Love of Mine

      В тусклом свете встроенных в тур-автобус ламп кудри гитариста выглядят почти золотыми. Переливаются под мерцающими редкими лампами, вызывая единственное желание — протянуть руку и прикоснуться, пропустить сквозь пальцы их шелк. Перкуссионист сглатывает, подавляя в себе этот порыв. Его взгляд же скользит ниже. Глаза Порко полуприкрыты, а жаль, ведь Алекси может любоваться ими часами. Им часто говорят, что радужка у них похожая, но он не согласен: глаза Йоонаса — нечто теплое, под стать Карибскому морю, в то время как его — ледяное, точно как Гренландское. На щетинистое лицо падает тень от почти кукольно длинных ресниц. Остановившись на пухлых губах блондина, Каунисвеси шумно сглатывает. Их уголки чуть приподняты в теплой улыбке — должно быть, пересматривает забавные видео в своем телефоне, отбирая самое интересное для нового эпизода документалки. Эта улыбка — главная, если не единственная слабость брюнета. В самом деле, ему даже кажется, что именно из-за нее он влюбился так бесповоротно и сильно. Желание коснуться ее поцелуем вдруг захватывает все мысли парня.       Целовать любимые губы в последнее время удается лишь урывками, украдкой от парней, и это слишком огорчает. Что уж говорить о близости. Будучи дома, Порко и Каунисвеси могли не покидать постель целые выходные, совершенно не замечая того, как бежит время, пока они предаются страсти. Теперь же, особенно в эту самую минуту, когда Йоонас так близко, но далеко одновременно, Алекси медленно, но верно сходит с ума. — Не могу больше, — в сердцах выдыхает Каунисвеси, спрыгивая со своей полки и тотчас шагая к ничего не подозревающему гитаристу. — Что не можешь? — переспрашивает блондин, поднимая взгляд на приблизившегося к нему парня. — Ждать, — тихо, но твердо отрезает Алекси, бесцеремонно хватая Йоонаса за запястье и притягивая к себе.       Жест перкуссиониста привлекает к ним внимание остальных парней. Под их заинтересованными взглядами брюнет кивает Порко на отворенную на улицу дверь и спешит первым покинуть автобус.       Здание заправки, у которого они припарковались в поиске хоть какого-то подобия сытной еды, не внушает никакого доверия. Однако Алекси совершенно наплевать: терпеть еще три дня в дороге, прежде чем они доберутся до отеля, он не намерен — слишком истосковался по любимому телу, губам, стонам, слишком истосковался по Йоонасу.       Оказавшись вне видимости окон тур-автобуса, Каунисвеси уверенно обхватывает ладонь гитариста и тянет его за собой в сторону единственно возможного уединенного места — туалета. — Алекс, ты… — возмущенно выдыхает Порко, осознав задумку перкуссиониста. — Я схожу с ума, глядя на тебя, но не имея возможности коснуться, Йоон, — перебивает блондина Алекси, отворяя дверь одной из туалетных кабинок и мягко толкая его внутрь, — на остальное мне глубоко похуй.       Гитарист прикусывает губу, покладисто глядя на распаленного брюнета, когда тот резко припечатывает его к стене, по-хозяйски обхватив украшенную татуировками шею ладонью. Вряд ли кто-то из парней представляет, что Алекси может быть таким. Таким напористым, жестким и прямолинейным в противовес своему привычному улыбчивому, мягкому и дружелюбному образу. Признаваясь перкуссионисту в любви, Йоонас никак не ожидал, что именно он из них двоих окажется на коленях. Он никогда не терпел чужого главенства над собой. Никогда до их с Каунисвеси первой ночи. Тогда Порко понял, что не только готов, но и безумно хочет подчиняться. Только ему одному и только в постели. — У меня на тебя так стоит… — тихо произносит перкуссионист в приоткрытые губы блондина. — Парни, должно быть, слепые, раз до сих пор этого не замечают… — Мы неплохо скрываемся, — усмехается Порко, заходясь стоном тотчас, как колено брюнета протискивается меж его ног. — Тише, сладкий, иначе вся наша конспирация падет крахом, — горячо шепчет Алекси, свободной рукой забираясь под цветастую толстовку парня и, скользнув по ареоле, сжимая пальцами напряженный сосок.       