— По другую сторону реальности.

Прекрасное далёко, не будь ко мне жестоко, Не будь ко мне жестоко, жестоко не будь.

      В сознание Чонин возвращается скоро — столп света разрезает блеском мороз, расступающийся под теплотой целебного сияния. Чанёль, разумеется, сбросил парня с себя, но атаку остановил — во-первых, это нечто упало на него из неоткуда, во-вторых, как и предположил Кай, татуировка стала важной картой в этой игре.       Напряжение хоть и продолжало витать в полутумане, звуки почти утихли. Уши заложило, однако Чонин мог различить звук собственного тяжёлого дыхания; первая неосознанная телепортация отняла у него несколько процентов здоровья, которое стало снижаться до критического значения, если бы не сила Бэкхёна. Тело словно расщепило — Кай продолжал чувствовать себя разорванным на множество кусочков, невесомым.       «Вас исцелил столб света. Уровень вашего здоровья составляет 70%.» — быстро сообщает системное окно, и вместе с ним окончательно растворяется туман, давая возможность рассмотреть всех участников, поспособствовавших разрушению лабиринта.       Взгляд привлекает значение симпатии Чанёля — 3%. Чонин даже немного удивляется, ведь они друг друга чуть не поубивали. Интересно, эти двое засекли их благодаря линзам Чанёля? Они точно не являли базовой частью экипировки — разный цвет абсолютно точно говорил о разных способностях.       — Так, — начал Чанёль грозным голосом, обращая свой взгляд на стоящих напротив Бэкхёна и Сюмина; Чонин почувствовал себя нехорошо, знакомый бас взъерошил очередную подкорку воспоминаний, которые во время пребывания здесь он закапывал поглубже. — Никаких резкий движений, парни, окей? — оскал не идёт Чану.       Возможно, потому что Чонин помнит его либо чрезвычайно улыбчивым, либо подавленным — он пугается этого озлобленного выражения лица. Он знает — оно не вызвано ненависть к нему, а лишь духом соперничества, заложенным как в настоящем Чанёле, так и в его герое, но всё равно чувствует глубокую вину.       Тело потряхивает, поэтому некоторое время Чонин вообще не обращает внимания на игровой диалог, в котором решается судьба награды за квест.       Чонин может составить личный топ людей, видеть которых не предпочитает из соображений сохранения устойчивости, уже давно пошатнувшейся, психики — он настолько устал сталкиваться с преградами, что побег давно стал типичным решением проблем.       Сейчас бежать — некуда.       Но и не от кого. Только он их помнит.       Блять, сколько можно их сравнивать? Пора понять — это не они. Но Чонину так хочется в это верить. В иллюзорную реальность, чтобы оставаться с ними, теми, кто никогда не вспомнит его главную ошибку.       Мразь. Мразь. Мразь. Тихо нашёптывает подсознание.       — Не правда, — остервенело выкрикивает Кай, обращая на себя всеобщее внимание. Но он их не видит, у него перед глазами злосчастный пожар, жадность, эгоизм … — Просто оставь меня. Сделай такими, как они. — у Чонина не получается сдерживать эмоции, он бьёт себя по лицу, пытается втереть в лицо фиолетовый песок.       — Что случилось? Боже, Кай, спокойно, — его пытаются остановить; даже Чен, относившийся настороженно к тройке парней, старается успокоить парня, пуская по телу лёгкий разряд тока.       «Что? Больно, прекратите, » — нет сил говорить. Тело болит. Разряды сильнее всего чувствуются в грудной клетке, словно именно туда и целятся. «Поближе к сердцу, чтоб побольнее, да? Поделом мне …» — Чонин корчится от боли, давление скачет, шкала здоровья то поднимается, то опускается, зрение на некоторое время рассеивается.       Долгожданная тишина опускается на сознание, вокруг абсолютно темно — ни реальности, ни игры. Чонин замирает в противоположности своего свободного белого потолка. Он всегда боялся темноты. В ней кажется, что проваливаешься, тонешь глубже, увязаешь прочнее …       — Очнулся! Напугал! — Бэкхён, не сдерживая сил, обнимает; остальные тихо вздыхают, радуясь возвращению Кая в сознание.       