась симптомами плохого самочувствия, потому что не хотела никого беспокоить. Замалчивание привело к непоправимым последствиям, к которым никто не был готов.***
Тяжелым щелчком в замочной скважине раздался ключ из уставших рук, вывалившаяся в прихожую небольшой квартиры женская персона едва ли держалась на ногах. Домой она вернулась под темными небесами очередного пасмурного вечера, с настроением развалиться на холодном кафеле из-за физической и, в первую очередь, моральной измотанности. С глубоким стоном Уоррен закинула бежевое пальто на вешалку, скинула на тумбу около зеркала свою сумку и кое-как доковыляла до комнаты. Девушке хотелось наконец выйти на некоторое время из реальности, не вспоминая события бурной субботы. Если предыдущий рабочий день показался ей очень сложным, она глубоко ошибалась. Трехзначный стук в дверь отозвался громким звоном в ушах, та рухнула на кровать со всё ещё завязанным шарфом, который решился задушить свою хозяйку за такие резкие падения, потому ей пришлось с внутренней агрессией освободиться от любимого элемента одежды и кинуть его в далекий проход, где показалась до неприличия невежественная и настороженная блондинка. — У меня ужасное ощущение дежавю, — первое, что сказала Анна, присаживаясь рядом с сестрой. — Шарф ничего плохого не сделал, чтобы ты так поступала с ним. Риза нервно усмехнулась: — Отстань. — Эй, я знаю этот тон! — надвисла младшая над ней, лежа на боку. — Колись, пока не вышла отсюда на тебя обиженной. — Уходи. Анна соприкоснулась лбом об её лоб, прижимая свободной рукой старшую к себе. — А вот это ты зря. Рыжеволосая слабо улыбнулась: — Ну что ты хочешь от меня услышать? Как бы любой врач после смены становится похож на мертвеца. Только сейчас об этом узнала, а, Ани? — Просто скажи, что никто из твоих пациентов сегодня не умер, — серьезно произнесла девушка, сокращая с ней дистанцию ещё сильнее. — иначе... — Иначе что? Уоррен младшая задумалась: — Иначе... эм-м-м, я никогда не признаюсь в чувствах к моей отвратительной коллеге из цветочного магазина. — Ого, у тебя есть к ней чувства? — Отвратительные! — шикнула Анна под её усмешку. — Ты вообще видела, какая она криворукая? Банально не умеет делать ромашку. Наконец, уловив момент, когда хватка настойчивой блондинки спадет, Риза высвободилась из странных объятий и выпрямилась на крае кровати, усталым вздохом потирая глазницы. — Мальчика по имени Хэнк прооперировали, — возвратилась она к основной теме разговора, отчего лежащая собеседница навострила уши. — И... Молчание. Потихоньку сводящее с ума, но не настолько жестокое. Анна к нему привыкла, жалобно закатывая глаза на подобные выходки её старшенькой. — ...с ним всё в порядке, — ответила с неприкрытой радостью, облегченно выдыхая положительную новость. — Ему ещё учиться заново ходить, идёт на поправку в детской палате под непрерывным наблюдением со стороны близких и квалифицированных, — на этом слове отвела мгновенно пропавший в пучине сомнительности взгляд, — докторов. Слышать рассказы из жизни медиков всегда доставляло удовольствие, если они из уст Ризы — так считала Анна, уплывающая в раздолье приключенческих детективов и медицинских драм-историй, какие неоднократно она просматривала. Вышедший несколько лет назад фильм с её любимым жанром по мотиву известного сериала сохранил не потухающий осадок в душе киномана, что вспоминает тот вечер с дорогим ей человеком, имеющим должность медсестры. Отчасти помнит профессиональную критику и всецело обоснованные возмущения действий главных героев. С такой-то сестрой впечатление о картине рушилось, но те оплошности актёров, ляпы и неточности сценаристов не могут затмить приятные эмоции по поводу запомнившихся персонажей и красивого окружения декораций. — Генри выиграл, — чуть ревниво скрестила руки сероглазка. Риза удостоила её недоуменным взглядом, как в памяти просочился утренний отрывок кулинарного соревнования. Та ободряюще похлопала девушку по плечу: — Где, кстати, наши с тобой гости? Этим же временем упомянутые личности сидели друг перед другом на диване