Гитарист жмурится от удовольствия, несдержанно потираясь пахом о бедро Каунисвеси. Хватка на шее становится жестче, а губы накрывает требовательный поцелуй. Дразнящая рука передвигается ко второму соску, точно так же обводит его, ласкает подушечками пальцев, заставляя Порко приглушенно постанывать в грубые губы. — Мой, — понизив голос, напоминает Алекси между настойчивыми ласками влажных губ, — только мой. Как же заебали эти девки, пускающие на тебя слюни. И Матела заебал вечно тебя касаться. Ей-богу, я откушу ему руки по самый локоть однажды. Ты — мой, — не устает повторять он, сводя Порко с ума опускающимися все ниже прикосновениями. — Я только твой, — вторит брюнету Йоонас, ерзая в попытке оказаться еще ближе к упирающемуся в ткань брюк члену Каунисвеси.       Перкуссионист не обделяет этот жест вниманием — удовлетворенно хмыкает, перемещая руку с шеи блондина на плечо и твердо на него нажимая. Гитарист беспрекословно подчиняется, покорно опускаясь перед брюнетом на пол. — Только не слишком увлекайся, — заметив вспыхнувший во взгляде Йоонаса огонек, предупреждает Алекси, запуская пятерню в кучерявые волосы, — не хотелось бы закончить, так и не ощутив тебя.       Гитарист понятливо кивает, высвобождая напряженный член парня из боксеров, и облизывает пухлые губы — выходит до одури развратно. Чертов Порко на коленях в тесной туалетной кабинке на богом забытой заправке потирается чуть колючей щекой о пах Алекси. Перкуссионисту срывает крышу: он стискивает кудри на затылке парня и резко толкается в его горячий рот на всю длину. — Блять-блять… — сквозь зубы повторяет Каунисвеси, когда Йоонас принимает его в своем горле, поглаживая пальцами напряженную мошонку.       Перкуссионисту приходится опереться на стенку свободной рукой, чтобы не потерять равновесие — губы блондина так тесно и умело обхватывают его головку, жадно ее посасывают с пиздец каким пошлым причмокиванием, что кружится голова. Он подстраивает парня под собственный ритм, размашисто подталкивая его голову навстречу своим бедрам. Кончик носа Йоонаса из раза в раз впечатывается в редкие волоски на пахе Алекси, когда тот трахает его в рот, входя до самого основания, но он даже не закашливается, покладисто принимая его целиком и несдержанно постанывая, зная, что от этих вибраций в его горле парень испытывает ни с чем несравнимое удовольствие. — Потрясающий, — протягивает со стоном Каунисвеси, когда губы Порко перемещаются на мошонку и обхватывают одно яичко за другим, лаская.       Брюнет откидывает голову и прикрывает глаза, наслаждаясь расходящимся волнами по телу удовольствием. Ожидание стоило каждой секунды, проведенной с Йоонасом в этой гребаной кабинке.       Совершенно невовремя раздается щелчок открываемой с улицы двери — Алекси реагирует незамедлительно: обхватывает блондина за влажный от стекающей с губ слюны подбородок и, вынудив подняться, накрывает его рот ладонью, призывая молчать.       Незваный гость неспешно проходит вдоль всех кабинок и, не войдя ни в одну из них, останавливается напротив умывальников — Каунисвеси закатывает глаза, с трудом удерживаясь от гневного выдоха.       