— Ну, Драко, ты готов выполнить задание, которое тебе дал Темный Лорд? — хрипло каркнула Беллатрикс, подступая к племяннику. Драко автоматически заслонил Гермиону собой, не выпуская ее руки. Беллатрикс рассмеялась. Кончик бледно-розового языка показался из-за потемневших зубов.
Если бы здесь не было Гермионы… За спиной Беллатрикс маячили черные фигуры в плащах с капюшонами и в масках, но Драко все еще не мог их сосчитать. Да и незачем: сколько бы их ни было, ему вряд ли удастся с ними справиться в одиночку. Если бы только здесь не было Гермионы… Ему стало тошно, когда он подумал, что эти упыри сделают с магглорожденной девчонкой, да еще и лучшей подругой Поттера.
Гермиона сжала его пальцы, как будто хотела что-то ему сказать, но Драко сейчас было совсем не до разгадывания ее секретных кодов. И он не стал сжимать ее пальцы в ответ. Вместо этого он крепче сжал рукоять палочки, держа ее слегка на отлете. Еще не хватало прожечь себе ногу спонтанным фонтаном огня или чем там еще палочка может отозваться на кипящие внутри него эмоции.
Гермиона вдруг как будто легонько дернула его за пиджак с другой стороны и замерла.
— Готов, — ответил он на вопрос Беллатрикс, пытаясь сохранить остатки своей медлительной, тягучей манеры. — Тебе-то что? У меня было впечатление, что В… что Темный Лорд поручил это задание мне, а не тебе.
— А у меня было впечатление, что Темный Лорд велел тебе не тянуть с выполнением этого задания! — отрезала Беллатрикс, сверкая глазами. Упоминание ее возлюбленного Темного Лорда как будто привело ее в исступление, и она казалась еще более безумной, чем раньше. — Если ты не понял, Драко, время играть в игры закончилось! И если у тебя кишка тонка, лучше уйди с дороги и не мешай! Что ты здесь делаешь? И что здесь делает маггловское отродье, девка Поттера?
Беллатрикс выхватила свою волшебную палочку и наставила ее на Гермиону.
— Пускай убирается отсюда, — взвизгнула она, — здесь не место грязнокровкам!
— Это мое дело, Беллатрикс, — ответил Драко, вскидывая голову и заслоняя Гермиону собой. — И не тебе решать за меня, когда и с чьей помощью выполнять задания Темного Лорда. Ты не боишься, что ему может сильно не понравиться твое желание решать все за него?
— Темный Лорд поручает мне самые важные… самые ответственные… — воскликнула Беллатрикс, но осеклась. Драко понял, что на правильном пути. Значит, ее и всю эту свору сюда послал не Волдеморт. Значит, бунт в стане Пожирателей Смерти для него пока еще тайна.
— Ничего он тебе не поручает, — нагло заявил Драко. — Ни важного, ни ответственного. И сюда он тебя не посылал. Он даже не знает, что ты здесь… тетя Беллатрикс, — добавил Драко, вложив в последние слова столько презрения, сколько смог.
— Прикончи мальчишку и дело с концом, — просипел кто-то в черном капюшоне из-за спины Беллатрикс. — У нас слишком много дел, чтобы здесь торчать…
— Заткнись, Амикус! — взвизгнула Беллатрикс и ударила себя по бедрам стиснутыми кулаками. Зеленые искры полетели во все стороны. — Идите туда, куда нужно. И делайте то, что должны. Я сама разберусь с моим дорогим племянничком. И с его грязнокровкой.
Драко почувствовал, как мгновенно вспотела ладонь, как рукоять палочки стала скользкой и будто живой, точно маленькая, гибкая змейка. Он понял, почувствовал, что на кончике палочки, зажатой в кулаке его тетки, растет и готовится в любую секунду сорваться, точно спелое яблоко с ветки, проклятие. Возможно даже, что Авада Кедавра.
Гермиона жарко и часто дышала у его уха. Драко почему-то вспомнил, какая мягкая на ощупь ее шелковистая кожа, и как прохладно рассыпались по его груди ее каштановые волосы. И от этого воспоминания даже Авада Кедавра как-то поблекла.
Однако, эта секунда промедления и стала решающей. Пожиратель в черном, которого Беллатрикс назвала Амикусом, выскочил из-за ее спины.
— Протего! — крикнул Драко.
— Петрификус Тоталус! — взвыли в два голоса Беллатрикс и Амикус. Облако лилового света ринулось на Драко, и он понял, что его Щитовые чары опоздали. Теряя равновесие на ставших внезапно твердыми как доска ногах, Драко закачался и неловко, тяжело завалился набок, словно железная статуя. Пол стремительно рванул вверх и с силой ударил его в плечо и бедро, горячая боль пронзила сустав и разбежалась по костям.
Гермиона… Гермиона!.. Две или три пары ног простучали мимо его неподвижного лица в облаке летящих черных мантий. Горло напряглось где-то внутри, но не издало ни звука. Беллатрикс присела над ним, и ее длинные черные волосы упали на его лицо, противно, раздражающе, нестерпимо щекоча.
— Драко, Драко, — пропела она, едва сдерживая безумный восторг. — Наконец-то.
