Лесть, обман, амбиции...

      Комната была в персиковых тонах, обычная. Незамысловатая серая люстра на белом потолке, обделанный ровно деревянными досками пол и вполе уютная кровать из дерева. У кровати стоял стул с подносом. На подносе чай с сахаром и хлеб с сосисками. Напротив кровати стоял шкаф и рядом со шкафом письменный стол. Вполне уютная комнатка. Союз поел и подошёл к закрытому окну, через которое было видно лес и небо. Плотная дверь была заперта. Всё было закрыто.       В шкафу были коробки с землёй. Видимо, фашисты специально сюда тащиои землю, чтобы воплощение не погибло. В чужой стране воплощения долго жить не могут. Это их природа. Возможно, Рейх уже в курсе, что Союз в его плену. На верхних полках была сменная одежда. На самом Союзе была большая хлопчатая иолочная рубаха и державшиейся на шнурах штаны к ней в комплект. Нацисты переодели коммуниста, пока он был в бессознании. На столике книжки на немецком и учебники по изучению того же немецкого.       Совет лёг на кровать и задумался: "Куда катится моя жизнь? Что я сделал не так?! Неужели мне стоило просиживать свою задницу в Москве? Я идиот! Куда я попал вообще?.." Стыд и отчаяние заполнили русского. Совет чувствовал себя виноватым за всё произошедшее. Понасиловав себя морально, он страдальчески уснул. Проснулся СССР к вечеру, но почему-то также уставшим. Подали на ужин странный суп, но вполне съедобный.       К нему зашёл офицер и забрал еду. На следующий день в дверь постучали. Странно. — Кто? — Союз встал с кровати. Он нахмурил брови. В комнату зашёл Рейх. На удивление немца Совет был спокоен. — Рейх, ты знаешь, — Германия был в настроении. Конечно, ведь в его плену находился СССР, противник в войне, или Союз, его любовь, — Как тебе? Надеюсь, комфортно.       От этого спокойного, довольного лица и обыденного вопроса вдруг Союз даже побледнел от злости и досады. Этот падонок улыбался ему в лицо после всего, что натворил. Лжец, лицемер. Без совести, без души. Он забрал всё у Союза, словно проклятие. Тройка заметил эту перемену с равнодушия до злобы на лице пленника. Он всё понял, но усмехнулся.       Третий Рейх опять был в своей форме. Он гордился своей аккуратностью и привлекательностью. — Ты на меня злишься. Я знаю. Но если тебе не нравится, я могу сблизить тебя с твоими поданными. Раздели их судьбу.       Рейх скинул СССР с кровати на пол и стал пинать в живот со всей силы. Сапог больно бил.Советский сжался, чтобы как-то защититься от ударов. Фюрерр бил так сильно, чтт Совет отхракнул кровью. На глазах сверкали слёзы. Но немец не переставал, он пинал по спине, по ногам, рукам. Под конец фашист поджимал сапогом горло русскому, перекрывая доступ к кислороду. Тот захрипел. — Состояние войны снимает с меня обязательномтво контактировать с тобой дипломатично. В твоих интересах оставаться целым и невредимым, — Фриц был счастлив в своей свободе по отношению к СССР. Он уже фантазировал и планировал все ухищрение с пленным. Теперь Рейх его хозяин, Бог.       Когда Рейх убрал ногу с шеи Союза, тот отхаркался. Совет обдумывал ответ. — Лучше худшая камера, чем видеть тебя. Ты предатель, — на эти слова Рейх просто пнул Советского. — Нет, Союз, ты моя любимая рыбка из всего аквариума Европы. Но я не предатель. Это ты позволил мне себя обманывать. Даже обидно было. — О чём ты?! — возмущению Совета не было предела. Ему хотелось покрыть крепким матом фрица, — Не я предложил мирный договор и нарушил его. Не я без предупреждения нападал. Жизнь даст каждому по заслугам, помяни меня, Рейх!       