Перед глазами вновь фиолетовые дюны, линовка, четыре испуганных (уже немного меньше испуганных) лица, разнообразные шкалы, чёртовы оповещения и уровни симпатии. Лишь сейчас к Чонину приходит осознание, насколько опасна эта реальность — это не игра, а чёртова машина для убийств, где даже предполагаемая команда может по случайности лишить тебя жизни.       Возвращаясь к последнему. Так хочет ли Чонин дышать?       — Сколько пальцев? — не придумав ничего лучше, спрашивает Бэкхён, водя ладонью перед лицом, потерявшим весь приток эмоций, полученных в игре. Словно отражение реального состояния Чонина начало показываться наружно.       — Пять. — машинально отвечает Кай.       Чонин и Кай. Кто из них здесь реален? Пытался ли Чонин превратиться в своё самоуверенное альтер эго, стараясь убежать от прошлого?       Все вокруг — ненастоящие.       — Так, нужно ещё его подлечить, — слышит Чонин, вновь не вникая в чужой диалог.       — Так-так-так, а кто вы вообще? Вы пытались украсть нашу награду! — продолжает словесные нападки Чанёль, которые, по всей видимости, начал ещё во время первого «отключения» от сознания Кая.       А ведь точно — здесь его никто не зовёт Чонином. У Кая из этого мира совсем другое прошлое, да, похожий характер, но не более — блять. Выходит здесь он — не он? Так, всё-таки, кто ты, Чонин?       Мразь.       Стояло жаркое лето, поэтому наилучшим вариантом казалось сбежать из душного города в домик рядом с морем. Чёрный минивен, чемоданы, долгожданный отпуск — первое впечатление парней от места, где они оказались. Загородный дом семьи Чунмёна поражал своей громоздкостью и привлекал отсутствием остальной четы Ким.       Они дружили почти два года, трудясь, как им казалось, над главным делом жизни — игрой о команде супергероев с экзопланеты. Они заслужили этот долгожданный отпуск — небольшой, но позволяющий им расслабиться.       Сидя вечером на пляже, после очередной мини-вечеринки, которая планировалась продолжиться, после похода Чанёля и Сюмина в магазин за макколи, Чонин собирался с мыслями — он решил раскрыть карты, признавшись Бэкхёну в своих чувствах. К этому светлому человеку (поэтому, собственно, парни и решили наградить его героя этой силой), по скромному мнению влюблённого Чонина, невозможно было остаться равнодушным.       С первой встречи — да, Чонин в курсе, как глупо звучит фраза «с первого взгляда» в реальности — юноша почувствовал непреодолимое влечение, скрывавшееся изначально за восхищением к сонбэ и его способностям. И чем больше узнавал, тем жаднее становился — Чонин был опьянён от любого присутствия Бэкхёна в жизни, будь это простое смс в «KakаоТаlk» или дурашливое фото, отправленное на утро после «командного ужина».       После очередного подзатыльника от Сехуна, Чонин решился — они почти закончили с разработкой первой версии игры, и, если случится так, что его отправят куда-нибудь подальше, он не будет слишком расстроен (будет) и напряжён (будет), потому что знает — тогда уйдёт после выпуска первой версии.       Потому что находиться рядом с Бэкхёном, не являясь его парнем, невыносимо — этому лучу света Чонин готов был петь серенады круглые сутки, танцевать балет, лишь бы рассмешить, когда ему грустно, пить с ним до трясущихся пальцев, чтобы с утра просыпаться вместе и ухаживать друг за другом.       Признаться — таков был план.       Однако жизнь никогда не гарантировала, что её можно распланировать, спроектировать, как систему алгоритмов для игры.       Чонин помнит свой самый большой страх — Бэкхён в этом доме. В горящем доме. В горящем доме, у которого обвалился потолок.       Внутри слишком жарко, высокие языки пламени, опаляли загорелое тело; пряча лицо под смоченной тряпкой, он неопределённо перемещался по дому, ища только одного человека — Бэкхёна, которого сковывал страх при виде даже не самого большого костра, потому что в детстве он потерял родителей в пожаре.       