Дороже золота

— Сначала давайте покатаем макет, — громкий голос Эрвина Смита разнесся по катку.       Катарина согласно кивнула, растирая мышцы ног. Вчера они с Леви вернулись домой в Стохес. И уже сегодня в восемь утра стояли на катке. До старта чемпиона Элдии оставалось чуть больше недели, а они не тренировались целых десять дней. Нет, конечно, они выходили на лед со своим шоу, но это не имело никакого отношения к тренировкам соревновательных программ. Так что Катарина чувствовала, что успела соскучиться по серьезным тренировкам и испытывала сильное воодушевление. Леви тоже пребывал в весьма приподнятом настроении. — Очень сложно будет с утра после перерыва, — заключил Жан, подтягивая шнуровку на коньках.       Жан катался в шоу с Леви и Катариной всю предновогоднюю неделю. Но успел буквально на пару дней заехать к жене и дочери. И с одной стороны, он был ужасно рад представившейся возможности, а с другой… Когда он ранним утром, после долгого ночного перелета, вошел в квартиру, то первым делом увидел Дженни. Она стояла в коридоре, сонная и растрепанная, жутко милая. И теплая. Когда она обняла его, касаясь щеки теплыми губами, Жан впервые за долгое время почувствовал себя дома. Крепко прижав жену, он зарылся холодным небритым лицом ей в шею, но Дженни не выразила ни капли недовольства по этому поводу. Стоять так рядом с ней было так уютно, что даже выпускать ее не хотелось. А потом из комнаты вышла Эми. Жан охнул от того насколько она стала большая. Когда он видел ее последний раз в начале сентября, Эмилия еще ползала по комнате, издавая смешные, но абсолютно непонятные звуки. А теперь она сама вышла из комнаты. Да, весьма неуклюже, да, пока еще держась за стены, но ведь сама. Коротенькие черные хвостики, которые заплела дочери Дженни, смешно торчали в стороны. Она грызла указательный палец и Дженни изобразив на лице самое строгое выражение, на которое была способна, велела Эми перестать. Девочка смущенно вытащила палец изо рта, захлопав карими глазенками. Дженни любила повторять, что у Эмилии отцовские глаза. И когда Дженни делала ей какое-то замечание, ее лицо принимало тоже самое выражение, что и у Жана в подобной ситуации. Сам Жан не знал права Дженни или нет, но не умилиться растерянному выражению на лице Эми не мог. Дочь давно не видела Жана, а потому сначала немного струхнула, но потом быстро разобралась что к чему и уже вечером буквально ходила за Жаном попятам. Для начала принесла ему на диван все свои игрушки. Включая новые, которое ей привез папа. Потом, когда игрушки закончились, в ход пошла одежда. Эми без конца что-то ему говорила, но Жан не понимал ни слова. Когда он попросил перевода у Дженни, та с улыбкой призналась, что тоже половины не понимает. Вечером, когда Эмилия давно уснула, и Дженни довольно прижималась к Жану своим обнаженным горячим телом, он поймал себя на мысли, что ему ничего больше в этой жизни и не нужно. Возвращался в Стохес Жан в весьма подавленном настроении. Два дня — слишком мало для того, чтобы насладиться временем со своей семьей. Жан даже к родителям заехать не успел. Мама потом ему за это еще предъявит, а не ему, так Дженни, а за ней уж не заржавеет высказать мужу за претензии его матери. И все же Жан невольно задумывался о том, что не видел как его дочь растет. Дженни, конечно, старалась восполнять это бесчисленным количеством видео, но это все было совсем не то же самое, что видеть как твой ребенок растет у тебя на глазах. Да и Дженни… Она была до такой степени своей, что Жан даже не мог представить без нее своей жизни. Хотелось бесконечно долго прижимать ее к себе, обнимать, целовать, любить. Эмилия не дала им возможности заниматься друг другом столько сколько бы хотелось. С одной стороны, прелесть Дженни заключалась в том, что она не имела отношения к спорту. Дженни всегда была этаким спасательным островком, где Жан мог отвлечься от окружающего мира. Он любил свое дело, но иногда хотелось от всего этого просто абстрагироваться. Но одновременно Жан испытывал зависть к Леви. Катарина находилась рядом с ним практически всегда. И это тоже было хорошо. О том как он вообще мог думать о Микасе просто не укладывалось в голове. — Так, сегодня займемся короткой программой, — Эрвин похлопал в ладони, призывая учеников к порядку. — Микаса, Жан, Хистория, Эрен, раскатывайтесь. Катарина, Леви, — он кивнул, указывая на центр льда.       