Глава 21. Сами напросились
30 августа 2021 г. в 18:40
На следующий день, входя в свой класс, Снейп внутренне не просто усмехался, а злорадно скалился. Гленда Читток и Гилдерой Локхарт весьма неосмотрительно были записаны на продвинутые зелья. К сожалению, кроме Читток, из гриффиндорцев седьмого курса был только Джон Долиш, староста факультета, но и этого было достаточно, чтобы здорово испортить жизнь нарушителям. Бёрк вон тоже это понимает — очень уж улыбка у юноши предвкушающая. Остальные слизеринцы тоже смотрят недобро на колоритную парочку, которая умудрилась усесться вдвоём за одним зельеварческим столом.
— Рассаживаемся по одному, — резко бросил Снейп, проходя к кафедре.
— Зачем это? — буркнула Читток.
— Да будет вам известно, зельеварческие столы не рассчитаны на то, чтобы за ними работало несколько человек, — холодно отбрил маг. — Минус три балла с Гриффиндора за пререкания.
Злобно посмотрев на профессора, парочка расселась. Тот, не обращая пока на них особого внимания, в сжатом виде пересказал студентам систему оценивания их работ и схему работы на его занятиях. Отличий от правил для первокурсников было немного — расширялся диапазон доступных для начисления или снятия баллов и увеличивалась длина занятий. Если у первых курсов теория и практика вместе занимали один урок длиной в час двадцать минут, то у старшекурсников время на каждый раздел удваивалось.
— Теперь перейдём к небольшому опросу, чтобы я мог оценить ваш уровень знаний, — завершив вводную часть, объявил волшебник. Повинуясь взмаху его палочки, по классу разлетелись свитки с опросниками. — У вас двадцать минут.
В классе повисла тишина, прерываемая лишь скрипом перьев, но длилось спокойствие недолго.
— Мистер Локхарт, уберите учебник. Минус десять баллов с Равенкло за списывание.
— Я не списывал!
— Ну-ну. — Снейп усмехнулся, заклинанием выдёргивая из-под локтя студента небрежно прикрытый рукавом раскрытый учебник.
— Вы мне подкинули его!
— Прежде, чем в следующий раз солгать, подумайте, стоит ли эта ложь того, чтобы стать вашей последней ложью, — серьёзно предупредил зельевар.
— Я не лгал! — гневно взмахнул золотыми кудрями юноша. — Я всё написал сам!
— Даже так? — нехорошо усмехнулся зельевар. — В таком случае, я думаю, вам не составит труда ответить мне на остальные вопросы теста устно.
— Разумеется! — самоуверенно заявил Гилдерой.
— Тогда, прошу вас, поведайте нам, в каких зельях используется музыкальный колокольчик, также известный как…
— В музыкальном зелье, — без тени сомнения перебил зельевара Локхарт.
— Великолепно. Начнём с того, что зелья с таким названием не существует. Возможно вы имели в виду состав «Музыка памяти»…
— Да, именно его я имел в виду, — снова перебил профессора юноша.
— …но в этом составе используется королевский, а не музыкальный колокольчик, — невозмутимо проигнорировал выкрик Локхарта Снейп. — Минус пять баллов с Равенкло. Мне печально, что за семь лет учёбы в Хогвартсе вы так и не усвоили простейшие правила приличия и не запомнили, что перебивать профессоров невежливо.
— Да как вы смеете! — среагировав на нарочито-сочувствующий тон зельевара, взбеленился юноша, разбивая вдребезги маску самоуверенного гения. — Я! Да я лучший ученик факультета! Нет! Я лучший ученик школы! Вы не можете так просто снимать с меня баллы!
Гилдерой был вне себя. Да как смеет этот урод, который и старше его всего-то на четыре года, так вести себя с ним! Юноша покраснел, выпучил глаза, его губы дрожали, половина золотистых локонов развилась и теперь пушистым облаком парила над головой. Самому ему казалось, что он имеет вид грозный и решительный, а на деле большая часть класса тихо сползала под парты от смеха, наблюдая за изменениями в облике вечно расфуфыренного семикурсника.