Чонин не боялся за свою жизнь, в крови бурлил адреналин и он не чувствовал ни появляющихся ожогов, ни спёртого дыхания — нужно было найти его.       Нашёл!       Нашёл задачу, у которой не было правильного решения — силы на исходе, два человека без сознания. От вида безжизненного лица Бёна, сердце ёкнуло и он принял непоправимое решение, ставшее наихудшим кошмаром, преследующим по сей день. Юра — сестра Чанёля, их пиар-менеджер — погибла в пожаре, потому что между ней и Бэкхёном, Чонин выбрал второго из-за своего эгоизма. Потому что потерять Бэкхёна не казалось равносильным по сравнению с потерей Юры.       А потом он видел её тело в кошмарах — зовущее, исхудавшее, без сознания, в сотнях вариаций, но всегда с одним итогом — непоправимое.       Он никому не рассказывал — сначала ему было стыдно смотреть в глаза только Чанёлю, потом — всем остальным; даже теплота карих глаз Бэкхёна, наконец открывшихся после недолгой комы, не могла спасти Чонина от начала самоуничтожения.       Жизнь перестала казать игрой. Она вообще ей не была.       И Чонин перестал с ними разговаривать — внезапно сбежал, заперся в старой студии, не выходя из неё, преследуемый «призраком» Юры на протяжении долгих месяцев.       «Можно ведь было вытащить её из-под завалов, оттащить Бэкхёна в безопасность, потом за ним. Или как-то вместе вытащить. Или вернуться туда снова, за ней, остаться там, под новым завалом. Это было бы правильно. Ты ужасен. Ты отвратителен. Ты просто … Не знаю. Эгоист. Преступник. Мразь…» — всё началось с этих мыслей, выросших в затяжную депрессию, которая грозилась перейти в нечто больше, ведь со временем Чонин перешёл от антидепрессантов к транквилизаторам.       Он не мог спать. До сих пор не может. Сейчас он понял — у него нет надежды в этом мире. Чистый лист? Да бросьте, это очередное заблуждение, которое повергнет его в пучину ещё больше отчаяния.       Нужно сбежать отсюда. Как можно скорее.       Снова, Чонин?       Он чувствует диссонанс — между собой и этим телом, шагающим машинально, вслед за четырьмя парнями. Впереди — неширокая линия, граница между уровнями, которую обычно игроки «перешагивают» с помощью портала или транспорта.       Чонин не понимал, почему они переходят её пешком — он больше не слышал их голосов. Видел только тёмное пограничье, вступив в которое, мгновенно потерялся в бесчисленном количестве видений: комната в жёлтых тонах, где он и его друзья, если Чонин может их таковыми считать, сидят и играют в какую-то космическую игру, отдалённо напоминающую старый тетрис; видит поле для американского футбола; на несколько секунд ему мерещится лечебница, в которой его пытаются привести в сознание, а рядом — аппарат ИВЛ; снова игра, где его стараются поднять.       Он висит над обрывом, Бэкхён, надрываясь, кричит — он крепко сжимает запястье Кая.       Кая. Не Чонина.       — Отпусти, — шепчет, еле дыша, из последней силы дёргая рукой, чтобы провалиться в пропасть внезапно обрушившегося пограничья.       «Ваше здоровье стремительно падает,» — всплывает системное сообщение, видя его, Чонин не закрывает глаза, следит, как медленно, цифра за цифрой, уменьшается показатель шкалы здоровья.       Это именно тот конец — такому как он нет места ни в одном из миров.       «Ваше здоровье равно нулю. К сожалению, вы проиграли».       Game over.       «Что это? Почему так слепит? А! Не могу открыть глаза, нет, неужели …» — обойдя мат стороной, Чонин почти не чувствует собственного тела и не может открыть глаза; он не спит, в сознании, но организм слишком слаб. Возможно, совсем скоро, он перестанет дышать, потому что это так трудно…       — Мама! Он дёрнул пальцем, я видела, мама! Снова! — осязание притуплено, но Чонин чувствует тёплое касание. — Мой братик, пожалуйста. — его тонкие, измождённые пальцы, подносят к губам.       Невозможно, он же просто мра…       — Мой мальчик, — мамин голос впервые за долгое время его трогает. Это правда? Не очередной глюк? Чонин давно потерян. — Мой мальчик, ты скоро придёшь в себя, я в тебя верю.       Я люблю тебя.