Самозванец

      Скандала по его возвращению не было. Нет, сам по себе скандал был. Но не из-за его побега. За приблизительные два часа, что его не было, никто не заметил его отсутствия, что, конечно же, был нонсенс. За ним всегда приглядывали, а в особенности держали подальше от водоемов. Все слуги ходили на цыпочках, стража часто оглядывалась по сторонам и вообще нервничала. Он никак не мог найти источник такой нервозности пока не вышел на беседку возле того самого злополучного прудика. — Этот мальчишка переступит порог Пристани только через мой труп! Как тебе вообще в голову такое пришло? Ты хотя бы представляешь, что будут думать о нас другие? — Мадам Юй стояла в центре беседки и нависала над главой Цзян в страшном гневе. — Моя Госпожа, Вэй Усянь был сыном Вэй Чанцзэ. Ты прекрасно знаешь, каким близким и верным мне другом он был. Принять Вэй Усяна в семью – меньшее, что я могу сделать для него после этой ужасной трагедии, — вопреки упрекам жены, Цзян Фэнмянь оставался спокойным и невозмутимым, словно гладь воды в пруду рядом. Юнсян всегда восхищался его спокойствием. Что бы ни случилось, Цзян Фэнмянь имел холодное и невозмутимое выражение лица. Возможно, это было следствием частых перепалок с Мадам Юй, но вот странность, это выражение лица сохранялось на его лице всегда. Юнсян ни разу не видел, чтобы он улыбнулся или показал хоть какую то эмоцию кроме обычного равнодушия. — Знаешь, чей еще он сын?! Он сын Цансэ Санжэнь которую ты так отчаянно любил! Ты делаешь это только потому, что у тебя сохранились к ней чувства, признайся в этом! Как мы можем принять в семью сына слуги? Что скажут люди? Пойдут слухи, что он твой внебрачны…, — и тут Мадам Юй прервал глава Цзян и тон у него был намного холоднее. — Не стоит так сильно прислушиваться людской молве, моя Госпожа. Мы долго пытались найти его и мальчик уже провел три года на улице. Я выполню свой долг и кроме того считаю это правильным поступком. Цансэ Санжэнь и Вэй Чанцзэ были моими близкими друзьями, не стоит осквернять их светлую память, — сказав это, Цзян Фэнмянь подошел к краю беседки, встал на меч и взметнулся в небо. Как только его фигура окончательно потерялась в горизонте, плечи Мадам Юй опустились. Цзыдян больше не искрил.

***

      Юнсян недолго думал о новом постояльце. Его больше заботили отношения между родителями Цзян Чэна. Он испытывал нечто близкое к сочувствию к Мадам Юй. Хотя слова ее на беседке и были неуважительными и смелыми, но голос ее еле заметно дрожал. Заметил это Юнсян который стоял подальше от беседки, ясно что заметил и Глава Цзян. Но предпочел сделать вид, что не заметил. Люди вообще часто делают вид, что не замечают, если им безразлично происходящее. Опасения Мадам Юй были обоснованными. Принять ребенка в семью, даже если он и был сыном близкого друга главы без сомнений очень смело. Так никто не делал и люди точно будут думать, что Вэй Усянь внебрачный сын главы Цзян. Никто не будет верить в то, что он сын друзей. Сам Юнсян тоже сомневался. Уж очень отчаянно звучал голос Мадам Юй когда она говорила про Цансэ Санжэнь. Прогуливающимся его нашли слуги и оповестили о том, что ему наконец то разрешили увидится с его любимыми собаками. Про «любимчиков» Юнсян слышал впервые и постарался сделать максимально счастливое выражение лица. Уже расчесывая собак в одной из беседок, Юнсян раздумывал над тем, что же делать с этими некстати свалившимися на голову любимцами. В детстве ему очень хотелось собаку. Он лежал в кровати при приюте и мечтал хоть об одном существе, которое будет ему радо. Само собой в детстве собаку позволить он себе не мог, а когда повзрослел, то необходимость отпала. Доверять вообще кому либо он перестал, а потребность в любви забылась и стерлась, как и воспоминания о тех отвратных днях. Юнсян теперь гонялся только за силой и деньгами. Они подарили ему уважение в обществе, комфорт и жизнь, которой управлял он сам. Собаки, по правде говоря, ему не особо нравились. Ему претила их безоговорочная преданность. Да, все люди преданы. Кому-то или кем-то. Юнсян считал эти две категории причиной и последствием для того, который решится на такое безумство как безоговорочная преданность. Собаки же были преданы и после предательства, что Юнсян никак понять не мог. Преданность без причины его пугала. Ломать дальше голову насчет того куда же спихнуть питомцев, не дал детский лепет неподалеку. Юнсян