Беллатрикс схватила его за плечи и, сдавленно охнув от напряжения, повернула его так, чтобы он увидел Гермиону. Бледная, такая же застывшая, как и он, Гермиона лежала на расстоянии вытянутой руки, и все же Драко при всем желании не смог бы до нее дотянуться. Только глаза и жили на ее лице. И они на краткую долю секунды указали Драко куда-то вниз, как будто на его бок или ногу.
Гермиона… Зачем я тебя в это впутал? Зачем?
Если бы только пальцы могли пошевельнуться и нащупать палочку… А палочка Гермионы — вон она, надломана, торчит из-под ее бока, и сердечная жила дракона, до странности ярко-алая, выкручена между светлых древесных щепок, будто живая ткань с бегущей по ней кровью.
— Ну, Драко, с чего мы начнем? — спросила Беллатрикс, сверкая глазами. Тонкая полоска пены вскипела на ее нижней губе. — Какая половина грязнокровки твоя любимая? Левая или правая? А может, нижняя?
Драко почувствовал знакомое, тянущее, тошнотворное ощущение боли в висках. Он не мог даже зажмуриться, чтобы закрыться от этой боли, от этого насилия над его мозгом. …теплый свет лампы, бархатная шаль сброшена на пол, каштановые волосы, рассыпавшиеся по его плечу, туманное отражение двух фигур в мутном от древности стекле, лунный свет…
Драко почувствовал, как внутри него все закипает, переворачивается вверх тормашками, как все перед глазами заволакивает пеленой гнева. Будто тяжелые ворота захлопнулись в его мозгу, отсекая тошную боль, отталкивая чужие липкие руки. Ну уж нет, этого ты не получишь, тетя Беллатрикс.
Драко не особенно преуспел в окклюменции, которой она же его и учила. Но того, что он уже умел, вполне хватило. Нужно только собраться, свести в одну точку все отвращение к этой женщине, всю злость, весь страх за маму и Гермиону, всю боль, которую ему довелось вытерпеть по воле отца.
Сила его гнева была такова, что Беллатрикс швырнуло о стену. Со звуком рвущейся рояльной струны что-то лопнуло в ее тугом корсете. Ее волшебная палочка отлетела в сторону и брякнула об пол, точно оброненный карандаш. Драко видел ее, видел — но не мог пошевелить и пальцем. Парализующее проклятие не ослабло ни на секунду.
Тяжело дыша, Беллатрикс поднялась, опираясь на руки. Волосы упали на ее лицо, но она упрямо поползла вперед, за своей палочкой, на четвереньках, кошмарно непохожая на человека своими ломанными, неровными движениями.
— Ах так, малыш Драко, — услышал Драко ее бормотание. — Ах так, значит… Грязнокровка для тебя дороже, чем семейная честь…
Она подобрала палочку и поползла назад, так же рвано дергаясь и бормоча. Зрелище было невероятно жуткое.
Драко следил за каждым ее движением, не отрывая глаз. Если только она посмеет навредить Гермионе…
А что ты можешь сделать? Что ты можешь сделать, дорогой сынок? Ты можешь только лежать и смотреть, как бесполезная, бессмысленная деревянная кукла. Я всегда говорил, что от тебя никакого толку нет и не будет.
… Позор рода, — снова донеслось до него сквозь странный туман, то и дело застилающий мозг и зрение. — Позор… Чистота крови навек — вот чем всегда славился род Блэков!
Беллатрикс подползла вплотную и села так, чтобы и Драко, и Гермиона видели ее, и откинула волосы назад. Попеременно наводя палочку то на него, то на Гермиону, она тяжело дышала и облизывала губы, будто пытаясь решить, кого атаковать в первую очередь.
— Знаешь, Драко, — выдохнула она. — Ты совсем как твой скользкий папаша. Такое же ничтожество. Трусливый и самодовольный. Темный Лорд тебя уничтожит. Обоих, вас обоих, и тебя, и его. Цисси он пощадит, конечно, потому что я за нее вступлюсь.
Ее черные глаза были абсолютно безумны.
— Он никогда не был достоин Нарциссы. И я надеялась, что ты, его никчемное семя, умрешь в колыбели. Но на твою беду твоя бедная глупая мать слишком сильно любила Люциуса… и тебя. Пока вас не было, я была ее любимой сестрой, а потом… потом мне ничего не оставалось, кроме как выйти замуж за Родольфуса. Хорошо, что он ни к чему меня не принуждал. Ему не нужна была жена и дети. И когда я встретила Темного Лорда, я поняла, что навсегда потеряла свою Цисси. Она любит вас двоих той же любовью, какой я люблю моего повелителя, и она сильнее, чем смерть!
Драко многое отдал бы, чтобы мочь сейчас закрыть уши и не слышать этого низкого, хриплого голоса, чтобы мочь ударить ее по губам и оборвать этот поток откровений, но руки ему не принадлежали, ноги отказывались повиноваться, и он чувствовал только, как сердце тарахтит в груди, словно игрушка со слишком туго перекрученной пружиной.
— Ты слабак, Драко, ты ничтожество, — прошептала Беллатрикс, тараща глаза, будто взбесившаяся лошадь. — Ты никогда не сможешь завершить то, что поручил тебе Темный Лорд, ты не готов убить Дамблдора, потому что у тебя кишка тонка! Но я заставлю тебя смотреть, как это сделаю я, как это сделаем мы, его по-настоящему верные слуги!
