Легенда о Боге Смерти

      Когда Кира проснулась утром, Разумовского снова не было. Аккуратным мужским почерком, едва наклонённым в правую сторону, была описана весьма понятная причина отсутствия: ещё одна встреча. Очередные документы и кипы бумаг, подумалось Кире и она скучающе уставилась в окно.       Разумовский пообещал в очередной раз прибыть к вечеру, а у Ласточкиной телефон разрывался от звонков Антонова, который, кажется, совсем не собирался прекращать докучать своим присутствием.       Девушка лениво вытянулась, доставая телефон из кармана медицинского халата и, разблокировав экран, обнаружила ещё с десяток сообщений. Миша, может быть, парнем был просто прекрасным, но как человек — крайне нетерпеливый.       Поскольку на первые его три сообщения не последовало никакого ответа, он начинал заваливать девушку десятками других, как правило, отправляя по одной букве. Именно эту черту характера Кира в нем просто ненавидела и в любой удобный момент старалась об этом сказать.       Но сейчас девушка вздернула бровь, открывая социальную сеть. В трёх из десяти сообщениях находились фотографии, которые Ласточкина тут же попыталась открыть, нажимая на их иконку.       Брови поползли вверх, когда девушка увидела платье. На белом манекене оно смотрелось даже более чем вычурно, да и цвет имело какой-то непонятный. Когда Антонов понял свою ошибку, то прислал фотографию такого же платья на какой-то девушке. Их с Кирой фигуры были относительно похожи, но сейчас платье смотрелось куда приятнее.       Пробегаясь взглядом по остальным сообщениям Кира поняла, что в них нет ничего важного и, наконец набрав номер Миши, девушка прислонила телефон к уху.       — Что это? — спросила она сразу же, как только услышала недовольное сопение мужчины по ту сторону телефона.       Миша, судя по всему, дремал либо в ее квартире, либо у какого-то друга.       — Как что? — произнёс Антонов уже бодрее, прокашлявшись ради того, чтобы вернуть своему голосу привычное звучание. — Платье. Я просто не мог выбрать одно из двух. Решил спросить твоего совета. Ты не смотри, что цвет такой хуевый, он будет немного иным. Я тебе скинул чтобы насчёт фасона уточнить. Тебя все устраивает?       — Ну да, — согласилась девушка, начиная всматриваться в бегущие за окном силуэты людей. — Погоди, оно будет сшито на заказ?       — Да, — тут же отозвался Миша.— А ты как думала? Я должен позволить друзьям отца смотреть на тебя в каком-то дешёвом платье из магазина? Все твои данные у меня есть. — кажется, он имел в виду обхват талии, бёдер и груди.       Кира замолчала. Все как будто-бы снова возвращалось на свои места, и по началу девушка даже поверить не могла: они снова поддерживают общение с Антоновым, она может заниматься спортом без проблем со здоровьем. В чем же был подвох?       — Кир, ещё кое-что, — Миша все-таки порвал нить молчания, вновь втягивая девушку в разговор. — Сможешь выйти на пару минут? Прогуляемся на заднем дворе, там вроде как есть какая-то полянка, я видел, когда приезжал. Мне просто нужно поговорить с тобой. Это не телефонный разговор.       Ласточкина закусила губы. Серёжа приедет только вечером, а заняться ей все равно нечем, так что…       — Ладно, — согласилась девушка, тут же поджимая губы. — Только недолго. Позвонишь, когда подъедешь, я выйду.       Спустя час скучных посиделок у окна Антонов наконец позвонил. Ласточкина соскользнула с подоконника, тут же покидая палату и, невзирая на недовольные взгляды врачей, выбралась на улицу, встречая самого мужчину, стоящего прямиком у входа.       — Тебе отдать куртку? — спросил он сразу же, как увидел девушку в одном медицинском халате и с голыми ввиду надетого платья ногами. Ласточкина попросту не переодевалась, потому что в палате было тепло. — Замёрзнешь ведь, дурная.       — Сам такой, — запахнув халат произнесла девушка, сводя брови к переносице.       Миша кивком темноволосой головы указал на дорожку, уходящую за больницу и, складывая руки в карманы, все же выбился вперед.       — Я заеду за тобой завтра, — пояснил мужчина, поворачивая голову в сторону девушки.       Несомненно, он все ещё пытался справиться с играющей и хаотично гуляющей по венам ревностью. Он был крайне вспыльчив, но сейчас, рядом с Ласточкиной, попросту пытался подавить эти сильные порывы и желание как можно быстрее схватить ее за руку, посадить в машину и не отдавать Разумовскому. Знает он всех этих богачей сомнительных. В рот он их ебал.       — Мы поедем немного раньше, потому что черт знает, попадём в пробку или нет, да и дом отца находится на приличном расстоянии от города, — продолжил мужчина едва дрогнувшим голосом и засмотрелся на женские руки, чуть ли не запнувшись, — Плюс разговор с ним и с матерью.       — По какому поводу? Ты так мне ничего и не объяснил, — произносит Кира, щурясь. Ненавистные лучи солнца лезут ей в глаза и слепят до одури.       — Ты узнаешь все тогда, когда мы приедем. Только я хотел попросить у тебя ещё кое-что, — вдруг останавливается Миша, все тем же кивком головы указывая на лавочку.       Когда оба садятся, Ласточкина задирает ноги к себе, чтобы сэкономить побольше тепла.       — Я знаю, что творю много хуйни, но Кир… Второй шанс, пожалуйста. Я не настаиваю на отношениях, просто перестань относиться ко мне так, словно я враг народа.       — То есть, подожди, — она нервно усмехнулась. — Ты предлагаешь мне закрыть глаза на все твои косяки, из-за которых я влезла в долги? На все остальное, на то, что я потеряла слишком много, пытаясь вытащить тебя из дерьма, в которое ты все больше закапывался?       — Нет, точнее. — мужчина замялся, укладывая руку на спинку лавочки. — Давай так: небольшой уговор. Если на приеме отца все будет хорошо, то ты простишь меня и все будет как раньше. Я снова выстрою дорожку к твоему доверию из маленьких кирпичиков, мышка. А если нет, то мы попрощаемся навсегда.       Терять Ласточкиной было больше нечего.       — Пойдёт, — согласилась она, подминая ноги под себя ещё сильнее.       — А, и. — словно вспомнил Антонов, запуская руку в тёмные волосы. Кажется, он волновался. Но сама Кира знала слишком мало тем, ввиду которых ее бывший вообще мог волноваться, поэтому закусывание губ и постукивание указательным пальцем о запястье другой руки было как минимум странным даже для Антонова. — Напомнишь мне адрес Разумовского?       — Что? Адрес Разумовского? Зачем?       — Платье, туфли и все остальное доставят туда. Подожди, он тебе что, ничего не сказал?       Когда Ласточкина отрицательно мотнула головой, Миша хрипло рассмеялся, опуская голову. И пока девушка вопросительно вздергивала брови, пытаясь хоть что-то понять, Антонов заливался смехом.       — Ты объяснишь мне хоть что-нибудь? — наконец выпалила Кира, не выдерживая этой долгой каторги, состоящей из насмешек Миши.       — Поверить не могу, он тебе ничего не сказал, — ещё раз усмехнулся мужчина. — Разумовский собрался отвезти тебя к себе, в башню, чтобы ты прожила у него некоторое количество времени, потому что врач после твоей операции взял с него слово, что ты будешь под его чутким наблюдением. Я думал ты знаешь, что в ближайшие две недели не вернёшься домой, а оно вот оказывается как получилось.       — Интересно, — хмыкнула девушка, поправляя светлые пряди волос. Пальцами она едва задела заколку, подаренную Серёжей. — В какой момент он собирался сказать мне об этом…       С другой стороны, подумалось Ласточкиной, это всего лишь условия. И в качестве «платы» за то, что Разумовский отдал за операцию такие большие деньги и не попросил ничего взамен, эти условия придётся беспрекословно выполнять.       — Ты мне лучше другое скажи, — встрял в ее размышления Антонов. — Что ты скажешь ему? Я, конечно, не спорю, что на цепи держать он тебя не будет. Но судя по нашим с ним разговорам, он настроен крайне серьезно. И, как минимум, узнав с кем ты будешь, вопросы у него возникнут.       — Придумаю что-нибудь. В конце концов, я могу сказать все как есть. От лжи никому хорошо не будет. Не думаю, что Разумовский озвереет, запрет меня в комнате и никуда не выпустит. Скажу, что приём деловой и благоприятно повлияет на мою дальнейшую карьеру, — начала девушка, едва закусывая нижнюю губу. Уголки губ поползли вверх. — Я замёрзла. Ты можешь пойти со мной в палату, если есть ещё что-то, что ты хочешь обсудить.       Кира поднялась, вновь запахивая халат и внимательно посмотрела на мужчину, закинувшего ногу на ногу. Такой вид ему даже более чем шёл. Даже сам запах Антонова — терпкий, табачный и цитрусовый — заставлял девушку ненадолго уноситься в прошлое и вспоминать те прекрасные времена, когда ещё не существовало никаких проблем.       — О, нет, — на выдохе произнёс Миша, резко подскакивая со скамьи. Иногда Ласточкина не понимала, как быстро ему давались некоторые движения. — Я поеду. Нужно заехать в ателье и указать правильный адрес. Я посмотрю его в интернете, раз уж ты не знаешь. До встречи, мышонок. Уверен, завтра ты будешь самой красивой.       Ласточкина не заметила, как румянец вылез на белые щёки, выдавая такое явное смущение, а потому отвернувшись, очень быстро зашагала в сторону больницы.       Время едва перевалило за два часа дня. Оно тянулось невозможно медленно, а Кира какого-то черта чувствовала непривычную для самой себя усталость. Веки словно блоками бетона тянуло вниз и девушка, все же не удержавшись, прикрыла глаза, сталкиваясь головой с подушкой.       Больше всего Ласточкина ненавидела кошмары, которые продолжали преследовать девушку с совершеннолетия. До злосчастной цифры в паспорте они, разумеется, тоже снились, но не в таком количестве. Сразу после аварии ее психика пошатнулась и именно поэтому Кира стала излишне восприимчива к всякой гадости, которую видела во снах.       И только две ночи, проведённые в чужой компании, выдались более менее спокойными. Но в этот раз ей снилось что-то абсолютно непонятное.       Запятнанное мыло, пыльное прошлое или предстоящее будущее? События сменялись одно за другим так быстро, что спящая девушка совсем не успевала соображать и уж тем более запоминать любой сон. Так что просыпаться было намного легче, чем раньше. Именно поэтому Ласточкина встала раньше заведённого на шесть часов вечера будильник.       Она не спеша собрала все вещи обратно: даже книги нашли приют в женских руках. И как только стрелка часов перевалила за неровную семерку на больших часах в палате, в дверном проёме показалась мужская фигура.       Разумовский выглядел слишком взволнованным или даже нервным. Привычный костюм сменился на пальто: как объяснил сам Сергей, забирая сумку с вещами из женских рук, на улице похолодало и именно поэтому он взял плед из машины, накидывая его на плечи Ласточкиной.       Она все никак не могла понять, что же с ним произошло: все эти четыре дня, что они находятся рядом, Киру словно из мира вырвали. Ласточкина не могла точно разобраться, что происходит в городе. Но мужчина выглядел излишне нервным и словно загнанным.       Наконец, когда Ласточкина уселась в машину, укрываясь тёплым пледом, а мужские руки коснулись руля, Кира решила завести разговор.       Разумеется, они обменивались парой слов ещё в больнице: когда Сережа забирал нужные документы и когда прощался с врачом, который все хотел обнять девушку, но широкая спина Разумовского, за которой Кира спешно спряталась, не позволяла этого сделать.       — Почему ты не сказал мне, что после больницы я буду с тобой, а не у себя в квартире? — Ласточкина решила не ходить вокруг да около и начала с самого волнующего ее на данный момент вопроса, поворачивая голову к мужчине.       Только теперь она заметила, как сильно он сжимает руль в руках. И как, несмотря на всю общую картину дрожат его руки. Пара рыжих прядей убрали на глаза, Разумовский поднял одну руку, чтобы смахнуть их и невольно глянул на Киру.       — Тебе кто-то это сказал? — спросил он устало, тягуче и хрипло.       От рыжеволосого вкусно тянуло дорогим парфюмом и Ласточкина закуталась в плед сильнее, прикрывая глаза. Его аромат смешивался с ее цветочным и так приятно обволакивал обоих, что и сам Сережа постепенно начинал успокаиваться.       Прямо сейчас они выглядели как пара, возвращающаяся домой с какого-то непременно важного мероприятия, но ни Разумовский, ни уж тем более Ласточкина, об уровне и подробностях своих отношений задумываться даже не собирались.       — Миша приезжал.       Кира пропустила плед сквозь пальцы, крепко сжимая его приятную к коже ткань меж указательного и среднего. Она свела брови к переносице буквально чувствуя, насколько неприятную атмосферу в машине поселило одно мужское имя. Неужели Разумовский так сильно не любил Антонова? Или дело правда было в ревности? К тому же, в совершенно необоснованной.       — Я хотел сделать для тебя сюрприз, — на выдохе произнёс Сережа, переключая передачу. — Я не буду держать тебя у себя как в темнице, не подумай. П-просто, — его голос предательски дрогнул и Разумовский дернул плечом. — Я хочу, чтобы у тебя все было хорошо, Кира. И чтобы ты снова смогла заниматься т-тем, что любишь.       — Я правда не понимаю, почему все так происходит, — закончила девушка, переводя взгляд с мужчины на окно.       На Питер постепенно опускались грозные сумерки, развязывая руки преступникам, ворам и напильникам. И, признаться, Кира была искренне рада, что прямо сейчас едет в машине в башню к Разумовскому, а не идёт в полном одиночестве по своему району. Не то, чтобы тот был каким-то плохим, но негативно настроенные люди в нем все-таки встречались.       — Но я доверюсь тебе и твоему сюрпризу.       Спустя час дороги, который, почему то, прошёл излишне быстро, Разумовский вместе с Ласточкиной вошли в лифт здания. Сережа протянул девушке руку, совсем забывая о том, что теперь ей не составляет никакой сложности передвигаться самостоятельно. Но к его удивлению, Кира ее приняла, оказываясь в лифте вместе с мужчиной.       И пока тот собирался доставить обоих на последний этаж, Сережа вдруг замешкался по карманам пальто, вытягивая оттуда широкую атласную ленту. Несмотря на мнимую уверенность, его руки по-прежнему дрожали.       — Кир, — тихо позвал Разумовский, пытаясь подавить дрожь в голосе. — Позволишь?       Он прикусил губы, когда взгляд девушки коснулся ленты и облизнул их вновь, когда она покорно подошла ближе, прикрывая глаза. Тогда Разумовский вновь вздрогнул, но волноваться себе запретил — его руки аккуратно «положили» атласную ленту на закрытые женские глаза и завязали ее на макушке.       После характерного сигнала лифта его двери раскрылись. Аккуратным движением мужские руки легли на женские плечи, медленно выводя ее в просторную комнату, в которой тут же зажегся свет.       — Приветствую, Сергей! — всплывшая на большом экране у стены Марго махнула рукой.       Разумовский едва улыбнулся когда почувствовал мандраж Ласточкиной.       — Не бойся, это Марго, помнишь? С презентации, — пояснил мужчина, наконец уводя девушку немного дальше. — Аккуратно, ступенька.       И когда долгий и, как казалось самой Кире, слепой путь был пройден, девушка услышала тихий хлопок закрывающейся двери. Мужские руки стянули с ее глаз повязку, поправляя волосы.       По-началу лишившаяся зрения на такой длительный срок Ласточкина свела брови к переносице, но зажмурившись, попыталась вернуться в реальную жизнь. Благо, свет был не таким ярким: видимо, Разумовский рассчитал даже этот момент.       Ещё чуть-чуть и женское сердце ушло в пятки, отбивая где-то там, внизу, глухую чечетку. Ласточкина прижала руки к груди, едва приоткрывая рот и прокружилась на месте, внимательно осматривая комнату.       Сначала в глаза бросилась большая кровать, корпус которой был изготовлен из темного дерева. Потом, немного позже, все остальное — шкаф, тумбочка и столик с зеркалом, разумеется, выполненные под одну стилистику с кроватью. Самой последней Кира заметила книжную полку и парочку картин, идеально сочетающихся с серыми стенами.       — Сюрприз, — прошептал ей мужчина на самое ухо, из-за чего девушка буквально готова была в пропасть упасть и не вернуться оттуда живой. — Я узнал у твоего тренера немного личной информации. Мне потребовалось немного больше времени, чем я ожидал изначально, но я перевёз некоторые твои вещи. Можешь заглянуть в шкаф. Там только твой размер.       — Подожди, Серёж, — выпалила девушка, наконец повернувшись к едва покачивающемуся на месте мужчине. — Зачем все это? Столько времени и денег, я.       — Чтобы ты чувствовала себя комфортно, как дома, — пояснил Разумовский, пытаясь натянуть улыбку, но у него получалось как-то криво.       Ласточкина вдруг опустила голову, чтобы не показывать красных щёк. Слишком уж часто стеснение и неловкость стали ее настигать.       — Спасибо, — тихо произнесла девушка, поджимая губы. — Я даже не знаю, что мне нужно сделать, чтобы окончательно расплатиться с тобой за все это.       — Брось.       Сережу хотелось обнять, но ноги не слушались и Кира стояла, словно вкопанная, не разрывая зрительного контакта с мужчиной. В голове невольно прокручивались воспоминания всего случившегося в больнице — как долго они собираются играть в молчанку с собственными чувствами?       А Кире было попросту не до этого — сейчас чертов приём у папаши Антонова, потом подготовка к соревнованиям и куча тренировок. К тому же, какие у неё шансы быть рядом с Разумовским? Ему бы кого-нибудь богатого.       — Тебе достаточно просто быть, — интонационно выделил мужчина, все-таки улыбаясь. — Ты можешь лечь спать, если хочешь. Голодна, может быть? Правда, мне совсем нечего предложить, но если хочешь, я могу заказать пиццу.       — Нет, — Кира отрицательно мотнула головой, светясь. — Спать не хочу, кушать тоже.       — Может, выпьем тогда?       И Ласточкина покорно согласилась, вместе с Разумовским покидая комнату, так и не успев окончательно осмотреться и свыкнуться с мыслью о пребывании здесь.       В приглушенном свету — не без помощи Марго — Разумовский опустошал уже третий бокал шампанского, Кира — пятый. Она бы непременно предложила Серёже сыграть в карты или в правду или действие, оголяя свою падкую на риск натуру. Ну а что? Разумовскому так или иначе придётся показать, что ангелом она не является: у всех есть свои недостатки.       Но когда Кира вдруг потянула Сережу за собой к огромным окнам, он едва запнулся, но равновесия не потерял, удерживая в руках бутылку шампанского.       — Я уеду завтра, — пьяно пробормотала девушка, пытаясь всмотреться в россыпь звёзд на ночном Питерском небе.       — Куда? — как-то нервно произнёс Разумовский, должно быть приняв ее заявление как желание сбежать отсюда.       Кира хохотнула когда поняла, как именно прозвучали ее слова. И отпивая ещё немного шампанского, тихо произнесла:       — Миша приезжал в больницу, пока тебя не было. Его отец устраивает приём завтра вечером в загородном доме. Я не могу не пойти.       — Почему? — усмехнулся Сережа, вновь становясь излишне смелым. — Только не говори, что папаша этого зас-ранца хочет забрать тебя в свою семью под предлогом свадьбы.       Кира рассмеялась, едва укладывая голову на осевшего на пол Разумовского. Она идеально помещалась на его плече, но даже так Ласточкина чувствовала непривычную дрожь и мандраж.       — Я не знаю, что от них ожидать, но думаю, что эта встреча сыграет неплохую роль в моей карьере. Я просто хотела предупредить тебя. Может, ты бы поехал со мной. Мы бы тебе кого-нибудь подыскали.       Ласточкина словно ножом по сердцу прошлась и где-то в грудной клетке у Разумовского кольнуло. Нет, этого не может быть. Это только что был отказ или как?       — Мне никого не надо, — начал противиться Сережа, икнув. — Завтра у меня работа. Так что, я бы в любом случае не смог бы составить тебе компанию.       