Послушав русского, Германия вновь пнул того в зону груди и ушёл. Встреча могла бы быть приятнее, но что было, то было.       Фюрер вернулся в свой голубовато-серый кабинет. Одна стена была обставлена разными книгами, другая — картами. В кабинете было два лёгких стула и одно кресло у лакированного красивого стола, за которым было широкое, высокое обрамлённое бархатным багровыми шторами окно с видом на военный комплекс. В углу находился диванчик с одеялом и подушкой. Туда Рейх и лёг. В целом квбинет был красивым и выполнен в холодных тонах.       Да, он действительно поступил не совсем честно. Но совесть его за это не корила. Хотя, знал ли вообще Рейх голос совести, если для него был лишь он и его интересы? В его интересах долгое время было сотрудничество с СССР, но потом он осознал, что это не обязательно, и он более чем достаточно силён, чтобы склонить того на колени. Главное — сломить склонный к унынию менталитетом, но сильный дух русского.       Вновь убедившись в своих способностях и силе, Рейх с облегчением выдохнул. Он наслаждался своими достижениями. Фюрер блестяще умён и действенен, у него лучшая техника, форма, самые быстрые темпы развития, он престижен, ведь известно, что даже злая сила пороков и жестокости привлекательна для людей. Каждому свободному хочется быть чуть сильней и лучше, а если не хочется, то это раб. Рабство и ничтожество всегда с теми, кто не знает ни себя, ни свою силу, ни своих прав и возможностей, потому что тогда каждый, кому не лень, будет притеснять и выдавливать все соки.       Рейх посетил Союза и на следующий день. На этот раз он был с обычной кашей к обеду и красивым немецким блюдом. Он положил на кровать еду, пока Союз за рабочим столом удивлённо, но устало взглянул на того. Русскому в последнее время не с кем было болтать, поэтому ему придётся всё таки учить немецкий, чтобы прочитать Гёте и Шиллера. — Наверное, тебе надоело питаться этой похлёбкой каждый день, поэтому я принёс тебе этот прелестный суп, — Рейх говорил дружелюбно, будто ничего и не было жо этого. Но Союз не забыл предательство, вероломство и жестокости, его возмущало такое поведение Германии. Это злило социалиста. — Нет, спасибо, с рук такого подонка я есть не буду, — Совет говорил чётко и холодно, хотя ему хотелось кричать и вообще наброситься на "гостя" его камеры. По-другому он эту комнату не воспринимал, — Как ты можешь вообще быть таким! Неужели ты не признаёшь очевидного?! — о вчерашней разговоре, — Ты это сделал! — СССР не собладал с собой, но тут он опомнился и замолчал, уронив взгляд в окно. — Я всё понимаю, это тяжело. Это было жестоко. — Не то слово, Рейх... — проговорил про себя пленный и нахмурился. — Присяжь, поговорим, и у тебя уже обед. Я принёс тебе, — тон немца был благожелательным, и Совет как-то сел на кровать подле Третьего, — Что будет? Можешь есть эту пресную кашу сам, или я покормлю тебя этим вкуснейшим супом. — Я сам, — Союз отворачивал голову от Рейха, ведь ему было неприятно на того смотреть. Он быстро взял миску со смесью и немного отскрябнул с краёв в рот. — Ты уверен? — хитро спросил Германия, что насторожило Советского, но тот решил не менять своего решения из-за какой-то глупой, как ему казалось, провокации. — Да, полностью, — отъел ещё ложечку Союз. — Ладно, тогда знай, что в твоей мисочке намешан наркотик. Это не табак, не опиум, но веществ, способных вызвать зависимость, уйму. Тебе будут подавать еду с наркотическими веществами, ты станешь наркоманом и будешь делать всё, что я прикажу, лишь бы плучить вновь дозу.        