в гостиной, освещение от малого светильника создавало атмосферу единения двух заблудших американцев, скучающих по родной стране. Воспользовавшись приятной обстановкой, Элли предложила сыграть в одну игру из прошлого, такую простую, но достаточно объединяющую — «Правда и две лжи», суть которой в выяснении из трёх возможных фактов о человеке истинного высказывания. Должно же быть весело, верно? — Я родилась в Германии, — на это Стикмин озадаченно выгнул бровью. — У меня немецкие корни. Немецкий язык не знаю, — приулыбнулась она с хитрыми зрачками. Такое могло поставить в тупик каждого, не говоря уже о Генри. Видимо, его подруга настроена очень серьёзно для социальной игры. — Я бы больше поверил в третье. — Как раз-таки немецкий знаю, — развеяла его веру в правильном ответе, довольно смотря на изумленное лицо парня, — так что правдой будет моя корневая история. — Русский хоть не знаешь? — отшутился он, ныряя в собственные факты о себе, чтобы подготовиться. — К сожалению или счастью... — отрицательно покачала головой, — но кому-то из сотрудников тюремного комплекса в Канаде не мешало говорить как на английском, так и на русском и, возможно, как мне показалось, даже на немецком... Разношёрстные полицаи однако, — с кислой ухмылкой она снова вспомнила эту дыру, пропахшей сыростью и холодом, в которую перевели Элли в самый неудачный день её жизни из европейского континента. — Тогда мы и встретились, — обнимая свои ноги, Стикмин прошёлся мечтательным взглядом по потолку, его улыбка сузилась до озадаченной и вовсе пропала, когда на него посмотрела Роуз с каплей умиления на душе. — Немецкий значит. Скажешь на нём что-нибудь? Девушка поперхнулась собственной слюной, не готовая так резко окунаться в детские уроки данного языка. — Хочешь, чтобы я тебе навалила невнятный бред, напоминающий отдалённо приличный немецкий? Сказать что-то действительно осмысленное, может быть, скажу, только ты меня в любом случае не поймёшь. Самокритичность из её уст не устраивала любопытное настроение Генри: — Ну-у-у, хоть какую-нибудь гадость про Дмитрия... — поднёс указательный палец ко рту, прикусывая фалангу от заинтересованности. Это уже другое дело — исполнить честь по оскорблению авторитетного и самого грозного охотника за преступниками, гордости России, перед которым трепещет весь криминальный мир, после всех полученных травм от его лишнего присутствия, Роуз напрягла память по неэтичным выражениям почти не используемого языка, навевая лёгкую интригу, и с явным эмоциональным озарением произнесла тихое, но красноречивое: — Alte Ziege... — к удивлению Генри, она сказала это чисто и практически без акцента, правда, несоблюдение типичного черствого тона заставило парня улыбнуться, сдерживая вырывающиеся смешки. — Пускай на слуху звучит как... кличка агрессивной немецкой овчарки, — с этим красноволосая не могла не согласиться немым смехом, — но-о-о... Теперь я знаю, как назову его при нашей следующей встрече. — Нам бы с ним вообще более не встречаться, — процедила обладательница рубиновых зрачков. — Продолжим? — Ах, да-да! — шатен втянул побольше воздуха: — Я «расчувствовался» тогда в кафе, потому что была плохая погода. Воровская деятельность... доставляла мне удовольствие, — выждал небольшую паузу перед продолжением. — А при краже Тунисского алмаза я руководствовался заранее составленным планом. Элли звонко усмехнулась: — Кто в здравом уме составляет планы? Я наслышана о твоей импровизации, как никто другой, — от такой оценки тот поджал губы. — Осмелюсь предположить, второе более тебя не привлекает, — Генри согласно кивнул. — С первым же винить погоду бессмысленно. Тебя что-то гложило... Затмивший его сознание факт о том, что Элли когда-то носила титул бандитки с ирокезом, немного убавлял постороннюю печаль, уж слишком забавно и очень непривычно было представлять её с выбритыми висками. Особенно смешно наблюдать, с каким самообладанием та выдавливала из себя частичку своего прошлого — похоже, она взаправду ему доверяет? Это придавливает голубоглазого в асфальт неловкого