Накануне Фестиваля

(Unpocessed – Portrait) Нашу лодку, причалившую к острову Рито, на берегу встретили досины. Для выяснения обстоятельств пожара в святилище нас с Ноэлль пытались грубо задержать, игнорируя её ранение, чем вынудили меня оказать сопротивление и отпустить пару ласковых слов. Положение могло бы стать совсем плачевным, если бы не упоминание завтрашних переговоров. В результате Ноэлль оказали медицинскую помощь (благодаря её навыкам целительства, порез и без того на глазах затягивался) и отпустили нас обоих под ответственность господина Камисато, которому отправили подробный протокол происшествия. Повеселится же Аято с утра, когда будет сравнивать отчёты двух задействованных сторон. Надеюсь, он оценит, как старательно я избегал при допросе слова «сюмацубан» и любых предположений о личности напавших. Нам крупно повезло, что сюрикены ниндзя были без яда, иначе все планы пошли бы крахом. Ноэлль была на удивление спокойна – переживала только о том, что чуть не потеряла подаренную Коннором лисицу, и об испорченном платье, следы крови на котором не отстирать в гостиничных условиях («Может, обратиться в прачечную, если это не слишком дорого?»). В гостинице я отдал ей небольшой мешочек моры на новое платье и попросил постараться отдохнуть. – Не беспокойтесь обо мне! – Ноэлль раскраснелась, как помидорка, но мешочек сжала в руке, – Я не могу оставить свои обязанности! Сэр Кэйя и господин Коннор, должны присутствовать на переговорах в лучшей форме. Если вам нужно что-то подготовить к утру, пожалуйста, сообщите. Кстати, у вас кровь на щеке, – она приподнялась на цыпочки, чтобы дотянуться до моего лица ладошкой, испускающей сияние Гео-элемента. Я вернулся к себе, чтобы изучить отчёт информаторов (с ключом к шифру, понятным из предыдущего сообщения, это заняло куда меньше времени). Особый интерес вызывал анализ ситуации на острове Ватацуми, где выявлялось множество признаков грядущего мятежа. А также сведения о том, что последнее время Фатуи стали часто появляться в зоне действия «горна Микагэ» – устройства, эксплуатирующего и таким образом сдерживающего энергетическую аномалию на острове Татарасуна. Могло статься, что два этих факта непосредственно связаны. До утра время ещё оставалось – нельзя было упускать возможность составить о локации собственное представление, только лодку бы раздобыть. Спрятав волосы под капюшон плаща, я выбрался из окна и направился к месту, где днём швартовались бесстрашные контрабандисты, поставляющие вино в «Ветер дальнего плавания». Стоило приблизиться к так и не припрятанному челноку, как появился парень из Монда, которого я видел на разгрузке. После предложения обсудить его товар, он сразу передумал меня прогонять, даже лодку придержал, вёсла и фонарь подал. Вряд ли я должен был ему за аренду. Часа за полтора удалось прибыть по координатам в окружённую подковой скал бухту Татарасуны. Воздух здесь был настолько насыщен энергией, что возникали спонтанные вспышки статического электричества, и гудела голова. К моему удивлению, в воде плавали какие-то красивые рыбы, которые, видимо, адаптировались к среде за века существования аномалии. Не нужно было привлекать научную группу, чтобы представить, какого масштаба катастрофа последует за выводом из строя горна Микагэ. На некотором расстоянии от бухты я обнаружил укрытый в пещере лагерь, где вели дискуссию агенты Фатуи и люди в гражданском, среди которых я узнал сумерца с торговой площади и, предположительно, крышелаза «Призрачная беседка». Что ж, моя очередь познакомиться с вашим досугом. На мою удачу эхо доносило обрывки их фраз, судя по которым, Фатуи владели неким способом консервации энергии и в данный момент обсуждали, какими обстоятельствами можно оправдать будущую неисправность горна. Весело с вами, обязательно расскажу товарищам на собрании. Я вернулся на постоялый двор позже, чем планировал – пора было уже выезжать в имение Камисато. Хорошо, что догадался снять плащ по пути – успел с порога закинуть его в дальний угол номера, когда из своей комнаты вышел Коннор. – Ну наконец-то, солнце встало! Я сделал вид, что как раз запирал дверь. После вчерашнего Коннор выглядел бодрее, чем я думал – Ноэлль, должно быть, постаралась. – Хорош ты спать, – он подошёл ко мне вплотную, строго глядя снизу, – Сэр Кэйя сказал, минут пять к тебе стучался, а ты всё не выходишь. Уверен, сэр Кэйя стучал достаточно громко, чтобы Коннору было слышно, зная, что в моей комнате никого нет. В ответ на продолжение язвительных комментариев по поводу моего крепкого сна (мифического персонажа), я не