Глава 11. Глубины памяти
31 июля 2021 г. в 18:04
Августа Лонгботтом появилась в кабинете Лорда ровно в полдень. Не лучший час для светских визитов, но Лорд Принц был готов понять почтенную Леди. Собеседники расположились в большом крытом зале, три огромных окна которого находились аккурат над ревущими водопадами, звук которых приглушали чары замка. Этот зал был одним из любимейших местечек троицы молодых волшебников, поэтому здесь уже на постоянной основе располагался небольшой мебельный гарнитур из трёх кресел и чайного столика.
Мебель из Золотой яблони, древесину которой за бешеные деньги продавал один греческий род, досталась Принцам в качестве платы за двойной набор Золотого тоника, переданного одному французскому артефактору, специализировавшемуся как раз на мебели и интерьерах. Мастер Тенье вложил в гарнитур не менее трёх месяцев работы и превратил его в настоящее произведение искусства, но всё равно был невероятно доволен сделкой. Как и Селеста, которая, собственно, и выбирала, в какое помещение и в каком стиле мебель Принцы желают в качестве платы.
Сайрус не стал мешать сестре — заказов на Золотой тоник становилось всё больше, а показавшая было дно родовая казна вновь радовала глаз золотым блеском, в том числе и стараниями Селесты на ниве их маленького семейного предприятия, да и хранилище артефактов неспешно пополнялось. Так что Одилон Тенье, дав необходимые Непреложные обеты, в середине мая посетил замок Принцев и был восхищён его убранством.
Но больше всего его впечатлил тот самый зал, прозванный обитателями замка Золотым, как когда-то он впечатлил Принцев и Таши. Высота трёх его окон, выходивших на море, превышала человеческий рост, а потолок поднимался на втрое большую высоту. Вместо свода длинный конёк заменяло причудливой формы вытянутое окно, забранное золотистой слюдой, выложенной прихотливым растительным узором. В солнечные дни свет проникал в помещение сквозь это длинное окошко и через три огромных окна, которые в верхней части тоже были украшены мелкой золотистой расстекловкой, а в пасмурные или тёмные моменты по краям окон загорались ряды маленьких огоньков.
Пол устилала мелкая мозаика из золотой смальты разных оттенков, которая словно отражала и усложняла растительный узор светового окна. Стены покрывали панели из золотистой древесины, оканчивающиеся на высоте человеческого роста готическими арочными завершениями. Всю их поверхность покрывала тонкая резьба в форме разнообразных магических растений, произрастающих в Британии. В растительный узор причудливо вписывались латинские и английские названия флоры.
В родовых архивах Сайрус нашёл запись, что зал был создан при непосредственном участии его бабушки, Анны Принц, урождённой Лонгботтом, и использовался для обучения маленьких Принцев гербологии. И волшебник прекрасно видел, насколько верным и мудрым был этот шаг, — и сам он, и Селеста, и Таши, пусть тот никогда бы в этом не признался, могли часами разглядывать причудливую резьбу на стенах зала, невзирая на то, что все растения волшебникам были давно и прекрасно знакомы.
Нет ничего удивительного в том, что Одилон Тенье, побывав в Золотом зале, впал в творческий экстаз и, буквально вытребовав себе портключ в замок, целый месяц по нескольку раз на дню перемещался из своей мастерской в зал и обратно, трудолюбиво подгоняя уже созданные заготовки под интерьер зала. Все так привыкли к Мастеру, даже Сайрус, который в это время практически никогда в замке не появлялся, но нередко наблюдал происходящее глазами сестры, что под конец работ он стал чуть ли ни членом маленькой семьи. Во всяком случае, контракт на дальнейшее ежегодное сотрудничество все подписывали с радостью.
С той поры Золотой зал стал закрытой для обычных гостей территорией, пусть такие и появлялись в замке крайне редко, а троица магов взяла за правило каждый вечер собираться там за треугольным резным столиком. Тем более, что мебельный гарнитур Мастера Тенье действительно был произведением искусства как в художественном плане, так и в плане комфорта.