удивился, так как в Пристани, по крайней мере, в его крыле не было детей вообще. К нему бежал растрепанный мальчишка в одежде, что носили в крыле лекарей. Он был жутко худощавым, прямо как сам Юнсян в детстве, его волосы торчали по все стороны. На его лице была улыбка, которая показывала что мальчик удивлен, но удивлен приятно. Будто бы он не может поверить в счастье, что свалилось на его голову. Он подбежал к нему и в этот самый момент собаки, что лежали подле ног Юнсяна, вскочили и залаяли на мальчика. Для Юнсяна это было естественным ведь он понимал, что собаки защищают хозяина. Да и собаками их не назовешь, тройка игривых мелких щенков. Но для мальчишки эти щенки были чем-то намного страшнее, судя по его реакции. Он упал на колени, и весь сжался в комок. Юнсян прекрасно помнил эту позу. Он сам всячески так делал, когда ему грозила опасность в детстве. Выглядел ли он таким же беззащитным тогда? Уже и не узнаешь. Как только Юнсян встал для того чтобы утихомирить собак и помочь мальцу, как над ним нависла тень. Фэнмянь держал в руках мальчика и пытался его успокоить. Таким главу Юнсян никогда не видел и аж застыл от удивления. Прежде холодный и безразличный мужчина держал мальчика бережно, а на его лице появилась нежная улыбка. В глазах Фэнмяна было беспокойство, чего никогда не было за все те разы, что Юнсян просыпался от беспамятства. Да и поднимал его мужчина всего однажды, по скорой нужде, когда они летали в Гусу. От этой сцены в сердце Юнсяна появилась такая боль, что он удивился. Ему не было больно от этого. Фэнмянь по сути был для него никем. Но вот для Цзян Чэна, мальчика, что ничего кроме любви от родителей не ждал в силу юного возраста это могло стать настоящим ударом. Как маленький мальчик он должен был увидеть проблему в этом растрепанном чужаке или в себе, но как взрослый, Юнсян понимал, что здесь вина лежит только в Фэнмяне. Будь он Цзян Ченом, то гонка за любовью отца началась бы в этот момент. В детстве Юнсян и сам таким был, он гонялся за похвалой, крупицами тепла, наивно веря, что любовь можно заслужить хорошим поведением. Каким же глупцом он был. Любовь нельзя заслужить. Это как пытаться налить воды в дырявое ведро. Труда, безусловно, много, но результата ноль. Так что он почувствовал сильнейшую неприязнь к Фэнмяну. За себя прошлого и за Цзян Чэна, который к счастью или, к сожалению, эту горькую сцену уже не увидит. Закончив успокаивать мальчика, Фэнмянь посмотрел на него строго и осуждающе. Он возвышался над ним, и собаки замолчали, прижавшись к земле. Со стороны эта сцена, наверное, выглядела забавно. Одинокий наследник против Главы, что прижал к сердцу чужого ребенка. Будь он маленьким, то наверняка разревелся бы, но Юнсян встретил взгляд отца спокойно. Испытывать страх перед подонком, который так обращался с собственным сыном он считал ниже своего достоинства. — Цзян Чен, зачем ты натравил собак на Вэй Усяна! Ты же видишь, как он их боится! Недопустимое поведение для наследника Ордена Юнмэнь Цзян. Юнсян возмутился такой формулировке. Никого он не натравливал, это было яснее ясного. А потом его озарило. Вэй Усянь! Это тот сын, возлюбленный из-за которой и происходит вся эта неразбериха! Теперь то все встало на свои места. И любовь главы и присутствие мальчика в этом крыле. — Я не натравливал на него собак. Они сами так отреагировали на него. — Тогда нужно от них избавиться! Ты же понимаешь А-Чэн, Вэй Ин очень боится собак и нам будет лучше если их не будет в Пристани. Кому лучше? Усяну? Или же совести Фэнмяна? В любом случае Юнсяну было плевать. Даже и хорошо, нашел способ от них избавится не вызывая подозрений. Юнсян хотел было дать согласие, но его согласия никто и не ждал. Слуги уже забирали собак. Такое неприкрытое неуважение разозлило Юнсяна. Хоть он и был всего лишь наследником, но собаки были его имуществом и это было его правом решать, оставить их или нет. Казалось и Вэй Усянь это понимал. В его глазах перемешались вина и облегчение. — Познакомься, А –Чэн, это Вэй Усянь. Теперь он будет частью нашей семьи. Юнсян в принципе ничего против Усяна не имел, мальчик напоминал ему самого себя, и Цзян Чэн был бы не прочь познакомится с ним. В Пристани кроме Яньли с ним никто не общался. Хотя компания пятилетки тоже была так себе. — Приятно познакомится, Вэй Усянь. Я Цзян Чэн, в быту Ваньин. — Отлично, тогда А –Чэн покажи Вэй Ину Пристань Лотоса. Узнайте