Кира как-то мечтательно выдохнула, слишком быстро опьянев. Разумовский чувствовал ее легкую голову на своём плече.       — Не могу поверить, что все это правда происходит, такая неразбериха… — начала девушка, воспоминая недавно просмотренный выпуск новостей, которые она смогла «услышать» ещё до того, как Сережа попросил Марго выключить экран. — Там, внизу, беспорядки, Чумной доктор, а я как будто-бы жить заново начала.       — Чумной доктор, — еле слышно хмыкнул Разумовский чувствуя, как кровь начинает бурлить. — Ты боишься?       — Нет, — она отрицательно мотнула головой. — Просто пытаюсь понять, что происходит. И правда ли в том, что тебе никто не нужен.       Сережа уже было хотел задать вопрос касательно ее слов, но никак не успел среагировать: Кира оставила на его щеке влажный и фантомный след от поцелуя, уходя спать и оставляя Разумовского наедине со своим дико бьющимся сердцем.       Следующее утро Ласточкина провела как в тумане. Голова болела, тело отказывалось слушаться, но она покорно поднялась пытаясь вспомнить, что примечательного случилось вчера вечером. И, как бы так сказать, практически ничего не помнила. Ну и к черту.       Первое, что привлекло ее внимание после первого часа от пробуждения — кипа бумаг и старых книг, которые нужно было разобрать по полкам. Ласточкина точно знала, что эти Разумовский привёз с ее квартиры. Но вот из комнаты она так и не вышла: если Сережа спал, то будить его пока не хотелось.       Ласточкина вернулась к книгам. Головная боль прошла. Руки спешно разбирали книги по полкам, пока не коснулись ещё одной. Такой, в красной обложке, Кира попросту не помнила.       — Может быть новая? — спросила она вслух, сводя брови к переносице. Прокрутив книгу в руках девушка поняла, что новой она быть не может: слишком уж стёрты края и помят переплёт.       Оставалось только узнать, как она попала сюда или чьей являлась. Последней версией являлось только то, что эта книга родом из коробки матери, в которую Кира предпочитала не лезть, но вот Разумовский прихватил ее с собой.       Ласточкина отложила ее в сторону и начала разбирать остальные. И ее догадка подтвердилась, потому как все остальные тоже оказались из той же самой коробки. Пальцы девушки проникли под обложки книги — старые фокусы матери она помнила, но сама старалась ими не пользоваться.       Когда-то очень давно, в далеком детстве, Аделаида рассказывала Кире и Егору о том, что в обложках книг могут прятать и письма и деньги. Так что если тебе повезло найти чью-то старую книжку, то лучше проверить ее. Лишним не будет.       И каково же было удивление Ласточкиной, когда она потрясла книгу и тут же откликнулась на тяжёлый звук, вызванный падением какого-то свертка.       Девушка закусила губы, опускаясь за ним и вскоре держала его в руках, сведя брови к переносице.       — Если это твоя очередная шутка, мам, то не смешно, — как-то даже обиженно пробурчала девушка, раскрывая свёрток и выпучила глаза, когда не увидела там ожидаемой монетки или ключа.       Вместо него там лежало потертое удостоверение, которое Ласточкина тут же избавила от одежды из лишней бумаги, но выбрасывать ее не поспешила. Наоборот, она уложила бумагу на стол, принимаясь за находку.       Пальцы раскрыли удостоверение, глаза забегали по написанным строчкам, вычитывая знакомую фамилию, имя и отчество. Алексеев Егор Александрович.       — Ты же не работаешь в полиции, на кой черт тебе удостоверение? — девушка сощурилась ещё сильнее, окончательно запутавшись.       Фотография Егора. Фамилия с отчеством те, даже печать Питерская. Что не так? Зачем ему удостоверение полиции?       Верным решением было отложить удостоверение в сторону и вернуться к бумаге. Пальцы аккуратно расправили ее: так и знала, карандашом было что-то написано. Половина стёрта, но Ласточкина подошла к окну, чтобы получить ещё больше света.       Слова в предложения складывались слишком тяжело, но ее догадка лишь подтвердилась — документы были поддельными.       — Ещё один повод сходить на этот дурацкий приём: узнаю у Егора, что за херня.       Кире совсем не нравились такие загадки. Нет уж, только бы не влезть в дела семьи с головой, позабыв о спокойной жизни.       Ожидания Киры не подтвердились: Разумовского опять не оказалось в комнате, но в этот раз он даже не оставил никакой записки, потому как высунувшейся из комнаты ради того, чтобы забрать доставку, Марго поведала все достаточно простым языком: удалился по делам, будет в ближайший час.       Через полчаса Ласточкина уже находилась в своей комнате и аккуратно вынимала платье из пакета, лежащего на кровати. Ей прямо-таки не терпелось поскорее надеть его.       Благо, зеркало на одной из дверей шкафа позволяло разглядеть себя в полный рост, и в этот раз Кира отметила, насколько сильно ее меняла уверенность и ровная походка.       Это было прекрасное будуарное платье с вырезом на спине и тонкими брителями. Золотое, не выедающее глаз, шелковое и едва перламутровое, оно идеально играло со светом, выделяя женскую фигуру и делая ее донельзя выразительной.       Когда пришёл черёд обуви, Ласточкина раскрыла коробку, ожидая там шпильки или что-то вызывающее — это было в манере девушек, которые нравились Мише, но каково же было ее удивление, когда в коробке оказались кремовые лаковые туфли с острым носом на невысоком каблуке и с изящным ремешком, идеально подходящий к тонкой женской лодыжке.       Они делали Киру немного выше, удлиняли и до того красивые ноги да и к тому же были удобными.       Она все никак не могла на себя насмотреться, совсем позабыв о волосах и макияже, так что когда Сережа все же вернулся, Ласточкина только-только заканчивала с туалетом, сидя у зеркала.       Он должен был отметить: красная помада, все же, была ей к лицу и добавляла необходимой раскованности. Это было той самой вещью, которая привлекла Разумовского ещё тогда, в казино.       Волосы собраны его заколкой, на пальцах — кольца с изумрудами, которые Миша учтиво положил к обуви.       — Я не заметила, как ты вошёл, — Кира наконец повернулась через плечо, замечая рыжеволосого, завороженно глядящего в ее сторону. — Давно стоишь?       — Нет, — тихо отозвался мужчина, пряча руку в карман брюк. — Уже собираешься?       — Да.       Он подошёл ближе, встав за женской спиной. Взгляд опустился к нежной коже, которую хотелось покрыть поцелуями, но Разумовский опустил голову, пытаясь не показать румянец на щеках. Затем, немного погодя, вдруг опустился к женской шее.       Его руки аккуратно коснулись кожи, затем — ключиц, правильно распределяя серебряную цепочку колье из того же дымчатого кварца, что и заколка. Затем, расставляя руки по обе стороны от девушки и оперевшись ими о столик, выдохнул, опаляя девичью кожу горячим дыханием.       У Киры от такого мурашки по коже побежали, но дрожью ее пробило тогда, когда Разумовский вдруг заглянул в женские глаза, поправляя свободной рукой коричневатый камень треугольной формы, покоящийся аккурат ниже ложбинки ключиц.       — Посмотри, — вновь выдохнул мужчина, едва сводя брови к переносице. — Какая ты красивая.       Ласточкина вдруг прижала одну руку к груди, тыльной стороной указательного пальца аккуратно касаясь подарка. Кивнула в знак благодарности, но в этом взгляде покорности было больше, чем во взгляде едва изменившихся цветом глаз Разумовского уверенности в себе.       — Ты слишком сильно тратишься на меня, — произнесла она слишком неуверенно, поднимая на мужчину глаза.       — Я бы купил тебе личную ледовую площадку, если ты скажешь, что хочешь ее.       — Мне пора, Серёж, — Кира вдруг поднялась, едва сталкиваясь с мужской сильной грудью.       Он осмотрел ее тело ещё раз, отмечая насколько сильно девушке идёт это платье и одновременно рассердился на то, что подарил его отвратительный Антонов, а не он сам.       — Конечно. Разумовский держал руки в карманах. — Будь осторожна. Береги себя.