Love of Mine

      За окном раздается приятный шелест дождя. Он успокаивает и убаюкивает своим шумом сидящего у светящегося в темноте комнаты ноутбука Йоэля. Он невольно зевает, укрывая рот рукой, и бросает быстрый взгляд на кухонный уголок — перкуссионист по-прежнему суетится у духовки, выпекая ароматный бисквит. Он делает его для Хокка каждое воскресенье, и это становится своего рода традицией у еще совсем недавно съехавшихся парней.       Уголки губ вокалиста бессознательно ползут вверх от созерцания этой картины. Они совсем недавно пришли со съемок и не успели даже переодеться, как Алекси кинулся заниматься готовкой. Несмотря на дерзкий внешний вид, полностью черный образ и многочисленные портупеи, пересекающие грудь, парень кажется очаровательным, когда старается сделать приятно Йоэлю: его ладони, а местами и лицо перепачканы в муке, сожженные краской волосы забавно топорщатся во все стороны, а румянец, оставленный прохладным ветром, никак не сходит с обычно бледных щек.       Из динамика ноутбука доносится неприятный звонок, и Хокка нехотя отрывает взгляд от перкуссиониста, обращая свое внимание на раздражающе яркий монитор. В открытом чате с радио отображается новое сообщение о скором прямом эфире, и Йоэль устало вздыхает, удобнее устраиваясь на диване и подтягивая компьютер к груди. Обычно он не имеет ничего против подобных мероприятий, но сегодня на это совсем не остается сил.       Лампочка близ веб-камеры загорается, уведомляя вокалиста о начале трансляции, и он все-таки оживает, тотчас приветствуя громким возгласом ведущих вечернего эфира. — Хей, с нами сегодня Йоэль Хокка, вокалист группы Blind Channel! — раздается звонкий голос девушки по ту сторону экрана.       Облокотившийся на кухонную столешницу перкуссионист тут же обращает свои выразительные ярко-голубые глаза на вокалиста, сосредоточенного на разговоре с ведущей, и не сдерживает лукавой улыбки. Он обожает Йоэля таким: сосредоточенным на общем деле, восхищенным их достижениями и готовым делиться этим с другими.       Опустив температуру плиты до ноля, Алекси отстраняется от гарнитура и тихонько подкрадывается к увлеченно рассказывающему о новом сингле вокалисту. Тот провожает его фигуру боковым зрением, не сдерживая довольной ухмылки — парень устраивается на пушистом ковре у его ног и опускает взъерошенную голову на худые колени. Йоэль бессознательно запускает руку в его жесткие волосы и пропускает темные прядки сквозь длинные пальцы. Перкуссионист, точно котенок, потирается о ногу Хокка щекой, вызывая у того непроизвольную дрожь.       Заметив реакцию парня, Каунисвеси бесшумно перебирается под стол и, упершись в него затылком, опускает ладони на его узкие бедра. Прежде беспристрастный голос Йоэля ломается на полуслове, а сам он тут же исправляется, смущенно смеясь.       Пальцы Алекси тем временем пробираются к ремню парня и неторопливо расстегивают металлическую пряжку, в то время как ехидный взгляд внимательно отслеживает реакцию. С тихим звоном ремень соскальзывает с петель и ослабляет давление на бедра Хокка.       Ни на секунду не теряя азарта, перкуссионист дразняще медленно расстегивает молнию на джинсах, наблюдая за тем, как вокалист неловко ерзает на месте — в брюках становится ощутимо тесно, и оставаться в одной и той же позе оказывается почти невыносимо.       Ладонь парня почти невесомо проскальзывает вниз от пупка к резинке боксеров, и пальцы аккуратно ее поддевают — взгляд Йоэля вмиг опускается под стол. Перкуссионист одаряет его как можно более невинной улыбкой, а затем, быстро облизнув пересохшие губы, все-таки оттягивает мешающую ему ткань боксеров, высвобождая начавший наливаться кровью член. — А что Вы можете сказать насчет сотрудничества с Алексом Мэттсоном? Как оцениваете первый год вашей активной совместной работы? — раздается вопрос из динамиков ноутбука, и Алекси, не сдержав тихого смешка, обдает чувствительную кожу Йоэля своим дыханием. — О, — только и успевает произнести Хокка, прежде чем по его члену проскальзывают нежные губы Каунисвеси, — ах, наше… с-сотрудничество оказалось очень успешным.       