“Fear of the dark — Iron Maiden”
Fear of the dark Fear of the dark I have a constant fear that something's always near Fear of the dark Fear of the dark I have a phobia that someone's always there Have you run your fingers down the wall And have you felt your neck skin crawl When you're searching for the light? Sometimes when you're scared to take a look At the corner of the room You've sensed that something's watching you
Тишина медленно прокралась в магазин. Она опустилась на полки и растеклась по дощатому полу. Тишина была редким гостем в антикварном магазине на старинной улочке Токио. Она появлялась лишь когда Годжо покидал своё пристанище. Поняв, что Мегуми на разговор не настроен, а лилии в вазе были с ним на втором этаже и ответа на интересующие вопросы дать не могут, Сатору прихватил с собой кошелёк, связку ключей и ушёл, заперев за собой дверь. Подросток остался один. Закрытый в антикварном магазине, словно дорогая статуэтка, которую могли украсть, если на дверь не повесить замок покрепче. Напутствием от Годжо ему послужило: «Сильно не скучай, крошка Мегуми, скоро вернусь. Если будут стучать в дверь — говори, что взрослых дома нет!» Будь у подростка настроение пререкаться, то он бы обязательно бросил опекуну вслед короткое и лаконичное: «В нашем доме взрослых никогда не бывает!». Сатору бы зацепился за слова «наш дом» и остался доволен. Мегуми зацепился бы за слова «не бывает» и остался доволен. Но сегодня ответом беловолосому мужчине послужила тишина. Когда колокольчики на двери уже перестали звенеть, Мегуми все также стоял возле стойки, расфокусировано глядя вперёд. Голова гудела уже не так сильно, а вата собралась в плотные комки и не мешала думать так сильно, как раньше. Сознание все ещё было отрывочным, но гораздо более чётким. Чай в белоснежной чашке остывал. Кончиками пальцев коснувшись тонкой фарфоровой ручки, подросток покрутил ее из стороны в сторону. Пить не хотелось, а руки занять чем-то надо было. На секунду глянув на свои пустые ладони, Мегуми вспомнил, что так и не нашёл телефон. Опустившись на колени он принялся открывать нижние ящики стола, переворачивая их содержимое: старые бумаги, монетки сдачи, поломанные ручки, какие-то дешевые заколки и порванные цепочки бус, не попавшие на прилавки магазина. Пестрое множество вещей, мелькавших перед глазами и меняющихся с каждым новым открытым шкафом. Так много всего и одновременно ничего нужного. На дне одного из ящиков нашлась погнутая невидимка. Неосознанно Мегуми сжал ее в пальцах. Он не так давно нашёл на складе красивую шкатулку, с перламутровой росписью по дереву. Крышка совсем заела и не открывалась. Подросток хотел привести ее в порядок — немного отреставрировать и подарить Нобаре на день рождения. В его ладони был первый шаг к успеху — плоская сторона невидимки идеально подошла бы, чтобы поддеть крышку. Главное не забыть. Для Мегуми сейчас самым главным было — не забыть. Ничего. Не. Забыть. Медленно поднявшись и задвинув ногой ящик, подросток поспешил на второй этаж. Ему стоило поскорее разобраться со шкатулкой, раз других дел все равно не предвиделось, а телефон явно был не на первом этаже. Годжо соврал. Быстро миновав лестницу и кухню, Мегуми зашёл в свою спальню. Не выпуская невидимки из рук, он открыл дверцу тумбочки и аккуратно вытащил завёрнутую в плотную ткань шкатулку. Вещица, не смотря на небольшой размер, была очень увесистой. Сделанная из темного дерева, с вырезанными вокруг корпуса листьями сакуры и фигурами драконов, обвивающих своими хвостами