Одежда сидящих в креслах не мялась, они не могли замёрзнуть или взопреть, сиденья всегда принимали максимально удобную форму, в них никогда не уставала спина. Сами кресла никогда не пачкались, их невозможно было сжечь, изрезать или протереть, а деревянные элементы — поцарапать. Столик тоже невозможно было повредить, он сохранял температуру предметов, поставленных на него, удалял крошки, царапины, капли и грязь, придавал необычный аромат всем заваренным здесь напиткам и сохранял поставленные в вазу цветы практически вечно.
Прошедшая в высокие двустворчатые двери Леди Лонгботтом, сопровождаемая торжественным Созимо, не сдержала восхищённого вздоха при виде обстановки, но всё же взяла себя в руки и как равного поприветствовала Лорда Принца. Тот поцеловал воздух над её кистью и предложил посетительнице сесть.
Августа едва заметно волновалась, что резко контрастировало с её обычной маской железной леди. Происходящая из молодого рода Анди, запомнившегося общественности первоклассными боевыми магами и, как и многие другие семьи, сгинувшего в годы войны с Гриндевальдом, Леди Лонгботтом действительно была железной леди, твёрдой рукой управлявшей родом сначала при слабовольном и чересчур увлекающемся муже, а после его смерти при несовершеннолетнем сыне. Тот, правда, по достижении семнадцати лет Лордом не стал, предпочтя пойти в школу авроров, так что управление родом Лонгботтомов уже два десятка лет полностью лежало на его матери.
Предложив даме чаю и получив в ответ милостивый кивок, Принц внимательно оглядел волшебницу. Ей шёл всего шестой десяток, но нелёгкая судьба прибавила женщине возраста. Да, маглы дали бы ей не больше сорока, но для волшебницы это соответствовало бы восьмидесяти.
Разумеется, перед визитом Принц ознакомился с биографией Леди Лонгботтом и ещё больше зауважал её. Августа потеряла дом, когда в 1941 году магловская бомба превратила мэнор рода Анди в руины. Девочка с матерью в это время гостили у дальних родственников по материнской линии, а её отец и дядя сражались против немецких магов. Они оба погибли спустя год после разрушения родового гнезда.
Умереть с голоду женщине с дочерью не дала родня. Худо-бедно Августа закончила обязательные пять курсов в Хогвартсе, сдала СОВ, особо отметившись на экзамене по боевой магии, после чего ушла на фронт, чтобы отомстить за погибших отца и дядю. Вернулась на родину Августа уже полноценным боевым магом, получив кольцо Мастера сразу после совершеннолетия — на войне тянуть или устраивать экзамены не было смысла. Впрочем, титул не слишком пригодился девушке в будущем.
После войны их было много таких — рано повзрослевших и поседевших детей с глазами стариков, без дома и родни, которым некуда было идти и не для кого жить. Нужда в боевых магах отпала, волшебники быстро забыли своих героев, занявшись восстановлением разрушенного быта. А маленькие волчата остались оседать в Лютном, умирать в трущобах, загибаться под рабскими клятвами, неосмотрительно данными тем, кто успел подсуетиться и приманить растерянных детей на ласку и тепло.
Августа была слишком умна, чтобы попасться на такую уловку, и слишком сильна, чтобы опустить руки и сдаться. За ней была рано постаревшая мать и её родня, и теперь пришла пора девушки отплатить им за то добро, которое они ей дали в начале войны. Волшебница не сдавалась и не теряла веры в лучшее, хватаясь за каждую возможность принести домой лишний сикль. Магия позволяла жить, практически ничего не тратя, но случилась беда — мать Августы слегла с магической лихорадкой, и на её лечение требовалась большая сумма, которой у семьи не было.
И тогда девушке пришлось пойти на шаг, которого она до сих пор избегала всеми силами, — выйти замуж. Пусть Древнейшее и Благороднейшее семейство Лонгботтомов значительно обеднело за прошедшие столетия, обеспечение большого семейства невесты не должно было составить для рода проблем. К тому же Наследник Лонгботтом, несмотря на слабый и зависимый характер, действительно любил Августу. Поэтому волшебница навсегда отложила в сторону своё кольцо Мастера и вошла в род мужа, вскоре подарив ему наследника.