В отличие от Алекси, Порко осторожничать не желает. Подстегиваемый адреналином от шанса быть застуканными, он ухмыляется в ладонь брюнета, накрывая своей рукой его крепко стоящий член и настойчиво поглаживая сочащуюся предэякулятом головку — Каунисвеси едва не выдает их обоих, однако, стиснув зубы, сохраняет молчание.       Жажда отомстить наглому гитаристу за его безрассудную проделку берет вверх над осторожностью. Вжав Йоонаса в стенку всем своим телом, перкуссионист избавляет его губы от плена своей ладони, чтобы в следующий момент проникнуть в них парой пальцев. Язык охотно обводит фаланги, щедро смачивая их слюной. Сделав пару грубых движений в чужом рту, Алекси отнимает руку от раскрасневшегося лица и проникает ей под мягкую ткань штанов, а затем и боксеров Порко — тот поспешно расставляет ноги шире, позволяя пальцам парня, проигнорировав изнывающий без внимания член, опуститься к ягодицам.       Мягко помассировав вход, с наслаждением наблюдая за выгибающимся в нетерпении блондином, Каунисвеси проникает внутрь. Неспешно разрабатывая тугие мышцы, он покрывает шею Йоонаса властными поцелуями, с трудом подавляя в себе желание оставить на ней свои следы. — Всем привет! Уже сегодня состоится чертовски крутое шоу здесь, в Лос-Анджелесе, — раздается за дверью кабинки голос, который парни меньше всего хотели бы сейчас слышать.       Перкуссионист замирает, так и прижимаясь губами к шее Порко и отчетливо ощущая, как под ними пульсирует в венах разогнанная страстью и страхом кровь. Медленно оторвавшись от заласканной поцелуями кожи, Алекси поднимает взгляд на блондина и сталкивается с его ошарашенными происходящим глазами. Чертово желание, однако, не отступает ни на секунду — воспользовавшись замешательством гитариста, брюнет плавно проталкивает в его тело еще один палец.       Йоонас едва не задыхается от ощущений. Поймав совершенно сумасшедший диссонанс, он вслушивается в голос друга, по всей видимости повторно записывающего видео в зеркале туалета и совершенно не подозревающего об их с Алексом связи, и все сильнее насаживается на чуткие пальцы, задевающие внутри самую чувствительную точку.       Когда Хокка все-таки оставляет зеркало в покое и, удовлетворенный сделанной записью, покидает туалет, Порко едва сдерживает радостный возглас. «Да наконец-то, блять!» — озвучивает его мысль перкуссионист, рывком разворачивая парня и впечатывая его грудью в стену. — Если еще хоть кто-то рискнет прервать нас, я его убью без раздумий, — грозится гитарист, вжимаясь ягодицами в член Каунисвеси. — Ты такой очаровательный, когда злишься, — усмехается Алекси, любовно скользнув ладонью между лопаток блондина, — невозможно сдержаться.       Будь на месте брюнета кто-то другой, Йоонас безусловно огрызнулся бы в ответ, потребовав поменьше болтать и, в конце концов, уже не сдержаться. Однако с ним кучерявый прикусывает язык, зарубая колкость на корню и лишь выгибаясь под плавным движением руки. — Когда будем в отеле, я не выпущу тебя из постели до самого утра, Йоонас, — шепчет Алекси, томно протягивая любимое имя и вцепляясь пальцами в бедра.       Дернув гитариста на себя, Каунисвеси рывком натягивает его на свой член. Тот судорожно выдыхает, резко поджимая губы в попытке заглушить вскрик: боль мешается с мгновенно прокатившимся по телу удовольствием. Даже полностью подчиняя Порко себе, Алекси почти всегда удается оставаться с ним нежным и осторожным — гитаристу же иногда хочется большего. Грубость брюнета значит для него неконтролируемые желание, жажду и страсть. Сегодня он дает ему именно это: размашисто двигаясь в непривыкшем к габаритам теле, оставляя на бледной коже отметины, заметные даже невооруженному глазу, и глухо рыча в его взъерошенные, рассыпавшиеся по шее кудри.       