стыда, без возможности поделиться кусочком из собственной истории. Он был бы рад предоставить что-нибудь интересное, но... что именно? Разве о нём не знает весь мир? «Освобожденный от суда с помощью гениального адвоката совершил грандиозный побег на скутере со ста двенадцатью миллионами долларов из городского музея, попадая в заинтересованную мной правительственную организацию с целью обмена другого преступника на очередную свободу. Скучная нелепица, ставшая реальностью», — с горьким послевкусием улыбнулся Генри. С каждым новым анализом своего криминального аспекта жизни он стал понимать, что никто не сумеет утвердить его «до банковскую» биографию или место рождения. Само Правительство не установило этот факт, как будто этот человек возник из ниоткуда, из вымышленной вселенной. Даже нет распознавания фамилии, обладателем которой является исключительно Генри. Только ОН хранит угасающую информацию о себе, предпочитая жить относительно недавними событиями с жесткой категоричностью по отношению к своей гражданской юности, — если её вообще так можно называть. — Что тебя подтолкнуло переступить черту закона и сбежать от нормальной жизни? — внезапно спросил её Стикмин. — Мы знаем друг о друге немного... если учесть мою позорную сторону курильщика и твой, наверняка, бесподобный ирокез. Роуз в какой-то степени пожалела о том, что поведала настолько постыдный секрет из глубин её прошлого. Нет, она выглядела в тот период не то чтобы ужасно, скорее экстравагантной девушкой с бунтарским характером, но ирокез относился к не самым обдуманным поступкам былой юности. Однако текущий вопрос требовал от неё тех слов, какие расскажут ему быль задолго до взрывной причёски. Она в смятении прочистила горло под ожидающим ответа взглядом, глотая слюни. Для неё это не очень приятная или приличная вещь, о которой ей хотелось говорить. — Когда... — Элли напрягла язык, чтобы произнести следующее слово с еле заметной отчужденностью, — родители вышвыривают тебя восвояси без гроша в кармане, приходится искать способы заработка на самостоятельную жизнь. Мне не везло с этой частью, так ещё банально надоело быть хорошей и законопослушной девочкой. Ведь если нужны деньги, проще втереться в доверие к человеку, у которого собираешься их украсть. Толика самоиронии сделала печальную тень на её лице куда заметней. Элли слегка помотала головой, пытаясь отогнать наплывшие воспоминания с грустной улыбкой. — И ты тоже не от богатой жизни бежал, я уверена. Остаётся лишь догадываться, каким образом мой спаситель перешёл на скользкую дорожку... — таким двусмысленным повествованием она выпытывающим взором уставилась на Генри, имея в виду инцидент в Стенах. — Да прям уж спаситель. Мне просто нужна была чья-то помощь, чтобы забраться наверх, — скромно почесал он затылок. — Над потолком я подумал, что стоит отблагодарить тебя взамен собственной помощью, ведь... — Стикмин вспомнил, как увидел в её приоткрытых глазах искорку надежды, когда красноволосая незнакомка с железными наручниками встала на ноги, подойдя к открытому люку. Ей было плевать, спалил бы их Григорий, она лишь одним видом послала сигнал загадочному незнакомцу, не меньше желая оттуда выбраться. — Я не мог тебя бросить, это как-то... неправильно. — Все три правда, — тихо сказала Элли, наслаждаясь этим отрывком двухнедельной давности. — Это не относилось к игре. — Я знаю, — её улыбка расширилась ещё сильнее. Внезапно девушка ощутила жар, пульс участился, прилив дофамина достиг эмоционального пика. — С тобой всё хорошо? — поинтересовался Генри, глядевший на стекающую с её лба испарину. Она быстро вытерла рукой лицо, слегка смущаясь такому положению дел. — Жарковато стало... — Из-за меня? Элли отвела взгляд под ноги, вновь раздражаясь тому факту, как он с лёгкостью становился причиной её повышенной неловкости. — Друг, давай признаем, что в комнате реально душно. Голубоглазый пожал плечами: — Ты права, — поправил воротник своей рубашки, чувствуя поднимающуюся температуру тела, — здесь кто-то включил кондиционер? — Простите, это я! В гостиную