Головка члена Йоэля оказывается в плену горячего рта Алекси, и ему едва удается сохранить самообладание, чтобы не застонать в голос в прямом эфире. Вымученно улыбнувшись на камеру, Хокка вцепляется пальцами в обивку дивана и продолжает мысль: — Мы с ним сошлись во взглядах. Он привнес в нашу музыку то, что мы сами так жаждали услышать, и…       Вокалист прикусывает губу — язык перкуссиониста проскальзывает по всей длине члена, пока кончик носа Алекси не упирается в щетинистый пах. Со звонким хлюпающим звуком парень поднимается к головке и сцеловывает выступивший на ней преякулят. — В общем, с его приходом наша музыка станет еще круче. Мы нечто вроде Blind Channel 2.0, — сбивчиво тараторит Хокка, пытаясь заглушить посторонние звуки.       Ведущие будто на зло не собираются завершать интервью, в то время как Каунисвеси лишь сильнее распаляется и уже бесстыдно ритмично скользит губами по всей немаленькой длине члена Хокка, буквально сводя того с ума. Пальцы вокалиста очень быстро отрываются от измятой обивки дивана и с остервенением цепляются за вороновы пряди волос не сбавляющего темпы Алекси.       Когда вокалист уже устает молиться о скорейшем окончании интервью, за окном вдруг раздается оглушительный гром, следом за которым сверкает яркая молния и электричество в доме вмиг пропадает. Экран ноутбука мгновенно гаснет, и Хокка, переведя рассеянный взгляд от потемневшего дисплея на перкуссиониста, устроившегося меж его разведенных ног, чеканит: — Алекси, тебе пиздец…       Рвано выдохнув, вокалист хватается за пересекающую грудь Алекси портупею и рывком тянет его на себя, вынуждая выбраться из-под стола. Парень податливо тянется к нему навстречу. — Ты… маленький, неугомонный дьяволенок, — шепчет Хокка, вглядываясь в наглые глаза парня напротив.       Пальцы Йоэля с силой стискивают кожаный ремешок на шее Каунисвеси, а губы с жадностью его целуют. Тот послушно размыкает губы, впуская горячий язык Хокка в свой рот. Ладонь вокалиста напористо ложится на шею Алекси, перекрывая ему дыхание — он жалобно стонет, прикрывая в забвении глаза. Несколько продолжительных минут парни ласкают губы друг друга. Все это время перкуссионист неустанно оглаживает вздыбленный от желания член Хокка ладонью, не позволяя ему забыть о своем истинном желании. — Так и напрашиваешься на наказание, не так ли? — томно спрашивает Йоэль, потираясь об руку Алекси. — Хочешь, чтобы я вжал тебя в этот самый диван и вытрахал из тебя всю дурь?       Губы блондина смыкаются на шее перкуссиониста и тот жалобно стонет, выдавая с головой собственное возбуждение. От желания кружится голова — Йоэль рывком усаживает Алекси на собственные бедра и так же резко поднимается с дивана — парню приходится обвить его талию ногами, чтобы не свалиться на пол.       Крепко прижав парня к себе, Хокка перемещается к широкой, так и не прибранной с утра постели и, выпустив его из объятий, позволяет упасть на мягкий матрац. Перевернув и уложив парня на живот, Йоэль нависает над ним на вытянутых руках и, склонившись к уху, жарко шепчет: — Ты ведь этого добивался, малыш?       Твердый член Йоэля упирается прямо в поясницу Алекси, и тому остается лишь рассеянно кивать в ожидании продолжения. Хокка ухмыляется и протягивает пальцы к раскинутым в стороны рукам парня. На металлических прутьях изголовья кровати зафиксированы кожаные наручники, уже привычный элемент их игр, — вокалист спешно расстегивает их, чтобы затем надежно зафиксировать запястья Каунисвеси над головой.       Выгнувшись в спине, Алекси вжимается в тело Хокка, в забвении прикрывая глаза. Он без ума от каждого нового их прикосновения друг к другу. Точно в первый раз, случившийся почти полгода назад за кулисами Евровидения.       Рука вокалиста рывком стягивает с Каунисвеси боксеры и поглаживает бледные ягодицы, заставляя его в нетерпении ерзать на простынях. — Какой же ты податливый и послушный… — шепчет Хокка, склонившись к шее парня, а затем проскальзывая по ней влажным языком. — Хотел подразнить меня в эфире? Хотел, чтобы я по окончании трансляции набросился на тебя, точно оголодавший волк?       