Дороже золота

            Тонкие серебряные лезвия гладко скользили по льду. Прямая, поворот, толчок. Она взлетает вверх, легкая как перышко, проворачивается в воздухе стараясь не опускать руки. За прыжок с поднятыми руками всегда поставят оценку выше. Приземляется на одну ногу, скользит, едва не потеряв точку опоры.       Ханджи недовольно поправляет очки и качает головой. Прыгнула чисто, но тяжело. Практически на грани. — Давай каскад: тройной флип-тройной тулуп.       Ханна кивнула, проскользив мимо борта. Набрала в грудь побольше воздуха, раскатилась и прыгнула. Раз, второй, третий. Выехала с прыжка чисто, технично, как по учебнику. Но Ханджи все равно не испытывала удовлетворения. — Комбинация вращений.       Ханна въехала на середину льда, закрутившись в винте, присела, изобразив волчок, снова поднялась, переходя с заклона в ласточку и закончила бильманом, захватив ногу над головой. — Четверной сальхов и можешь заминаться.       Ханна сжала зубы. Она уже устала, а Ханджи требует четверной прыжок. Нет, нужно прыгнуть. Прыгнуть в любом случае. Снова скольжение, поворот, заход, толчок и лед почему-то оказался в опасной близости. Ханна шмякнулась на бок, проехав вперед полметра. Больно. Но эта боль уже так привычна, что и внимание не обращаешь. Ханна прикусила губу от досады. Она же умеет это прыгать. Где она ошиблась? Плохо оттолкнулась? Или недокрутила? — Выносливости никакой, — хмуро сказала Ханджи. — И силовые надо бы поделать. Завтра с утра чтоб была в тренажерном. — Хорошо, — невесело кивнула Ханна, уже заранее чувствуя, как у нее горят мышцы на ногах и спине.       Зое тем временем хищно оглядела разминающихся спортсменов, видимо присматривая новую жертву. — Армин, живо на лед.       Названный суетливо подскочил, хватая лежащие на стуле коньки. Наспех затянув шнуровку, под неотрывный взгляд тренера, он выскочил на арену, слегка покачнувшись. — Начнем с шагов, — сказала Ханджи. — Змейка, тройка, петля и на зубцах.       Армин спокойно выполнил задачу, в конце концов, дорожка шагов — не самое сложное, что есть в фигурном катании. — Теперь перебежка, по прямой, потом дугой направо и налево. А потом сделаешь спираль ласточкой вперед и назад.       Все было просто. Ханджи никогда не форсировала, начиная с простых элементов и постепенно усложняя задачу. — Вращения.       Армин исполнил свою задачу, казалось, совершенно чисто. Даже поменял ногу в прыжке и совершенно не ожидал услышать громкий окрик Ханджи. — Стоп. Подойди-ка сюда. Ты все время не докручиваешь ласточку. — Но… — попытался заметить Армин. — Обопрись руками на борт, — велели ему. — А теперь поставь ногу вертикально, параллельно туловищу.       Армин послушно подчинился, уже поняв куда она клонит. — Хорошо, — кивнула Зое. — Теперь максимально прогнись в пояснице и тяни носок к голове. — Я не могу, — выдохнул Армин. — Да ладно, — фыркнула женщина. — Ханджи, в мужском катании не делают бильман, — решился заметить Армин. — В женском катании не прыгают четверные, — хмыкнула Зое. — Не учи меня, что можно сделать, а что нельзя. Бильман, по сути, та же ласточка, только нужно сильнее прогнуться и поднять ногу выше, параллельно туловищу. — Но это физически невозможно! Мужское тело не способно согнуться так, как женское.       Зое как-то коварно улыбнулась. — Хорошо. Можешь опустить ногу. Подожди минутку, — она извлекла из кармана телефон и найдя нужный номер, приложила аппарат к уху. — Эрвин, отправь-ка ко мне своего лучшего спортсмена. Да, прямо сейчас. Это не займет много времени.       