***
Быстро сбежав по многочисленным ступенькам подъездной лестницы, Алекси тормозит в пролете перед первым этажом, заметив Йоэля. Тот, будто или и впрямь не замечая приближающихся шагов, сидит на холодном бетонном полу, делая одну за другой глубокие затяжки и выдыхая клубы едкого дыма. Не решаясь подойти ближе, Каунисвеси остается наблюдать, выбирая подходящий для разговора момент. Перевалившись через перила, парень замечает то, как плечи Йоэля, кажется, вздрагивают. «Нет, он ведь не…» — думает Алекси прежде, чем различает в тишине пустынного дома сдавленный всхлип. На глазах друга Хокка тушит тлеющую сигарету об собственное запястье и, отложив ее на пол, хватается обеими руками за голову, с силой стискивая пальцами спутанные пряди светлых волос. Судорожно вцепившись в перила, Каунисвеси сглатывает подступивший к горлу ком. Ему становится тяжело дышать от одного только взгляда на полностью разбитого, будто и вовсе уничтоженного друга. Нервно кусая губы, он нерешительно делает пару шагов вниз, сокращая расстояние до покачивающегося из стороны в сторону Йоэля, дрожащими руками пытающегося открыть бутылку прихваченного с собой пива. Хокка же и впрямь не ощущает того, что уже давно находится не один: он полностью оглушен темными мыслями, застающими его врасплох из ночи в ночь, когда он засыпает. Пытается заснуть… Йоэль давно потерял сон. Было бы ему проще, найди он в себе силы, чтобы признаться Алекси в истязающих его уже который год кряду чувствах? Вряд ли. Перкуссионист преисполнен любовью и теплом ко всему окружающему его миру. Он настоящее олицетворение света в глазах Хокка. В то время как сам Йоэль полная противоположность и непроглядная тьма. Он просто не имеет права лезть в сердце Каунисвеси, даже если у того найдется там место и для него. Бутылка стремительно пустеет и в руках Хокка вновь оказывается сигарета. Он быстро ее поджигает и, сделав очередную затяжку, жмурит глаза, надеясь остановить вновь подступающие предательские слезы. «Ты жалок.» — в который раз повторяет про себя Йоэль, отрешенно мотая головой. — «Соберись сейчас же и вернись к друзьям!» Сил, чтобы подняться, Хокка в себе так и не находит. Только беспомощно стискивает руки в кулаки, не позволяя отчаянию окончательно взять над собой вверх. Успевший спуститься к другу Алекси тихонько опускается позади него на колени и, поджав губы, осторожно опускает ладонь на его плечо, едва слышно шепча: — Йоэль, что с тобой? Вокалист вздрагивает от его прикосновения. Меньше всего он ожидал услышать до дрожи родной голос Алекси. Слишком иронично. Подумав об этом, Йоэль горько усмехается и запрокидывает потяжелевшую голову, чтобы столкнуться затуманенным взглядом со взволнованными, обрамленными светлыми ресницами бирюзовыми омутами. — Я в порядке, — врет Хокка, натянуто улыбаясь изодранными в кровь губами. — Не лги мне, — жалобно просит Каунисвеси, склоняясь над лицом друга. — Пожалуйста, Йоэль. Хокка медленно качает головой, не прекращая улыбаться и совсем не ощущая, как по щекам сползают проклятые слезы. Перкуссионист не заставляет себя ждать и, осторожно обхватив лицо Йоэля ладонями, утирает чуть шершавыми пальцами влагу с его щек, печально улыбнувшись в ответ. — Ты можешь рассказать мне все, — подталкивает Алекси, мягко поглаживая друга по щеке, — я обещаю, что не осужу, что бы там ни было. Вокалисту хочется нервно рассмеяться, но он только отрешенно мотает головой. Протянув руку к ладони Каунисвеси, он плавно отстраняет ее от себя и резко разворачивается к нему, едва не сворачивая стоящую у его ног бутылку. — Обещаешь? — порывисто уточняет Йоэль, взглянув широко распахнутыми глазами на замершего перед ним парня. Перкуссионист уверенно кивает и Хокка, опьяненный алкоголем и никотином, не сдерживается. Схватив Алекси за ворот толстовки, он резко притягивает его к себе. Поцелуй, которым Йоэль сминает его губы, получается совсем не таким, как он себе представлял. Однако до одури сладким. Хокка ловит себя на мысли, что Каунисвеси заслуживает нежности и осторожности, а не агрессии, с которой он на него напал, но… Плевать. Плевать! Он слишком сильно и давно этого желал. Каунисвеси не успевает ни ответить, ни оттолкнуть — Хокка отстраняется от него, словно ошпаренный, и быстро вскакивает на ноги, бросая совсем жалко звучащее «прости». Во взгляде его светлых глаз сквозит настоящий ужас от содеянного, но он не находит в себе сил произнести и слова. Вместо этого, он срывается с места и, в несколько ловких шагов преодолев лестницу, выбегает из подъезда, оставляя ошарашенного Алекси в одиночестве. Пазл в голове складывается