Драко почувствовал, как отчаяние, ярость и ненависть закипают в груди, как на глазах выступают слезы бессильного гнева.
— Что такое? Малыш Драко расплакался? — заворковала Беллатрикс, мерзко кривляясь. — О да, ты будешь стоять там, рядом с нами, и смотреть, как я буду развлекаться. К тому времени, может, подоспеет Фенрир, и дело пойдет еще веселее!..
Драко чувствовал, как слезы противно текут в нос, как становится труднее и труднее дышать, как сердце по-прежнему колотится о ребра изнутри, и как грудь заполняется тошнотворным страхом.
Что она придумала, эта безумица? Что у нее на уме? И куда побежали те, которые пришли вместе с нею через Выручай-комнату?
Тем временем Беллатрикс вернулась на свое место у стены, оперлась на нее спиной и положила руки на согнутые колени.
Драко попытался мысленно определить, где лежит его палочка и касается ли он ее хотя бы кончиком пальца и не смог.
Что-то тяжелое и горькое застряло у него в горле и душило, душило его, мешая вдыхать, мешая думать. Вдруг страшная, пылающая ярость, похожая на пламя его вечного воображаемого спутника-дракона захлестнула его. Драко прямо-таки глазами увидел свои руки, которые тянулись к Беллатрикс, хватали ее за горло, оставляли синие следы пальцев на мертвенно-бледной коже, как они же вцеплялись в копну ее черных волос и…
… — Беллатрикс, ты нужна мне, — тихо проговорил высокий, холодный голос. Длинные белые пальцы прочесали прядь ее длинных черных волос, спустились на шею, на обнаженное плечо.
Да, мой господин, — прошептала Беллатрикс, не осмеливаясь шевельнуться. Белые пальцы, похожие на паучьи лапы, опустились еще ниже, на корсет с уже распущенными шнурками, и Беллатрикс не сдержала восторженный стон…
Если бы Драко не был парализован заклятием, он оцепенел бы от увиденного. Обрывки воспоминаний, совсем свежих, совсем недавних, роились в памяти Беллатрикс, и он увидел их, хотя совершенно ничего не смыслил в легилеменции. Его ярость, его ненависть проломила защиту, и он увидел ее тайны так же ясно, как она увидела его секретную страсть к Гермионе.
Страстные вздохи, отвратительное, тощее белое тело Волдеморта, и Беллатрикс… Мерлиновы яйца! Никогда бы этого не видеть!..
Беллатрикс тряхнула головой. Было похоже, что она ничего не заметила или не придала значения. Все ее внимание было обращено на пленников, которые были в ее полной власти, в ее полном распоряжении, и зависели только от ее милости.
— Так ты готов, малыш Драко? — тихо и хрипло спросила она, пристально разглядывая Гермиону из-под тяжелых век. — Готов впервые в жизни сделать что-то значительное?
Сказать, что я в тебе разочарован, сын, — ничего не сказать. Ты так и будешь лежать молча и смотреть, как эта сука творит, что хочет?
— Кивни дважды, Драко, если ты согласен пойти с нами и принять участие в веселье, — сказала Беллатрикс, искоса глядя на племянника. — Не хочешь кивнуть? Не хочешь кивнуть своей тетушке Беллатрикс? Даже ради мамочки? Даже ради своего никчемного папаши?
Драко показалось, что волна ненависти сейчас разорвет его изнутри. Кивнуть… Он не в состоянии даже пошевелить языком. Мерзкая извращенка… Драко никогда не думал, что умеет ТАК ненавидеть кого бы то ни было, даже Волдеморта.
— Ну, раз ты такой бука, малыш Драко, — вздохнула Беллатрикс, — придется немножко тебя расшевелить. Круцио!
В коридоре ослепительно полыхнуло красным, и невидимая сила подхватила Гермиону. Драко успел понадеяться, что не увидит деталей, но напрасно. Все тело Гермионы оделось в алое сияние, словно тлеющий уголек. Непростительное заклятие подбрасывало ее в воздухе, переворачивало вверх и вниз головой, но страшнее всего была мертвая тишина, которая сопровождала эту пытку.
Беллатрикс тоскливо сморщилась, в последний раз взмахнула палочкой и небрежно швырнула свою жертву на пол. Гермиона упала ближе к Драко, чем в предыдущий раз, и он увидел ее лицо под рассыпавшимися темными волосами. Оно было белее, чем мел, и все мокрое от слез. Даже сквозь паралич, который все еще сковывал ее тело, Драко увидел, как ее всю трясет.
— Скучно! — будто сквозь туман услышал он голос Беллатрикс. — Слишком тихо.
Она снова подняла палочку и наставила ее на Гермиону.
— Фините! — крикнула она и тут же последовало снова: — Круцио!
Вопль Гермионы разрезал тишину коридора. Драко показалось, что весь замок обезлюдел, что никто и никогда больше не придет на этот этаж, что весь этот кошмар не закончится. И пока Гермиона корчилась в воздухе и захлебывалась криком, он мысленно пожелал им обоим скорой и легкой смерти, понимая, впрочем, что это невозможно.