удержался спросить: – Коннор, скажите, а где ваше имя на бутылке написано? – На какой бутылке написано? – встрепенулся он, – Я своё имя на бутылках не пишу! (WYR GEMI – Black Samurai) Чудо, что после всех ночных приключений мы с Кэйей и Коннором явились на переговоры вовремя. На причале нас встретил Тома (слишком уж долго он жал мне руку) в сопровождении слуг, которые выгрузили винные бочонки в тачку и торопливо увезли, пока управляющий вёл нас по живописному пути в имение и инструктировал, как не выйти за рамки местного этикета. Жилье господина Камисато было полностью выполнено в традиционном стиле и представляло собой сомнительное строение из ненадежных ширм и деревянных перекрытий. Такие дома я видел в Инадзуме не впервые, но каждый раз недоумевал, как можно жить в такой бумажной коробке? Здесь и двери, наверное, не запираются – зачем, если любую стену можно порвать руками … В переговорной, наполненной мягким светом, почти вовсе не было ни мебели, ни украшений, кроме низкого продолговатого стола, четырёх подушек на полу и какой-то каллиграфической белиберды на одной из стен. Слуги уже принесли сюда вино и казалось, что бочонки продавят хлипкий пол из соломенных циновок. Тома пригласил нас присесть и удалился, на прощание в очередной раз задержав на мне взгляд. Сидеть по-инадзумски было невыносимо – пока мы ожидали уважаемого господина Аято, который всё никак не мог дойти из одной комнаты до другой, я расхаживал по комнате, а Коннор безуспешно пытался найти позу поудобнее. Кэйя же сидел, поджав под себя ноги, с таким непринуждённым видом, что я сказал: – Ты мог сразу признаться, что родился в семье ортодоксальных инадзумцев. Именно в тот момент, когда Кэйя прыснул от смеха, а Коннор почти разлёгся на полу, появился Аято, одетый в роскошное кимоно со свисающими до пола рукавами, расшитое морскими волнами и кипарисами, с непроницаемым выражением застывшей учтивости на лице. Тома вернулся вслед за своим господином с кипой бумаг. После затянутого приветствия и бестолкового разговора, с которым превосходно справились Кэйя и Коннор, нужно было опять садиться на эти пыточные подушки. – Насколько мне известно, шрам на вашей щеке – следствие досадного недоразумения, произошедшего сегодня ночью в святилище, – произнёс Аято своим раздражающе мягким голосом, – Приношу глубочайшие извинения за ваше беспокойство. Я лично проконтролирую ход расследования и прослежу, чтобы виновные понесли наказание. Хорош… – Если вы никак не причастны к этому инциденту, то приносить извинения вам не за что. У нас на родине принято персонализировать ответственность. – Позвольте поинтересоваться, о чём идёт речь? – спросил Кэйя. – Мы были на месте происшествия не вместе. Что вам, впрочем, известно, господин Аято. – Ты мог хотя бы девушку до дома спокойно довести и не влезать в какие-то там «происшествия»?! – возмутился Коннор. Могу понять его беспокойство, но и он по моему взгляду понял, что сейчас следовало бы промолчать. Ещё не начавшись, эти переговоры довели меня до состояния, близкого к ярости. – Уверен, вы выясните все детали обстоятельств. Во время допроса у досинов я воздерживался от показаний, основанных на домыслах, чтобы не повлиять на ход расследования. Аято изобразил благодарную полуулыбку, чуть склонил голову и сказал: – Наша с вами история во многом похожа, господин Дилюк. Что именно он имел в виду? Насколько хорошо был осведомлён? Понимал ли, что я покрываю его ниндзя? К сожалению, требовала обсуждения другая тема. Дождавшись своего звёздного часа, Коннор стал в деталях расхваливать привезенную партию молодого вина, как обычно, увлекаясь описанием технологии производства. Кэйя бы совсем заскучал, если бы не увидел образец бутылки синего стекла с красочной этикеткой, заказанной по моему эскизу. На картинке, обрамлённой венком из лилий калла и веток сакуры, был изображён всадник на соловой лошади и красиво выписанное название «Поцелуй рыцаря». Коннор предложил разлить вино на дегустацию, и по одному кивку Аято, не отрывающего глаз от бутылки, в комнате появились слуги, очевидно, наблюдавшие за нами из-за бумажных “стен”. – Если в Инадзуме партия будет иметь успех, в продажу может поступить следующая, тоже эксклюзивно для дома Камисато, – сказал я, – Рецептура уже разработана господином Коннором, вкус получится сладковато-терпким, со сложным послевкусием. Рабочее название «Брюле». Не знаю, было ли кому-то из присутствующих, известно, что это слово в переводе со старого фонтейнского диалекта означает «сжигать», но Кэйя смотрел на меня в упор и молчал и даже на фарфоровом