Собственно, на этом официальная биография заканчивалась. Но Принц-то знал, что Леди, пусть и давным-давно махнула рукой на карьеру боевого мага, всё ещё могла показать молодёжи, с какой стороны держаться за палочку.
— Я не хочу тянуть время, — проговорил Сайрус спустя пару минут светской беседы, уловив в мыслях собеседницы нетерпение и волнение, — поэтому предлагаю перейти к основной теме нашей встречи.
— Разумеется, — благодарно кивнула Леди. — Я думаю, вы уже знаете, что случилось с моими сыном и невесткой. Я хотела бы попросить вас посмотреть, можно ли как-то помочь им.
Принц видел, как тяжело даются Августе эти слова. Чуть заглянув к ней в голову, он узнал, что волшебница уже потратила значительную часть своего состояния на бесплодные попытки вернуть к полноценной жизни сына и его жену. К чести Леди Лонгботтом стоило сказать, что она прилагала по излечению невестки ничуть не меньше усилий, чем по спасению сына, несмотря на то, что чересчур мягкую и робкую Алису недолюбливала.
Несмотря на все усилия британских целителей, состояние супругов не улучшилось. Августа пробовала обращаться к зарубежным медикам, но те не желали оказывать услуги англичанам или задирали такие цены, что Лонгботтомам и за столетие было не собрать. Гильдия менталистов даже не ответила на запрос Леди — после запретов на официальное использование менталистики в ряде стран Магической Европы гильдия перебралась куда-то в Азию, и вестей от неё не поступало уже полсотни лет.
Принц, единственный колдомедик-британец, имеющий направленность лекаря душ и родовой дар к этому направлению, был последней надеждой Леди Лонгботтом. Но злоупотреблять своим положением волшебник не спешил.
— Я предлагаю не затягивать.
— Что насчёт цены? — спокойно поинтересовалась Августа, пряча за невозмутимостью бурю эмоций.
— За погляд денег не берут, — не менее серьёзно ответил Принц. — Я предпочту сначала изучить недуг, а уже после определять, способен ли я вообще с ним справиться.
— Благослови вас небо, — склонила голову Августа.
Маг ничего не ответил, только кивнул в ответ, поднялся и помог встать волшебнице. Через четверть часа они уже поднимались по ступеням поместья Лонгботтомов.
— Я не стала пока помещать их в Мунго, — тихо проговорила Августа. — Пока ещё есть надежда…
Сайрус кивнул. Да, переместить их в палату для душевнобольных на пятом этаже больницы значило расписаться в бессилии целителей.
Поднявшись на второй этаж, Леди провела Принца по коридору и остановилась у одной из дверей.
— Дорогие, я вернулась.
Голос Августы неуловимо изменился, когда она зашла в большую светлую комнату. Вероятно, раньше она была спальней молодых супругов, теперь же помещение больше походило на больничную палату. Светлые стены, простая обстановка, идеальная чистота. У кровати на слишком большом для такого существа стуле сидела необычная домовушка. Её кожа больше походила на кору осины, нос напоминал сучок, руки — веточки, а вместо волос рос мох.
— Адди, как они? — с затаённой надеждой спросила Августа.
— Всё так же, хозяйка, — грустно отозвалась эльфийка, смахнув огромную слезу.
Леди Лонгботтом только вздохнула. Взглядом испросив разрешение на диагностику, Принц приступил к работе, внимательно вглядываясь не столько в результаты диагностических, сколько в разум двух магов. Начал, как обычно, с женщины.
— Клянусь говорить правду и ничего кроме правды, — через десяток минут, наполненных для Августы тревожным ожиданием, проговорил Сайрус. Навредить пациенту благодаря клятве колдомедика он и так не мог. — Вы очень вовремя связались со мной. Чьё-то проклятие оторвало разум Алисы от тела, сейчас она просто плывёт в темноте, в абсолютной тишине, без каких-либо запахов или вкусов, а её телом управляют базовые рефлексы. Магл в такой ситуации сошёл бы с ума через неделю, но у Алисы есть доступ к толике её магии, так что для неё в безграничной пустоте существует всё же некоторая точка отсчёта, островок внешнего мира.
— Вы можете её вытащить? — хладнокровно поинтересовалась Августа, но Принц знал, как трудно ей даётся это спокойствие.