— Мистер Локхарт, будьте любезны, закройте рот, — устало вздохнул Снейп, брезгливо оглядывая студента. — Оставьте излишки своей внутренней культуры для узкого семейного круга. Я в самом начале урока перечислил те нарушения, за которые вы можете лишиться баллов. Дисциплина, к которой у вас, очевидно, личная неприязнь, входила в этот список. Поэтому я не вижу причины для столь бурного возмущения.
— Я этого так не оставлю! — Юноша порывисто вскочил, широким жестом смахнул с парты пергамент с тестом и выбежал за дверь.
— Я уже понял, что в борьбе с дисциплиной вы готовы на всё, — прокомментировал вслед ему Снейп и повернулся к классу. — У вас осталось семь минут, поторопитесь.
Все поспешно заскрипели перьями, одна лишь Гленда Читток не двинулась с места, продолжая злобно буравить Снейпа взглядом. Впрочем, на него это никогда не действовало, так что девушка так и просидела до конца времени, отведённого на тест, изображая из себя статую. Очень злую статую. Стоило признать, упорства ей было не занимать.
— Время вышло, — наконец объявил зельевар и взмахом палочки собрал все работы. — Прелестно, просто прелестно. Если исходить из того, что сейчас вы должны были продемонстрировать мне свой уровень знаний, то я не понимаю, что тут делает мисс Читток. — Зельевар демонстративно покрутил в руках абсолютно пустой бланк с вопросами.
Студенты зафыркали. Всем шоу приходилось по вкусу — судя по всему, что Читток, что Локхарта дружно недолюбливал весь седьмой курс.
— Я считаю, что тест не способен объективно оценить мои знания, — вздёрнув нос, высокомерно заявила Гленда.
— Вы так считаете? — Зельевар, птичьим движением склонив голову набок, с живейшим интересом посмотрел на девушку, будто удивляясь тому, что один из ингредиентов в его котле мало того, что заговорил, так ещё и посмел иметь собственное мнение относительно процесса варки зелья. — Что ж, извольте. Давайте попробуем устный опрос. Начнём с простейшего вопроса, который я уже задавал вашему товарищу. В каких зельях используется музыкальный колокольчик, также известный как Campanula musicum? Давайте, мисс, блесните интеллектом.
— Ну… Э…
— Мерлин, меня аж ослепило. — Волшебник устало прикрыл глаза рукой под тихие смешки слизеринцев.
— Музыкальный колокольчик, также известный как Campanula musicum, — Читток решила сделать ещё одну попытку, медленно повторяя слова профессора в надежде, что за это время она что-нибудь вспомнит, — используется в зелье, которое называется… Которое называется…
— Зелье Гипноса, — не выдержал Снейп. — Минус пять баллов с Гриффиндора. Мисс Читток, это зелье вы должны были варить в прошлом году. Чем вы занимались вместо этого? — Маг вопросительно поднял бровь. Девушка только насупилась и покраснела в ответ. — Вот что, мисс. Я даю вам ещё десять минут на тест. Если вы не напишете его и сейчас, я поставлю вопрос об исключении вас с продвинутого курса зельеварения.
Полыхая ушами, гриффиндорка уселась за тест, но надолго её спокойствия не хватило. Снейп и так тратил немало сил, чтобы нивелировать её желание незаметно проклясть кого-нибудь из слизеринцев или публично оскорбить его самого. Впрочем, раз так хочется, то вперёд, флаг в руки, барабан на шею, бронепоезд навстречу. Сдав тест и получив за него «слабо» девушка не сдержалась.
— А правда, что вы теперь будете подсуживать Слизерину и топить другие факультеты? — на полуслове прервав лекцию Снейпа о свойствах ингредиентов, добытых в полнолуние, громко спросила Гленда.
— Мисс Читток, — в который раз за урок волшебник тяжело вздохнул, — попробуйте, когда что-то говорите, пропускать слова не только через рот, но и через мозг. Желательно предварительно. Говорят, это повышает коммуникативные способности и улучшает репутацию. А если не выходит, тогда молчите — быть может, покажетесь умнее. Я вам, как и вашему товарищу, мистеру Локхарту, как и всем остальным студентам в начале урока, чётко расписал, каковы критерии оценки тестов, эссе, контрольных и других студенческих работ. Но почему-то весь класс меня услышал, а вы двое — нет. Раз так, я повторю персонально для вас: в случае тестов оценка «превосходно» начинается с девяноста пяти процентов правильных ответов, «хорошо» — с восьмидесяти, а «слабо» — с шестидесяти. Вы ответили правильно только на восемнадцать вопросов из тридцати. Это ровно шестьдесят процентов, вы с трудом получили проходной балл. Я не понимаю, какие здесь ко мне могут быть претензии.
