***
Время на цифровом циферблате оставшегося стоять на коленях Алекси ноутбука близится к полуночи, когда Хокка возвращается домой. Еще с улицы заметив отсутствие в квартире света, вокалист решил, что тот давно спит. Стараясь двигаться как можно тише, он проходит вглубь гостиной комнаты, невольно засматриваясь на дремлющего брюнета. На лице появляется непроизвольная улыбка — спящий Каунисвеси всегда безумно его умиляет своим сходством с крохотным черношерстным котенком. Дорога до дома оказалась сложнее и дольше, чем Йоэль ожидал. Он вовсе не хотел, чтобы Каунисвеси провел весь этот день без него, хоть и не любил всю показушную романтику, что несет за собой праздник всех влюбленных. В самом деле, пересилив собственное «не хочу», вокалист даже заблаговременно забронировал столик в Lie Mi, зная об особой симпатии перкуссиониста к этому месту. Вот только все упустил, попав в ужасную пробку на выезде из центра. Чертов телефон как назло сел, тем самым окончательно добив Хокка невозможностью связаться с Алекси. Он проебался по всем фронтам, где было только возможно. Настроение оказалось безнадежно испорчено, ведь это был тот редкий случай, когда он действительно старался сделать для своего мальчика что-то приятное. Лишь в паре кварталов от дома он понял, что еще есть шанс на спасение если не вечера, то хотя бы ночи. Осторожно опустившись на колени напротив дремлющего парня, блондин протягивает руку к умиротворенному лицу. Мягко опустив ладонь на гладко выбритую щеку, он ласково поглаживает ее пальцем, едва слышно шепча: — Лекси, эй, просыпайся, родной. Дрема отпускает не сразу. Вокалист с упоением наблюдает за тем, как Каунисвеси отходит ото сна. Очаровательно щурится от света горящего дисплея, вглядывается в замершую напротив фигуру и, рассеянно улыбнувшись, уточняет: — Как съездил? — Все хорошо, — отмахивается Йоэль, не желая даже говорить сейчас обо всей этой рутине, и, протянув парню руки, тихо просит: — Иди сюда. Брюнет без промедления подается навстречу и тотчас попадает в объятия Хокка. Он крепко прижимает его к себе, целуя куда-то во взъерошенную макушку. Ноги Каунисвеси оказываются сцеплены за его спиной, а руки переплетены на шее. Его чуть прохладный от сквозняка, гуляющего дома, кончик острого носа упирается в щетинистую щеку блондина, а теплое дыхание щекочет открытую сползшим шарфом шею. — Прости, что оставил тебя одного сегодня, — выдыхает Йоэль, наслаждаясь прикосновениями истосковавшегося парня, — я хотел приехать к вечеру, отвести тебя в азиатский ресторанчик в Камппи, но все пошло через жопу. Знаю, ты не так хотел… Вокалист не договаривает — Алекси не дает этого сделать и накрывает его чуть приоткрытые губы своими. Тот смиренно замолкает, позволяя юркому языку парня скользнуть в его рот. От ласк брюнета голова кружится, а по телу волнами расходится жар. Ему всегда удается зажечь Хокка в считанные секунды, и блондин непременно поддался бы охватившей их страсти, если бы не желал для начала загладить вину за бездарно упущенный вечер. — Как же я скучал по этому, — шепчет Йоэль во влажные от поцелуев губы парня, чуть отстранив его от себя, — хочу, чтобы это продолжалось всю ночь. Но… — Что «но»? — тут же напрягается брюнет, нахмурившись. — Но после того, как мы вернемся домой, — улыбается Хокка, наблюдая за тем, как напряжение тут же сходит с любимого лица. — А мы куда-то еще успеем? — усмехается Каунисвеси, кивая на перевалившее за полночь время. Блондин загадочно кивает, поднимаясь с пола и притягивая перкуссиониста следом за собой. Тот выжидающе всматривается в его лицо, явно гадая о том, что же он учудит на этот раз. — Мне нужно переодеться? — на всякий случай уточняет парень, оглядывая свою домашнюю одежду, бессовестно украденную когда-то из шкафа Йоэля. — Нет, все нужное я возьму с собой, — отвечает вокалист, все сильнее озадачивая и запутывая брюнета. — Тебе нужно только это… Из-под куртки Йоэль вытягивает сложенный в узкую повязку платок и, шагнув за спину перкуссиониста, накладывает ее на его глаза. Тот вздрагивает от неожиданности, однако не сопротивляется