Блондин никогда не славился способностью молчать. А уж молчать, когда его тело ласкают крепкие руки, усыпанные татуировками, подавно. Прикосновениями пальцев перкуссионист, как кажется Йоонасу, и мертвого заставит кричать — они чрезмерно чуткие, умелые, вызывающие табун мурашек в считанные секунды. А потому от этих самых касаний извивается, беспомощно постанывая сквозь стиснутые зубы и все активнее двигаясь навстречу бедрам Алекси. — Боже, как же я скучал, — сбивчиво выдыхает Каунисвеси в ухо Порко, вколачиваясь в его растленное тело.       Под напором брюнета гитаристу едва удается сохранять равновесие: ноги безвольно разъезжаются в стороны, позволяя Алекси двигаться еще глубже, входя до самого упора и тихо матерясь от стремительно подкатывающей развязки во взмокшую макушку. — Еще-еще-еще… — прерывисто повторяет Порко, когда перкуссионист, вдруг подхватив его под колено и подняв одну ногу на крышку унитаза, насаживает его на себя, крепко обнимая поперек торса и не позволяя упасть.       Доверчиво откинув голову на широкое плечо Каунисвеси, Йоонас двигает бедрами, уже самостоятельно меняя угол и глубину проникновения — такая возможность выпадает ему редко, но он никогда не преминет ей воспользоваться. Сдерживаться становится почти невозможно. В особенности, когда рука Алекси опускается на стоящий член и начинает активно двигаться от самых яичек до алой головки.       Блондин финиширует первым, едва палец Алекси почти невесомо оглаживает уздечку, заливая спермой ласкающую ладонь и содрогаясь всем телом. Оргазм оглушает настолько, что Йоонас, потеряв всякий контроль, бесстыдно стонет, срывая голос на имени перкуссиониста.       То, как собственное тело реагирует на севший голос Порко, оказывается неожиданностью даже для самого Каунисвеси. Он рвано выдыхает, стискивая его в своих объятиях — в дрожащем теле становится слишком узко и горячо, слишком крышесносно. Парень и сам, несмотря на свою обычно крепкую выдержку, сдается и, уткнувшись губами во взмокшее плечо блондина, приглушенно стонет, стискивая его в своих руках.       В резко наступившей тишине, нарушаемой лишь шумным дыханием парней, становятся отчетливо слышны уведомления, сыплющиеся на телефоны. Нахмурившись, брюнет помогает гитаристу спуститься на пол и быстро привести себя в порядок, лишь затем вынимает из кармана гудящий смартфон. — Что там уже случилось… — устало протягивает Алекси, открывая первое из попавшихся уведомлений.       То оказывается фрагмент видео, выложенный кем-то из фанатов в инстаграм. Того самого видео, что Хокка снимал пятью минутами ранее. Того видео, где всеобщее внимание привлек отнюдь не кривляющийся в зеркале вокалист, а исключительно задний план, где фанаты безошибочно смогли узнать конверсы Каунисвеси и белоснежные берцы Порко, расположенные в крайне интригующей позе. — Вот блять, — недовольно хмыкает Йоонас. — Я думал, что сначала расскажу о нас маме. — Уверяю, она узнает об этом в самое ближайшее время, — усмехается Алекси, качнув головой и притянув парня в свои объятия, — впрочем, и моя…       Гитарист обхватывает ладонями чуть колючие от легкой небритости щеки парня и сладко целует его в губы — Каунисвеси не сдерживает улыбки, прижимая его крепче к своей груди. — Плевать, я люблю тебя, — произносит твердо перкуссионист, прежде чем вновь поцеловать Порко, — пускай все знают. — Все уже и так знают! — вдруг раздается насмешливый голос старшего вокалиста за дверью. — Вылазьте оттуда, голубки, мы ждем вас в автобусе с охуительной историей о том, как это случилось с двумя самыми радикальными гетеросексуалами. — А вот и мамочка, — заключает Каунисвеси, вскинув брови, — идем, Йоон, пора вылазить из шкафа.