— Вы специально дали мне самый сложный вариант, — сквозь зубы процедила девушка, уже понимая, что ничего не добьётся.
— Вам случайным образом достался вариант номер три. Он также был у мистера Бёрка и мисс Шафик, — с ледяным спокойствием отозвался Снейп. — И почему-то у мистера Бёрка всего одна ошибка, у мисс Шафик — две, а у вас — двенадцать.
Не найдя, что ответить, девушка опустила голову, но маг видел, что обиду она затаила. Впрочем, здесь он ничем не рисковал — на проблемную парочку он поставил ментальные маячки ещё вечером, чтобы постоянно отслеживать и давить их вредительские порывы.
— Кто в Хогвартсе преподавал, тот над великосветскими анекдотами не смеётся, — устало прокомментировал первую школьную неделю Снейп.
— Что, совсем детишки замучали? — сочувственно поинтересовался Люциус.
— Детишки? — Снейп аж привстал в кресле. — Ты ещё младенцами их назови! Да там каждого третьего можно заавадить, каждого второго приложить Круцио, а оставшихся посадить в Азкабан пожизненно.
— Представляю себе. — Волшебник передёрнулся. — Много подросших Драко… Я бы, наверное, сошёл с ума.
— А я всегда говорил, что иметь детей и любить детей — это два разных диагноза, — буркнул зельевар, откидываясь в кресле.
— И ты, видимо, решил избежать обоих.
— В точку. И вообще, не Школа Чародейства и Волшебства, а дурдом какой-то. Детей много, соуса мало. Я уже не говорю про зарплату.
Люциус только рассмеялся на ворчание друга.
— Я слышал, ты с первого же дня встрял в конфликт?
— Не я. Сам знаешь, какая сейчас ситуация со Слизерином. Вот гриффиндорцы и решили прощупать всех на прочность.
— Да, мне рассказывали. Читток с группой грифов-семикурсников и Локхарт? Кстати, что о последнем известно? Если о Читток я ещё что-то слышал, то про этого…
— О, это школьная достопримечательность. — Снейп решил не отказывать товарищу в желании разузнать последние сплетни. — Идиот с Равенкло. Редкий подвид, но иногда встречается. Флитвик даже не сказал мне ничего по поводу происшествия, только воспоминания выпросил, чтобы посмеяться на досуге.
— Серьёзно? — Люциус недоверчиво поднял бровь.
— Филиус его терпеть не может, — довольно подтвердил Снейп. — И не собирается прощать регулярных попраний чести факультета. Чтоб ты понимал, Локхарт — это воплощение гламура, помешанное на славе. Только подумай, после того, как в небо впервые публично поднялась Чёрная метка, он разработал заклинание, которое запускало в небо огромное подсвеченное изображение его собственного лица.
— Какой кошмар, — широко раскрыв глаза, пробормотал Малфой. — Пожалуй, я соглашусь, что никакие великосветские анекдоты с этим не сравнятся.
— Это ещё что! Два года назад он выгравировал свою подпись на квиддичном поле. Надпись получилась огромная, каждая буква по двадцать футов. — Снейп с удовольствием топтался на репутации будущего писателя. — А ещё на один из дней Святого Валентина это чудо послало самому себе восемь сотен валентинок. Пришлось Большой зал эвакуировать.
— Это тебе всё Флитвик рассказал? — Люциус всё никак не мог отойти от потрясения.
— Он, — кивнул Снейп, довольный произведённым эффектом. — Я же говорю, Филиус Локхарта терпеть не может, особенно после того, как тот объявил себя лучшим дуэлянтом, чем он.
— Самоубийца, — глубокомысленно заметил волшебник, одним глотком опустошая бокал.
— О чём я тебе и говорю.
— Ладно, это мне нужно просто переварить. А что Макгонагалл и её свора?
— Представляешь, она начала меня обвинять в том, что я запугиваю мисс Читток.