Он с радостью предпочел бы оказаться на месте Гермионы — не из чистого рыцарства, а скорее потому, что лежать как бессмысленное полено и смотреть на ее страдания и не мочь ничего сделать было хуже, чем корчиться от боли во власти его обезумевшей тетки.
Почему никто не слышит? Почему никто не спешит на помощь? Почему?..
Последний вопль задрожал под потолком и замер. Беллатрикс лениво опустила палочку, во второй раз небрежно уронив жертву на каменный пол. Гермиона упала замертво, ничком, будто тряпичная кукла, неловко подвернув под себя руку. Драко показалось, что он сейчас сойдет с ума от ярости и боли, которая терзала его не хуже, чем Круциатус. И вдруг… Темные глаза Гермионы открылись и посмотрели прямо на него. Кончик ее надломанной палочки, прикрытый ее же плечом, плюнул струйкой тусклых, едва различимых искр. Губы Гермионы беззвучно шевельнулись, и Драко вдруг почувствовал, как жизнь и кровь жарко разбегаются по его телу. Она сняла заклятие! Он лежал неподвижно добрых десять секунд, пока не начал чувствовать руки и ноги, а потом…
— Ну как ты, малыш Драко? — притворно сочувственно шепнула Беллатрикс, склоняясь над ним и не обращая внимания на лежавшую рядом Гермиону, которая выглядела как мертвая.
Ярость, кипевшая внутри Драко, перехлестнула через край. Он одним молниеносным движением схватил Беллатрикс за волосы на макушке, а другой вырвал из ее ладони палочку и отшвырнул прочь. Ее черные глаза дико провернулись в орбитах, словно посаженные на шарнир, как у куклы, и остановились на его лице. Она сознавала, что безоружна и беззащитна, но кроме того, похоже, она прекрасно понимала, что ничего по-настоящему плохого с ней не случится. И она захихикала, точно мерзкая старая карга, кривляясь и извиваясь всем телом.
Все еще держа ее за волосы, Драко принялся шарить позади себя в поисках своей палочки, но Беллатрикс вдруг извернулась, выдирая с корнем собственные волосы и впилась зубами в его запястье. Драко взвыл и невольно разжал пальцы как раз в ту секунду, когда палочка попалась ему под руку.
Беллатрикс отпихнула его ногой, вскочила и бросилась наутек, хохоча диким, леденящим кровь смехом. Драко нацелился ей вслед.
— Импедимента! — выкрикнул он. — Ступефай! Импедимента!
Алые сполохи запрыгали по коридору, раскалывая и взрывая камень стен и пола. Где-то в густом сумраке впереди заклятие угодило в латы на постаменте, и они с грохотом раскатились по полу.
Почему же никто не слышит?..
Хохот Беллатрикс растаял в конце коридора. Драко понял, что ни разу не попал в цель и что ей удалось сбежать. Тогда он подполз на коленях к Гермионе и приподнял ее. Из уголка ее рта и из ноздрей сочилась кровь, но она дышала, хоть и была белее мела.
— Драко, — прошептала она. — Оставь… все хорошо. Все… будет в порядке. — Она с трудом сглотнула. — Ты… в левом кармане…
Драко хлопнул себя по боку, как раз там, где, как ему показалось, Гермиона слегка дернула его за полу пиджака, когда Пожиратели встали у них на пути. И нащупал что-то маленькое и твердое.
— Выпей, — сказала Гермиона, когда Драко достал флакончик и поднял его к тусклому свету. Золотистая жидкость испускала собственное сияние, пузырьки кружились внутри, будто микроскопические золотые рыбки.
— Это…
— Жидкая удача, — еле заметно кивнула Гермиона. — Тебе… понадобится…
Драко зубами выдернул пробку. Времени на раздумия не оставалось. Вполне возможно, что он уже опоздал.
— За тебя, Грэйнджер, — сказал он и выпил две трети. Остаток поднес к губам Гермионы и, не обращая внимания на протесты, влил ей в рот. Руки у Драко тряслись, горлышко флакона прыгало. Вдруг он наклонился над Гермионой и крепко прижался губами к ее полураскрытому рту. И вдруг что-то необъяснимое заструилось по всем его венам вместе с кровью. Что-то похожее на некую добавочную силу, на энергию и жажду действовать. Он бережно посадил Гермиону у стены, а сам встал на ноги. Что-то толкало его, понимая быстрее его собственного разума, куда нужно идти и что нужно делать. Он подобрал с пола свою палочку и палочку Беллатрикс. Потом еще раз взглянул на Гермиону, поднял руку… Сейчас и будет ясно, насколько успешно он этому выучился за столько лет.
— Экспекто Патронум! — воскликнул Драко, и что-то огромное, серебряное, вырвалось из его палочки. Великолепный дракон высотой в два человеческих роста взмахнул широкими серебряными крыльями, озаряя мягким звездным светом изумленно-восхищенное лицо Гермионы.
— Гриффиндор, — сказал Драко, приближаясь и протягивая руку к своему творению. — Скажешь, Грэйнджер в беде. И приведешь сюда.
Дракон беззвучно раскрыл пасть и снова хлопнул крыльями. Драко кивнул. Патронус легко развернулся, хлестнул длинным чешуйчатым хвостом и скользнул прочь прямо сквозь стену.