Зубы вокалиста смыкаются на яремной вене перкуссиониста, и тот несдержанно стонет, приподнимая бедра в надежде на ласку. Йоэль не преминет момент и проскальзывает пальцами меж ягодиц парня, входя в податливое тело сразу двумя пальцами, осознав, что обычно тугое колечко мышц уже хорошо растянуто. — И когда только успел, невыносимый мальчишка? — продолжает причитать Хокка, ритмично двигая пальцами в разгоряченном теле. — Всю съемку себе места не находил, — выдыхает Каунисвеси, порывисто насаживаясь на ласкающие изнутри пальцы Йоэля, — хотел поскорее ощутить тебя…       Жажда парня, его вечный голод по прикосновениям и поцелуям в который раз ставят крест на выдержке вокалиста. Он теряет разум при виде Алекси, умоляющего его о близости, при виде Алекси, требующего его губ на своем теле, при виде Алекси, готовящего для него бисквит по воскресеньям — он теряем разум от своего Алекси.       Следующий укус Хокка приходится в плечо, и Каунисвеси сдавленно стонет, отдаваясь этому моменту. Его будоражит каждое действие Йоэля: его нежность, его грубость, его страсть. Будто созданные специально друг для друга, они всегда знают, чего хотят и как сделать так, чтобы получить от этого как можно больше удовольствия.       На мгновение вокалист отстраняется, и Алекси затаивает дыхание. Где-то сбоку от него раздается тихое бренчание, а следом и свист рассекающего воздух ремня. Машинально напрягшись, перкуссионист впивается короткострижеными ногтями в матрац и принимает первый хлесткий удар ремнем. С искусанных губ срывается вскрик — первые шлепки по неразгоряченной коже всегда кажутся самыми болезненными. — Не слышу, чтобы ты начинал считать, малыш, — с ощутимой хрипотцой в голосе упрекает Хокка.       Парень судорожно вдыхает и, сминая пальцами белоснежную простынь, откликается: — Раз… — он звучит жалобно, будто прося остановиться, но в самом же деле отчаянно желает продолжать.       Грубая кожа ремня обманчиво ласково проскальзывает по выгнутой в предвкушении спине Алекси, а затем вновь взметается вверх и приземляется с характерным шлепком на его ягодицы — на нежной коже вмиг проступают алые полосы, из-за которых еще неделю после невозможно будет сидеть. — Два… — с полустоном выдыхает парень.       По коже бежит дрожь в ожидании нового удара — Алекси нравятся эти игры, нравится сочетание нежности и грубости в их с Хокка постели — это делает каждую близость особенной и долгожданной. За спиной вновь раздаётся свист, предваряющий новый шлепок. Он обжигает ягодицы парня, и сладкие ощущения расползаются по всему телу. — Три…       Стоны Каунисвеси не позволяют Йоэлю остановиться, напротив, подталкивают к тому, чтобы усилить удары — он знает, что послушно лежащий перед ним парень любит пожёстче.       На счете в двадцать ударов Хокка останавливается. От одного только взгляда на исполосованное алыми отметинами тело возбуждение Йоэля достигает предела — он тотчас тянется к изголовью кровати, чтобы отцепить наручники от прутьев, оставив на запястьях Алекси широкие, чёрные браслеты.       Освободившись от наручников, перкуссионист разворачивается к Хокка лицом и тут же оказывается пойман за подбородок жесткими пальцами. Вокалист вынуждает Алекси встать на колени и слиться с ним в горячем поцелуе. Не разрывая поцелуя, Йоэль двигается к изголовью кровати, где усаживается, облокотившись спиной на металлическую спинку. Пальцы Хокка смыкаются на кожаной портупее, обнимающей футболку парня, и рывком притягивают его за них к себе, вынуждая устроиться меж разведённых ног.       Горящие похотью глаза Каунисвеси обворожительно контрастируют с его невинным лицом. На губах парня игривая улыбка — он знает, чего жаждет Хокка, но не спешит. Промедление сделает вокалиста ещё жёстче и требовательнее, поэтому Алекси нарочито неспешно склоняется к подрагивающему в напряжении члену парня и проскальзывает по нему дразнящими губами.       