— А ты запугиваешь? — полуутвердительно кивнул Малфой.
— Мерлин с тобой, Люц, я ж не зеркало, в конце концов! Никого я не запугиваю.
— Действительно, — глубокомысленно отозвался волшебник и замолк, пытаясь уложить в голове каламбур товарища. — А что со Смитт?
— О, я подумываю над тем, чтобы взять её себе в ученицы.
— Серьёзно? — Потрясения волшебника всё никак не заканчивались.
— Почему бы и нет? У неё определённо есть талант к зельеварению, неплохая стрессоустойчивость, хорошая память, трудолюбие. В общем, она мне подходит. Тем более девочка — сирота.
— Но ведь получается, что тогда её опекун на время учёбы — Дамблдор.
— Он поддержал мою идею, — пожал плечами Северус.
— Удивительно.
Разговор магов продолжался ещё долго. Снейпу требовалась консультация бывшего старосты по ряду вопросов, а сам Малфой нуждался в свежих сплетнях, поэтому, если бы не появление разгневанной Нарциссы, мужчины ещё долго бы сидели перед камином в кабинете Люциуса.
В Хогвартс зельевар вернулся ближе к полуночи и, убедившись, что в его отсутствие ничего экстраординарного не произошло, отправился спать. Этой ночью патрулировала коридоры Макгонагалл, все змейки были об этом предупреждены, поэтому беспокоиться было не о чём.
Уже к Хэллоуину Снейп вошёл в проторенную колею школьной жизни. Он привычно читал лекции, отбивал свой факультет от нападок других учеников, среди которых лидировали гриффиндорцы, и профессоров, где особенно выделялся Крокс, и с удовольствием портил жизнь тем, кто посмел покуситься на слизеринцев. Таких с течением времени становилось всё меньше и меньше, а сам зельевар постепенно приобретал репутацию пусть и очень строгого, но достаточно справедливого преподавателя.
На первый взгляд прозрачная система начисления баллов на деле оставляла достаточно места для манёвров, так что Слизерин всегда зарабатывал больше очков, чем остальные факультеты. Змейки очень быстро просекли фишку, а остальным было совершенно не в чем упрекнуть профессора.
Слизеринцы, правда, поначалу пытались сесть ему на шею, но талант менталиста и прекрасное понимание внутренней кухни факультета позволили удержать ситуацию в рамках. Теперь студенты прекрасно знали, что на людях декан будет защищать их до последней капли яда, но после этого в его кабинете им достанется чуть ли не хуже, чем их противникам. Разумеется, при условии, что слизеринцы тоже были виноваты. Здесь змейкам больше всего импонировало то, что виновными считались только те, кто умудрялся попасться. Такой подход значительно облегчал жизнь как слизеринцам, так и самому Снейпу, который судорожно пытался успеть всё, что запланировал.
Единственным, что хоть как-то помогало магу пережить непривычную нагрузку, была Листик. Ну и комната-без-слов, разумеется. Слизеринцы уже выучили, что трогать декана, когда он там находится, смертельно опасно. Прийти к этому мудрому заключению помог им не кто иной, как Гандизэльвус. Случилось это аккурат под конец триместра, когда Снейп замотался так, что сил никаких не хватало.
— Эльф! Эльф декана Слизерина! — недовольно позвал Ангус Кэмпбелл. Слизеринец уже успел постучать в дверь кабинета зельевара трижды, но так и не получил ответа.
Бёрк за его спиной недовольно скривился. Староста прекрасно помнил, что декан строго-настрого запретил беспокоить его после восьми вечера без крайней нужды в те дни, когда не его очередь дежурить. Сейчас идиот-пятикурсник, по какому-то недоразумению поступивший на Слизерин, был невероятно близок к тому, чтобы нарваться на гнев декана. Сам же Стенли рисковал быть задетым его отголосками, и это юношу не слишком вдохновляло.
— Шо стучишь, хулюган?
Перед Кэмпбеллом появился эльф декана, весьма недовольный тем, что тревожат его хозяина. Ангус подпрыгнул и схватился за сердце, а Бёрк злорадно усмехнулся. Он сам, когда впервые увидел домовика Снейпа, едва не выругался теми самыми словами, которые произносил отец, когда читал срочную корреспонденцию, и за повторение которых маленький Стэнли однажды схлопотал хорошую порку. Эльф и в самом деле выглядел ожившим кошмаром, который неподготовленного зрителя мог довести до инфаркта, и характер имел соответствующий.