стенки шкатулки; она была прекрасной. Подросток нашёл ее в самом дальнем углу склада, под толстым слоем пыли и хлама, много лет уже всеми забытую и брошенную. Шкатулка была одновременно сказочно-красивой и загадочной. Увидев ее, Мегуми готов был поклясться, что раньше она принадлежала какой-то прекрасной девушке, любившей красивые истории про героев и злодеев. Вспомнилась Нобара. Шумная и зачастую очень злая, но где-то в глубине души добрая и романтичная, его лучшая подруга бы стала наилучшей хозяйкой для шкатулки. Глядя на потускневшее перламутровое покрытие, Мегуми испытывал неясное чувство вины. Годжо редко ему что-либо запрещал. Ходить на склад было можно, только лишь… дверь всегда тщательно запиралась на ключ, который был только у его опекуна. Эта тяжёлая связка всегда была поблизости от Сатору и он никому не давал её в руки. Мегуми разрешалось практически все, только лишь… не покидая плотно затворенных дверей антикварного магазина. Годжо всегда разрешал ему забирать понравившиеся вещи. В детстве мальчик этим часто пользовался, стаскивая в комнату все красивое и блестящее (по мнению семилетнего ребёнка). Сатору ещё долго дразнил его сорокой, заставляя уже подросшего Мегуми краснеть и смущаться. Поддевая крышку шкатулки невидимкой, подросток ничего не нарушал, он не шёл против воли своего опекуна и не делал ничего предосудительного. Внутри просто плотным комком сжималась тревога. Если верить словам его врача, то это было лишь одно из проявлений болезни. Если верить чутью Мегуми, то что-то было не так. Щелчок. Тихий скрип. Метал невидимки прогнулся под пальцами, но крышка напружинено отскочила, открывая свету спальни внутренности шкатулки. Пальцы Мегуми мелко задрожали и он тяжело сглотнул. «Это всего лишь подарок для Нобары» — мысленно повторял подросток. Внутри стенки были расписаны нежными разводами краски, цвета которой сохранились прекрасно — пастельные оттенки розового, бежевого, светло-зелёного. Дно было обито молочного цвета шелком, на котором лежала одинокая фотография. Шкатулка была совершенно пуста, за исключением одного перевёрнутого и пожелтевшего снимка. Протянув вперёд руку, Мегуми коснулся края бумаги, шумно выдохнул и поднял фотографию. Увидев ее, он вздрогнул всем телом, практически роняя шкатулку. С помятого изображения на него смотрел он же сам. Мегуми готов был поклясться, что всегда узнает свои большие и внимательные глаза, неугомонные темные волосы, нахмуренные — даже в детстве — брови. На фотографии ему было четыре, самое большее пять. Он недовольно смотрел в камеру, сжав в маленьких ладошках книгу. Куда больше его удивляла девочка, которая на снимке обнимала его за плечи, широко улыбаясь. Ее темные шоколадные волосы были собраны в хвост, а передних зубов не хватало — не выросли ещё. Значит… ей было не больше шести или семи. У неё было открытое и доброе лицо, горящий счастьем и восторгом взгляд — полная противоположность маленькому Гуми. Помятый и измусоленный угол фотографии был подписан — коряво и по-детски неаккуратно. Первый слог катаканой разобрать было сложно, но Мегуми смог прочитать второй — Фушигуро. Странная и незнакомая фамилия. — Фушигуро… — негромко произнёс вслух подросток, немного запинаясь в ударении. Слово, произнесённое и выпущенное наружу начинало иметь вес и силы. Так и фамилия, однажды названная и выуженная из старинной шкатулки начала обретать неясные формы в памяти Мегуми. Где-то на задворках сознания ему вторил едва знакомый мужской голос, грубо и резко произнося… Фушигуро.Фу-ши-гу-ро.
