Прятки в Хогвартсе

      Дождь уже прекратил жёсткий стук по крышам башен, и теперь он равномерно покрывал каждый сантиметр поверхности водой, тем самым создавая некую мелодию. Поочередный стук капель успокаивал и даже дарил, своего рода, вдохновение. Среди всего этого природного оркестра можно было услышать чьи-то очень горькие всхлипы. Они доносились из-за одного угла астрономической башни. Именно в этом углу сидела Пэнси Паркинсон, укутанная в мантию и читающая книгу. Чай уже был давно выпит, а его остатки давно остыли, потеряв все свое тепло. Но девушку это никак не волновало, она была полностью погружена в сюжет книги. Слёзы предательски текли по щекам.       Пэнси никогда не плакала над книгами, для неё все было предсказуемо. Но было одно «но»: ей был предсказуем сюжет, написанный писателями-волшебниками. «Ромео и Джульетта» Уильяма Шекспира покорили сердце такой — на первый взгляд— жесткой слизеринки. Полы мантии были уже насквозь мокрые, но не от капель дождя, а от слёз. И пусть в книге были хорошие моменты, Пэнси все равно плакала: от счастья, от переживания, от страха, от горя — ей было неважно, каждое слово вызывало в ней бурю эмоций, которые проявлялись через слёзы. Это было странно, но теперь Паркинсон желала прочитать все произведения этого писателя-маггла. За своим бурным увлечением Пэнси даже не услышала шаги, которые все ближе и ближе приближались к её укрытию. Она не слышала, как Блейз отчаянно пытался доказать, что там никого, они зря теряют время и силы. Но такие отговорки Забини еще яснее давали понять, что там кто-то есть. Забини первый забежал на астрономическую башню. Пэнси и вправду не было видно. Он облегчённо выдохнул, не зря же он так громко говорил, наверняка, она его услышала и смогла где-нибудь спрятаться. За мулатом остановилось четверо парней, которые также внимательно сканировали помещение своим взглядом. — Ну видите, я же говорил, что здесь нико… — не успел мулат договорить свою фразу, как из угла послышался чей-то всхлип. Потом послышалось шуршание мантии. Лицо Блейза надо было видеть: смесь шока, паники, страха и злости. Шок был вызван такими неожиданными звуками, парень точно не ожидал что-либо услышать; паника и страх были вызваны тем, что с Пэнс что-то случилось, иначе бы она не всхлипывала; злость была вызвана тем, что она его не услышала, а он так старался ей помочь! — Пэнси Паркинсон, мы вас нашли! Вы можете хра… — Тео ничего не смог договорить, так как увиденная картина повергла его в шок: заплаканная Пэнси в руках с книгой. К ней тут же побежал Блейз. — Милая, у тебя все хорошо? Почему ты плачешь? — но вместо ответов на его многочисленные вопросы голова девушки упала на плечо слизеринца. Все парни услышали, как она горько всхлипывала. — Они так друг друга любят… Вот это настоящая любовь!       — Ай! За что?! — в порыве своих эмоций Паркинсон ударила Забини книгой. А может быть и не в порыве чувств, кто знает. — Ты так никогда не сделаешь! — она продолжила лупасить его книгой по плечам, пока братья Уизли и Нотт откровенно угорали с такой картины. — Пэнс, я сделаю что угодно! — Фред и Джордж каким-то чудом выхватили книгу из рук слизеринки и прочитали название. — Ты готов выпить яд ради нее? — весело спросил Джордж. — Что?! — Забини точно не ожидал такого вопроса. Его шоковое состояние увидела Пэнси. Это заставило ее еще больше начать злиться. — Значит ты меня не любишь так сильно, как говоришь! — девушка, с заплаканным лицом, гордо встала из своего укрытия и, не обращая ни на кого внимания, отправилась вниз. Блейз устало облокотился на стену и выдохнул. Пэнси редко устраивала подобные истерики, но когда они происходили, то сам дьявол нервно курил в сторонке. Остальные парни с улыбкой злорадства и сожаления поглядывали на мулата. — Ты бы лучше за ней пошёл, а то еще больше обидится, — хохотнув, сказал Тео. Блейз встал со своего места и отряхнул брюки. — Когда это ты у нам спецом в девушках стал, а, Нотт? — Когда влюбился в Лавгуд, это же очевидно! — весело сказал Фред, не понимая какую ошибку совершил. Глаза Джорджа и Рона округлились. Блейз сначала тоже хотел удивиться, но в голову врезались воспоминания со счастливым, грустным и злым Тео. Пазл был собран. Забини ничего не сказал другу, лишь кивнул и побежал вниз, зовя свою девушку. А гневный взгляд слизеринца был устремлён в сторону близнецов. Он хотел выглядеть максимально серьезно, но заячье ухо забирало остатки всей серьезности в нем. Он пару раз вдохнул и выдохнул, стараясь успокоить гнев. — После игры поговорим. Но, молчите об этом! — Тео еще раз окинул троих рыжих парней злым взглядом и пошёл к лестнице. — Вот это выдержка! — с восхищением сказал Джордж. — Учись, Ронни! — весело подхватил Фред.