— Чего надо, болезный? — так и не дождавшись ответа, хмуро поинтересовался домовик. — Эй, ты ещё способен меня воспринимать? Или мозги совсем атрофировались за ненадобностью?
— Чт-то?
— Он всегда такой тормознутый или только по пятницам? — устало поинтересовался эльф у Бёрка.
— Сегодня четверг, — пряча улыбку, отозвался староста.
— Значит, всегда, — вздохнул домовик и обернулся к Кэмпбеллу. — Для тех, кто выпадает из среднестатистического портрета человека разумного, повторяю по буквам. Че-го на-до?
— Позови декана! — покраснев от злости, но сочтя ниже своего достоинства спорить с домовым эльфом, процедил сквозь зубы Ангус.
— Не имею ни возможности, ни желания, если честно.
— Желания? Ты? — Юноша не сдерживал свой дурной нрав. — Ты же домовик!
— Как будто это что-то меняет, — ядовито воскликнул эльф. — Я, между прочим, тоже желаю жить долго и счастливо и умереть в глубокой старости, а не сейчас безвинно погибнуть из-за какого-то дятла.
— Погибнуть? С чего бы это? — Кэмпбелл пропустил мимо ушей оскорбление.
— С того, что Мастер сейчас в комнате-без-слов, — как маленькому объяснил домовик юноше.
— И что?
— Что ж ты такой… — всплеснул руками эльф, так и не подобрав очередного синонима к слову «тупой». В полумраке тускло сверкнули внушительные когти, заставив Ангуса икнуть и проглотить бранную тираду, готовую сорваться с губ. — Если Мастер в комнате-без-слов, это значит, что он недостаточно усталый, чтобы отправиться в спальню, но слишком злой, чтобы пойти в лабораторию.
— Слишком злой? — заинтересованно переспросил Бёрк, видя, что его спутник в данный момент полностью занят восстановлением своей собственной мозговой активности.
— Когда Мастер злой, у него только летальные яды выходят, — понизив голос, поделился домовик, кося фиолетовым глазом в сторону открывающего и закрывающего рот Кэмпбелла. — А у нас их уже целый сундук с расширением, девать некуда. Раньше ещё как-то можно было поразвлечься, а тут что, детишек травить? — Эльф вздохнул. — Хотя, мне кажется, это здорово бы повысило успеваемость.
— Несомненно, — пробормотал Стэнли, пытаясь понять, была ли в словах домовика ирония.
— К тому же Мастер не любит, когда у него выходит яд вместо того, что он задумывал. Да и ингредиенты тратить впустую не хочется.
— Действительно…
— Так что, вы идёте? Я могу вас пустить, но если что, пеняйте на себя.
— Нет, я завтра зайду, — наконец выдавил из себя Ангус и исчез в конце коридора с такой скоростью, что Бёрк даже заподозрил в парне способность к аппарации на территории Хогвартса.
После Северус потратил немало прекрасных часов, чтобы собрать для потомков коллекцию воспоминаний самых впечатляющих тирад Зэля, и этот диалог занял почётное место в списке уже собранных зельеваром флаконов с воспоминаниями. От регулярного пересмотра самых впечатляющих спичей даже Селеста с Таши не отказывались, это повышало настроение всем троим членам сумасшедшей семейки.
Не меньше, чем сарказм домовика, Снейпа радовал тот факт, что Локхарт и Читток наконец присмирели и теперь панически боялись зельевара. Боялись и не смели как-либо вредить ему и его подопечным. Маг не чувствовал себя виноватым — всего лишь небольшое ментальное влияние, никак не влияющее на личность, избавило его от массы проблем. Это было даже милосерднее, чем запугивать их обычными методами.
Впрочем, Снейпу было за что сказать «спасибо» сладкой парочке. Всего один торговец запрещёнными зельями, поставленный Падре на день в Лютный, и эти двое обеспечили достоверность близкого знакомства зельевара и Санди Смитт. Уже через три недели девочка, не упустившая шанса попросить декана о допуске в ученическую зельеварню, стала его ученицей.