влетела младшая хозяйка квартиры с активной жестикуляцией, размахивая в оправдательной самозащите пультом управления кондиционированием воздуха. Поначалу, заметив их близкую позицию друг к другу, Анна успела промотать в голове всевозможные причины этого нюанса, как будто те что-то скрывали от приютивших глубокоуважаемых британцев, известных своим незыблемым гостеприимством. Но она быстро поняла, насколько сильно эти двое хотят чертовски знакомого ей слова из-за различных неосознанных вмешательств старшенькой в её личные дискуссии с Паркером, которые ей стали не хватать, — уединения. — Случайно села на него, — хихикнула блондинка, вторгаясь на свободную территорию между американцами, присаживаясь чуть ближе к Стикмину, отчего Роуз пришлось спародировать Азию . — Вам разве мешает кондюк? На улице же дикий холод, чудовищный ветер с непрекращающимися осадками, а вы предпочитаете сидеть в окоченении и ублажать себя тёплыми разговорчиками? — Согласна оставить его включенным, — безмятежно присоединилась к ним Риза, уже переодетая в домашнюю одежду апельсиновых тонов и стоявшая подальше у фото-коллекции цветочного искусства. — Как моим бывшим пациентам, рекомендую выпить что-нибудь горячее. — Опять ча-а-ай? — усталым скучающим тоном протянул Генри, чуть пугливо озираясь на изучающую его Анну в слишком ограниченных рамках личного пространства. — Что ты... делаешь? — Да, как это по-мягче бы назвать? — подключилась Элли с внутренним возмущением. Раскинув золотистой копной волос, британка ощутила на себе двухсторонний укор неодобрения, с немым вздохом понимая всю странность в своих же действиях, она ещё раз окинула парня таинственным взглядом, полным одержимости и притягательности, прежде чем не встать с дивана. — Простите... — её сожаление всё равно сохраняло присущую этой даме задорность и озорную причудливость, что ни капли не давало шансов окружающим подолгу на неё злиться. Девушка, не зная куда себя деть, подошла к сестре, попавшие ей на глаза собственные ручные работы подняли заряд гордости за свои творения. — Жаль, у тебя на них аллергия, — была бы у неё возможность, Анна давно обустроила здесь всё цветами. Ответом стал заигравший кубинский рингтон из коридора — утреннее напоминание взбудоражило Ризу неприятными мурашками, Генри и Элли не смогли не улыбнуться от заводной мелодии звонка, успев позабыть её пляжные мотивы с пересекающимися воспоминаниями о тихуанском горизонте побережья, когда они вдвоём, отрезанные от всего мира, искали место для ночлега. А младшая Уоррен безразлично лицезрела свой педикюр, имея желание высказаться о том, что кое-кому пора бы уже сменить дурацкий саундтрек на что-нибудь новое. Огненная львица по знаку зодиака неспешно взяла сумку с играющим внутри смартфоном, достала его, прочитав строгие в своей красоте программные печатные буквы «Джесси Эванс», и с нервным тиком на реснице ответила на вызов: — Да?.. — Уоррен, — раздалась её фамилия робким мужским голосом, — я вынужден сказать это, как бы ты сейчас не проклинала эту смену, но... — Говорите прямо. — Ты нужна на работе, — четыре страшных слова разрезали воздух, как пронёсшийся по их улицам шторм, Риза смотрела на своё отражение в зеркале, в котором её копия окончательно растеряла весь оптимизм и надежду провести комфортный спокойный вечер. — Извини, без тебя никак. Такое чувство, будто вся страна просится в нашу больницу. Одно смягчающее предложение из его уст возвратило ей прежнюю уверенность в своих силах: «Без тебя никак» — прокручивала снова и снова эти слова, убеждаясь в том, насколько без неё трудно остальному персоналу. И это есть замечательная правда, так как данные цитаты непосредственно от самого главврача госпиталя, что записан у неё строгими в своей красоте программными печатными буквами в телефонной книжке, как сам характер этого мужчины ей удалось прочесть. Не сразу и только ей.***