Вокалист вжимается в изголовье постели, примыкая лопатками к холодным прутьям — от соприкосновения с ними разгоряченной кожи по телу проносится приятная судорога. Его терпения не хватает, парень и так слишком долго с ним играл. — Маттсон, блять… — цедит сквозь зубы Хокка, хватаясь рукой за пряди вороновых волос и направляя приоткрытые губы парня к алеющей головке.       Перкуссионист послушно двигает головой, беря член Йоэля в свой рот и выбивая из него блаженный стон. Бедра вокалиста дергаются навстречу умелым губам, и головка неизбежно упирается в горло парня, перекрывая тому дыхание. От приглушенного стона Каунисвеси Хокка ощущает вибрацию и нетерпеливо толкается глубже. Парень потакает его желаниям и продолжает двигаться неторопливо, но глубоко.       По комнате разносятся до одури пошлые, хлюпающие звуки и все менее сдержанные стоны вокалиста. По мере ускорения ласк Алекси, они становятся все громче и жарче. Покрытые татуировками руки перкуссиониста тоже не остаются без дела — ловкие пальцы проскальзывают под футболку парня и, любовно очертив поджарый торс, поднимаются к покрытой испариной груди. Подушечки пальцев то мягко поглаживают ареолы, то с силой смыкаются на сосках — Хокка блаженно прикрывает глаза, все размашистее входя в напряженное горло Алекси. Сдерживаться становится все сложнее, а завершать вечер так совсем не хочется, поэтому Йоэль резко тянет парня за волосы, отстраняя от себя, разрывая нить слюны, тянущейся от головки к припухшим губам парня.       Оторвавшийся от пульсирующего члена Алекси покорно усаживается на постели, подгибая под себя ноги. Он оглядывает Йоэля расфокусированным от возбуждения взглядом. Его щеки покрывает румянец, а волосы оказываются еще более взъерошенными, чем обычно. Прикусив губу, Хокка обхватывает ладонью свой член у основания, подавляя желание сиюминутно кончить от одного только созерцания дьяволенка, усевшегося перед ним.       Глядя на Каунисвеси широко распахнутыми глазами, Хокка протягивает руку к его крепко стоящему члену. Ладонь вокалиста едва ощутимо оглаживает гладко выбритую мошонку, поднимается вдоль всего члена и мягко смыкается вокруг головки. Шероховатый от постоянно игры на гитаре палец намеренно задевает уздечку и это окончательно добивает Алекси — он вздрагивает всем телом и бесстыдно толкается бедрами навстречу игривой руке. — Не-а-а, малыш, — сбивчиво шепчет Хокка, с прищуром глядя на донельзя возбужденного перкуссиониста, готового умолять о новом прикосновении к своему телу, — сегодня ты кончишь без помощи рук.       Парень едва не скулит от несправедливости. Однако Хокка не позволяет ему развить эту мысль. Достав с прикроватного столика флакон смазки, Йоэль щедро выливает ее на свою ладонь и обхватывает ею обласканный Алекси член. Распределив лубрикант по всей длине, он поднимает взгляд на парня и, поманив его ладонью к себе, выдыхает: — Хочу тебя сверху…       Зардевший парень заторможено пододвигается к Хокка, не сводя с него глаз. Кажется, он просто не способен налюбоваться его необычной красотой: ледяными глазами, в которых тем не менее всегда горит огонь, тонкими, но чувственными губами, легкой, часто щекочущей Алекси по ночам щетиной. Сердце быстрее стучит в груди — отчего-то перкуссионист вспоминает первую их близость. Гораздо менее уверенную, скованную страхом и неловкостью, однако такую же горячую, как и все последующие.       Не разрывая зрительного контакта, перкуссионист устраивается на узких бедрах Йоэля и, поджав искусанные губы, плавно опускается на его член. Тугие мышцы обхватывают головку — Хокка резко выдыхает, с силой стискивая пальцами полноватую талию Алекси.       Ощущать длинный член Хокка внутри болезненно, но до безумия сладко — Каунисвеси не удерживается от соблазна и, даже не дав себе времени привыкнуть к глубине вхождения, приподнимается и вновь опускается на всю его длину. Волны удовольствия расходятся по всему телу. За полгода, проведенные вместе, парни так досконально изучили тела друг друга, что теперь не нуждаются ни в каких подсказках — каждое их движение влечет за собой приятную до дрожи истому.       