Директор нисколько не усомнился в сказочке о том, что Снейп разглядел чудесный потенциал в скромной сироте, поэтому после не слишком длительной проверки биографии Санди разрешение на заключение контракта зельевару было дано. Это вызвало некоторое волнение среди слизеринцев, но вскоре иерархическая целостность была восстановлена. Никому не пришлось напоминать дважды, что Смитт теперь под личной защитой и покровительством Снейпа, хватило объявления в гостиной.
Теперь занятия с ученицей занимали у волшебника четыре вечера в неделю. Санди, как Северус и надеялся, оказалась невероятно жадной до знаний. Она впитывала их как губка, но Снейпу пришлось потратить немало сил, чтобы научить её задавать вопросы. Девочка жила в среде, где спрашивать, говорить или вообще привлекать к себе внимание было смертельно опасно. Она не хуже Петтигрю умела изображать из себя пустое место, и, стоит отметить, это свойство в значительной мере помогло ей выжить на Слизерине.
Но сейчас необходимо было вывести Санди из этого состояния, а Снейп не желал использовать магию разума. Он и так задействовал её для ускорения обучения, а увеличение воздействия для нементалиста было опасно, поэтому волшебнику пришлось затратить немало времени, чтобы добиться мало-мальски доверительных отношений. Здесь уже пришлось задействовать эмпатию, потому что девочка оказалась хоть и робким, но диким зверьком, и на приручение могли уйти годы.
Снейп старался не слишком лезть в её воспоминания о прошлом, но те всё равно проглядывали сквозь все действия и слова Санди. И волшебник постоянно ловил себя на мысли, насколько же она похожа на него и Селесту. Но, в отличие от Принцев, маленькая Смитт до недавнего времени была в этой жизни совершенно одинока. У Снейпа была мать, у Селесты — воспитатели и одноклассники в приюте, пусть те и неосознанно опасались маленькую волшебницу. У Санди же не было никого, кто отвечал бы за неё, кто заботился бы о ней.
Её с рождения отдали бездетной паре волшебников, живущих в Лютном, но особых воспоминаний о чистом, но очень маленьком и ветхом домике у девочки не осталось. Санди там не любили, растили лишь по указке сверху. Сколько таких же сирот прошло через чету Браунов, даже представить сложно. Смитт смутно помнились другие дети, которые то появлялись, то исчезали из домика.
Зато то, как в пять лет её саму забрали оттуда и отправили в услужение мастерице-гобеленщице, Санди прекрасно помнила. Старуха двигалась и колдовала с трудом и обладала невыносимо мерзким характером, зато из-под её узловатых пальцев выходили гобелены невероятной красоты. Санди заменила ведьме ноги, держа мастерскую в порядке и выполняя множество её мелких поручений. Самым ярким воспоминанием того периода была кружащаяся в солнечном свете густая шерстяная пыль, которая наполняла маленькое полуподвальное помещение, забиваясь в нос и лёгкие, заставляя непрестанно кашлять и хрипеть.
Смитт мастерскую не любила, но другого дома у неё не было. Словно в насмешку всего через год мастерская сгорела, и Санди оказалась на улице. Её никто не искал, сочтя, что она погибла в огне.
Спустя несколько месяцев мелкую смышлёную девчонку из компании беспризорников приметил один из старьёвщиков. Под его руководством малышка Смитт научилась не только продавать мелочёвку с лотка, но и разбираться в людях. Осознав, насколько его подопечная умна и внимательна, старьёвщик продал девочку людям Падре. Той пришлось вернуться в банду беспризорников и выучиться вынюхивать, выслушивать, выглядывать, подчиняясь приказам старших магов. Иногда Санди даже перепадало по паре сиклей за полезную информацию, поэтому она из кожи вон рвалась, чтобы стать лучше, ловчее, сообразительнее. Чтобы вырваться из того болота, что окружало её.
Билет в Хогвартс стал счастливым исходом ситуации, которую Смитт изначально сочла полной катастрофой. Всё дело заключалось в её детских выбросах магии. Они были редкими, почему девочке все прочили судьбу сквиба, но невероятно разрушительными. Девочка лишь спустя годы поняла, что мастерская гобеленщицы сгорела только потому, что сама она так возненавидела постоянный кашель и першение в горле, что захотела, чтобы пыль навсегда исчезла из мастерской. И шерстинки, парящие в воздухе, вспыхнули, поджигая всё вокруг.