Катарина послушно двинулась в центр. Они уже размялись и оба чувствовали в себе силы. Эрвин включил музыку и внимательно начал следить за первой парой. Нельзя сказать, что после перерыва это было легко, но работать ужасно хотелось. Катарина плавно упала в руки Леви. Он аккуратно поставил ее обратно на ноги и повел за собой. Они зашли на подкрутку. — Да! Хорошо! — громко крикнул Эрвин.       Следующий элемент. — Раз, толчок, два, три, концентрация! — разогнались, толкнулись, приземлились и выкатились. — Да.       Зашли на выброс, она сосредоточилась, оттолкнулась и на свое удивление приземлилась. Немного присела на ногу, но в целом это показалось ей очень хорошим исполнением элемента. — Да, хорошо! Высоко очень. Высокий прямо был выброс.       К тодесу у Эрвина претензий тоже не было. Леви и Катарина всегда делали его на высокий четвертый уровень. — К борту больше, — хмуро подкорректировал Эрвин. — Давайте, вальсовая дуга назад-наружу.       Они почти докатали дорожку, когда Смит остановил музыку. — Синхронизируйте стартовую дугу, — велел Эрвин, подзывая учеников себе. — Чтобы она у вас была одновременной, потому что вы торопитесь и друг другу мешаете. Проблема в том, что Леви делает свое, а Катарина свое и от этого у вас рассинхрон и ошибки.       Леви серьезно кивал, впитывая информацию. Их снова отправили на дорожку. — Катарина, будь прекрасна в любой позе, даже промежуточной.       Со второго раза вышло лучше, но Эрвин все-равно казался недовольным. Пошли на поддержку. Катарина быстро нашла руки Леви, оттолкнулась, перевернулась и мгновенно оказалась наверху, сидя на руке своего партнера. Поменяла позицию, юркнула вниз, в руки Леви, схватилась руками за носок его конька, перевернулась, встала на ноги. Про себя успела с сожалением подумать, что тот жирный салат ночью явно не пошел ей на пользу и судя по недовольному лицу Леви, он тоже об этом подумал. — Леви, на выезде из поддержки прямая нога на ласточке. Нормальную ласточку сделай, какую ты умеешь, — прокомментировал Эрвин.       Они закрутились во вращении. Не самый сложный элемент, но кажется Эрвина и он не до конца устроил. — Чуть-чуть россинхрон у вас. Катарина, ты недорабатываешь.       Катарина вышла из вращения, сдув с лица выбившуюся прядь волос. Последний рывок и финальная поза. Эрвин потер пальцами щетину на подбородке, сведя густые брови к переносицы. Нет, все не так. Вроде бы и не упали, и сильно не напортачили и после десятидневного перерыва все очень даже не плохо. Но нет. Леви и Катарина сами понимали, что нет. Не так они должны кататься. Не такого от них ждут на старте. — Ты набрала вес, — заметил Эрвин, глядя на Катарину. — Из-за этого вы катаетесь тяжелее, медленнее и динамика поменялась. — Всего-то восемьсот грамм, — пробурчала под нос Катарина. — Чтобы завтра же этих восьмисот грамм не было.       Катарина тяжело вздохнула. Легко сказать. Фигурное катание невозможно без прыжков и акробатических элементов. Основа любого прыжка — техника. Грамотное использование скорости, которую дает лед, и правильная группировка позволяют фигуристам вращаться в воздухе со скоростью триста оборотов в минуту. — Ты можешь прыгать как по учебнику, но не задержишься в топе, если не будешь жестко держать вес, — напомнил Смит. — Даже твои лишние граммы быстро скажутся на выносливости и убьют суставы. Я понимаю, что когда много лет держишь себя на очень жесткой диете, а фактически — живешь впроголодь, в отпуске очень тяжело это понять, но, Катарина, если в холодильнике есть еда, ее не обязательно сразу всю в себя запихивать. Она никуда из этого холодильника не денется.       