не сразу. Перкуссионист в растерянности касается пальцами еще чуть влажных от смазанного поцелуя губ и пораженно вздыхает. Все взгляды Йоэля, все его теплые слова и улыбки, все его прикосновения — вмиг проносятся в памяти Алекси и он, наконец, понимает. Понимает, как долго он был слеп к влюбленности Хокка. Понимает, что напрасно упорно пытался держать между ними дистанцию, чтобы только не выдать ему собственных сумбурных, еще толком не осознанных чувств. И все было зря! Зря, ведь каждый из них мог сделать первый шаг уже давно и не мучить себя несносной неопределенностью. Перкуссионист, не теряя больше ни секунды, выбегает на улицу следом за вокалистом. В лицо ударяет промозглый ветер и Алекси сильнее кутается в кожанку, тщетно пытаясь укрыться от разбушевавшейся стихии. Дождь, как назло, только усиливается и мешает парню разглядеть затерявшийся в суете улицы силуэт Йоэля. Он беспомощно оглядывается по сторонам, пока не различает по ту сторону широкой дороги его высокую, поджарую фигуру. — Йоэль! — окликает друга Каунисвеси, но его голос теряется в шуме проезжающих между ними машин. — Йоэль! — громче зовет он. Взволнованные лица парней освещают яркие фары проносящихся мимо автомобилей. Они замирают друг напротив друга, разделяемые лишь чертовой дорогой. — Да не говори ты ничего! — выкрикивает Хокка, хватаясь пальцами за отбойник в поисках опоры, будто бы в любой момент может упасть. — Это будет еще больнее, Алекси! Перкуссионист делает никчемную попытку перейти дорогу — водитель не успевающей затормозить машины громогласно сигналит обезумевшему парню. — Йоэль, послушай… Но он уже не слушает. Его легкая одежда промокает насквозь и его тело сковывает дрожь. Ему невыносимо оставаться в одиночестве на улице в такой холод, но и до дикости страшно возвращаться домой или, по крайней мере, на противоположную сторону дороги, где точно так же продрогший Алекси беспомощно переминается с ноги на ногу, выбирая подходящий момент, чтобы перебежать чертову магистраль. В какой-то момент поток машин становится чуть реже и Каунисвеси, подгадав момент, бросается вперед под гудки возмущенных автомобилистов. Одна из машин проносится совсем близко к нему, но крепкие руки оказавшегося рядом Йоэля резко прижимают его к себе. — С ума сошел?! — гневается Хокка, глядя перепуганными глазами на смело ринувшегося к нему мальчишку. — Скорее всего, — кратко отвечает Алекси, приподнимаясь на носочках кроссовок, чтобы сравняться со взволнованным Йоэлем ростом. Йоэль замирает, затаив дыхание, когда лицо друга оказывается в физически ощутимой близости от его. Поцелуй Каунисвеси выходит неуверенным и робким, но оттого не менее значимым. Он крепко обнимает Хокка за поясницу, сжимая пальцами мокрую футболку на его спине, повторяя уже в его губы: — Больнее не будет. Все лучшее только впереди, Йоэль, слышишь? Потрясение на лице вокалиста сменяется осознанием. Сердце бешено грохочет в груди, к которой доверчиво прижимается замерзший Алекси. Их омытые дождем лица освещают смущенные, но до безумия счастливые улыбки. — Я люблю тебя, — шепчет Хокка, склоняясь к Алекси и прижимаясь своим лбом к его. Не выпуская друг друга из объятий, парни вновь соединяются в поцелуе, не замечая того, как позади них выстраивается целый ряд сигналящих машин. Похоже они и не заметили того, как нечаянно вышли на скоростную магистраль. Время для них останавливается, а все существующее за пределами их едва обретенного уютного мира перестает существовать. Йоэль больше не замерзнет от одиночества, ведь Алекси подарит ему сказку, которую он так долго ждал.left outside alone (R, Йоэль/Алекси)
29 июня 2021 г. в 17:30
За плотно зашторенным окном раздается тяжелый раскат грома. Погода все сильнее портится, вдогонку уведомляя об этом жителей столицы завыванием ветра и тарабанящими по стеклам каплями дождя. Как тривиально бы это не звучало, но Йоэлю кажется, будто промозглые капли, омывающие улицы опустевшего вечернего города, и холодные порывы, заставляющие редких прохожих кутаться в свои тонкие плащи, отождествляют его внутреннее состояние: беспомощное, удрученное и почти отчаянное.
Вместе с приходом славы на Хокка свалилось слишком многое: чужие ожидания, ответственность, собственные слепые надежды. Желание оправдать высокие ожидания поклонников, не посрамиться перед хейтерами первостепенно. И сам Йоэль, и каждый из парней в группе вкладывает в готовящийся альбом частичку своей души. Они делают это безвозмездно. Прося взамен лишь понять и проникнуться чувственной лирикой, криком их сердец, обрамленным мощным звучанием гитар и ударных.