— Я должен идти, — сказал Драко, оглядываясь на Гермиону. Ее глаза все еще были широко открыты, и в них как будто до сих пор стоял серебряный свет. — И я не знаю, вернусь ли я. Но я должен это сделать. Иначе нам всем не жить.
— Драко, только, пожалуйста… — почти прошептала она умоляюще, — пожалуйста…
— Я не могу обещать, — мрачно сказал он, чувствуя в груди гадкий тяжелый ком, тянущий его к полу. — Я ничего не могу обещать. Ты просто знай, Гермиона, я…
— Нет! — воскликнула она. — Я ничего не хочу слышать. Ты все мне скажешь, когда вернешься.
Кривая улыбка сама собой перекосила его рот, губы затряслись, и ему пришлось крепко их прикусить. Драко в последний раз посмотрел на Гермиону, почти зная наверняка, что больше ее не увидит. Ни этих ярких глаз, ни нежных губ, ни растрепанной копны волос, ни жемчужного плеча, обласканного лунным светом. И так же твердо он знал и то, что она прекрасно поняла, что именно он хотел сказать. И это дало ему больше сил, чем Феликс Фелицис.
***
Драко плохо помнил, как преодолел весь путь по темным коридорам, до самой Астрономической Башни. Он даже не совсем понимал, почему именно туда. Просто Феликс Фелицис знал за него, что ему надо как можно скорее добраться до Астрономической Башни. Кто-то встречался ему на пути, кто-то отскакивал прочь с его дороги, кто-то что-то неразборчиво кричал вслед. Драко не останавливался, несмотря на боль в боку и в груди. Как же давно он не бегал, не летал на метле… не чувствовал себя настолько живым.
В коридорах, ведущих к башне, было уже совсем безлюдно и тихо. Только грохот шагов, стук бешено колотящегося сердца, шум крови в ушах. Темнота мрачного вечера здесь сгущалась, точно старые чернила, больше похожие на желе. Драко невольно замедлил ход и прислушался. Сверху, с лестницы, ведущей на верхушку башни, как будто доносились какие-то голоса, но Драко не мог разобрать, что говорят и кто говорит. Он и сам не знал, к кому прибежал и зачем, куда его привело зелье неизменной удачи.
Он взялся за кованую металлическую ручку и на секунду закрыл глаза. Зелье будто обострило его зрение, слух, ясность мыслей. Как необычайно четко проступал в полумраке рисунок древесных волокон на двери, как в воздухе чувствуется едва-едва теплый след только что прошедших тут людей.
Драко тихо отворил дверь и медленно, осторожно просунул в щель правую руку с волшебной палочкой — и как будто натолкнулся на невидимую, упругую преграду. Кто-то заблокировал вход в башню — но кто, чем и для чего? Впрочем, кто бы то ни был, он или они были наверху: Драко уже отчетливо слышал гул голосов. Несколько мужчин — и вдруг пронзительный смех бесноватой Беллатрикс.
Драко распластался на двери, прислушиваясь, прижимаясь к ней всем телом и вдруг заметил, что его левая рука, будто действуя по собственной воле, не встречая никакого препятствия, проходит сквозь щель между дверью и косяком. Только метку жжет так, будто сам Волдеморт заново накладывает на живое тело эту мерзкую печать. Драко просунул руку дальше, просачиваясь в щель сначала плечом, потом левой ногой, потом и всем телом. Видимо, трюк в том и состоял, чтобы пройти в эту дверь мог только человек с меткой, просунув левую руку в дверь первой. Феликс Фелицис догадался обо всем первым.
Драко стиснул палочку в горячей ладони и принялся взбираться наверх по узкой и крутой винтовой лестнице. Чем выше он поднимался, тем яснее слышался голос Беллатрикс и как минимум три мужских, говоривших тише, чем она, и не очень разборчиво.
Драко припал к стене и затаил дыхание, на миг испугавшись, что его выдаст звук колотящегося сердца. Но, видимо, сила зелья удачи была такова, что даже это ему бы сейчас не навредило. Он принялся карабкаться вверх по лестнице, все так же прижимаясь к стене и стараясь всегда оставаться в тени. Сверху, в распахнутый проем двери, ведущей на самую верхнюю площадку, проникал странный, болезненный и тусклый зеленый свет. Драко припомнил, что уже видел похожий, но память почему-то отказывалась подсказать, где это было и когда.
— … скажет Темный Лорд, — расслышал Драко мужской голос, смутно знакомый, но не так, чтобы вспомнить лицо. Большинство Пожирателей, которых он видел, для него были на одно малоприятное лицо, и все их голоса звучали почти одинаково. — Если он узнает…
— Конечно, он узнает! — взвизгнула Беллатрикс. — Ты еще тупее, чем я думала, Роул! Дай мне свою палочку, я сама это сделаю, если у тебя не хватает духу!
— Угомонись! — прикрикнул другой Пожиратель, похоже, тот, которого она назвала Амикус. — Нам нужно все хорошо обдумать. Я не хочу оказаться в Азкабане вместе с Малфоем из-за того, что тебе хочется откусить кусок пирога…
— Дай мне палочку! — снова выкрикнула Беллатрикс и, кажется, бросилась в атаку, судя по пыхтению и звуку тумаков.