Она убрала мобильник обратно в карман. — Надо пару минут подождать, — сказала она.       Ханна с усмешкой убрала коньки в сумку. Она-то поняла задумку своего тренера. Остальные только растерянно переглядывались, не совсем понимая, чего они ждут. — Надеюсь у тебя была веская причина, выдернуть меня сюда, — не слишком вежливо начал Леви, врываясь на каток. — Да, да, причина веская, — закивала Зое. — Это Армин, — она многозначительно указала на замеревшего у бортика парня. — Мои поздравления, — хмуро ответил Аккерман. — Сделай бильман, — велела Ханджи.       Леви на секунду приподнял брови, а затем нахмурился еще больше. — Ты что вызвала меня сюда, для того, чтобы я сделал какой-то сраный бильман? — нехорошим голосом спросил он. — Тебе сложно что ли? — А я что цирковой пони? — возмутился мужчина. — Ты случайно сахарок в кармане не припасла? — Видишь ли, мой юный ученик считает, что сделать бильман для мужчины физически невыполнимо.       Леви цыкнул языком, закатив глаза к потолку. — Надо же какой чушью нынче детям голову забивают. — Ну так что? — Хорошо, — Аккерман издал тяжелый вздох и с видом, будто сейчас делает всем присутствующим величайшее одолжение в своей жизни, поймал себя за носок, вытянувшись на одной ноге.       Армин охнул широко распахнув и без того большие глаза. — Как вы это сделали?! — Когда мне было лет семь, мой дядя заставил встать у бортика и потянул за ногу так, что я думал, что у меня там что-то порвется, — ответил Леви. — Честно говоря, я орал тогда как девка, — он поморщился. — Долго мне еще так стоять? — Можешь отпустить, — кивнула Ханджи.       Леви выпрямился и посмотрел на Армина серыми глазами, в которых на секунду промелькнуло любопытство. — Что ты пялишься, сопляк? — сказал он. — Ты не в том положении, чтобы сейчас вякать и говорить, что ты можешь, а что нет. Если тебе сказали сделать бильман, значит согнись пополам и сделай его. Думаю, не надо напоминать, что тренеру виднее.       Армин закивал так интенсивно, что казалось, у него голова вот-вот отвалится. Леви только цыкнул себе под нос и поспешил удалиться, даже ни слова не сказав на прощание. — Я тоже была рада тебя видеть, — бросила ему в спину Ханна.       Леви чуть притормозил у двери, сжав пальцами серебристую ручку. — Много болтаешь, мелочь.       Ханна, недолго думая, швырнула в его сторону лежащий на полу кроссовок. Он со шлепком ударился о стенку и рухнул на пол. Леви лениво обернулся, посмотрел на валяющий на полу кроссовок. — Я всегда знал, что ты косая.       Ханна только рассмеялась, показав Аккерману на прощание язык. — Мы любим друг друга, — пояснила Ханна, глядя на обращенные в ее сторону вопросительные взгляды. — Когда мне было пять, я напихала ему в карманы дохлых жуков. И не спрашивайте, почему я до сих пор живая, Леви и сам часто задается этим вопросом, — усмехнулась она. — А почему жуков? — вдруг спросил Армин.       Ханна медленно приблизилась к нему, хитро прищурив глаза. А затем, перевесившись через борт, прошептала. — Слушай меня внимательно, выдаю, практически государственную тайну. Леви панически боится насекомых. А теперь живи с этим, — она с усмешкой хлопнула парня по плечу. — Только никому. Иначе меня и правда убьют. А ты пойдешь, как соучастник.       Армин тупо захлопал глазами, явно не понимая юмора девушки. — Ладно, расслабься, это была шутка. Займись-ка лучше бильманом.       Она подобрала валяющийся у двери кроссовок и на ходу натянула на ногу и запрыгала вокруг себя в поисках второго. А про жуков она все-таки не шутила.