Ответственность… Оказалось, что Хокка еще совсем не умеет ее нести. Не умеет быть популярным. Не умеет думать о последствиях своих действий и слов. Он даже не задумывался о том, что безобидные шутки поклонников, замеченные им и размещенные на собственной странице, могут кого-то задеть или даже всерьез обидеть. Ему лишь хочется верить, что глупая ситуация, произошедшая на днях, никак не отдалит его от действительно преданных группе фанатов.
Все это, впрочем, кажется Йоэлю полной ерундой в сравнении с громогласным треском его собственных, так и не высказанных вслух надежд. Сердце болезненно сжимается в груди, когда он переводит свой взгляд на парня, сидящего, по-турецки скрестив ноги, на диване и все сильнее кутающегося в плед. Он ежится даже будучи в тепле, будто эта непогода может застать его и дома. Из-под шерстяного покрывала виднеются лишь взъерошенные смоляные волосы Алекси и выразительные ярко-голубые глаза, рассеянно скользящие по компании друзей, совсем не обращающих внимания на непогоду. Проследив за взглядом перкуссиониста, Йоэль обращает внимание на увлеченно обсуждающих грядущий тур парней — кажется, он совсем потерял нить разговора, в котором несколькими минутами ранее активно участвовал.
Хокка слишком часто стал уходить в себя. В его голове поселился абсолютный хаос, с которым он, кажется, не в силах совладать. По крайней мере в одиночку. Рассеянный взгляд Йоэля в который раз за вечер находит улыбчивое лицо Каунисвеси, залитое румянцем от очередной ляпнутой невпопад шутки Порко. Он мог бы смотреть на него часами. Безотрывно. Если бы только мог оставаться незамеченным. «Никаких отношений внутри группы.» — вновь вдалбливает себе в голову Хокка, боясь признать, что его пугает возможная невзаимность перкуссиониста, а вовсе не негласно установленные в команде запреты.
— Алекси, а ты что думаешь? — вдруг обращается к парню гитарист группы, Йоонас. — Эй, ты в порядке?
Отставив полупустую бутылку пива на тумбочку, Порко перемещается от компании к одиноко сидящему Алекси и, ласково ему улыбнувшись, уточняет:
— Ты как? Нормально себя чувствуешь? — особая забота Йоонаса о Каунисвеси в очередной раз не остается не замеченной Йоэлем и он, незаметно для ребят, сжимает руки в кулаки, вгоняя короткие ногти в кожу ладоней, отрезвляя себя этой болью, усыпляя так и рвущуюся наружу ревность.
— Д-да, — заторможено кивает Каунисвеси, — просто погода дурацкая… Не люблю такую. Извини, я совсем прослушал о чем вы говорили.
— Слушайте, а давайте отложим все эти вопросы на завтра, — предлагает Йоонас, усаживаясь рядом с перкуссионистом на кровати и ласково обнимая его за плечи, — мы и так только и делаем, что работаем… Давайте хотя бы ненадолго отвлечемся.
Обнятый парень активно кивает головой, выражая свое согласие с предложением, и, блаженно прикрыв глаза, прижимается к Порко — Йоэль перестает дышать. Видеть Алекси с другими больно всегда, но сегодня почему-то особенно паршиво. Запрокинув голову, Хокка фокусирует взгляд на потолке, страшась не сдержать успевшие обжечь уставшие глаза слезы.
Хокка не справляется. Чертова влага сползает по щеке и он, резко поднявшись с дивана, хватает со стола еще нетронутую бутылку. Быстро преодолев расстояние до входной двери, Йоэль бросает небрежное «пойду подышу» и покидает комнату.
Грохот захлопнувшейся с силой двери заставляет парней вздрогнуть, а Алекси мгновенно подорваться с места. Руки драммера тормозят парня прежде, чем он успевает преодолеть порог.
— Не стоит, — тихо поясняет Томми, удерживая дернувшегося Алекси за плечи.
— Но ведь что-то случилось! — возмущается Каунисвеси, вздернув аккуратный нос. — Боже, мы такие невнимательные… Мне так стыдно.
— Йоэль сам себе на уме, — пожимает плечами Йоонас, покрутив в руках опустевшую бутылку, — если его не трогать, успокоится быстрее и уже через полчаса вернется, вот увидишь.
— Если не раньше, — добавляет Матела, кинув в подтверждение слов Порко.
Перкуссионист, успокоенный словами друзей, уже собирается вернуться на пригретое им же ранее место, как вдруг сталкивается с помрачневшим взглядом Моиланена. Он вовсе не выглядит уверенным в том, что с Йоэлем все в порядке. Напротив, будто знает о чем-то, чего другие в упор не желают замечать. От внимания Нико уже давно не укрывается то, как Хокка смотрит на Алекси, как его улыбка меркнет каждый раз, когда он видит друга в объятиях других, как он искренне наслаждается каждым мгновением рядом с ним. Моиланен медленно качает головой и Алекси все понимает.
Вырвавшись из ненастойчивой хватки Лалли, Каунисвеси срывает с вешалки свою неизменную кожанку и выбегает за дверь раньше, чем остальные успевают что-либо сказать. Лишь Нико провожает его понимающим взглядом.