Всего пара аккуратных иероглифов. Внутри с новой силой заскребла тревога. Подросток спешно спрятал фотографию, дрожащими пальцами выдвигая ящик стола и вытаскивая на свет учётную книгу. Годжо никогда ее не брал. Это было важно, важно, важно. Важно, чтобы Годжо не взял. Внутри начинали роиться вопросы, пока Мегуми спешно оглядывал шкатулку со всех сторон на предмет каких-либо подсказок. Его опекун любил с важным видом рассказывать истории своих антикварных вещиц, продающихся в магазине. У всего была своя история. Только вот, у шкатулки была лишь пара царапин на крышке — напоминание о неаккуратности прошлого хозяина или хозяйки. Не смотря на старинный вид, никаких потёртостей больше не было, словно кто-то приложил все силы, чтобы стереть историю, заменить ее чистым листом и мятой фотографией. Кем была эта девочка? Почему Мегуми ничего о ней не знал и почему… почему он так мало знал о своём детстве до встречи с Годжо? Сатору умел отвлекать и завлекать. Он всегда отвечал бодро и слегка пространно, в последствии переводя тему на что-то более будничное. Его опекун аргументировал это тем, что прошлое должно оставаться в прошлом, а Мегуми, с его тревожным расстройством, не стоит знать подробностей страшной аварии, в которой погибли его родители. Противный голос в его голове и сейчас твердил, что ему не надо в это лезть. Какой от этого толк? Уже ничего не изменится, только лишь отношения с Годжо содрогнуться. Ссоры ему ни к чему. Загоняя паранойю на задворки сознания, Мегуми переложил шкатулку обратно в шкаф, решая вернуться к ней позже. Сейчас он был не в состоянии починить крышку — слишком поднялась тревожность. Действие успокоительного сошло на нет, открывая шквал эмоций, до этого копившийся где-то внутри и сдерживаемый горьким привкусом препарата. Как только дверца тумбочки закрылась, а учётная книга была аккуратно перепрятана, внизу хлопнула дверь и звонкий голос Годжо разнесся по всему дому: — Я дома! Мегуми, где же ты? Зажмурившись на мгновение и глубокого вдохнув, подросток крикнул в ответ: — Наверху. Его голос не дрожал также сильно как вспотевшие руки. Ещё раз оглядев спальню, Мегуми убедился, что догадаться о его странной находке невозможно — все в идеальном порядке, нигде ни пылинки, ни единого лишнего листка. Годжо, как и всегда, поднялся совершенно бесшумно, без стука прошёл в комнату и повис на плечах подростка в крепких объятиях. Мегуми чуть не упал на всё ещё слабых ногах, когда на него обрушился вес взрослого человека. Однако его опекуна это совершенно не беспокоило, он лишь крепче сжимал руки и вжимался лицом в макушку парня, шумно дыша. — Вы меня задушите! — не без труда выговорил подросток, пытаясь оттолкнуть от себя чересчур тактильного взрослого. — Прости, прости, — Годжо наконец соизволил немного ослабить хватку и сделать полшага назад, всё ещё удерживая руку на плече Мегуми. — Я просто так ужасно соскучился по тебе! Нервно поправив на себе съехавшую футболку, подросток отстранился, скидывая с себя чужую руку. Перед тем как убрать её, под натиском чужих пальцев, Сатору провёл вдоль плеча Мегуми и вниз по его спине, на секунду удерживая ладонь на талии. — Вас не было… полчаса? — хмурясь уточнил подросток, понимая, что совершенно потерялся во времени. В доме было множество часов, но все они показывали совершенно разное время и его опекун отказывался что-либо с этим делать. Когда Сатору покидал дом, он оставлял подростка в изолированном неведении — небольшом доме, в пространстве которого можно было заблудиться, часами напролет занимаясь чем-то незначительным. «Внутри антикварных магазинов времени не существует, Мегуми, тут всегда царит покой» — пропел он однажды, когда подросток попытался настоять на своём. После этих слов вопрос больше не поднимался. Мегуми же был умным и послушным ребёнком. У Сатору всегда были наручные часы и этого должно было быть достаточно. — Меня не было гораздо дольше! Почти целый час я был вдали от дома, а ты, неблагодарный подросток, даже и не заметил, — надломлено произнёс Годжо. Его актерская игра была бы безукоризненной, если бы не рвущийся наружу смех и широкая улыбка. В уже сотый раз за день закатив глаза и скрестив руки на груди, Мегуми отодвинулся подальше, словно дурачество его опекуна было заразным. — Здесь нет нормальных часов, а телефон я так и не нашёл, — мрачно отозвался он, ещё раз оглядываясь вокруг, просто