Блаженство лесных запахов никогда не покидает миролюбивый цветочный магазин средь оживлённых людьми улочек, снаружи стоявшего гула автомобилей в окружении старинной неоготики Лондона и с главенствующим акцентом на туристическую тематику создан привлекать глаза неискушенных иностранцев — ключ к международной популярности, так жаждущую заполучить одинокая в серой массе флористики двадцатипятилетняя особа. Раннее солнечное утро среды хорошо сказывается на настроении горожан, текучка посетителей в это время особенно возрастает благодаря желанию юношей осчастливить своих прекрасных дам красивыми букетами до начала учебных часов в не пасмурную погоду. Витрины исписаны пёстрым обилием цветов, пользующихся спросом по сей день, внешний вид магазина украшают лучшие декоративные композиции, состоящие из фигурных кустарников с элементами разноцветных лепестков известных растений. Вся эта приятная глазу картина разочаровывает Анну: ей хотелось достичь чего-то большего через свой дизайнерский талант, продемонстрировать новейшие наработки этого искусства, которое так бессовестно игнорировалось общественностью. Всем нужны лишь цветы, а более масштабные попытки принести в этот мир разнообразия в мгновение рушились несокрушимой силой конкуренции. Так или иначе, живой уголок в её магазине — то самое место, где она ощущала свой внутренний мир и душевное равновесие с природой, пусть даже в окружении каменных джунглей. Но и сейчас Анна тоскливо придерживала рукой подбородок, опираясь локтем на глянцевую поверхность прилавка, сощуренным взглядом через призму уныния оглядывала заходящие лица с одними и теми же намерениями приобрести доставленные сюда из загородной теплицы «Temperate House» колокольчики, умопомрачительные глицинии, крокусы, белоснежные тюльпаны, ненавистные ей нарциссы, как саму черту характера, лимонные мимозы, тортики из которых она ненавидит, чайные камелии с малиновыми шапками... И азалии. Уоррен прониклась этим убийственным растением, его кровавым цветом, способностью отравить своим мёдом любого человека, что использовали в нём содержащийся андромедотоксин люди в исторических войнах. Это был её любимый цветок, противоречащий врачебной деятельности старшей сестры. Она не могла объяснить причину своего пристрастия, только вдохновлялась к азалиям за их поистине элегантную самозащиту. — Какие у вас чудные работы, — строгая на вид женщина в расклешенном белом костюме сбила ход беспорядочных мыслей Анны, оказавшись выше уровня её глаз. «Из всех троих эта явно богатая леди выбрала меня...» — не очень радуясь возникновению посетительницы, какую должны были обслуживать остальные кассиры-помощники, она смирилась со своей фантазией, с гордо поднятой головой приулыбнулась своей новой клиентке: — И не говорите. Творю, что душа желает. Чем-нибудь помочь? В собранном пучке схожих с ней блондинистых волос сверкнула синяя заколка, сработавшая знаком внимания на слова хозяйки магазина: — Я зашла сюда купить обычные цветы, — Уоррен нисколько не удивилась, — но, знаете, эти забавные подсолнухи в виде мельницы... — приспустила солнцезащитные очки, дрогнув губами с намёком на одобрение, — Они прекрасны. Сероглазка, не веря своим ушам, расплылась в голливудской улыбке от переполняемого восторга на данную оценку. — Вам правда нравится?! Женщина усмехнулась, почти хрюкнув: — Каждому бы понравилось, завидев эту прелесть, — в ту же секунду к ней пришло маленькое озарение. — Так они от ваших золотых рук, да? Не уж-то вы настолько недооценены? — Ещё как! Как будто весь мир моды против меня, хотя я очень стараюсь поделиться своим творчеством, — жалобно вздохнула Анна. — Давно не видела столько подсолнухов, — им был посвящён целый ряд, на который не могла не налюбоваться посетительница. — Так в Лондоне есть с ними огромные поляны, недаром в излишках продаётся подсолнечное масло. Вы вроде не приезжая, на нашем акценте общаетесь, или просто в неведении? Она отрицательно покачала головой, сняла очки и сложила их в наплечную сумочку, зацепившись взглядом за аппликацию из роз: — Вообще я родом отсюда, из Херефорда, но большую часть жизни провела в Штатах. У меня здесь относительно недавно начавшийся отпуск от работы по «спасению мира», — сделала пальцами кавычки