Катарина согласно кивнула. Вопрос веса очень важен. От ее формы зависит то, насколько сложными и при этом внешне безусильными будут поддержки, а на две программы их четыре. К тому же фигурное катание — эстетический вид, в котором внешность играет далеко не последнюю роль. Некоторые фигуристки даже страдают анорексией и расстройством пищевого поведения, потому что начинают ненавидеть свое тело, ведь нужно надевать открытое платье и выступать перед публикой и судьями. Если судьи говорят тебе, что надо худеть, нет времени думать о том, насколько это полезно для здоровья. Мужчины тоже следят за своим весом. Катарина точно знала, что Армину перед переходом к Ханджи пришлось сбросить одиннадцать килограмм за три недели. Прыгать четверные в тех кондициях, в которых находился Армин, было опасно. И Катарина знала, что за ночной салат и пару бабушкиных блинов ей придется расплатиться ужасными тренировками. Она и без Эрвина это все прекрасно знала. Чувствовала даже минимальную прибавку в своем весе. Прежде всего страдают лодыжки и колени. Леви в этом плане проще. Во-первых, у него прекрасный обмен веществ, во-вторых, для мужчины-парника колебание в весе не так критичны. Ему гораздо хуже будет похудеть, чем немного набрать. Но и он проходил обеды, состоящие из помидора, завернутого в салатный лист. Но в любом случае, держать вес приходится всем. Чем выше уровень, тем серьезнее ограничения. Леви до сих пор помнил как на предолимпийских сборах Мария взвешивалась трижды в день и почти не пила воды: делала глоток и выплевывала. Тогда она вообще себя довела до такого, что Леви начал за нее искренне бояться. Мария испытывала жуткий страх перед весами. Перед взвешиваниями она снимала с себя заколки, цепочки и бежала в туалет, чтобы на экране ни в коем случае не появились лишние граммы. Когда заканчивалась ледовая тренировка и наступал вечер, надевала штаны, три кофты, а раз в неделю еще и обматывала себя пленкой и час непрерывно бежала. Устраивала себе жесткую сушку, взвешивалась несколько раз в день и контролировала каждый съеденный кусок. Леви и Лекси стоило огромных усилий, чтобы убедить Марию, что для здорового человека это ненормально. Хотя в чем-то Мария была права. Значение имеют даже сто лишних граммов. Особенно это опасно для одиночниц. Техника прыжка сразу изменяется, когда прибавил в весе. Ханне, находящейся в самом разгаре своего пубертата, сейчас приходилось особенно тяжело. Сложность в том, что у девушек проблемы с весом начинаются в переходном возрасте, когда от них ждут результатов, а на кону главные старты жизни. Хотя, сама Ханна не особо из-за этого переживала. На слухи о том, что в пубертат жиреешь, она только фыркала, отвечая, что просто нужно закрыть свой рот и не есть. Сама Ханна ела, но в маленьких количествах. По утрам кашу, яйца или йогурт с чаем. На обед суп, вареное мясо или рыбу, овощи, по вечерам кефир. Конечно, бывали небольшие исключения из правил, но за них непременно приходилось расплачиваться. Ханджи следила за ее диетой как орел. Но всегда находились те, кто подобное осуждал. Конечно, куда проще не ставить девочек на весы в переходном возрасте, не отбирать у них еду, не заставлять бегать кроссы. Не все ведь понимают, что, если тренер кричит, значит, любит.       Каждый фигурист четко знает, сколько на весах должно показываться килограммов, чтобы ему было комфортно кататься. Например, соревновательный вес Леви — шестьдесят пять килограммов. В отпуске может дойти до шестидесяти шести. Оптимальный вес Катарины — сорок килограмм. При нем она хорошо себя чувствует, у нее много сил, и партнер может хорошо ее поднимать. Но последние годы Катарина не раз замечала, что ей очень тяжело этот вес держать. Чуть позволил себе лишка и сразу сорок один, а то и сорок два. Когда она после полугодового перерыва пришла к Эрвину Смиту, то весила и того больше. И первое, что сказал ей тренер — худей. Катарина никому об этом не рассказывала, но одним из самых тяжелых периодов были тот месяц, что она занималась у Эрвина прежде, чем ее поставили с Леви. Во-первых, ей действительно надо было худеть, не только для Леви, но и для себя