чтобы в очередной раз убедиться что он всё спрятал. Чертова тревожность. Услышав его слова, Сатору вдруг встрепенулся и принялся размахивать руками. — Мегуми! Точно, точно, я же забыл сказать что твой телефон лежит у меня в кармане… Ты его, должно быть, обыскался? — казалось бы с искренним волнением спросил мужчина, вытягивая наружу сотовый. — Он правда разрядился, пока я ходил туда-сюда, но ничего, зарядишь попозже. — Вы! — выкрикнул Мегуми, хмурясь ещё сильнее. Он уже не мог сказать от чего точно дрожат его руки. Будь он младше и глупее, то расплакался бы от обиды. — Вы сказали, что он лежит на первом этаже! Я столько времени искал его там, а он все время был у Вас? — Ну не кричи, подумаешь, посидел лишний час без телефона, подросткам вообще вредно много времени проводить в Интернете, — примирительно начал его опекун, опуская сотовый на тумбу возле кровати. — Пойдём сходим куда-нибудь, пообедаем. Снова смена разговора. Мегуми продолжал зло смотреть то на Сатору, то на телефон. Отчаянно хотелось закричать. Снова вспомнилась вчерашняя ссора. Внутри все неприятно сжалось. Подросток даже не начал пытаться что-то возразить Годжо — это было бы бесполезно. — Я не голоден, — вместо всего этого ответил он, отворачиваясь и делая шаг в сторону стола, создавая видимость занятости. Внимательный взгляд Сатору прошёлся по спальне подростка, возвращаясь к его напряженной фигуре. — Даже если нет, то составишь мне компанию, — беззаботно возразил он, цепляясь пальцами за чужой острый локоть и вытягивая Мегуми из комнаты. — Ты какой-то бледный, прогулка тебе не помешает. — Дайте я хоть переоденусь, — возразил подросток, пытаясь затормозить и ухватиться за что-нибудь. На нем до сих пор была чересчур свободная футболка, оголявшая ключицы и явно слишком застиранная, чтобы выходить в такой на улицу. — Накинешь мое хаори, — ответил ему опекун, в спину подталкивая парня, чтобы тот быстрее спускался по лестнице на первый этаж. И действительно, вместе с несколькими бумажными пакетами, занявшими своё место на столе, на спинку одного из стульев было накинуто светло-серое хаори. — Откуда только Вы его достали… — закатывая глаза и недовольно кривя лицо, произнёс Мегуми и надел накидку из лёгкого хлопка. Поплотнее запахнувшись в неё, подросток продолжил тащиться за своим опекуном к двери. От ткани, обнявшей его тело, пахло духами Сатору, но гораздо в меньшей концентрации, чем обычно, поэтому аромат даже можно было счесть приятным. Лёгким, родным и успокаивающим. Его опекун широко распахнул входную дверь, пропуская Мегуми вперёд. Сделав первый шаг за порог, подросток заморгал, удивленно оглядываясь. Голова слегка закружилась от ярких красок, вылитых на послеобеденный Токио. Лето было в самом своём разгаре, а Мегуми уже очень давно не бывал за пределами антикварного магазина. Лучи солнца, уже начавшего опускаться за горизонт, приятно ласкали кожу, а от разогретого асфальта шёл жар, вынуждая поскорее переставлять ноги и идти вперёд. Неважно куда и зачем, главное просто идти, с упоением любуясь всем вокруг, словно поражённый турист, впервые попавший в город. И плевать, что Мегуми всю жизнь провёл в Токио. Но не успел он сделать и пары шагов, как Годжо, до этого быстро запиравший дверь и позволивший себе на несколько мгновений залюбоваться своим подопечным, который продолжал скрывать за безразличным лицом чуть ли не щенячий восторг при виде тихой, солнечной улицы, подошёл к нему вплотную, снова подхватывая под локоть и направляясь совершенно в другую сторону. — Ты не против суши? — уточнил он сладким голосом так, словно мнение Мегуми его действительно интересовало. — Мне все равно, — негромко ответил ему подросток, оглядывая прилавок их небольшого магазина снаружи. Чуть потускневшие от времени стекла и деревянные полки, заставленные сверкающими на солнце вазами. Выглядело таинственно и чарующе. Годжо знал толк в прекрасном. Он всегда выставлял напоказ все самое лучшее. Слившиеся в единый шелест шаги мужчин заполняли собой тишину улицы. Остальные дома были либо жилыми, либо принадлежали небольшим семейным компаниям, решившим устроить себе выходной в пятницу. Иногда по дороге проезжали машины, поднимая за собой пыль, клубившуюся вдоль обочин в золотых лучах. Годжо что-то безостановочно рассказывал, но Мегуми его не слушал, лишь поправлял на себе хаори и прокручивал в голове вопрос за вопросом. Фушигуро?