Легенда о Боге Смерти

      — Здравствуйте, Сергей, — мягко отозвалась девушка, кажется, став более покорнее.       Впервые за столько дней в Питере наконец-то появилось солнце. Все люди прекрасно знали, что это ненадолго: скорее всего, к полудню оно исчезнет за серой кромкой облаков и вновь пойдёт переданный метеорологами дождь.       Сегодня Кира выглядела немного лучше, чем в их первую встречу: кажется, она стала одеваться, придерживаясь более делового стиля и обычный тёплый свитер сменила тёмная водолазка, заправленная в клетчатые брюки. По-прежнему собирая волосы заколками, Ласточкина приняла протянутую мужскую руку.       Разумовский и сам не до конца понимал, что с ним происходило: именно в момент, когда он чувствовал, что девушка нуждается в его поддержке, привычная робость и неловкость сменялась уверенностью в себе, приправленной забытыми манерами. Может быть, Сергей просто пытался соответствовать, а может быть, дело правда было в чувствах?       Он понял ещё в первый день, что эта игра — пропащая, проигранная заранее, но все чаще старался не думать о своих чувствах.       Но Ласточкина была той, о которой ему хотелось заботиться. Той, рядом с которой ему хотелось быть сильным.       — Как Ваше самочувствие? — практически без дрожи в голосе проговорил мужчина, поправляя задравшийся рукав рубашки.       Они медленно шли к кофейне, в которой, по словам интернета отца нашего, готовили очень вкусный кофе.       Сначала Разумовский удивился, что Кира все-таки вышла на связь, и уж тем более, приняла его помощь. Но даже так, наблюдая за девушкой, он видел с каким трудом ей даётся данный шаг. Чуть позже удивление сменила радость, о которой теперь Сергей старался не думать.       — Немного лучше, чем неделю назад, но все ещё чувствую дискомфорт. Теперь даже если передвигаюсь самостоятельно, — замялась девушка, поддерживая мужской локоть и едва коснулась открытого запястья, пытаясь заметить ощущения.       Все ещё не больно. Более того — кажется, прикосновение к чужой коже отозвалось едва уловимым трепетом в грудной клетке. Может быть весна?       — На… — едва заикнулся мужчина, представляя дальнейший вопрос. Неловко, —…на п-презентацию Вы пришли с костылем. Где же он сейчас?       — Представляете, что скажет пресса, если увидит Вас, миллиардера и основателя прекрасной социальной сети, рядом с инвалидом?       Он наконец понял. Ласточкина кусалась не зализанными обидами, не поднимая головы, но говорила об этом как о чем-то ненавязчивом и обычном.       Разумовский сделал громкий, надорванный выдох. Затем, немного погодя, вдруг остановил девушку и встретился с ее пытливым взглядом. Она явно чувствовала себя в своей тарелке в отличие от самого мужчины: он чувствовал, что виноват.       — Я хочу, чтобы Вы забыли это, — слабо Сергей тянет руку девушки когда замечает, что она пытается отвести глаза. Нет уж, малышка. В эту игру будут играть оба, — Извините меня ещё раз, я правда виноват. Но мы можем сейчас исправить положение, а не вспоминать старые обиды.       Теперь пришла очередь Ласточкиной выдыхать и собираться с силами, чтобы сделать ещё один шаг.       — Вы правы. Ребячество.       Когда от чашки свежего кофе вверх поднимался шлейф пара и запах нежно обволакивал женское тело, она наконец закопошилась в сумочке.       Разумовский, заметив это, слишком видно занервничал. Чтобы избежать чужого взгляда вновь, он отпил немного кофе, тут же облизывая губы. Но когда мужчина вдруг поймал любопытный взгляд девушки, на его бледных щеках выступил лёгкий румянец.       Он никак не мог перестать сжимать собственные пальцы, играть с пуговицей на манжете рубашки: так проявлялась его тревожность.       