— Тихо! — сипло рявкнул голос Роула. — Вон он, летит на метле! Он заметил, он летит сюда! Отцепись от меня, женщина!
Драко был уже у самой двери. Невидимый в густой, почти ночной тени, он поднял глаза и увидел над бастионом нечто туманно-зеленое, мертвенно светящее в густом сумраке — огромный череп со змеей, выползающей из разинутых челюстей.
Драко понял: нужный момент настанет в любую секунду. Волшебная палочка ощущалась странно горячей в онемевшей от напряжения руке. Он медленно, очень медленно просунул вторую руку во внутренний карман и вытащил оттуда палочку Беллатрикс. Ее изогнутая рукоять плохо, неудобно ложилась в его ладонь, и ему все время казалось, что он держит в руке что-то мертвое, начавшее подгнивать, но он сжал челюсти и сосредоточился. Времени на подготовку и эксперименты не было. Драко весь напрягся. Палочка Беллатрикс будто готовилась слушаться его — нехотя, со взаимной ненавистью, но готовилась.
Необычайно обострившийся слух Драко безошибочно различил легкое шуршание, с каким метла касается земли. И звук двух ног человека, прилетевшего на этой метле. Сейчас или никогда, иначе будет поздно.
— Экспеллиармус! — выкрикнул он, выскакивая на площадку через узкий дверной проем и целясь наугад своей палочкой.
— Петрификус Тоталус! — На конце палочки Беллатрикс мгновенно вспухло облако света. Она послушалась!
Беллатрикс взвыла, точно дикая кошка и бросилась на Драко из темноты.
— Ступефай! — крикнул Драко, мгновенно разворачиваясь, и вопль оборвался. Беллатрикс тяжело рухнула на землю. Ветер свистнул в бастионе, и тишина воцарилась над площадкой. Драко и высокий светловолосый Пожиратель в упор смотрели друг на друга. Обезоруживающее заклятие подействовало, и палочка Роула теперь была черт знает где, может быть, в траве у подножия башни. Но он все же был высок, ловок и силен, гораздо сильнее, чем Драко. Несколько секунд оба смотрели друг на друга, не вполне понимая, чего ждать. И Роул бросился вперед, но Драко оказался быстрее.
— Импедимента! — и Роул упал ничком на каменный пол.
— Ин… инкарцерус, — запинаясь, произнес Драко из последих сил, надежно стреножив обоих Пожирателей и Беллатрикс. И только теперь на него навалилось осознание того, что он сделал. В полной мере. Тяжелое, точно свинец, и даже зелье удачи не помогало.
«Я — не Мальчик-Который-Выжил. Я — Мальчик-Которому-Не-Оставили-Выбора», — сказал кто-то в глубине его головы. Драко сглотнул и дрожащей рукой поднял палочку.
***
Его Обезоруживающее заклинание зацепило сразу двоих. Драко не знал, что так можно и что так вообще бывает. Оно выбило палочку из рук Роула, который бежал к краю площадки, и другую — из рук Дамблдора, который даже не успел бросить метлу и случайно оказался на линии огня.
Случайно?
Драко крепко закусил губы. Феликс Фелицис, перемешанный с его собственной кровью, звенел в ушах. Альбус Дамблдор спокойно смотрел на него из-под седых бровей.
— Добрый вечер, Драко, — сказал он так непринужденно, словно они встретились в коридоре. — Ты впечатляюще поработал двумя палочками сразу. Признаюсь, я еще не видел такой ловкой и сильной магии, распределенной в два канала одновременно.
Драко не знал, что сказать. И что делать — тоже не знал. Когда он пил зелье жидкой удачи, у него не было четкой цели. И зелье дало ему наилучшие условия для осуществления любого выбора. Что бы он сейчас ни решил, Феликс Фелицис поможет ему устроить все в лучшем виде.
— Я… — начал он и умолк. Рука, державшая палочку на уровне груди директора затряслась безудержно и неостановимо.
— Драко, Драко, — вдруг сказал Дамблдор. — Ведь ты не убийца. Убивать совсем не так просто, как предполагают невинные.
Вся кровь бросилась Драко в лицо, в виски. Палочка показалась тяжелой, точно свинец. И какой-то слабый отголосок радости вдруг вспыхнул в груди. Вот оно, оправдание. «Я не убийца!» Но тяжкая, душная волна страха вдруг нахлынула с новой силой. Мама? Что будет с ней?
— Я… — снова начал он, — я… У меня есть палочка… и у меня… у меня…
«У тебя всегда есть выбор. — Странно, это голос Гермионы, будто она стоит тут же, рядом. — И даже сейчас, здесь, у тебя есть выбор.»
— У меня нет выбора, — выговорил Драко свинцовым языком. — Моя мама…
— Я хорошо понимаю всю тяжесть твоего положения, Драко, но у нас есть все способы и средства, чтобы надежно защитить твою маму и тебя до тех пор, пока это будет необходимо.