друг друга ближе, ведь вы теперь одна семья. Сказав это, Фэнмянь отпустил Усяна на землю и покинул их. — Я Вэй Ин! Я так рад встретить тебя! Здесь очень красиво, прогуляемся? Мальчишка широко улыбался. Но, несмотря на веселье, Юнсян видел неуверенность и страх мальчика. Три года на улице все же оставляют свои следы. Он не стал тянуть с ответом. — А я Цзян Чэн, можешь меня так и называть. Мы ведь теперь одна семья. Пойдем, не отставай. Несмотря на равнодушный тон Цзян Чэна, после этих слов, вся неуверенность в глазах Усяня исчезла и он улыбнулся уже со всей искренностью. Было в этой улыбке столько тепла и неприкрытой радости, что Юнсян почувствовал внутри себя зарождающееся тепло. Он был неправ. Да, они похожи с Вэй Ином в том что оба познали трудности в раннем возрасте. Но Вэй Ин не утратил своей любви к миру и тепла, тогда как Юнсяна детство просто сломало. Да, он пытался собрать себя по кускам, но получалось криво и косо. А Вэй Ин же был солнцем, не тем что ослепляет и жарит, а тем которое греет после дождя и обещает все радости мира. Они обходили все интересные места Пристани и непринужденно болтали. Удивительно, но двадцатитрехлетнему Юнсяну было даже отчасти интересно общаться с ребенком. Усянь был смышлёным и довольно хорошим рассказчиком. Вэй Ин так увлекся рассказом что не заметил камень на пути и довольно сильно приложился об землю. Падение было жестким и вместо того чтобы заплакать как и полагается всем нормальным детям, Вэй Ин только засмеялся и сказал что ничего страшного не случилось и почти не болит уже. Юнсян нахмурился. Колено было порвано и скорее всего была рана. Боль должна быть нешуточной, особенно для мальчика пятилетки. — Почему ты врешь? Рана определенно должна болеть, — остановил его принудительно беззаботную болтовню Юнсян. На это Вэй Ин расстроился. У него опустились губы, он резко замолчал. Юнсян почуствовал вину. Зачем было так резко давить на него, возможно Вэй Ину не нравится быть слабым. Он уже собирался было открыть рот и произнести извинения, но Вэй Ин заговорил первым. — Никто не любит тех, кто плачет. Желудок Юнсяна рухнул вниз. Ему стало дурно. Вэй Усянь был громким до этого. Но эту фразу он произнес тихо. — Что ты сказал? — Я говорю, никто не любит тех, кто плачет. Плачь это всегда неприятно. Так говорит лавочник, и тетя из чайной. Да и все прохожие. Когда кто-то плачет все хотят чтобы он заткнулся. Я не хочу, чтобы тебе было неприятно. Слова Вэй Ина будто резали ножом. Он тоже знал про плачь немало. Но его правда была в том, что всем плевать на слезы. Сколько бы он ни плакал в детстве, никто не обращал на него внимания, и он вскоре перестал. — Мне не неприятно. Наоборот, можешь реветь сколько захочешь. Мне нравится, когда у окружающих все хуже, чем у меня. Эти слова сказанные холодным тоном изменили настроение ребенка в мгновение. Он повеселел и стал таким же непоседливым как до этого. — Отлично! Тогда я буду рассказывать тебе все-все, неважно хорошее или плохое. Ой — тут на его лице появилось задумчивое выражение. — А сколько тебе лет? Если ты младше, то это будет как-то неправильно. Юнсянвздохнул. Похоже это надолго. А ему еще нужно было переговорить с учителями. — Мне пять. Но плакать можно в любом возрасте, так что не волнуйся насчёт этого. — Как это не волноваться?! Если тебе пять, то я значит старше тебя на год, — и Усянь горделиво приосанился на этих словах. — Значит, ты мой шиди! Никаких слез! Наоборот я буду тебя опекать и защищать. Это ты можешь плакать со мной столько сколько захочешь. Юнсяну это показалось забавным. Шесть лет для Усяна сейчас казались настоящим достижением. Ребячество, да и только. — Хорошо, мой уважаемый шисюн, я буду внимательно следовать вашим наставлениям, —поддразнил его Юнсян. К удивлению, шестилетний Усянь уловил, что это было поддразнивание и даже посмеялся. Этот ребенок определенно смышлёный. Они побродили по окрестностям еще немного и в один момент у Усяна заурчал желудок. Он попытался было отмазаться и сказать что такое с ним постоянно, но Юнсян был непреклонен. Он проводил ребенка на кухню и несмотря на его молчаливый взгляд с просьбой остаться, Юнсян все же ушел. У него было много дел. Конечно же он проверил еду и стол перед тем как оставить Усяна. Право слова, нянька он ему что ли. Но вопреки здравому смыслу, что-то его тянуло обратно. Туда, где в одиночестве трапезничал маленький не-плакса.