Кира мягко улыбнулась. Затем, все же отложив документы в сторону, спокойно проговорила:       — Спасибо за цветы. Как Вы узнали, что они — мои любимые?       Разумовский подался вперёд, укладывая запястья на стол и принялся зажимать пальцы. Кажется, все ещё нервничал.       — Пусть это останется моим секретом. Как Вы там говорили? Интерес закаляется годами.       — Прекрасно, — Кира впервые за столько дней улыбнулась широко, показывая передние зубы. Это искренняя улыбка? Настоящая искренняя улыбка, посвящённая ему одному?       Он вдруг огляделся по сторонам. Нет, это только его улыбка и ничья больше.       — Что с Вашей операцией?       И девушка заметно погрустнела, вновь возвращаясь руками к документам. Она замешкалась, подавая мужчине бумаги, ещё вчера отданные ей врачом и виновато опустила глаза.       — Там все. написано.       Ласточкина позволила себе посмотреть в сторону Разумовского лишь раз и заметила, насколько вкрадчиво и внимательно он вчитывался в каждую строчку. Так, как будто бы правда что-то там понимал — одни медицинские диагнозы и не более. Даже будучи совсем маленькой, Кира читала только заключение и общий диагноз. Остальное ей было неинтересно.       А теперь цифрами было подтверждено лишь то, что эта чертова операция — ее единственный шанс выкарабкаться и снова пойти без всякой боли.       Сергей вдруг свёл брови к переносице и женское сердце пропустило пару ударов.       Он перевёл взгляд на девушку: она подобно монахиням прижимала руки к груди и смотрела на него глазами щенка, готовая вот-вот окончательно сдаться.       Ее хотелось обнять, прижать к себе, впустить в грудную клетку и никуда не отпускать, чтобы жестокий мир не трогал ее своими грязными лапами. Разумовский едва заметно тряхнул головой в надежде избавиться ещё и от этих, как ему казалось, совершенно непозволительных мыслей.       — Слишком много? Если много, просто скажите, я все пойму и…       — Кира, — еле слышно позвал ее мужчина и в этом бесперебойном шуме чашек и столовых приборов вкупе с людским гулом, его голос был единственным маяком, — Это копейки. Я все оплачу.       Она сделала громкий выдох, все ещё прижимая руки к груди, но ее щенячий взгляд вдруг подобрел. Разумовскому нравилась сама мысль о том, что он дал ей надежду.       — Я буду Вам что-то должна?       Мужчина отрицательно мотнул головой и девушка окончательно осела на мягкую поверхность диванчика, кажется, окончательно расслабляясь. Он буквально кожей почувствовал ее нарастающее желание распасться в тысяче слов благодарности.       — Спасибо, — Ласточкина кивнула и в этом жесте он увидел непоколебимую доброту и живость. Ту самую, которой ему так долго не хватало.       Но ведь Кира — не птенец, не зверёк, ее в клетке не запрешь, она не всегда будет рядом, а значит. Олег был прав. Упустить ее Разумовский просто не имеет права. Раз уж Ласточкина смогла разжечь в нем что-то похожее на давно позабытые чувства, едва ставшие мужской одержимостью, значит он не оставит это просто так.       — Когда операция? — Сергей наконец почувствовал себя более свободным и перестал нервничать. Или, по крайней мере, ему просто начинало казаться, что все нормально.       — Ой, — словно опомнилась девушка, шаря по карманам, — Я могу отойти? Мне нужно позвонить в больницу. Там же и сроки узнаю.       — Конечно, конечно, — судорожно закивал Разумовский, заключая руки в замок.       Кира поднялась, затем, выходя из-за стола, спешно удалилась в сторону женского туалета.       Спустя десять минут разговора сроки наконец были названы. Ласточкина точно знала, что операцию можно будет сделать либо сегодня, либо завтра. В зависимости от более удобного времени, потому как график хирурга на ближайшие пару дней был свободным.       