Love of Mine

      Звонкий смех парней заполняет тесную каюту лайнера. По окончании концерта им совершенно не хотелось разбредаться по разным комнатам. Будучи под впечатлением от произведенного фурора, они все поспешили уединиться в одном номере и привести себя в порядок для грядущих посиделок в баре.       Увлеченные переодеванием ребята даже не сразу замечают отсутствие одного из гитаристов. Первым спохватывается Матела. Отшатнувшись от небольшого окна, за которым проносится балтийская гладь, он оглядывает друзей и интересуется: — А Йон вообще где? Кто-нибудь видел его? — Ага. Кажется, он пошел на палубу проветриться, — усердно стирая подводку с глаз замершего перед ним Нико, откликается Хокка. — Еще бы, мы дали жару! — Пойду поищу его, — кивает Олли, шагнув к двери. — Встретимся в баре! — Поспеши, а то ничего не останется, — смеется вдогонку Лалли.       Добродушно усмехнувшись, басист покидает каюту и оказывается в длинном коридоре. Задумавшись, он направляется к самому живописному месту парома — носовой палубе. В самом деле, Олли все чаще замечает за собой особую тягу к Порко. Каждый раз, когда тот оказывается вдали от него, Матела ощущает, что лишается своей неотъемлемой, важной части. В такие моменты желание как можно скорее отыскать гитариста и, прижав его к своей груди, уткнуться носом в его пушистые, пахнущие гелем для укладки кучеряшки становится почти невыносимым. Ровно как и сейчас — сердце Олли ускоряется в ритме от одной только мысли о том, что он вот-вот вновь увидит Йоонаса. А еще это непрошенное чувство… чертовых бабочек, так его называют? Осознание того, что они роем порхают внутри, сваливается на него под стать снегу на голову.       Сглотнув подступивший к горлу от волнения ком, басист покидает коридор — Порко и правда оказывается на передней площадке парома, прямо у перил. — Йоонас, — зовет парня Матела, — мы тебя потеряли. — Глянь, как тут классно. Если Хокка не зажмет Нико здесь, как в сцене из Титаника, то я вообще не знаю, что они делают вместе, — не оборачиваясь на друга, смеется Порко, облокачиваясь на борт носовой палубы.       Прежде стоящий позади Олли медленно подходит ближе к Йоонасу, бессознательно любуясь его красотой. Кучерявые светлые волосы развиваются, взметаемые порывистым ветром, восторженные глаза широко распахнуты, а на губах играет счастливая, точно детская, улыбка. Басисту кажется, что еще немного и тот беззаботно рассмеется, окрыленный нахлынувшими на него от созерцания раскрывшейся картины чувствами.       Не удержавшись перед порывом, Матела сокращает оставшееся до гитариста расстояние и замирает за его спиной, опуская руки на поручень по обе стороны от его бедер. — Рискнешь подняться повыше? — интересуется басист, взглянув на уставшего, но невероятно радостного этим вечером парня. — Я тебя придержу. — Рискну, — кивает Порко, заторможенно поставив одну ногу на перила, и, обернувшись на Матела через плечо, добавляет, — тебе я доверяю как никому другому.       Широко улыбнувшись в ответ, Олли приобнимает Йоонаса одной рукой поперек торса, не позволяя тому перегнуться через ограждение. Это объятие отчего-то кажется настолько интимным, что по коже обоих парней будто проскальзывает легкий разряд тока и они смущенно смеются, осознав, что ощущают это в равной степени приятным.       Чуть помедлив, гитарист прикрывает веки, встает на перила обеими ногами и, едва ощутимо дрожа от новых, но совершенно невероятных чувств, выпрямляется в спине. Он не может заставить себя открыть глаза сразу, однако решается это сделать тотчас, как руки Матела крепко смыкаются на его талии, а сам басист прижимается к нему со спины всем своим теплым телом и шепчет, склонившись к уху: — Открой глаза, Йон. Это бесподобно, только взгляни…       Перед ними разворачивается сказочная картина. Казалось бы, это отнюдь не первое путешествие на пароме, однако отчего-то все видится и ощущается совсем иначе. По-особенному. И Олли, и Йоонас догадываются, отчего. Несмотря