Love of Mine

      Метель, разбушевавшаяся за окнами уютного шале, расположенного близ озера Инариярви, ничуть не портит настроения. По комнатам просторного дома разносятся тепло, источаемое огнем в разожженном камине, и праздничный аромат живой ели, стоящей посреди гостиной и украшенной многочисленными цветными огоньками гирлянд.       Музыка, доносящаяся из колонок, привязанных к телефону перкуссиониста, суетящегося на кухне, звучит наперебой фильму, включенному на проекторе в зале кем-то из ушедших на пару часов парней. Даже находясь в десятке метров оттуда, Алекси легко различает голоса полюбившихся с самого детства персонажей трилогии о школе волшебства. Этот фильм, впрочем, как и многих, заставляет его проникнуться атмосферой Рождества даже в те моменты, когда кажется, словно ему совсем нет места.       Настроение Каунисвеси оказывается на высоте. Оставшись в полном одиночестве в снятом на уикенд доме, он пританцовывает в такт дурацкой песне группы ABBA, ни на секунду не отрываясь от приготовления выпечки, напичканной имбирём, гвоздикой и корицей — пожалуй, самыми праздничными приправами из существующих.       Вырезая из пласта теста различные фигурки для будущего печенья, перкуссионист невольно проваливается в собственные мысли, перестав замечать все вокруг. Он задумывается о том, как неожиданно родилась эта идея провести по сути семейный праздник вместе с частью группы. Для Алекси было привычным проводить его в кругу семьи в родном городе, Нумелле. Он, ровно как и остальные парни, считал это правильным. И непременно провел бы и это Рождество так же, если бы не одно но… Йоэль остался без компании. Совсем. Родители предпочли отпраздновать в Испании, братья решили провести ночь совместно со вторыми половинками — так он и остался один. Конечно, приглашения в гости долго ждать не пришлось. Уже на следующий день Олли и Йоонас позвали его провести сочельник вместе, втроем. На что вокалист твердо ответил вежливым отказом, ведь понимал, что станет для этих двоих третьим лишним, и, быть может, даже испортит начало чего-то большего, нежели просто дружба. Впрочем, ребята быстро смекнули о его смущении и поспешили пригласить для компании Алекси, с которым, по их мнению, Хокка особенно хорошо ладил в последнее время.       Легкая улыбка трогает губы перкуссиониста. В момент, когда ему предложили провести Рождество с вокалистом, он не задумался ни на секунду, прежде чем ответить согласием. Он действительно очень сильно этого хотел и был удивлен, когда Йоэль с энтузиазмом поддержал идею провести праздник вчетвером. Иногда Алекси казалось, будто тот избегает его — ищет причины, чтобы пораньше уйти и не остаться наедине после поздней репетиции, чтобы не ответить на неожиданный звонок, отказаться от совместного похода куда-либо. Каунисвеси же, напротив, тянулся к нему, будто глупый, безрассудный мотылек к пламени — искал поводы для звонков и встреч, для случайных прикосновений, способных причинить куда больше боли и скорее обжечь, чем согреть. В последнее время их стало особенно много, словно и огонь подался к нему навстречу, более не боясь ранить.       Брюнет редко ошибался в людях. Он будто бы видел их насквозь, мог читать чувства, мысли, эмоции. Так было и со всеми ребятами в группе. Со всеми, да, кроме… Хокка. Скрытое в его светловолосой голове было и есть непостижимо для Алекси. Ему остается лишь гадать, проскальзывают ли в ней мысли о нем. Хотелось бы верить, что это происходит часто. Каунисвеси не знает наверняка того, как поступит дальше, узнай он о взаимности вокалиста, но в одном уверен — они способны сделать друг друга счастливыми. По крайней мере, те редкие моменты, когда Йоэль искренне, под стать беспечному ребенку, улыбался, случались, когда перкуссионист был рядом и, главное, никого другого больше не было. Точно эта диковинная улыбка предназначалась лишь ему одному.       Собственные мысли, шумящая вытяжка, перебивающие друг друга музыка и фильм лишают Алекси всякой возможности услышать приближающиеся к кухне шаги. Он напевает что-то себе под нос, выкладывая на тарелку свежеиспеченное печенье и совсем не глядя по сторонам. Когда парень, наконец, оборачивается на коридор, ведущий в гостиную, едва не роняет от неожиданности прихваченные с собой для праздничного стола тарелки. — Господи! — восклицает он, вздрогнув. — Ты до чертиков меня напугал, Хокка!       