Она практически покинула туалет, как телефон в кармане брюк вдруг завибрировал, привлекая внимание и Кира, мысленно выругавшись, вытянула его, пробежавшись глазами по дисплею.       Два пропущенных от Миши. Входящий от неизвестного номера и палец девушки смахивает в сторону принятия вызова.       — Да? — тихо выдаёт девушка, смотря на своё отражение в зеркале.       Будучи маленькой, Ласточкина всегда корчила рожи, но сейчас таким не промышляла. Выросла.       — Господи, мышонок, наконец-то ответила, — по ту сторону голос Миши был максимально хриплым и неприятным. Побитым, что ли.       — Миша? Что за номер?       — Я в ментовке, двадцать восьмой отдел, мышка, твоя помощь нужна. Срочная, отец меня кинул и денег не даст.       Ласточкина мысленно выругалась вновь, стиснув зубы.       — Что твоя проклятая морда опять натворила?       — Нет времени объяснять, мне и так телефон на краткий срок отдали, деньги нужны иначе под суд пойду.       — Сколько?       — Пятьдесят.       — Сколько?! Ты человека убил, придурок? — Кира не выдерживала и начала повышать голос, оперевшись ладонью о мрамор раковины.       — Почти. Просто принеси их, кис, придумай что-нибудь, пожалуйста. Я в долгу не останусь, отец потом тебе все до копейки отдаст, богом клянусь. И куртку привези, моя вся в крови.       — Ладно. Жди. До вечера приеду.       Ласточкина открыла кран, смачивая руки в холодной воде. Затем, аккуратными движениями она коснулась висков и провела ладонями по волосам. Утро только началось, а уже какая-то херня происходит.       — Что-то случилось? — обеспокоено выдал Разумовский, смотря на вздернутую Ласточкину, которая как-то нервно и раздраженно уселась на своё место.       Она менялась на глазах: сразу после его вопроса вновь стала более податливой и начинала успокаиваться.       — Сергей, — мягко обратилась к нему девушка, пряча глаза. Сейчас Разумовский был ее единственной надеждой, потому что бросить Мишу она не могла, а пятихаткой лишних тысяч не обладала, — Я узнала сроки операций, но у меня появилась проблема. Скажем.       Он видел, как она замялась. Разумовскому захотелось взять женские руки в свои и эти мысли он проглотил подобно выпитому кофе.       — Ее можно сделать сегодня или завтра, но сейчас я узнала, что у одного моего близкого человека. скажем. проблемы. И нужны деньги, которыми я не обладаю, мне правда. очень неловко просить у Вас, но мне больше не к кому обратиться за помощью.       Разумовский вскинул брови. Ему так не хотелось снова видеть этот щенячий взгляд и прижатые к груди руки, что он тут же замешкался, быстро-быстро заморгав.       — Нет, нет, ничего, все в порядке. Я понимаю, такие ситуации тоже бывают. Я не обеднею. Сколько нужно?       — Пятьдесят тысяч, — Кира прикрыла глаза от стыда и неловкости.       Мужчина вздернул брови ещё раз.       Она ожидала отказа, ведь это — злоупотребление его добротой, грубая эксплуатация чужих средств, тем более…       — Я все отработаю, правда…       — Нет, — Разумовский отрицательно мотнул головой, — Не стоит, это. в качестве извинения.       Когда Сергей отдал нужную сумму в крупных купюрах, Ласточкина ещё долго благодарила его, виновато пряча глаза, пока, в конце концов, не предложила выйти на улицу.       Солнце все ещё грело женскую шею, целовало солнечными лучами запястья и заставляло прижиматься к Разумовскому немного ближе.       — Операция завтра?       — Да, — кивнула девушка, замечая вдалеке такси, — В два часа дня.       — Я был бы рад услышать Ваш адрес, — голос рыжеволосого вновь едва дрогнул и Разумовский кашлянул, пытаясь это скрыть.       — Зачем?       — Раз уж я вызвался помогать, я хочу помочь во всем. Это касается и помощи в дороге до клиники. В конце концов, я бы хотел передать деньги самостоятельно и узнать у Врача мелочи насчёт Вашего состояния. Я подъеду к половине одиннадцатого.       