— Могу, — кивнул Сайрус. — Только вот стоит ли?
— В каком смысле? — нахмурилась Леди.
— Видите ли, я склонен считать, что это заклинание на Алису наложили скорее ради её спасения, чем ради причинения вреда.
— Что вы имеете в виду?
— Дело в том, что кроме этого заклинания на Алисе лежит проклятие prope mortem.
— Что?.. — поражённо воскликнула волшебница.
Prope mortem или заклятие близкой смерти было придумано в седой древности. Применяли его мужья, заставшие жён за изменой. Заклинание превращало ведьм в сквибок, а затем убивало, причём процесс этот был долгим и весьма мучительным. Но и цена чар была высока — если жена была невиновна или даже если контакт с другим волшебником был, но до последнего контакта с законным супругом, проклятие действовало куда слабее, всё же значительно ослабляя ведьму и причиняя ей боль, но и накладывающему возвращался такой откат, что использовать это заклинание рисковали только в самых крайних случаях.
— Заклятие, разрывающее связи разума и тела, заморозило действие prope mortem, но не отменило. Стоит мне снять его…
— Но… как?.. — для Августы известие стало ударом, она отказывалась верить, что её сын был способен на подобное, хоть и понимала, что Принц не мог ей врать.
— У вас есть Омут памяти? — со вздохом поинтересовался Сайрус.
— Адди! — рявкнула Леди Лонгботтом, беря себя в руки. — Омут памяти! Срочно!
Получив небольшую чёрную чашу, исписанную древними кельтскими рунами, Принц аккуратно подцепил кончиком палочки пучок воспоминаний Алисы, встряхнул, выстраивая очерёдность просмотра, и опустил в Омут. Августа, ни слова не говоря, склонилась над чашей, не погружая туда лицо, просто всматриваясь остановившимися зрачками в тёмную глубину.
Сайрус знал, что она там видит. Короткие сценки, сменяющие друг друга.
Вот Алиса идёт на первое свидание…
Вот отец сообщает ей, что она будет помолвлена с другим…
Вот возлюбленный узнаёт о помолвке…
Вот Алиса отказывается ему отвечать и разрывает все отношения…
Вот будни девушки с нелюбимым супругом…
Вот рождение сына, который стал центром вселенной волшебницы…
Воспоминания сменялись, Августа видела, как Фрэнк заполучил одно из писем поклонника жены, как впервые обвинил её в измене, как не желал признавать сына своим, несмотря на родовой гобелен… Закончилось всё безобразной сценой с наложением проклятья. Через несколько минут после этого в дом ворвались Лестрейнджи и Крауч. Последним, что видела Алиса, были глаза Рабастана и заклинание, сорвавшееся с его палочки.
— Да, она была влюблена в младшего Лестрейнджа, — негромко произнёс Сайрус, когда Августа закончила просмотр воспоминаний, — но между ними никогда даже поцелуев не было. Алиса полностью подчинилась воле отца, и, видит Мерлин, была верной женой и любящей матерью.
— Что с Фрэнком? — хрипло поинтересовалась Леди Лонгботтом.
Она была бледна как полотно, но терять чувств не собиралась. Сайрус и без менталистики видел, какой удар нанесли женщине эти вести.
— Его настиг откат. А сверху Беллатрикс Лестрейндж наложила на него одно специфическое семейное проклятие. Насколько я могу судить, оно заключается в том, что человек должен вспомнить весь причинённый им самим вред, прочувствовать на себе и раскаяться в нём.
— Я слышала о таком, — прошептала Августа, бледнея, казалось, ещё больше.
— Очень жестокое проклятие, как по мне. Даже у праведника найдётся, что вспомнить. Другое дело, что если человек уже раскаялся, загладил вину или же просто мстил и отвечал за другое зло, то все эти моменты он прочувствует на себе лишь раз. Но вот если вред был причинён преднамеренно, без повода или в куда большем объёме, чем следовало бы, он будет переживать эти моменты в теле жертвы раз за разом, пока не сойдёт с ума или искренне не раскается. Первый вариант куда более вероятен, думается мне.
— И что же делать?