на последних словах, с юмором невзначай делясь своей историей. — С ней иногда забываешь о спокойной умеренной жизни. Уоррен редко, но нравилось находить интересные темы на беседы с покупателями, её неосознанной фишкой была роль внимательной слушательницы, что могла не отрываться от людей часами ради незначительной информации по рецепту приготовления хинкалей, пока не произойдёт оплата товара, — во многом научилась этому у Паркера, впитав умение прислушиваться к акустике разговорной речи в его кафе. — Спасение мира? — насмешливым тоном удивилась Анна. — Вы что, какой-то супергерой под прикрытием? Светловолосая незнакомка серьёзно на неё посмотрела и коротко улыбнулась её наводящим вопросам. В конце концов, сама виновата. — Да так, помогаю хорошим парням победить плохих. Если что, я не коп, не подумайте! Девушки единовременно рассмеялись, привлекая внимание других людей к образовавшемуся источнику нарушения тишины. — А я бы не отказалась от подруги-полицейской. — Считаешь меня своей подругой? — брови клиентки устремились вверх, остатки смеха затмила озадаченность. — Ну, раз уж мы перешли черту обращения на «ты»... — подмигнула она ей с хитринкой, — Не, я как бы ни на что не намекаю... Сильнее удивляясь проницательности явного менеджера цветочного магазина, женщину нахлынуло внутреннее беспокойство, какое-то чувство неопределённости и непривычности. Беспристрастно улыбнулась, сложив все плюсы и минусы от вероятного сотрудничества с юной амбициозной флористкой — в столице родной страны, которой она хотела посвятить все надуманные вольные планы без прежних ограничений, ставя перед собой цель прочувствовать вкус свободы. Знакомые путеводители ей бы не помешали, так почему отказываться? — Моё имя Анна, — заранее представилась настойчивая блондинка по ту сторону прилавка, вытягивая правую ладонь для рукопожатия. Сдавшись, незнакомка в удовлетворительном жесте кивнула и протянула руку в ответ: — Виктория. Приятно познакомиться. «Победоносец закона и справедливости» — на основе первого впечатления охарактеризовала её в то мартовское утро Уоррен, какое запомнится ей надолго. Подобные знакомства обычно шли в тупиковую фазу обмена подписок и лайков в социальных сетях с минимальными шансами на новую встречу, не говоря уже о какой-либо адекватной дружбе. Кажется, когда эта дама, по счастливой случайности зашедшая в её магазин «Lounge Colors», инвестировала пятнадцать фунтов на развитие творческих способностей цветочницы, приобретя похвальные мельницы, и попросила её номер телефона, у Анны впервые за долгое время появился настоящий фанат: аж целый третий после Ризы и Джоя. Вселенское, по её меркам, достижение. Провожая задумчивыми глазами свою новую подругу, что испарилась в сером потоке бесчисленных прохожих за стеклом, как за стеной недопонимания в дизайнерском отречении, боясь развеять иллюзию искренности этой Виктории, Анна вновь свалила голову со скучающим немым криком над молодым портретом Её Величества на бронзовой банкноте, не сумев сдержать улыбки от вида трудоёмкой платы. «Нас хоть и объединяет проблема бедности, мы с вами по обе стороны закона, мистер чёртов Стикмин. Кому-то можно зарабатывать честным путём, другим же приходиться рыть яму криминальной репутации», — вердикт её был более чем пропитан истиной. — «Разница между нами очевидна. Если он со своей подружкой не найдёт работу до конца недели, я заставлю свою ненаглядную сестрёнку посодействовать ему в соскребании асфальта от жвачки». Жестокая ухмылочка на лице доброй девушки стала постепенно сглаживаться из-за тех мыслей о близком изучении американца с чуть худощавым телосложением, который совсем не походил на отбитого психа из мира преступности, о котором так яро вещало телевидение. Нет, он вёл себя... как человек со своими переживаниями и чувствами, совершенно не похожий на вора. Не был воплощением живой легенды из заголовков СМИ, что очень привлекало Анну пообщаться с ним на самые разные темы, разрушить стену стереотипного мышления и просто... подружиться. «Интересно, какие цветы он любит?»...