Драко снова кусал губы. Глаза нестерпимо жгло. Хотелось расплакаться, бросить все и убежать, и пусть кто-то другой решает, пусть кто-то другой исполняет кошмарные приказы сумасшедшего Волдеморта… или не исполняет, или пусть хоть все передерутся между собой, только бы… только бы…
Глаза Гермионы встали перед ним в темноте, освещенной тошнотворным мерцанием зеленого черепа, и кто-то другой взвыл внутри его тела. Если он сейчас исполнит приказ Волдеморта, то, вероятно, останется в живых. Но Гермиону уже никогда не увидит. Даже если Волдеморт захватит власть, даже если ему, Драко, удастся как-то украсть ее и держать при себе, это будет уже не та Гермиона, которую он полюбил, не та, которая полюбила его. Ни проклятие подвластия, ни Амортенция, ничто здесь не поможет. Она никогда не простит ему того, что он сделает.
Но если он ослушается Волдеморта… если пойдет против него, то одна надежда, которая у него останется — это Орден Феникса. И Дамблдор. И Гермиона.
Драко последним усилием стиснул в руке свою палочку и, не глядя, отшвырнул куда-то в темноту палочку Беллатрикс.
— Ты не убийца, мой милый мальчик, — мягко сказал Дамблдор. — Переходи на нашу сторону, и я тотчас же пошлю своих людей за твоей мамой. Мы спрячем вас так надежно, как ты себе и представить не можешь. Вы будете в полной безопасности. Поверь мне.
Дамблдор замолчал, а потом вдруг улыбнулся.
— В твоем сердце нет ненависти, Драко. Оно полно совершенно другого чувства.
Драко захлебнулся воздухом. Онемевшая рука тряслась как парализованная.
— Они пришли через Выручай-комнату, — сказал он хрипло, будто после целого года молчания, и увидел, что Дамблдор все понял. — И за ними придут еще. Беллатрикс хотела убить вас собственными руками, чтобы Вол… чтобы Темный Лорд наградил ее за старания после всего дерьма, которое она натворила в Министерстве. Скажите своим… — Драко устало кивнул, потом снова поднял руку: — Акцио палочка Дамблдора!
Что-то тонкое, длинное свистнуло мимо бастиона, и Дамблдор неожиданно ловко, будто игрок в квиддич, поймал ее на лету.
Драко опустил голову. Сегодня он сделал все выборы, какие только мог. Оставалось только надеяться на то, что они будут максимально правильными из возможных. Дамблдор стремительно прошагал к нему, и Драко увидел, что он готов что-то сказать, возможно, отдать распоряжения, куда идти, где дожидаться людей из Ордена Феникса, но…
Что-то полыхнуло слева, точно молния ударила в самый центр площадки, и голос Беллатрикс взвизгнул:
— Сектумсемпра!.
Весь мир как будто взорвался внутри головы Драко, и все заволокло красным, ярко-красным и черно-красным, нестерпимым огнем жгучей боли, и пол ушел из-под ног.
Сквозь туман пробился голос Гермионы и ее смех. В Выручай-комнате они нашли старинную маленькую книжицу величиной с ладонь. Книжица важно повествовала о гаданиях и предсказаниях, и Гермиона поясняла:
— Это одна из самых плохих карт в колоде. Башня, сраженная молнией. Это значит — всему конец. Есть и другие, не лучше. Десятка мечей, например…
…Башня, сраженная молнией. Беллатрикс, вероятно, сумела подобрать свою палочку. Она ведь не была скована парализующим действием Петрификуса. Она была только связана. Но почему не Авада Кедавра? Неужели она, эта безжалостная гиена, пощадила сына сестры?.. Неужели ради Нарциссы?..
— Вулнера…
… Десятка мечей. Будто все десять мечей пронзили тело Драко одновременно. Он чувствовал, как горячая, липкая кровь просачивается сквозь одежду, течет по изрезанному лицу в уши, стекает с губ в раскрытый рот, заливает глаза. Как может быть в человеческом теле столько крови?..
— … санетур…
… Боль, боль, боль… горячая, саднящая, и жуткое, дурнотное головокружение. И черная пропасть вот-вот затянет его с головой.
— …Вулнера санетур…
— Северус, нам нужно будет немедленно перевезти его в безопасное место.
— Нет!.. — шепотом вскричал Драко, понимая, что рядом Снейп, что он — Пожиратель Смерти и…
— Тише, Драко, профессор Снейп на нашей стороне. Все будет хорошо.
— Драко! Драко, не волнуйся, все в порядке!
Тонкие холодные пальчики коснулись его щеки, и Драко вдруг снова прозрел. Его колотило как в жесточайшей лихорадке, но он снова мог видеть. И понял, что движется куда-то, будто плывя в воздухе.
— Тише, тише, все хорошо, — умоляюще повторила Гермиона, одной рукой гладя его слипшиеся от крови растрепанные волосы, а второй сжимая его пальцы. — Теперь… теперь все будет хорошо. Ты только держись.
Он попытался поднять голову, но не смог.
— Гермиона… — прошептал он и снова потерял сознание.
***
— Драко, — мелодично позвала Нарцисса. — Ты нанес экстракт бадьяна?
— Да, — отозвался он, подходя к зеркалу. На лице осталась всего одна тонкая, почти незаметная розоватая полоска, и Драко тщательно намазал ее эссенцией бадьяна, морщась от запаха — никогда терпеть его не мог и теперь, после стольких дней, едва выносил.