— Если бы здесь было только это проклятие, я бы попытался, — вздохнул Сайрус, — но отменить откат я не в силах. Вы могли бы убедить какого-нибудь волшебника добровольно принять часть отката на себя, но… Сами понимаете, полностью избавиться от него не выйдет. И, я боюсь, в результате такого ритуала вы получите двух недееспособных магов.
— Я хочу увидеть, — вдруг тихо заявила Августа.
В глазах ведьмы горела решимость идти до конца по выбранному пути. Сайрус кивнул и вытянул воспоминания теперь уже из головы Фрэнка.
Смотреть эти воспоминания ему, пожалуй, было не менее больно, чем Августе. Троица из Фрэнка и близнецов Прюэттов превосходила и Мародёров, и близнецов Уизли вместе взятых. Другое дело, что старшее поколение было куда осторожнее и изощрённее в своих выходках, от которых страдали лишь слабые и беззащитные. Доказательств против себя они умудрялись не оставлять, так что наверняка никто ничего не знал, но смутные догадки по Хогвартсу бродили.
Вот за что Сайрус искренне презирал и ненавидел подонков, так это за Обливейты. Неумелые Обливейты, наложенные на жертв и искалечившие не меньше десятка маленьких волшебниц и волшебников. Сейчас Принц как никогда понимал Долохова, который пристукнул парочку Прюэттов, как только подвернулась возможность. Ведь школьными проделками гриффиндорцы, заполучившие мантии авроров, не ограничились. Кто там их считает, этих обитателей Лютного?
Всё бы ничего, но перед глазами зельевара стояло одно из последних воспоминаний Фрэнка. Как бы волшебник ни хотел забыть его, оно отпечаталось на подкорке словно калёным железом.
Вечер. Переулочки Магического Эдинбурга. Огоньки, фонарики на стенах домов и ветвях деревьев. Шумная толпа радующихся Йолю чумазых ребятишек.
Мерлин, неужели и у меня скоро будет такой? Никогда бы не подумала. Почему-то всегда считала, что замужество, дети — это что-то из далёкого будущего, а вон оно как повернулось.
Осирис? Осирис, где тебя носит? Опять куда-то сбежал, неугомонный. Ищи его теперь в такой толпе.
Пирожки? С чем у вас? Можно два с маком? Спасибо! Счастливых праздников!
Вот же маглы с палочками. Какое Рождество? Йоль на носу. А пирожки вкусные. Погодите, с маком? Я же никогда их не ела! Серьёзно, раньше мне казалось, что все эти истории про беременных женщин — выдумки. Где я вообще их слышала? Не от Меды же, право слово.
Интересно, как она там? Её дочурке уже лет шесть. Заявиться в гости, что ли? В честь праздника? Цисси говорит, она на меня похожа. Интересно было бы взглянуть. Но, Мерлин, кто их надоумил назвать дочь Нимфадорой?
Я свою назову Адара. И пусть Руди что угодно говорит. В конце концов, никто из них не рассчитывает, что родится дочь. Все ждут наследника. А я с нетерпением жду их реакции.
Осторожнее, молодые люди! Так недолго и поскользнуться.
Что там дальше? Каток? Жаль, что сейчас я не так ловка, чтобы вдоволь там повеселиться. А смотреть на веселье других — это скучно.
Осирис! Вот ты где, негодяй! А ну-ка быстро отпусти подол! Отпусти, кому сказала! Куда ты меня тащишь?
Что там? Крики? Куда все ломанулись? Ну и бардак. Хорошо хоть щиты выставить успела, а то бы раздавили.
Почему не выходит аппарировать? Портключи не работают? Мерлин, да что тут творится?!
Метка? Чёрная метка? Но здесь же ничего не планировалось! Руди бы сказал мне!
Ни одной знакомой фигуры. Внешний круг? Они совсем идиоты? Какая боевая операция посреди праздничной толпы? Совсем ополоумели?
Это не наши. Уроды, кто посмел? Как жаль, что я не могу залить всех вас Адским пламенем! Тут полно мирных магов, да и ребёнок большую часть сил отнимает.
Ребёнок! Видит Мерлин, я никогда не бежала от опасности, но ребёнок важнее гордости. Осирис, за мной!