самой. Конечно, когда она заявляла, что худеет, многие поражались, мол, она и так просвечивает, куда еще-то? Но было куда. А во-вторых, полгода не иметь возможность нормально тренироваться — снова восстанавливать мышцы и связки, снова собирать прыжки практически с нуля, возвращать форму — невероятно тяжело. Но никогда, ни разу Катарина не думала о том, что это тяжело и она не может. Сжимала зубы и делала, потому что надо. Кому надо? В первую очередь — ей самой. Про Леви тогда разговоров еще не шло. Эрвин молчал по поводу партнера, но велел Катарине делать. И она делала. Потому что так ей сказал тренер, а тренеру нужно доверять. Любой диетолог скажет, что радикально похудеть за две недели без последствий для организма невозможно, да и резкие колебания веса не идут девушкам на пользу. Но даже не зная о Леви, Катарина понимала насколько высоки ставки. Однако ужиная двухпроцентным йогуртом, Катарина все равно мечтала о нормальной еде. Они взвешивались перед тренировками. Если кто-то чуть набирал, то Эрвин всегда старался замотивировать на похудение. Сейчас, после праздников, помимо основных тренировок, Катарина бегала каждый день по часу-полтора и питалась одним пресным рисом. Что очень тяжело для человека обожающего сладкое, шоколадки, всякие пиццы и роллы. И в таком режиме ей предстояло жить полтора месяца, до окончания Олимпийских игр. По этому поводу Катарина просто ненавидела Леви. Он вообще никогда не сидел на диетах. Бывали какие-то разгрузочные периоды, типо неделя на гречке, но это чисто для личного успокоения, причем больше Эрвина, чем самого Леви. Леви не любил фастфуд, Леви не любил сладкое, Леви ел столько белковой пищи, сколько хотел. И вечером сжимая в руках мисочку с рисом и наблюдая как Аккерман напротив ест какие-нибудь пельмени, Катарина мечтала, чтобы он подавился. Обмену веществ Леви оставалось только завидовать. Конечно, он тоже придерживался определенной диеты, но отнюдь не такой жесткой. Поэтому отпуск на его весе так и не отражался. Секрет был в том, что Леви отлично чувствовал свое тело и чутко к нему относился. Задача Леви — таскать на руках партнершу, а радикальное похудение в этом деле плохой помощник. А еще он никогда не давал себе обожраться. При выходе из-за стола, Леви должен был чувствовать готовность пробежаться или пойти на тренировку. Надо наедаться, а не объедаться, чтобы появлялась энергия, а не желание полежать, потому уже ничего от переедания не хочется. А лучшей своей покупкой Леви считал электрический гриль. Он позволял готовить мясо без добавления масла, а белок — основа его питания. Эрвин, кстати, за их диетой особо не следил. Он просто их взвешивал каждый день. Спортсмен нагружает тело больше нужного, особенно мышцы и связки. И чем больше вес, тем быстрее все это придет в негодность и накопится усталость.       По-другому рассуждали в группе бывшего профессионального спортсмена Мика Закариаса, пройдя все тяготы борьбы с весом, Мик и Нанаба своих танцоров не взвешивали, работая на доверии. Просто если Мик видел некий перебор, то мог в какой-то момент посоветовать похудеть. Ученики понимали и исправляли сами удобным для себя способом. После отпуска они, как правило, немного все набирают, но потом быстро приходили в форму. Конечно, не стоило забывать, что недокруты на прыжках или убитые колени на выбросах, танцорам не грозили. А вообще, все люди взрослые. Нравится кататься в перевесе, то есть в два раза больше тратить сил, сильнее напрягаться — ну почему нет? Каждый сам знает как ему будет лучше. Мик мог намекнуть, что вот скинешь полкило-килограмм-полтора — будет легче. Но никто за спортсменами не бегал и контролировал, это им же самим надо ведь. А так, все знали, что рамок по весу в группе Мика нет. Справляетесь? Вам самим комфортно со своим телом? Ну и замечательно. У Фарлана больная спина. Он об этом знает. Лекси тоже об этом знает. Они сами себе не враги. Они оба прекрасно знают, что будет, если кому-то из них набрать вес. Мик и Нанаба в таком подходе вообще были передовиками. Остальные же пока придерживались общего правила — не жрать. Впрочем, Эрвин прекрасно понимал, что с праздников почти все привезут с собой несколько лишних граммов. Ну, почти все. Леви — как говорится, не в коня корм. И Микаса с такой железной силой воли, что остальные только завидовали. — Выезд дольше! — крикнул Эрвин, глядя как Микаса выезжает с подкрутки.       