Зато на груди, где не было видно под рубашкой, Драко оставил один шрам. На память. И, к тому же, он выглядел, прямо сказать, мужественно. Как память о чуть ли не единственном правильном выборе, который он сделал в своей жизни. Драко внимательно его осмотрел, покрутился туда-сюда, пригляделся, как падает свет.
И еще один. Волею судьбы Сектумсемпра пришлась на левую часть его тела. Косой широкий разрез вспорол левое предплечье почти от самого локтя и снес добрую половину черепа с выползающей изо рта змеей. Эссенция бадьяна вырастила поверх пореза новую гладкую кожу, и остатки метки медленно таяли, как будто уступая перед напором новой жизни. Драко очень хотелось видеть в этом счастливое предзнаменование.
— Тогда поторопись, — сказала за дверью мама. — К тебе пришли.
Драко насторожился. Страх, что Волдеморт их нашел и послал своих людей убить их обоих, подступил к горлу.
— Это из… из Ордена, — пояснила мама. Ей все еще неловко было сознавать и, говоря название вслух, всякий раз признаваться самой себе, что она теперь на другой стороне. За все это время она ни разу ни словом не обмолвилась о своей сестре.
Драко старательно провел по волосам расческой и ладонью, застегнул рубашку, взял с комода волшебную палочку и вышел в темный тесный коридорчик. Этот славный маленький коттедж у моря был так непохож на высокий, холодный и роскошный особняк Малфоев, но Драко очень нравилась его уютная простота. И очень нравилось засыпать под шум моря и вспоминать другую лампу под красноватым абажуром, другую теплую, уютную комнату, за окнами которой шел снег.
Драко вышел в гостиную и увидел Дамблдора и какую-то незнакомую женщину. Вероятно, тоже аврор.
— Здравствуй, Драко, — сказал Дамблдор, вставая и протягивая руку. — Как ты себя чувствуешь?
— Очень хорошо, — сказал Драко скованно. Он все еще испытывал неловкость — не всякий раз угрожаешь человеку убийством, а потом вдруг встаешь на его сторону. — Спасибо.
— Почему бы нам всем не прогуляться в вашем прелестном саду, — продолжил Дамблдор. Драко невольно взглянул на небо. Тяжелые свинцовые тучи нависли над морем, которое еще со вчерашнего вечера начало довольно угрожающе греметь.
— Погода сегодня чудная, — сказал директор с нажимом.
— Да, конечно, — ответил Драко, все еще недоумевая, но послушно беря пальто, выходя на крыльцо и спускаясь по дорожке в небольшой сад. Незнакомая женщина молча шла по другую руку от Дамблдора, и Драко ее почти не видел. Дамблдор тоже шел молча и только когда все трое зашли за высокую живую изгородь из облетевших кустов жимолости, директор остановился.
— Итак, Драко, я рад, что ты идешь на поправку, — сказал он бодро и без всяких обиняков, и вдруг глаза его как-то странно взблеснули. — Раз так, то я смело и без всяких опасений оставлю тебя на попечение мисс Грэйнджер и вернусь в школу. Хорошего дня вам обоим.
Язык Драко прилип к небу. Ему показалось, что он ослышался, но незнакомая женщина, прятавшаяся за плечом у Дамблдора, вдруг выглянула, и Драко увидел, что это и в самом деле Гермиона. Ее личико сияло, и Драко вдруг понял, что она изо всех сил сдерживается, чтобы не броситься к нему на шею.
Дамблдор слегка поклонился и стремительно скрылся за изгородью. Легкий хлопок — и Гермиона бросилась в объятия Драко так стремительно, что они столкнулись носами. Ее губы были жарче, чем полуденное солнце, и он целовал ее до тех пор, пока не закружилась голова.
— Пришлось изменить внешность. На всякий случай, — сказала Гермиона, слегка захлебываясь воздухом и все еще держась за лацканы его пальто. — А еще, вероятно, твоей маме бы не очень понравилось…
— Мы не скажем маме, — торопливо прошептал Драко, прижимая ее голову к своей щеке и чувствуя, как тепло расходится по всему телу. — А еще, знаешь… ночами здесь бывает очень холодно… и одиноко.
— Я предполагала, что ты это скажешь. И попросила Дамблдора вернуться за мной завтра, — тихо сказала Гермиона, не поднимая лица. Драко улыбнулся и зарылся носом в ее макушку. Невероятная девчонка.
— А если бы я не сказал? — спросил он, предвкушая ответ.
— Я бы подлила тебе Амортенции, — быстро отозвалась Гермиона, и оба рассмеялись. Драко прижал ее к себе покрепче и подумал, что ради нее одной стоило бы сделать миллион опасных и, вероятно, опрометчивых выборов между Дамблдором и Волдемортом. Ради ее губ, ради той украденной ночи, которая была еще впереди, ради того, чтобы она вот так смеялась и тепло дышала ему в шею.
— Зарослями малины, — медленно сказал Драко, припоминая и вдруг начиная дрожать всем телом от серьезности момента. — И свежей мятой. Вот чем пахла для меня Амортенция. А еще — пионами. Твоими духами, Гермиона Грэйнджер. Амортенция пахла для меня тобой.
Она подняла голову и встретилась с ним глазами. Какие лучистые, какие глубокие у нее глаза. И как ее нежные розовые губы беззвучно повторяют то, что он говорит вслух:
— Потому что я люблю тебя.