Поэтому девочка панически боялась своих выбросов, но они всё равно прорывались. В тот, последний и решающий раз, когда Санди было девять, она подожгла уже не пылинки в воздухе, а одежду живого человека. Даже расстёгнутый ремень из дублёной кожи на спущенных штанах полыхал зелёным пламенем, как и тяжёлые ботинки с набойками и каплями крови на них.
Волшебника успели спасти, но обгоревшее лицо несостоявшегося насильника до сих пор являлось девочке в кошмарах. В тот момент, когда она уже думала, что люди Падре, затушившие пламя, просто-напросто убьют её, перед Санди открылась дорога в новый мир, мир за пределами Лютного. Сам Падре лично беседовал с ней, он принял её в ковен, наложив вдобавок ко всем клятвам, что уже висели на каждом жителе Лютного старше семи лет, ещё десяток запретов.
А после этого Смитт отправили учиться и готовиться к поступлению в Хогвартс. Она родилась в самом начале зимы, так что до заветного письма оставалось больше двух с половиной лет на подготовку. Уже во время неё девочка поняла, что её безумно увлекает зельеварение.
Развивать свой талант Санди должна была на Равенкло, но когда шляпа предложила ей выбор между Равенкло и Слизерином, девочка без колебаний выбрала Слизерин. Она собиралась вырваться как можно дальше, с корнями оторваться от прошлой жизни, и змеиный факультет подходил здесь лучше всего.
Свою ошибку Смитт осознала сразу. В отличие от добродушного Флитвика, Слизнорт о своих подопечных совершенно не заботился и конфликты на факультете решать не собирался. Санди пришлось спешно вспоминать свой опыт выживания в недружелюбной компании, учиться мимикрировать под окружение и судорожно шерстить библиотечные книги по этикету.
Тем не менее, в Хогвартсе было всё же лучше, чем в Лютном, поэтому Смитт цеплялась за своё место зубами и вновь стремилась стать как можно лучше и полезнее главе ковена. Когда же ей сказали, что она поступит в ученицы к Мастеру зельеварения, Санди не знала, что и думать. Сумасшедшая надежда на то, что хотя бы ему будет не всё равно, расцвела в сердце девочки. После осознания, что Падре навязывает её в ученицы против желания Мастера, эта надежда почти пропала, но вспыхнула с новой силой, когда Санди увидела своего будущего учителя.
В этом худом, совсем молодом, но очень мрачном человеке, который совершенно не боялся Падре, Аврору и Маэстро, ей чудилось что-то смутно родное и знакомое. Смитт с удовольствием следила, как он берёт в руки власть на факультете, как оттирает Слизнорта от трона Дамблдора, как ставит на место Гриффиндор. Поучаствовать в небольшой сценке, чтобы подставить Читток с компанией, не составило для слизеринки труда, в результате чего она официально стала ученицей Северуса Снейпа, самого молодого Мастера зельеварения за последние триста лет.
Волшебнику определённо льстило то уважение и почтение, что питала к нему его маленькая ученица, себе он не стеснялся в этом признаться. А уж искренний восторг, зажёгшийся в глазах Санди при первом посещении его лаборатории, ещё долго грел душу зельевара, так что Снейп старался отвечать ученице не меньшим вниманием. Менталисту не составляло труда перестраивать своё поведение так, чтобы ей было наиболее комфортно. Разумеется, лишь там, где не требовался обратный эффект. Северус всегда знал, в чём Санди нуждается, чем живёт, о чём думает. И это всё сильнее привязывало к волшебнику недоверчивую и поначалу дичившуюся ученицу.
Как Снейп и ожидал, Смитт продолжала каждую неделю аккуратно строчить отчёты в ковен. И его имя мелькало там чуть ли не чаще всех остальных. На это волшебнику пришлось согласиться в обмен на клятву Падре не трогать его собственных информаторов на Тёмной. Впрочем, контролировать и аккуратно корректировать содержание отчётов Снейп от этого переставать не собирался, как и отказываться от вербовки новых информаторов. Приходило время собрать агентурную сеть посерьёзнее трёх магов с низов городского дна.