Мордред! Задели, как же больно! Хорошо, хоть лечебные зелья на месте. Только бы успеть уйти.
Фрэнк? Фабиан? Гидеон? Что вам надо?
Да как ты смеешь так обращаться ко мне! А-а-а-а-а! Мордред, что вы творите?
Осирис! Его-то за что, уроды?
Я не собираюсь умолять тебя о прощении, гнида. Блэков таким не сломать. Да чтоб тебя-а-а-а!
Передышка? Что произошло? Почему так много магии? Малышка, что не так? Что они сотворили с тобой? Адара, нет!
Будьте прокляты, сволочи! Я найду вас.
Адеско Файр!
Темнота.
Августа с длинным всхлипом вынырнула из воспоминаний, не став смотреть следующие. Женщину душили сухие спазмы. Слёз не было, только всеобъемлющее потрясение. Принц понимал её. У самого дыхание перехватывало, стоило вспомнить…
«Получается, Фрэнк сам?.. Сам, своими руками создал Безумную Лестрейндж?» — пронеслось в голове Августы.
Да, Белла выжила и даже не пострадала в Адском пламени. Но ребёнок погиб. С тех пор более яростной последовательницы у Тёмного Лорда не было. Снейп помнил, как резко тогда поменялась взбалмошная, как все Блэки, но всё же полностью адекватная ведьма, превратившись в живое воплощение ярости и смерти.
— Что будет, если я отсеку его от рода? — хрипло поинтересовалась Леди, прерывая размышления волшебника.
— Он умрёт, — просто ответил Принц.
— Я правильно понимаю, для излечения Алисы вам потребуется ждать следующего праздника?
Августа сменила тему, но Сайрус видел, что она уже вырвала с корнем из сердца всякую привязанность к сыну. Сейчас перед ним стояла Леди Древнейшего и Благороднейшего дома Лонгботтомов, а не рано постаревшая растерянная и разбитая на осколки волшебница.
— И курс зелий для купирования проклятия, — кивнул Принц.
— Проклятие я сниму, — отрезала Августа. — Что вы хотите за лечение Алисы?
— Один цветущий кустик Двулистника Грея, — предложил Принц, прекрасно зная, что в теплицах Лонгботтомов есть несколько таких.
— Идёт, — решительно кивнула Августа, пожимая протянутую руку.
Продажа одного такого растеньица могла бы кормить Леди с внуком полгода, но волшебница готова была заплатить и гораздо большую цену за излечение невестки. И Сайрус не мог не уважать её за это, как и за твёрдость жизненных принципов, которые только что выдержали таранный удар.
— Осторожно! — Шагая по тёмному коридору за хозяйкой поместья, Принц так глубоко ушёл в свои мысли, что едва успел подхватить кувыркнувшегося к нему под ноги малыша.
— Невилл? Что ты тут делаешь? — нахмурилась Августа, разворачиваясь и окидывая взглядом волшебника с пухлым ребёнком на руках.
По-хорошему, ведьме стоило бы проклясть наглого мага — тянуть руки к чужому Наследнику, пусть и совершенно неосознанно, было серьёзной наглостью. Но Принц пришёл в этот дом как целитель, поэтому Леди Лонгботтом ограничилась лишь острым предупреждающим взглядом, после которого Сайрус поспешил поставить Невилла на пол.
Этот малыш в корне отличался от Драко. Вместо энергичности — застенчивость, вместо любознательности — робость. Налицо — проблемы с психикой на почве неоднократных нервных потрясений. Но серьёзность, стоящая в больших серых глазах, не давала оторвать взгляда от круглого личика.
— Что с ма? — серьёзно спросил Невилл, одной рукой придерживаясь за стену и глядя прямо в глаза волшебнику.
— С ней всё будет в порядке, — твёрдо пообещал Принц, с высоты своего роста глядя на малыша. — Я вылечу её.
— Правда? — малыш болезненно вскинул брови.
— Правда, — серьёзно кивнул маг.
— Хорошо, — облегчённо вздохнул Невилл и, успокоенный, забрался на руки к подошедшей бабушке.
— И как только решился? — удивлённо покачала головой та, глядя на внука. — Обычно всех незнакомцев пугается, а тут…