Лесть, обман, амбиции...

      Союз проснулся ночью. Он аккуратно встал с кровати, чтобы не разбудить нациста. Это был его шанс. И русский его не упустит.       СССР оделся и вышел. Сначала медленно и вальяжно, но затем побежал во мраке. Куда подальше от гостиницы. Осталось найти деньги. Но всё работает по карточкам. Вариантов нет. Хотя, если открылась форточка Фортуны, то должно придти ещё что-то: билет, человек или просто мысль. На своеобразном немецком, выученном во время заточения, Союз старался ориентироваться по городу. Говорят, если прямо идти, то на что-нибудь наткнёшься. Союз наткнулся на карту района и города, повешенную на стенде. По значкам он быстро определился с дорогой и отправился в путь. Чёрная ночь и блестящий мёртвый снег. Витрины в блеске отражали серую луну. Она была единственным спутником и единственной, кто понимал эту тоску, сжиравшую изнутри беглеца. Союзу отчего-то стало стыдно и грустно.       "Может, мне не стоило так покидать его? Он, кажется, любил меня, хоть и по-своему. Но разве это правильно? Я оставлю его одного, а он мне верил. Я же обещал не убегать. Но я убежал".       Нужно ли говорить, что Союз чувствовал себя просто отвратительно?       "Он и сам себе лгал, что я идеален. Он сам завязал эту чёртову войну. Я не просил, чтобы меня любили. Да он мне жизнь испортил!"       Слёзы навернулись на глаза, но СССР ускорил шаг. Свобода манила его. Социалист хотел покончить со всем, что связывало его с Рейхом. Совет желал, чтобы всё было просто кошмаром, который он забудет утром. Если не сейчас, то, возможно, никогда, поэтому надо было покинуть Германию до восхода солнца, пока фюрер не проснулся и не обнаружил побег. Вот и платформа, в которую он тихо проник. Поезд, отъезжавший в Швейцарию, как раз трогался. Была не была – коммунист с разбегу запрыгнул в последний вагон. Осталось лишь спрятаться хорошенько и доехать не спавши и голодавши до нейтральной зоны. А дальше и родная земля зовёт. Лишь бы скорее.       Северный ветер морозил. СССР зашёл внутрь вагона. Были люди, но некоторые места были свободны. Он двигался медленно, неспешно, будто так и должно быть. Опасность быть сданным оставалась всегда. Пассажиры, уставшие и потрёпанные, не обратили на него особенного внимания. Коммунист взял белую, бесхозную ткань и прошёл к скамье с чемоданами. Незаметно он прикрыл сиденье тканью, как стол большой скатертью до пола. Беженец залез под скамью, и нельзя было догадаться, что там кто-то прячется. Скоро прибыл кондуктор и проверил всех. Дальше волноваться не было необходимости.       Из Швейцарии к себе он летел во всём комфорте важной шишки, хоть отлежал весь полёт с температурой и тошнотой. Видимо, простудился, пока лежал под скамьёй в поезде или пока ходил в ночном городе.