Дьяволенок двигается медленно и глубоко — так, как больше всего любит Йоэль. Вокалист наслаждается видом, открывающимся ему снизу вверх на не останавливающегося ни на секунду парня. Его губы чуть приоткрыты, и с них слетают громкие, бесстыдные стоны — когда-то Алекси прятал лицо в подушке, пытаясь их заглушить, и это было по-своему очаровательно, но не устраивало Хокка. Со временем, от раза к разу, он научил своего мальчика быть раскрепощенным. По крайней мере, в одной постели с ним.       С каждым новым движением податливого тела Хокка ощущает приближение развязки. Он глядит на парня из-под полуприкрытых ресниц — его аккуратный член покачивается в такт ускоряющимся движениям, изнывая от невнимания, но Йоэль находит в себе силы, чтобы противостоять соблазну обхватить его влажную головку своими губами и довести до исступления: наблюдать за тем, как Алекси со вскриком кончит от одного лишь его члена внутри, слишком прекрасно.       Сдерживаться становится все сложнее — оргазм стремительно подступает к Йоэлю, и он в который раз оглядывает жмурящегося от удовольствия парня, ласкающего своими стонами его слух. Мысль о том, чтобы финишировать вместе, кажется Хокка до одури заманчивой и он, резко перехватив инициативу, сталкивает Алекси с себя, строго командуя: — На колени сейчас же.       Голос Хокка дрожит от желания завершить начатое. Его руки смыкаются на шее Каунисвеси тотчас, как он оказывается перед ним, точно как было велено, на коленях. Прижимаясь к парню всем телом со спины, Йоэль грубо входит в разработанный анус — Алекси вскрикивает от неожиданности. Одна из ладоней Хокка остается на напряженной шее, а вторая накрывает губы, глуша громкие стенания парня. — Это ты хотел показать в прямом эфире, малыш? — пылко шепчет Йоэль между звонкими шлепками разгоряченных тел друг о друга. — Как тебя имеют похлеще, чем в чертовых фанатских фанфиках, мм?       Ответом служит глухое мычание в укрывающую губы ладонь. Развратный шепот Йоэля хоронит выдержку Алекси, и он содрогается в крепких руках от резко подступившей развязки. Рука вокалиста освобождает его губы, и парень, бурно кончая на простынь, стонет его имя.       Вцепившись зубами в разукрашенную отметинами шею, Хокка изливается в дрожащее под ним тело Алекси. Перед глазами нещадно плывет, и ему едва удается сохранить равновесие, чтобы не свалиться вместе с перкуссионистом с перебуровленной ими постели.       Блаженно простонав, Йоэль позволяет себе откинуться назад на подушки, притянув следом и изможденного жарким сексом Каунисвеси. Вокалист прикрывает глаза и откидывает руку в сторону, приглашая парня в объятия — тот охотно льнет к его груди с самой невинной улыбкой, на которую только оказывается способен. Слизнув с губ капли пота, Алекси касается пальцами высоко вздымающейся груди Йоэля и, лукаво улыбнувшись, интересуется: — Думаю, бисквит уже успел остыть… Как насчет покушать?       Выдохшийся Йоэль тут же оживает, и впрямь ощутив прежде незаметный сладкий запах выпечки. Приподнявшись на локтях, он целует Алекси во влажный от пота висок и, не без труда поднявшись с постели, протягивает ему руку.       Прижавшись друг к другу парни проходят к кухонному уголку. Хокка сразу устраивается за барной стойкой с видом на дождливую хельсинкскую улицу, а Алекси, достав из духовки пышный бисквит, нарезает его на несколько крупных кусочков и, слизнув с пальцев осыпавшуюся с него сахарную пудру, передает тарелку парню.       Устроившись рядом с вокалистом на высоком барном стуле, перкуссионист кладет голову на его острое плечо и, с широкой улыбкой оглядев любимый город, обращается к уже успевшему накинуться на выпечку Йоэлю: — Так, а… когда там следующий прямой эфир?       Едва не подавившийся парень с прищуром оборачивается на Каунисвеси. В его глазах, как и часом ранее, пляшут дьявольские, но до безумия любимые Йоэлем огоньки.