***

      Запирать дверь в кабинет Эрвин нужным не считал. Поэтому бредя по темному, неосвещенному коридору, Леви совершенно не удивился увидев желтую полоску света на голубой шерховатой стене. Сквозь щель в двери можно было разглядеть крутящегося у зеркала тренера. Новая рубашка, синяя, под цвет глаз, брюки выгладил, побрился. Прямо жених перед свиданием. Леви усмехнулся себе под нос и медленно вплыл в кабинет, приоткрывая дверь. — Подглядываешь? — хмыкнул Эрвин, поправляя воротник. — Больно надо, — ответил Аккерман и по-хозяйски устроившись на стуле, он вальяжно закинул ногу на ногу. — И не спросишь? — повернулся к нему Эрвин. — А чего спрашивать, — пожал плечами Леви. — Мари давно приехала? — Утром. — Вы говорили с ней? — Она видела твои хотелки, если ты об этом, — ответил Смит. — Естественно я об этом, — проворчал Леви. — Думаешь, мне интересны твои любовные похождения? Только смотри, как бы тебе ее муж однажды морду не начистил. — Мы с Нилом друзья, — философски заметил Эрвин. — Ни за что бы не стал дружить с человеком, мечтающим трахнуть мою жену. — Боже, Леви, какой ты грубый, — усмехнулся Эрвин. — Так чего ты пришел? Явно же не для того, чтобы обсудить мои отношения с Мари Доук. — Конечно же нет, — ответил Леви. — Но раз уж речь зашла о Мари. Что конкретно она сказала?       Эрвин задумчиво постучал пальцами по столу. — Про тебя она уже давно все знает, но на Катарину надо смотреть. А потом уже что-то решать.       Леви покачал головой, посмотрев в окно. Сегодня был великолепный закат. Черные горы на фоне ярко красного неба, словно где-то далеко за высокими пиками полыхал сильный пожар. — Пойду я, — Леви тяжело поднялся на ноги. — Не буду тебе мешать. — С чего ты взял, что мне мешаешь? — хмыкнул Эрвин. — Ты тут явно не для меня вырядился, — заметил Леви. — Чаек вон вскипятил.       Смит чуть улыбнулся. Вырядился, тут конечно, мягко сказано. Эрвин буквально сиял. Прям таки идеальный мужчина. Кажется, Аккерман даже уловил легкий запах одеколона. — Передавай привет Мари, — он махнул рукой уже у двери. — Я зайду к ней завтра.       Леви плохо разбирался во всех этих перипетиях человеческих взаимоотношений, но если это была не любовь, то тогда, наверное, он и правда не знает что такое любовь. Мари Доук работала с ними сколько Леви себя помнил. Впервые он увидел эту женщину шестнадцатилетним пацаном. Хотя, какая женщина. Девушка. Мари и самой тогда было лет двадцать. Хорошенькая, маленькая, белые кудряшки, большие голубые глаза, тонкий, почти писклявый голосок. Выпускница хореографического факультета. Бог знает, где она подцепила Эрвина. Но Леви даже в свои сопливые шестнадцать понял, что Смит влюблен в эту танцорку до безумия. С тех пор прошло больше десяти лет. Мари уже давно была замужем за другим мужчиной, воспитывала двоих дочерей, и кажется, была вполне счастлива. Но старая любовь, видимо, и правда, не ржавеет. Мари Доук уже десять лет к ряду ставит для Леви программы. Она и правда талантливый хореограф, с этим не поспоришь. Но каждый раз, стоило Мари показаться на горизонте, Эрвин распускал хвост, словно павлин. Наверное, Мари того стоила. Есть такие женщины, как хорошее вино. С годами только хорошеют. И Мари определенно относилась к таким. А замужество и материнство словно бы пошло ей лишь на пользу. И все же, это все напоминало Леви какой-то акт мазохизма. Эрвин ведь понимает, он, конечно, все это понимает. А все равно… Неужто и правда можно любить вот так. Годами, десятилетиями, без малейшей надежды на успех, а все равно любить. Хоть издалека, но любить. Леви никогда не испытывал чувств к женщине. И вовсе не считал это каким-то опущением. Вот есть люди, в основном, конечно, девушки. Им бы только влюбиться в кого-то. Но Леви не влюблялся и влюбляться не хотел. Он общался со всякими женщинами, но нет. Поэтому к своим, практически, тридцати годам, он с удовольствием пришел к мысли, что не существует такой женщины, что могла бы вдруг вскружить ему голову. В жизни Леви могла быть только одна любовь. И она звалась фигурным катанием. А все остальное мало его интересовало.       Чертыхаясь, Леви поднялся по лестнице, едва не запнувшись о верхнюю ступеньку. Видимо, включать свет на этаже администрация базы нужным не считает. С трудом нащупав в темноте замочную скважину, Леви отворил дверь в номер и вдруг опустил глаза вниз. На полу, у дверей его номера стоял поднос. Перешагнув его, мужчина нашарил рукой выключатель в комнате и опустился на колени возле странной находки. Идеально белые края тарелки блестели отражая свет лампы. Овощи, куриная грудка, стакан какой-то темно-коричневой жидкости, в которой Леви безошибочно опознал мерзкий столовский чай. С краю валялся листок желтоватой бумаги. Осторожно подцепив его пальцами, Аккерман развернул записку. Не видела тебя на ужине.       Леви внимательно осмотрел листок. Больше ничего. Со вздохом он поднял поднос с пола. Есть остывшую еду, пару часов простоявшую на полу в грязном коридоре, он, конечно, не будет. И с этой заботливой тоже надо будет поговорить. Почему-то Леви показалось, что он знает кому надо сказать «спасибо».