ловким пальцам парня, быстро подвязывающим ее бантиком на его затылке. — Хокка, ты меня пугаешь, — нервно смеется Алекси, когда блондин, накинув на его плечи теплый плед и мягко приобняв, направляет его к выходу в подъезд. — Выселяешь меня из дома? — Да потерпи же ты, неугомонный ребенок, — не сдерживает усмешки Йоэль, помогая Алекси без происшествий миновать порог. Захлопнув дверь в квартиру, блондин прижимает Каунисвеси к своему плечу и направляется к лифту. Поначалу Хокка невзлюбил многоэтажный дом из-за обилия незнакомых людей и излишне любопытных лиц. Но на этот раз оказался несказанно рад тому, что однажды решил снимать апартаменты именно в высотке. Уже через минуту вокалист помогает Алекси забраться по лестнице, ведущей на крышу. Выпытать ключи у милой дамы, сидящей на ресепшене в их доме, было крайне непросто. Глядя на Йоэля, она с трудом верила в то, что он всего лишь планирует устроить свидание для своего парня, а вовсе не хочет самоубиться. Неизвестно, что ее убедило больше: его провальная попытка состроить жалобные глаза, как это талантливо умел делать Каунисвеси, или же зажатый в руках пакет сладостей в праздничной упаковке, но ключ она, скрипя зубами, предоставила. Прохладный ветер ударяет брюнету в лицо — он звонко ахает, отшатываясь назад и упираясь спиной в грудь Хокка. Тот не сдерживает добродушного смеха и, бережно обняв парня поперек груди одной рукой, второй развязывает повязку. — Йоэль… — выдыхает Алекси, когда ткань спадает с его глаз. Не ожидавший оказаться на крыше парень от неожиданности вцепляется пальцами в удерживающие его руки блондина. В их доме всего двенадцать этажей, но оказаться даже на такой высоте для него удивительно и слегка пугающе. Он взволнованно оглядывается по сторонам: вокруг виднеются лишь малоэтажки и кажущиеся совсем крохотными редкие машины, движущиеся по освещенным фонарями улицам. С трудом оторвав взгляд от земли, пролегающей вдалеке от них, Алекси поднимает его вверх и лишь тогда замечает совершенно редкое для столицы явление — северное сияние. — Какой же ты красивый сейчас, — отмечает Хокка, сильнее кутая брюнета в плед и с удовольствием наблюдая за расцветающей на его лице улыбкой, — знал бы только, каким вижу тебя я… Обняв перкуссиониста со спины, Йоэль опускает голову на его плечо, точно так же поднимая взгляд к переливающейся полосе красно-зеленых цветов. Наблюдая за этим явлением, он невольно отмечает про себя, что ни один оттенок, даже созданный природой, не способен отразить всей глубины самых обожаемых глаз, которыми он мог бы любоваться часами и не уставать. — И каким же? — запоздало уточняет Каунисвеси, осторожно разворачиваясь в руках вокалиста и теперь со всей серьезностью вглядываясь в его лицо. — Настоящим чудом, на фоне которого даже северное сияние блекнет, — смущенно смеется блондин, осознавая, насколько несвойственную для себя и вместе с тем ужасно сопливую фразу он произнес. Лицо Алекси вспыхивает, однако счастливая улыбка, так сильно любимая Йоэлем, появляется на его лице. Искрящийся детской радостью взгляд медленно скользит по румяному от холода лицу вокалиста, пока не останавливается на искусанных от постоянных нервов губах. Он уже приподнимается на носочках, податливо прижимаясь к телу Хокка, когда тот, прислонившись своим лбом к его, шепотом добавляет: — А еще… твои глаза прямо как снег в океане. На этот раз никто из них не смеется. Перкуссионист хорошо знает, что эти слова блондина говорят громче любых признаний в любви и что он будет хранить их в памяти с трепетом и нежностью долгие-долгие годы. Тепло улыбнувшись, он сокращает расстояние до губ вокалиста и откликается точно так же тихо, будто бы кто-то посторонний мог их услышать: — И я люблю тебя, Йоэль.snow in the ocean (PG-13, Йоэль/Алекси)
14 февраля 2022 г. в 09:00
С приближением весны воздух наполняется и романтикой главного праздника влюбленных. Столичная погода радует первыми теплыми деньками, так и зазывая успевшие порядком утомиться от сидения дома пары на прогулку по все еще слегка заснеженным, но уже залитым солнечным светом улицам.