На щеках Ласточкиной проступил румянец. Она чувствовала, что спорить здесь было бесполезно. Как только адрес был сообщен, девушка села в такси, распрощавшись с мужчиной и направилась домой.       Все это неохотно возвращало Ласточкину в прекрасную (в кавычках, разумеется) атмосферу ее лихой «молодости». Хотя, юношество подходило здесь намного больше.       Еще до аварии и даже после она частенько забирала Мишу с полицейских участков, если его папаша забывал это делать. В какие-то моменты рождаться примеру отца Миши ей мешали чувства, потом — долг перед все тем же батей. Теперь в ней играло второе, потому что чувства — понятие странное. Как можно что-то чувствовать к человеку, которого не можешь коснуться? Другое дело — тот, чьи прикосновения не доставляют боли.       Находя нужный отдел полиции, Ласточкина заходит внутрь, останавливаясь у окошка приемной. Спрашивая все необходимое, ей указывают на нужную дверь и даже на нужного человека.       Кира ползёт неуверенно, но тут же выпрямляется, когда замечает собачьи взгляды мужчин. Ненависть.       — Здравствуйте, — отзывается она, смотря на молодого сотрудника полиции с фамилией Щербаков, — Я за Антоновым. Сколько Вы за него просили?       — Кто Вы, девушка? Вы мне предлагаете взятку? — парень явно начинал шутить. Это было заметно по складкам в его уголках глаз от нарастающей улыбки.       — Хватит, — Ласточкина смотрит недовольно. Так, что сотрудник полиции сразу приобретает серьезное выражение лица.       — Я то думал, что отец его придёт, а тут девушка какая-то. Скучно, — он смотрит на своих товарищей, явно не оценивших шутку, — Семьдесят просили.       Кира вскидывает брови, взрываясь.       — Наглеете, товарищи полицейские. Он звонил мне и называл другую встречу.       — Ну, а как вы хотели, дамочка, — он снимает фуражку, держа ее в руках и ведёт плечами, — За ожидание тоже нужно платить. С процентами, так сказать. Ничем не могу помочь. Дождитесь Старшего, может он уладит проблему.       — Когда придёт? — Кира хмурит брови, убирая руки за спину с курткой Миши.       — Часа через два.       — Я могу хотя бы к Антонову пойти? Мне ему куртку отдать надо.       С кивком полицейского Ласточкина удаляется в сторону камер.       Заметив Киру издалека, Антонов вдруг подрывается, прижимаясь к металлическим прутьям. Он хватается за них ладонями.       — Пришла, мышка, — улыбка украшает его лицо, изуродованное запекшейся кровью. В ней все — даже пряди волос, скрученные в конусовидную форму, — Давай куртку.       Кира игнорирует тянущуюся сквозь прутья руку, отводя свою с курткой назад. Слишком серьёзная — иногда именно такую Ласточкину Миша боялся.       — Что натворил? Почему весь в крови?       Девушка пытается не обращать внимания и на остальных людей, которым не повезло находиться по ту сторону клетки.       — Пытался денег немного заработать, мышка, ну и поймали. Я сопротивлялся какое-то время, думал, как там моя принцесса без меня будет, сцепился с каким-то хилым ментом, а меня его товарищи запиздили ногами, представляешь? До сих пор нос болит.       — Ах, — наигранно выдыхает Кира, — Бедняга какой, иди пожалею.       И когда Антонов подаётся вперёд, Ласточкина слабо ударяет его по окровавленному носу, но даже этого хватает, чтобы он заматерился на всю камеру и схватившись за нос, согнулся пополам.       — Если бы я знала, из-за чего ты снова смотришь на мир через полоску, то никогда бы не пришла за тобой.       Женские руки отдают куртку Мише, пока он, рассмеявшись, и, видимо, отмучившись с болью, скидывает свою старую, которая исполосована засохшей кровью и надевает новую.       — Что там с моей свободой?       Ласточкина терпит еле еле, чтобы не нагрубить в очередной раз или не оставить его здесь. Но проблем будет больше.       — Старший придёт, деньги отдам. Сиди и отдыхай. А, и Миша, — она обернулась напоследок, — В квартире остаёшься на неделю. Не найдёшь куда съехать, будет хуже.       Он передразнил девушку, кажется, не до конца понимая всю серьёзность сказанного. Ласточкина покинула камеры и уселась в коридоре участка, покорно дожидаясь Старшего.       Когда тот приходит, они обмениваются парочкой бесполезных слов и Ласточкина, отдав деньги, идёт подобно Прометею в камеру к Мише, вместо огня держа в руках свободу.       До дома они добираются к вечеру, а ввиду пробок таксист их выкидывает намного раньше нужного переулка. Кире плевать — домой бы быстрее, ванну принять и забыть отвратительный день как страшный сон. Даже скандалить с водителем не будет — к черту пошёл.       Она идёт впереди, пока Антонов плетётся где-то позади. При входе в квартиру Ласточкина брезгливо сбрасывает куртку и собирается в ванну, пока Антонов остаётся в зале, пытаясь избавиться от крови.       — Я думал ты меня первым впустишь. Или может вместе, а? — он подмигивает, что Кира успешно игнорирует и практически теряется у двери ванной.       — Пошёл нахуй, — не сдерживаясь, говорит она даже слишком раздраженно.       — Мышка так мило злится, — сюсюкается Миша, смотря на Ласточкину с особой теплотой, — Раны мне обработаешь?       — Сам обработаешь, знаешь, где все лежит. Ещё раз побеспокоишь меня до конца дня — воткну тебе в глаз вилку.       Самое удивительное, что было этим утром — Кира проснулась самостоятельно, без будильника и не застала Мишу дома. Может быть, оно и к лучшему.       Тёплая ванна перед сном сыграла важную роль: Ласточкина поднялась отдохнувшей, расслабленной а, самое главное — готовой не только к операции, но и к любым изменениям.       Она идеально рассчитала время, собравшись точно в срок и, следуя рекомендациям врача, надела не штаны, а свободное платье. Хирург предупреждал, что, скорее всего, после операции лишнее давление на ноги будет неприятным.       Собирая вещи в специальную сумку, Ласточкина поймала Антонова на кухне. Он жаловался, что ему совсем нечего поесть. Так что, спустя пять минут бесполезного нытья, Миша собрался и пошёл в магазин, спускаясь по лестнице вниз.       Первое, что привлекло его внимание — это дорогая машина, стоящая у дома. Второе, что бросилось в глаза — стоящий около этой самой машины рыжеволосый мужчина, в котором присмотревшись, Антонов узнал небезызвестного Разумовского.       Он и до этой встречи слышал, что на открытии казино его мышку и рыжеволосого видели вместе, но не придавал этому никакого значения. Потом, украв одну из записок в цветах и узнав, от кого она, Миша не на шутку разозлился. А теперь, увидев Разумовского прямо перед домом Киры, Антонов не знал, что делать.       Он вдруг выпрямился, пытаясь выглядеть не таким побитым. Увидел, что мужчина, закрывая машину, двинулся в сторону дверей парадной, так что… срочно нужно было что-то предпринять.       — Сергей — это правда Вы? — наигранно остановил его Антонов, натягивая улыбку и сверкая острыми клыками. Он вдруг протянул руку в знак приветствия, — Очень рад Вас видеть! Вы же знакомы с моим отцом, да?       Разумовский был в замешательстве, но руку протянул дрожащую, пропуская мимо ушей тот прекрасный факт, что не стоило бы показывать мягкость своего характера каждому встречному.       — А… — задумался рыжеволосый, переводя взгляд в левый верхний угол. Врал? — А. Антонов? Т-точно, как-то давно виделись с Вашим отцом.       — А Вы к кому-то в гости? — Миша спрятал руки за спиной, не то готовый к нападению не то к защите.       Разумовский замялся.       — Что-то вроде того. Антонов закусил щеки изнутри и его лицо вдруг резко приобрело негативный оттенок. Враждебный.       — К Ласточкиной, значит, захаживаешь, — тихо проговорил он, не сводя взгляда с чужих глаз, — Не учили не лезть на чужую территорию? Она, может быть, занята.       Он ревновал. Конечно ревновал. А как иначе?       — Не думаю, — парировал Разумовский, все ещё придерживаясь этики.       — А я думаю, — замахнувшись, Антонов послал руку прямиком к чужому животу, нанося удар. Не достаточно сильный, но Сергей пригнулся, резко выдыхая, — Поиграть захотел? Ласточкина, конечно, ценный лот, но достанется он мне.       Но как только он выпрямился, Антонов замер. Ему показалось, или до этого момента цвет глаз рыжего был намного темнее? Он ведь по углам жался, а сейчас выпрямился. Что за херня?       Тогда Сергей впервые почувствовал пагубную ревность, которая уходила куда-то в его глубину, и эта самая глубина отзывалась.       — Мне плевать на то, что ты говоришь, — процедил Разумовский так, что у Миши дар речи пропал от неожиданности и явно подгадав момент, он нанёс точно такой же удар, — Смотри, как бы такому уверенному не перегореть, — мужчина приблизился к чужому уху и от его вкрадчиво-низкого голоса по коже Антонова побежали мурашки, —.и не оказаться проигравшим.       Когда Антонов вырвался и уже думал нанести ещё один удар, его отвлёк явно выпрямившийся и успокоившийся Разумовский, отошедший в сторону.       А затем и появление Киры.       — Что такое? — она буквально сгорала от неловкости, накидывая сумку с вещами на острое плечо.       — Ничего, — грубо отозвался Антонов, — Ты не говорила, что едешь куда-то.       — А и я не обязана сообщать тебе такие вещи. Ты же не говоришь каждому прохожему о том, что сегодня утром делал?       — Но…       — Никаких но. Извините, Сергей, Михаил уже уходит.       Антонов был готов буквально на месте взорваться от такой наглости и неуважения к самому себе. Это поджигало в нем и подпитывало истинный интерес и желание заполучить Ласточкину и не отдать ее этому дурацкому Разумовскому. Но, чтобы не портить отношения ещё сильнее, он предпочёл удалиться.       А секундой позже Сергей помог Кире сесть в машину, закрывая за ней двери и усаживаясь на водительское сидение, поехал вперёд, скрываясь за ближайшим поворотом.       — Мне казалось, что у Вас нет машины, — проговорила Ласточкина, мельком осматривая кожаную обшивку салона. Дорого, однако, да ещё и пахло как в новой.       — Арендовал на время, пока мы будем в больнице.       Разумовский уж слишком сильно сжимал руль в руках, и заметившая это Кира хочет узнать, в чем дело его тревожности, но язык совсем не поворачивается и она молча утыкается взглядом в окно.       — Сергей, если. не секрет, то. о чем Вы разговаривали с тем парнем у дома? Я его таким злобным последний раз видела лет пять назад.       Рыжеволосый хмыкает, поджимая губы и чувствует непривычное волнение, сворачивая на главную дорогу. Молчит. Ласточкина выдыхает.       — Хорошо, я поняла.       В клинике светло до одурения и Ласточкина жмурится, когда медсестра указывает ей на другой поворот, нежели Сергею и Ирине Дмитриевне.       — Вы, Кира Александровна, можете пройти и подготовиться к операции, а мы пока поставим нужные подписи. Не переживайте и не беспокойтесь, все будет хорошо.       И девушка учтиво соглашается, напоследок случайно коснувшись мужской руки. Разумовский смотрит ей вслед излишне серьезно в непривычку даже для самого себя, но прячет руки в карманах пальто, проходя в совершенно другом направлении. Ласточкина опускает голову. Вперёд, Кира.       В кабинете хирурга Разумовскому протягивают все необходимые документы, а он, сжимая ручку в пальцах, внимательно со всем знакомится.       Холодная до этого момента тренер Ласточкиной прижимает руки к груди, внимательно смотря на мужчину. Она не верит, что это и правда происходит.              — Поставьте подпись вот здесь, — указывает хирург и Разумовский оставляет узор ручкой, откладывая ее в сторону. Затем, кивнувший врач, вдруг отдаёт копию документа мужчине, пряча все остальные в специальную папку, — Значит, можем начинать. Дождитесь в коридоре. Как только будут какие-то результаты, мы Вам скажем.       В больничном коридоре свет был немного приглушённым, но это не мешало Разумовскому бегать взглядом по настенным табличкам и поглощать разного рода информацию. Он развёл колени в стороны, буквально скатываясь ниже по сидениям и уложил уставшие руки меж ног.       Вены на них вздулись и теперь были змеями на запястьях. Сергею жутко хотелось спать, но эта ответственность за чужую жизнь ощущалась так же, как и у хирурга, что сейчас проводил операцию.       Вдруг в больничном коридоре появилась Ирина Дмитриевна, больше похожая на хорька, снующего из стороны в сторону. Она уселась совсем близко, коснувшись плеча опустившего голову Разумовского.       Прямо отсюда сквозь размытое стекло были видны операционные огни.       — Сергей, да? — голос женщины дрогнул как и рыжеволосый вздрогнул от ее прикосновения, встрепенувшись.       Он стряхнул пряди волос с лица, тут же переводя взгляд обратно к стеклу.       — Да.       — У нас как-то не было времени, чтобы познакомиться, да и. Кира о Вас совсем не говорила. Я не думала, что Вы знакомы.       — Мы знакомы не так давно, — тихо ответил мужчина, продолжая сжимать собственные и до того напряжённые пальцы. Он беспокоился совсем немного, но врачу доверял.       — Все равно, я. Я хочу сказать Вам большое спасибо, — Ирина Дмитриевна задрала голову, взглядом исследуя потолок, — Вы не представляете, как много все это значит для Киры и для меня. Для всех нас. Можете считать, что теперь Вы жданный гость на каждой тренировке и на каждом соревновании. Разумовский молчал.       — Только. скажите, а Вы с Ласточкиной, ну… друзья? Или…       — Почему Вас это так беспокоит? — вдруг отозвался Разумовский, еле еле поворачивая голову к явно заинтересованной женщине.       — Просто. я видела, как Вы шли сюда вместе. Вы помогали ей идти и при этом за руку держали.       Он не понимал. Вскинув бровь, Сергей тихо спросил:       — Это что-то меняет?       — Нет, нет, — наконец более спокойно пробасила женщина, не опуская головы, — Просто, Вы касались ее, а у Киры. как бы объяснить… У Киры редкое психологическое заболевание, гаптофобия называется. Она не терпит прикосновений, от них ей обычно очень больно, поэтому я и удивилась…       Разумовский вздрогнул. Он вдруг резко повернулся на женщину, пытаясь понять, насколько ее слова правдивы. Но с каждой секундой ее взгляда понимал, что тренер не обманула. Он ведь видел пятно на руке Ласточкиной, но не придал этому никакого значения, но ведь.       Он же коснулся ее. Сколько раз Разумовский протягивал ей руку и девушка принимала ее, а не отказывалась?       — Т-такое может быть? — он заикнулся.       — Наверное, — женщина развела руками, — Наверняка есть какое-то объяснение. Может быть это психологическое исключение, но обо всем этом нужно разговаривать с врачом, но…       Ирину Дмитриевну перервала вышедшая из операционной сестра, стянувшая маску с лица. Видимо, с ярких огней операционной ее глаза не успели перестроиться на тусклое освещение коридоров.       — Хирург не уточнил кое-что. После выписки из больницы Кире Александровне потребуется наблюдение и контроль.       — Д-да, да, конечно, — подскочил Разумовский, — Разумеется, все спланировано.       — Отлично, — кивнула женщина, — Мы закончим операцию через четыре часа, но после этого пациентке нужно время, чтобы прийти в себя. Вы останетесь или отправитесь домой? Тренер перевела взгляд на мужчину. — Останусь.