От этих слов Совет испугался. Его сразу понесло рвать, и он "очистился" от грязной каши. — Будешь теперь есть? — улыбка расплылась злобо на лице фрица. — Нет, ничего не буду, — решение русского разочаровало Рейха, но тот не принял их серьёзно. — Ладно, ещё увидим, — Германия вышел из комнаты.        Прошло три дня. Рейх зашёл в комнату. На этот раз он увидел, что Союз лежал, укрывшись, на кровати. Тело русского исхудадо, глаза впали. Еда была не тронута. — "Teufel!" — подумал про себя Рейх. Он скоро вернулся с куринным лёгким бульоном, который сам приготовил. СССР был уставшим, поэтому не мог дать должного сопротивления. Конечно, после трёх дней отказа еды. — Ешь! — Германия, придерживая за спину русского, заливал тому в рот супа, — Видимо, меня больше волнует твоя жизнь, чем тебя самого.       Рейх по сути кормил Союза с ложечки, как он хотел. Когда суп был выпит, Совет чуть потеплел и оживился, но его стянуло опять в сон, поэтому русский прикрыл глаза.        Это Рейх воспринял иначе, и фриц поцеловал своего пленного. Тарелка с ложкой звонко упала, а немец навалился на коммуниста и глубоко проник в рот , обхыватываясь и толкаясь языками. СССР был в полнейшем шоке. Он не мог ничего сделать, да и знал ли, что делать. Он испуганно смотрел в потолок. Впервые Союз чувствовал себя таким неспособным и беззащитным.       Поцелуй разорван. Рейх дышал тяжело. Он был красным и возбуждённым, пока русский бледнел со страху. — Что ты...сделал?... — руками Союз закрыл свой рот. — Я люблю тебя. Я хочу тебя. Ты хотел правды? Я тебе её сейчас дал, — отрывисто сказал Рейх и, стянув рубашку с пленного, прильнул к плечу своей любви. Он целовал, кусал своими острыми клыками и оставлял самые наглые, синющие засосы.       Выданное признание только запутало СССР. Но он отчётливо понял, что не хочет того, что вытворяет с ним Рейх. — Отпусти, нет, не трогай! — Совет стал всячески брыкаться, мешая Германии ласкать того. Третий Рейх разозлился и дал сильную пощёчину, затем резко встал с кровати, вытянув ещё СССР, и кинул того на пол. Он пинал и бил, царапал и таскал по полу, как можно больнее, со всей яростью. — Если тебе не нравится добрый Reich, то я буду злым! — кричал немец с акцентом. — Я не по мальчикам... — хрипел СССР, — И тем более не по подонкам, как ты, — после этого Германия кинул его в батарею, и Совет совсем потерял сознание. Пошла кровь. Но немец не посмотрел даже в сторону того. Фашист оставил раненного.       Русский спустя некоторое время проснулся. Голова жутко раскалывалась. Он ничего не мог припомнить, всё было как в тумане. Он вообще плохо помнил прошедшие дни. Однообразно и тщетно. Хотя немецкие слова Союз стал различать. Рука потянулась к затылку и почувствовала засохшую кровь. Союз встал, хотя ноги и руки дрожали от немения. Заныла спина и шея. Вероятно, он в таком состоянии находился долго. В горле было сухо. Обычно наполненный куллер для воды был пуст. — Эй! Есть кто?! Воды! — Союз ударил по дверям. Но никто не ответил. Он отошёл. Ноги понесли к окну, и в отражении на стекле Совет увидел, что рубашка была чуть стянута, а на шее и плечах синели укусы и засосы.       Неприятные воспоминания хлынули, заполнив все мысли в голове. СССР упал на кровать, сгораемый со стыда. — Что со мной?

ЧТО СО МНОЙ?!