Многие и впрямь поддались на эту провокацию. Позвонив в какой-нибудь неприметный ресторанчик еще утром, можно было обнаружить, что свободных мест на вечер уже совсем нет. Впрочем, неудивительно. Даже среди друзей Алекси не было никого, кто решил бы провести этот день в одиночестве дома. Исключением стали только они с Хокка.
В самом деле, перкуссионист уже привык к тому, что их с Йоэлем отношения далеки от красивых мелодрам о любви. Да и не нужно ему это вовсе. Просто иногда, в такие дни, как этот, хотелось чуть больше его внимания и заботы. По крайней мере, затем, чтобы не чувствовать себя одиноко, пока бесконечные парочки вокруг осыпают друг друга признаниями, цветами, подарками…
Печально вздохнув, Каунисвеси отрывается от созерцания бурной жизни за окном их с вокалистом съемной квартиры. Даже дома он остался совсем один — Хокка пришлось уехать в центр по каким-то важным делам. Это правильно, Алекси и не против, ведь от этих забот, которые тот возгрузил на себя единолично, зависят благополучие и успех их группы. Однако предательская грусть все равно забирается своими холодными лапками под огромную брюнету футболку его парня и гадко скребется, вызывая непроизвольную дрожь от вмиг накатившей обиды.
Перкуссионист отличается своей отходчивостью. Он знает, что Йоэль, будучи человеком чрезмерно импульсивным и вспыльчивым, очень это ценит. Долго Алекси никогда не обижается. По крайней мере, на него. Будь то необдуманно сказанные слова, не к месту повышенный голос или вспышка неконтролируемой агрессии, вымещенная в несчастную подушку, разметавшую пух при ударе о стену, Каунисвеси удавалось сохранять спокойствие. Единственным, что по-прежнему выбивает его из колеи, остается невнимательность Хокка. Блондин мог быть до безумия зациклен на каких-то своих идеях и работе, буквально гореть ими — это в нем восхищало, однако за этим прятался и неприятный подвох: время для него летело незаметно, и он едва успевал думать о том, что влюбленному в него парню тоскливо одному.
Несмотря на демонов в голове и еще несколько недостатков в придачу, Йоэль глубоко любим Алекси. Есть в нем много того, чего нет ни у кого другого. Даже свои чувства вокалист выражает как-то по-своему, совершенно уникально. Он часто удивлял парня своими необычными, порой безрассудными задумками, на которые, Каунисвеси уверен, он сам не решился бы никогда. Как известно, без хаоса наступает пустота. До появления Хокка перкуссионист никак не понимал, в чем смысл этой чертовой жизни, планов, целей… да вообще всего, а рядом с ним вдруг понял. Почти мгновенно. Да, Йоэль Хокка определенно тот самый хаос в его жизни, что заполняет собой всякий намек на пустоту. Даже сейчас, когда его нет рядом, мысли брюнета больше не возвращаются к вопросам о смысле и причинах.
Расположившись в кресле у балкона, перкуссионист надевает наушники и вновь погружается в работу. Так время в одиночестве проходит быстрее. В какой-то степени это даже хорошо, ведь когда Йоэль, наконец, появляется дома, ему уже не приходится думать о незаконченных треках, провальных сэмплах, нескладных текстах. Нет, центром его внимания становится точно так же сильно вымотанный делами блондин, жаждущий провалиться в объятия самого уютного для себя человека на свете.
Сведение трека и общение с артистами по поводу нового сингла здорово помогают коротать время. Каунисвеси даже не замечает того, как за окном совсем смеркается. Лишь когда глаза устают от ярко горящего в темноте монитора, осознает, что наступил вечер. Тихонько зевнув, брюнет сворачивает все окна с завершенной на сегодня работой и открывает плеер. Не желая отвлекать никого из друзей в такой праздник, он включает любимый плейлист и прикрывает уставшие глаза. По крайней мере, он сможет немного отдохнуть до возвращения Хокка домой.
Одна песня сменяется другой. На смену тяжелому року приходит размеренная альтернатива — Алекси сам не замечает того, как под тяжестью многочисленных бессонных ночей, проведенных в работе над звуком, проваливается в сон.