на внешнее спокойствие, оба они трепещут от неожиданно наставшей между ними близости, наслаждаются секундами, которых молчаливо ждали долгое время, даже до конца того не осознавая. Ее хочется продлить и сделать еще чувственнее. Хочется высказать все то, что так давно не могло найти выхода, испуганное возможными отказом и непониманием. — Знаешь, что еще бесподобно? — решившись, тихо спрашивает Матела, крепче прижимая блондина к себе. — Ты, Йоонас. — Что? — выдыхает гитарист, плавно разворачиваясь к Олли лицом. — Ты всерьез? — Д-да, — нервно усмехнувшись, отвечает басист, — не знаю никого более… доброго, жизнерадостного, красивого, талантливого. Кажется, я влюбляюсь в тебя, понимаешь…       Блондин смущенно улыбается, вглядываясь в обожаемые им глаза напротив. Он и не думал, что именно Матела рискнет сделать первый шаг. Все ждал подходящего момента, чтобы признаться ему в чувствах, но так и не дождался, в отличие от Олли. В выжидающем взгляде басиста читаются нежность и любовь, вот только, помимо них, еще и неприкрытая тревога о том, что последует за его словами. Порко не находит в себе сил, чтобы и дальше мучить его неведением. Осторожно спустившись с перил, он протягивает руки к лицу парня и мягко обхватывает ладонями щетинистые щеки. При одном только взгляде на его губы, сердце Йоонаса пропускает удар от охватившего вмиг волнения. — Я так давно хотел это сделать, — выдыхает он, склоняясь к манящим губам, — наконец…       Поцелуй получается чувственным и глубоким. Словно и не первым вовсе, а, скорее наоборот, отрепетированным ими сотни раз прежде. Пальцы Матела стискивают ворот пиджака Порко, не позволяя прерваться даже для вдоха, точно соприкосновения их губ заменяют само дыхание. Йоонас же не противится, напротив, все жарче его целуя, плавно разворачивает и вжимает в перила борта палубы. — На нас все пялятся, — шепчет Олли между сладкими поцелуями гитариста. — Плевать, — откликается блондин, на мгновенье отстранившись от обласканных губ, — плевать, слышишь? Пусть хоть весь мир пялится, я не хочу останавливаться.       Басист не сдерживает искренней улыбки, и Порко тут же накрывает ее новым поцелуем. Вряд ли когда-то прежде они чувствовали себя более свободными и счастливыми, в особенности будучи запертыми в темнице сомнений и страхов о невзаимности.       Увлеченные друг другом, они совсем не обращают внимания на окруживших их полукругом друзей, уже не сдерживающих довольных улыбок. Лишь когда парни разрывают продолжительный поцелуй, Томми нарушает тишину: — Да неужели два слепца прозрели! — хлопнув в ладоши, выкрикивает он. — Теперь-то вы соизволите составить нам компанию в баре, или так и продолжите косплеить Титаник?       На комментарий ударника моментально реагирует Моиланен. Подняв на старшего вокалиста молящий взгляд, он кивает на носовую часть палубы, открыто демонстрируя желание воспроизвести любимую сцену из фильма. — Боже… — вздыхает Хокка, поверженно возведя глаза к небу. — Ладно, Нико, твоя взяла. Ребята, мы вас догоним, хватит вам одной мелодрамы на сегодня.       Смущенно смеясь, Олли обхватывает ладонь Йоонаса своей и помогает тому спуститься на нижнюю площадку. Не расцепляя рук, они направляются следом за парнями в долгожданный бар, мысленно соглашаясь с тем, что они и впрямь были точно слепцы: глупые и совсем не желающие замечать очевидного. Если бы не сегодняшний вечер, подаривший им надежду на счастливое будущее, то как знать, сколько еще они могли бы молчать о чувствах.       У входа в ресторан Порко тормозит басиста. Подступив к нему вплотную, он зажимает его у стены и, нежно проведя пальцами по его шее, касается губ робким поцелуем. Им понадобятся сотни… нет, тысячи таких и гораздо более жарких поцелуев, чтобы заполнить всю ту пустоту, что образовалась за время, проведенное ими порознь, но не хватит и целой жизни, чтобы насытиться друг другом сполна. Прижавшись ко лбу Олли своим, Йоонас прикрывает глаза и едва слышно шепчет: — Я навсегда твой.