***
Курский вокзал. Гулкие сообщения из динамиков, перестук колёс, запах нагретого металла, и дыма, и чьей-то припасённой в дорогу снеди. Чемоданы, кошёлки, котомки, сапоги, ботинки, туфельки. Место, где сходятся все пути. Из вокзальной радиорубки отлично просматривалась Варина скамейка. — Ишь ты, обнимает её, — покачал головой Семёныч. — А что ж она сидит-то? Что же шум-то не подымет? — Пистолет у него в кармане, Аркадий Семёнович, — тихо проговорил Данька, не сводя глаз с Вари. — Есть! — сказал Валерка, всматриваясь в зал. — Сел Андрейчиков. А она молодцом, и виду не подала, что узнала... — Пора? — поднялась с места Катюша. — Да, — сказал Степнов. — Помните, Катя, ваше дело подыграть ему — и уйти в сторону. Никакой самодеятельности! Вам ясно? — Так точно, товарищ Степнов! — Ну что, ребята. Как договорились... Данька был совершенно спокоен — как тогда, в Збруевке, когда выручали попавшую в беду Ксанку.***
Мужчина в сдвинутом на лоб клетчатом картузе и маленькая темноволосая девушка сидели на вокзальной скамейке — той самой, где всего несколько дней назад Варя читала «Правду», ожидая опаздывающий Данькин поезд. Со стороны могло показаться, что влюблённая пара чинно ждёт на лавочке отправления, чтобы поехать на выходные куда-нибудь к любимой тётушке. На плечи девушки был наброшен длиннополый шерстяной пиджак, а мужчина приобнимал свою спутницу, иногда что-то шептал ей на ухо и, пожёвывая «козью ножку», словно бы нехотя и лениво скользил взглядом по лицам проходивших мимо пассажиров. Окружающим было невдомёк, что рука мужчины, опущенная в карман пиджака, сжимает заряженный наган — сжимает крепко, как утопающий хватается за последнюю соломинку, сжимает так, словно от этого зависит вся его дальнейшая судьба. Варя, измученная бессонной ночью и тяжелым днем, старалась, однако, сохранять спокойствие. Любые попытки что-то предпринять здесь, на вокзале, были невозможны: если начнётся стрельба, могут пострадать невинные люди. На то и был, очевидно, его расчёт. Оставалось только ждать и надеяться на поддержку ребят. Ждать и надеяться было трудно. Главным образом потому, что Варя даже не была уверена, что Данька расслышал по телефону её торопливое сообщение. А если расслышал — догадался ли поднять всех по тревоге? А что, если... Так, стоп. Если ты не веришь в товарищей, то грош тебе цена — как комсомольцу, как оперативному сотруднику... да и, наверное, просто как человеку. Все эти мысли проносились в Вариной голове какой-то сумбурной пляской, пока замызганный картузник нашёптывал ей на ухо какую-то похабщину, смачно чавкал самокруткой и старался сделать так, чтобы револьвер побольнее впивался Варе в бок. Пять минут назад она купила билет на поезд до Самары, выстояв очередь у кассы и каждую секунду чувствуя под рёбрами сталь. Варя догадывалась, что будет дальше. Наверное, он её не убьёт — пока что: с её помощью он, не имеющий документов, надеялся улизнуть из города. Скорее всего, затащит Варю с собой в вагон, прикрываясь ей, как щитом — и... в лучшем случае спрыгнет на ближайшем разъезде; тогда искать его будет бесполезно. А в худшем? Выходит, Варя — единственная, кто знает его в лицо? А что скажет Данька? Кому нужен такой товарищ, который лезет в бой ничего не рассчитав, с шашкой наголо? Ведь именно так и поступила Варя, не посоветовавшись с ребятами перед тем, как пойти к Изотову. Конечно, она не могла знать, чем всё закончится. И всё же как она могла быть такой неосмотрительной? Смерти она не боялась — и даже как-то привыкла к этой мысли за годы Гражданской войны — но как обидно поплатиться за свою глупость теперь, когда оказалось, что на свете есть... вчера вечером, когда они прощались в коридоре, ей показалось... или, быть может, она