***

В ванной старост была кромешная тишина. Пусть и в комнате находились два человека, сдавливающая тишина действовала на них, как успокоительное. Единственное, что иногда разбавляло отсутствие звуков это шуршание мантии Драко и грустные вздохи Гермионы. В одной комнате сидели два упёртых — но сильно любящих друг друга — барана. Каждый из них хотел сказать первые тёплые слова, но гордость нещадно давила на горло, перекрывая доступ кислороду и передавливая голосовые связки. Гермиона прекрасно поняла к чему относилось «прости» от Драко, но все же ждала продолжения его извинениям. Точнее, этого ждала одна её сторона, другая же просто кричала в рупор, что ждать бесполезно, это ведь Драко Малфой. «Вспомни, как он предлагал встречаться. Для него тот день стал, наверное, днём унижения!». — На самом деле воспоминания об этом дне помогают вызывать мне патронус, — с грустью в голосе сказал Малфой. Он прекрасно обладал легилименцией, а шутки про слишком громкие мысли Грейнджер уже давно перестали быть шутками. — Я до сих пор помню, что тогда ты надела свою любимую юбку-брюки — для тебя это самый удобный вариант — привычную белую блузку, вот только на две пуговицы расстегнула, что было нетипично для заучки-Грейнджер, — на этих словах слизеринец улыбнулся.       — Это был единственный день, когда ты вышла на уроки без галстука, чтобы я видел твои старания для меня. Твоя грива была уложена, а на лице был лёгкий макияж. Никто не заметил того, что обычно ты носишь классические брюки или длинные юбки, а та юбка делает твои ноги еще прекраснее, никто не заметил отсутствия галстука и расстёгнутые пуговицы, которые показывают всем твои прекрасные ключицы и шею, никто не заметил уложенных волос и макияж, хотя ты и без этого всего прекрасна, — он говорил это так серьезно, что Гермиона готова была расплакаться, — никто не заметил, кроме меня.       Карие глаза гриффиндорки тут же распахнулись. Она поняла, что хотел сказать Драко. Этим монологом он заменил три самым сложных — пока — для него слова: «я тебя люблю». По веснушчатым щекам покатились слёзы. Ноги сами понесли её к платиновой макушке. Руки крепким кольцом обвили его шею. — И я тебя люблю, Драко Малфой, — со счастливым всхлипом сказала Гермиона и уткнулась в его ложбинку между шеей и ключицей. А на лице Драко расцвела редкая и глупая улыбка. Кажется, счастливых воспоминаний для вызова патронуса стало на одно больше в его копилке.       — Грейнджер, ты меня сейчас задушишь, — его усмешка была разбавлена хрипом от крепких объятий хрупкой гриффиндорки.       Она тут же разомкнула руки и вытерла мокрые следы на щеках. На лице была такая же глупая улыбка, как и у её парня. По всему телу гуляла приятная лёгкостью, разбавленная эйфорией. Это было прекрасное чувство, когда миришься с родным человеком. Когда не нужно строить преград между вами и можно показывать все, что чувствуешь. Когда все старые обиды уходят далеко-далеко и остаётся только чувство безграничного счастья и радости, вперемешку с энергией.       — Во что хочешь поиграть, пока эти дебилы ищут нас? — Малфой прекрасно знал, что Грейнджер не могла спокойно сидеть на месте, её точно нужно было чем-то занять.       — Давай в «Летела корова». Не волнуйся, правила я сейчас объясню.       — Только с тобой в отношениях я познаю дзен в маггловских играх, — Драко по-доброму улыбнулся и принялся слушать правила игры. Что не сделаешь ради любимой.