Замерший в дверном проеме блондин заливисто смеется, глядя прищуренными от веселья глазами на перепуганного и возмущенного перкуссиониста. Задорное настроение передается и брюнету, и он, осторожно отставив печенье на угловой столик позади себя, не сдерживает звонкого смеха, осознав всю нелепость ситуации — должно быть, выглядело ужасно забавно. — Прости, Алекси, — весело откликается Йоэль, — стоило тебя окликнуть, но я залюбовался этим маленьким кухонным шоу.       Перкуссионист весь рдеет от слов Хокка. Он никак не думал оказаться застигнутым врасплох. Вокалист не сдерживает улыбки при виде румянца на бледных щеках парня. Повинуясь совершенно случайному порыву, Йоэль протягивает руку к его лицу и нежно касается теплой кожи — Алекси смущенно выдыхает, по наитию прикрывая глаза и подаваясь навстречу ласковым пальцам.       Блондин делает небольшой шаг, желая оказаться чуть ближе к парню, когда вдруг за его волосы что-то цепляется. Тихо хмыкнув, он поднимает взгляд и невольно усмехается — под потолком оказывается связка веточек с маленькими белыми ягодками. — Это омела? — широко улыбнувшись, уточняет Хокка, переводя взгляд с аккуратного букетика под потолком на замершего под его прикосновениями Алекси. — Похоже, что так, — робко отвечает он, распахнув глаза и столкнувшись с внимательным взглядом блондина.       В отличие от Каунисвеси, вокалист всегда с легкостью читал его, точно открытую книгу. Читал, с наслаждением перелистывая пахнущие древесиной страницы, любовно поглаживая переплет, неустанно проходясь из раза в раз по одним и тем же строчкам, жаждая впечатать их в собственную память. Глава за главой он открывал все более и более значимые детали, все чаще отмечая, что все они будто адресованы ему. Не так давно он все-таки понял, что действительно адресованы. Это был удивительный момент осознания. Они оба тогда находились на сцене. Исполняли полюбившуюся всеми Sharks Love Blood. Как правило, главными фигурами этого сингла становились Йоонас и Нико, но не в тот раз. Настроение было праздничным и беззаботным настолько, что хотелось танцевать. Порыв закружить Алекси в вальсе был совершенно спонтанным — именно тогда перкуссионист не сумел сдержать настоящих эмоций и позволил абсолютно счастливой улыбке появиться на своем лице, а глазам загореться ни с чем несравнимой надеждой. Хокка же точно окатило ледяной волной — этот мальчик с яркими, наивными глазами живет мыслями о нем, жаждет быть рядом.       В тот кажущийся далеким день Йоэль испугался. Испугался и чувств Алекси, и своих собственных, заставивших сердце ускоренно биться в груди. Испугался решений, которые придется принимать, подай он вид, что все понял. Сейчас же, глядя на брюнета, прячущего краснеющее лицо под пересушенной краской челкой, вокалист ощущает тягу. Невероятной силы тягу и желание: обнять, коснуться губ осторожным поцелуем, защитить и никогда не отпускать. Противиться этому притяжению оказывается невозможно. — Выходит… нельзя нарушать традиций, так? — сдается собственным чувствам Йоэль, мягко обнимая парня за плечи и притягивая к себе, — иди-ка сюда…       Блондину приходится наклониться, а перкуссионисту, напротив, приподняться на носочках ботинок. Губы Хокка ненастойчиво и нежно касаются Алекси. С первого же прикосновения тот податливо приоткрывает рот, обвивая его шею руками. Ласки языка брюнета не кажутся Йоэлю неправильными, напротив, ощущаются в сто крат слаще, чем поцелуи всех его бывших девиц вместе взятых: робкие, испуганные, но до одури чувственные, ненасытные. Каунисвеси и впрямь целует, будто это не только первый, но и последний его шанс сделать это.       Пока оба парня отдаются сладкому, продолжительному поцелую, где-то в уголке кухни продолжают играть рождественские мотивы, доносящие из включенной Каунисвеси колонки, и Йоэль, кажется, впервые за целую жизнь чувствует себя абсолютно беззаботным и счастливым. — Как много ты знаешь об этой традиции? — вдруг шепчет Алекси в губы Хокка, разорвав тишину и лишь на мгновенье плавно от него отстранившись. — Думаю, что все, — задумчиво отвечает блондин, мазнув кончиком носа по щеке Каунисвеси, — об этом рассказывали еще в школе…       Шумно сглотнув подступивший от волнения ком, Алекси тянется пальцами к висящей под потолком омеле и срывает с нее одну из белоснежных ягодок*, надеясь, что Йоэль все поймет сам. И он действительно понимает. Удивленно вскинув брови, он возвращает парня в свои объятия и касается кончика его носа легким поцелуем, прежде чем точно так же сорвать с ветки ягодку, а затем откликнуться: — Думаю, что и я готов разделить с тобой все отведенные мне дни.