лице Аято читалась напряжённая растерянность. Как только Коннор закончил свой великолепный бенефис, я представил предварительный расчёт экономической целесообразности поставок в обмен на предлагаемую со стороны Инадзумы древесину, и Аято тут же вернул фокус внимания. Кэйя тоже очнулся, чтобы обговорить условия транспортировки, которую брал на себя Ордо Фавониус. Перед началом торга Тома распорядился принести креветки в кляре – угощение, приготовленное лично Аято, что, наверное, должно было быть честью для для нас, но сам управляющий, деликатно предупредил: – Господин готовит очень редко, по особенным случаям, для особенных гурманов… При определении конкретных условий бартера Аято избрал тактику “вода камень точит” – давал нам выговориться, учтиво выслушивал, но со своих условий не сходил ни на шаг. Долго, очень долго. С экономической точки зрения меня бы устроило его изначальное предложение. Но разве мог я щедро уступить в этих обстоятельствах? К окончанию переговоров я уже давно не пытался сидеть в нелепой инадзумской позе, Кэйя держал руку у лба и обмахивался веером исписанных расчётами бумаг, а Коннор, кажется, вообще задремал. (Suzuki Keiichi – O-Kagura) Наконец, мы утвердили условия сотрудничества и отдали записи слугам для оформления договоров в шести экземплярах – каждой стороне на руки на мондштадской и инадзумской письменности. Нас пригласили пройти в “обеденный зал”, который мало отличался по внешнему виду от переговорной. По моему предложению к обеду подали один из привезённых нами бочонков. Стол также был накрыт без излишеств. И сидеть за ним опять пришлось на подушках. Хорошо, хоть привычные приборы оказались у наших тарелок, потому что мне было совершенно не интересно упражняться с этими ковырятельными палочками (зато было интересно наблюдать за попытками Коннора и пытаться понять, с какой целью сэр Кэйя так мастерски научился ими пользоваться). – Всех рыцарей теперь учат есть палочками? – заметил Коннор. – Я специально учился, чтобы выпендриваться перед господином Камисто, – как ни в чём ни бывало ответил Кэйя. Ему приятно было знать, что я горю изнутри. Ему приятно было, не иначе. И это вдруг обернулось в моих мыслях сладким осознанием шанса. Во время обеда Тома рассказал о программе завтрашнего фестиваля фейерверков и упомянул, что сегодня последний день приёма заявок на традиционную дуэль, в которой ежегодно участвуют гости со всего Тейвата. Единственным условием участия является запрет на использование элементальных навыков. Бросив взгляд на бочонок “Поцелуя рыцаря”, Аято обратился ко мне: – Не желаете принять участие? – Вынужден отказаться, – ответил я, – Даже для товарищеской дуэли нужна практика. Когда я последний раз держал тренировочный меч в руках меня победила женщина. – Для участников любого уровня подготовки найдётся соперник по силам, – успокоил Аято, – К тому же выбор оружия предоставляется гостю. – Вы наверняка знаете, что, к примеру, я вовсе самоучка, – попытался Тома. Кэйя продолжал держать себя безупречно, и только опущенные в пол глаза выдавали, что он сейчас взорвётся от смеха, но я его не пожалел. – Тома, вы хотите заставить людей говорить, что из Монда уехали лучшие? Ваше предложение будет более актуально для сэра рыцаря, который не расстается со своим мечом. Кэйя закашлялся, маскируя прорвавшийся-таки смешок. – Что скажете, сэр Кэйя? Будете моим оппонентом? – кажется, улыбка Аято впервые была искренней. – Почту за честь, – ответил Кэйя, приложив руку к сердцу. Что ж, было бы невежливо, если бы отказался и он. Но. Я бы скрутил эту вежливость и засунул бы в задницу господину, мать его, Аято. После обеда Тома, как обещал, предложил нам экскурсию по храму Наруками. Мне позарез нужно было попасть к стенду с гадальными бирками, чтобы знать, куда сегодня ночью отправляться, чтобы устраивать местным информаторам разнос по поводу обнаружения сети ниндзя и запущенной работе по Фатуи. “Важные новости. Время посмотреть в глаза тем, кто прикрывает ваш тыл издалека. Счастливое место дня: пещера Арауми. Ровно в полночь вы получите ответы на все вопросы”, – значилось в предсказании. – Мне сегодня опять стучать в твою комнату и орать на весь коридор? – тихо спросил меня Кэйя, пока Тома договаривался с жрицей о возможности осмотра храма изнутри. – До полудня даже не начинай. – Оу, неужели тебе нужно сменить батарейку? Я думал, ты функционируешь на лунном свете! Может, тебе лучше заночевать в моём номере на случай, если Коннор будет тебя искать? Я не мог отказаться, несмотря на сомнительность необходимости этого предложения.