сама придумала всё это? Стрелки вокзальных часов понемногу продвигались к двенадцати. Глубоко вздохнув, Варя принялась изучать мелькавших вокруг пассажиров. Вот женщина с выражением глубокой усталости на лице тащит за руки двух розовощёких, похожих на поросят малышей. Дети с любопытством разглядывают вокзальные своды и с удовольствием топают ножками по каменной плитке. Пожилой гражданин хотел было присесть на лавочку рядом с Варей, но картузник, сжав в жёлтых зубах самокрутку, цыкнул на него и осклабился, так что пожилой гражданин, неодобрительно покачав головой, пошёл искать себе другое место. Вот нищий подросток в лохмотьях уселся в нескольких шагах от Вари, у колонны, положил на пол шапку. Сквозь стоптанные дырявые башмаки виднелись грязные пальцы, и Варя от души пожалела мальчишку. Тот побренчал в шапке монетками, скользнул по Варе равнодушным взглядом, достал не первой свежести платок и шумно высморкался. И... что-то в нём вдруг показалось Варе до боли знакомым — настолько, что, не имей Варя боевой закалки и выдержки, обязательно вскрикнула бы и запорола всё дело. Это был Андрейчиков. Он деловито вытер нос рукавом и, чуть приподнявшись, потянулся с шапкой к проходящей мимо даме в пальто. Дама испуганно захлопала глазами, прижала к себе сумочку и торопливо застучала каблуками. Техничка в грязном синем халате сердито елозила под скамейками тряпкой. Оставив под соседней лавкой несколько длинных мокрых полос, она вдруг заметила у колонны Андрейчикова, нахмурилась и, подхватив ведро, решительно двинулась к нему. Варя почти не удивилась, узнав в «уборщице» Катюшу.***
Всё остальное случилось в считанные секунды. — Расселся! — шумно возмутилась техничка, замахиваясь на Андрейчикова тряпкой. — А ну пошёл отседова! Пошёл, пошёл! — оттесняла она его в сторону скамейки, где сидела Варя под прицелом бандита. — А чего я? — плаксиво отозвался Андрейчиков, вскакивая и подхватывая шапку. — Я, тётенька, ничего такого... Отступив на несколько шагов, он вдруг удивлённо распахнул глаза. — Ой, дядечка, это ваше? — быстро и испуганно проговорил он, показывая под лавку грязным пальцем. «Дядечка», сбитый с толку, машинально подался вперёд; пиджак съехал с плеч, и Варя почувствовала, что револьвер ушёл в сторону. В ту же секунду — и ждали этой секунды несколько пар напряжённых глаз — Андрейчиков подскочил к бандиту и выкрутил за спину руку с оружием; наган металлически стукнул об пол, а Варя, вскочив, увидела бегущих на подмогу ребят. Картузник, извернувшись в отчаянном рывке, вдруг нагнулся и протянул свободную руку к голенищу. В руке его сверкнул нож. Варя увидела, словно в замедленном кино, как Данька перехватывает исколотую чёрно-синим руку с ножом и хватает бандита за пояс, рывком натягивает на себя — и тот уже с грохотом падает на каменный пол. Хрипло вскрикнув, бандит затихает... Катюша хватает Варю за плечи и, заглядывая ей в глаза, спрашивает о чём-то. Но Варя не слышит: она смотрит только на Даньку. А Данька вдруг почувствовал, что левое предплечье словно обожгло, на пол закапало, и он не может разогнуться после броска. Сколько раз он вот так швырял Валерку на истрёпанные маты? Тысячи и тысячи, но не со сломанными рёбрами — и сейчас что-то было не так; дышать вдруг стало тяжело, и Данька, зажимая бок здоровой рукой и падая на пол, который отчего-то показался ему мягким, как резина, успел увидеть распахнутые Варины глаза и несколько пар сапог, грохочущих по каменной плитке. — Данька! Дань, ты меня слышишь? Даня, убери руку... Кто-то с силой отодвинул его ладонь, закатал рубашку, шлёпнул по щеке. Чьи-то пальцы быстро расстегнули ворот, все голоса слились в один монотонный тягучий хор; чьи-то руки подхватили его и куда-то понесли.