      Грудь сжало, напряглось всё лицо и тело. Союз кричал в подушку, ударил руками по матрасу и, истощив вконец свои физические и эмоциональные ресурсы, уснул.       СССР проснулся на полу тёмной, сырой камеры нагим. Он обнаружил, что его руки были чем-то зафиксированны сзади. Небелённую камеру освещала тусклая одинокая лампочка. Из тьмы вышел Третий Рейх. Он был в белой рубашке с погонами и с коротким рукавом и в чёрных офисных штанах. — О, ты наконец проснулся! — немец подошёл ближе к коммунисту. — Не могу поверить, что это ты, — Совет сказал тихо, но фашист услышал. — Но это я. Да, я именно такой, — Германия не каялся ни в чём, будто его даже хвалили, — Союз, развесели меня. — Что? Нет! — запротивился русский. — Молчи, сучка! — Рейх ужарил Союза, — Вставай! — русский, оправляясь от удара, встал, — Смотри, в каком ты положении; подумай, и затем огрызайся. Здесь ты для всех ничто, кусок дерьма, разве не ясно? — он взял откуда-то серое ведро, которое Союз ранее не заметил, и стал им пленника, пока тот не перестал двигаться или подрагивать. На голой спине показались уже гематомы, — Отвечай! Ты понял?! Или мне тебя ещё чем-нибудь прибить придётся? — П...понял, — тихо хрипнул русский. Союз понял, что лучше ему делать то, что скажут, а иначе ему не сдобровать. Из глаз потекли слёзы. — Хорошо, тогда развесели меня, — голос Гремании был высокомерен и надменен, нацист ждал.       Русский, судорожно размышляя, сказал: — Колобок повесился...русалка села на шпагат...— Союз расстеряно вспоминал анекдоты, но ничего дельного не приходило. Со стороны это выглядело забавно и мило, что Рейх немного улыбнулся. — Хорошо, только за предыдущее послушание придётся всё равно наказать, — немец хотел повеселиться по-своему. У Союза не было выбора, — Для своего положения пленника ты вёл себя слишком дерзко. Прямо как собака, — тон был жестковато-строгий. — Я сделал, что ты требовал... что ещё надо? Что с тобой не так... — Совету было сложно понять, как добрый, застенчивый паренёк оказался таким отморозком. — Молчать, собака! — Я тебе не собака! — воскликнул СССР и сразу получил за это пощёчину. Рейх, разориентировав коммуниста, вытащил чёрный ошейник и нацепил на него, — Пожалуй, так ты выглядишь лучше, псина. — Что это?! — СССР попытался снять аксессуар. — Как бесит, много тупых вопросов, — фриц прижал русского к стене. Союз бы попытался дать отпор, но руки были всё также связаны сзади. Их тела были слишком близко. Совет чувствовал горячее дыхание нациста, что очень смущало. При том, что сам он голый.       В какой-то момент ему стало всё равно. Союз не мог дать достойного сопротивления. Его голова поникла, глаза прослезились вновь от разочарования и безысходности.       Рейх впился в плечо Союза. Ощутив отсутствие сопротивления, он ослабил хватау. Любовь его ранимого детства, беззаботной юности, его неясного настоящего — любовь всей его жизни теперь в его власти. Как бабочку, он поймал свою пассию и теперь в воле сделать всё, что угодно. Чувство контроля, силы и власти возбуждало Рейха. — Du mein hure, — шепнул нацист русскому, от чего тот напрягся.       Руки немца, блуждали везде. Пальцами фюрер ловко затеребил соски, стягивая и играя. Проводил рукой по рёбрам, животу вниз, хватал за худые ноги, сжимая ляжки, притягивал к себе за талию. Коммунист подрагивал, но ничего не говорил. Впрочем, Германии реакция была не нужна. Главное, он имел теперь то, что очень долго желал.       Убедившись вконец точно, что социалист ничего не сделает, фриц дёрнул ширинку и вытащил свой половой орган. Член уже взбух от предвкушения. Это было тяжело воспринимать и пугало, что Союз отчаянно толкнулся, но тут же был вновь прижат к стене. Злость загорелась в русском. Ему хотелось обозвать, оскорбить, уколоть едким словцом немца, чтобы тот наконец отстал, или чтобы насрать тому в душу. На зло. — Сволочь! Пидор! Отстань, не трогай меня! Как ты так можешь?! Нет!!! — Заткнись! — Рейх грубо вошёл, сжимая к себе пленника. Союз вскрикнул от резкой боли. Слёзы навернулись на глаза, русский тяжело задышал. Стало жарко. Нацист нервно толкался в стену, входя до упору и выходя наполовину. Резко и надменно.        Задевая простату, член возбуждал нервы, от чего Союз чуть ли с ума не сходил. Не в силах держать себя, он стал неловко для себя постанывать и дышать. Для Рейха это было похвально. Коммунист, дрожа, кончил. Но движение в нём не прекращалось. — Я вижу-мх... тебе-х... нравитсхья, — сам нацист получал наслаждение, хоть ему было тесно в Союзе. — З-зха-а-ткни-сь! — СССР почувствовал, что Рейх был в самом напряжении, что пальцы сжимали тело Советского до синяков, а нутро стало заполняться тёплой жидкостью.       Когда Рейх вышел из Совета, тот в беспамятстве и в бессилии упал. Густая местами красноватая жидкость потекла из порванного нутра социалиста. Третий Рейх смотрел на свою работу довольно.