Пара поправилась и пошла на флип, где партнер тут же продемонстрировал недокрут. — Жан, правое плечо выше!       Они исполнили выброс и пошли на поддержку. Кирштейн резко поднял Микасу вверх. Она развернулась, демонстрируя прекрасный шпагат. Но Эрвину опять было к чему придраться. — Больше в кораблике находись во время подъема, — посоветовал он Жану. — Выходи только когда уже выше плечей ее поднимаешь, иначе уровень потеряешь, судьи будут придираться.       Следом шло вращение. Тоже хорошо, но не идеально. Не собрались еще после перерыва. — Здесь нельзя долго прокатываться. Просто отсюда делайте и соединяйте ноги. И сразу все решится. Жан, ты опять думаешь обо всем сразу. Не надо так. Думай об одной детали.       Они докатали, начали сначала, учитывая корректировки и снова сначала. Эрвин требовал идеально, Микаса тоже старалась, Жан проседал. Вроде и делает все, но Эрвин же знает, что Жан может делать лучше. И должен делать лучше. Впрочем, главная проблема была вовсе не в рассеяности Жана или лишних граммах на весах у Катарины. День-два и оба придут в норму, а к чемпионату эти две пары ожидаемо будут бороться за победу. К Аккерманам у Эрвина вопросов не было, а их парнеры соберутся, никуда не денутся. — Хистория, Эрен, — позвал Эрвин.       Эрен нервно взъерошил волосы, выезжая за Хисторией. Девушка катилась спокойно, никак не выказывая волнение. А вот Эрена терзали сомнения. Они впервые вышли на лед с финала гран-при. С тех пор как произошло то падение. Физически Эрен уже восстановился, но внутри что-то было не в порядке. Эрен и сам этого не осознавал, пока не увидел этим утром Хисторию. И пока не ступил на лед. Хистория ни в чем его не обвиняла. Она вообще делала вид, что ничего не произошло. Утром она как обычно улыбнулась увидев его и поздоровалась. Даже вроде как обняла. Эрен же… Все эти недели после падение в финале гран-при он просто не думал обо всем этом. Пока лежал в больнице, то много думать запрещали. Потом приехал домой и как-то сразу окунулся сначала в учебу, а потом просто в обыкновенную жизнь, которой сильно не доставало. Эрен не забыл о случившемся, просто не думать было легче. Но теперь Хистория стояла перед ним на льду и все произошедшее разом обрушилось на него снова. Так, что колени задрожали. Эрен ронял Микасу один единственный раз, в самом начале их пути, ничего страшного тогда не случилась, поддержка была не сложная. А теперь вдруг разом пришло осознание как на самом деле страшно кататься в паре. Какая на нем лежит жуткая ответственность. И эту самую ответственность Эрен серьезно осознал лишь сейчас. Нет, он всегда понимал роль партнера в паре, но понимать и осознавать — разные вещи. — Начинайте, — велел Эрвин.       Хистория вопросительно посмотрела на задумавшегося Эрена. — Все в порядке? — нервно спросил он. — Да, — кивнула Хистория, опускаясь на колени для начальной стойки.       Эрвин напряженно наблюдал за парой. Хистория выглядела вполне спокойной, но вот Эрен вызывал опасение. Он слишком осторожничал на подкрутке, а на выбросе Хистория смогла скрутить только полтора оборота, причем исключительно по вине Эрена. Но хуже всего вышла поддержка. Потому что ее не было. Эрен уже поднял Хисторию вверх, но тут же опустил обратно. — В чем дело? — зло спросил Эрвин, выключая музыку.       Эрен тупо уставился на тренера, продолжая сжимать Хисторию за талию. Он даже не мог ответить в чем дело. — Эрен? — на этот раз его позвала уже Хистория. — Что-то не так? — Не знаю… — он резко отпустил ее талию. — Хистория, я не могу. — Чего? Не можешь? Эрен, все нормально, я не боюсь.       Она-то может и не боится. Но внутри него словно что-то надломилось. И что с этим теперь делать Эрен совершенно не знал.