Мой ласковый зверь

      Я, пошатнувшись, поднялся с дивана и, поправив зачем-то одежду на себе, оглядел всех присутствующих. Блэк встал возле меня, внимательно рассматривая моё лицо. Я, вздёрнув бровь, усмехнулся и вернул взор на вошедших.       Гарри, наверное, был в шоке больше всего. Вернее об этом говорил его вид. Сейчас Гарри чем-то мне напомнил взъерошенного воробушка. Сначала я просто смотрел на него, видя, как меняются по кругу одни и те же эмоции на его лице: от переживания и горечи до удивления и радости. А потом я начал вдруг замечать, что Гарри не столь уж и похож на Джеймса. Только очки его и похожи, но не более. Даже можно подумать, что если меня подстричь коротко, то у меня будет примерно такая же копна волос — чисто воронье гнездо на голове. Худое телосложение и заострённые скулы — это определенно моя черта, а не Поттера. Да, даже не столь важно чья это черта! Я сейчас осознаю, что я настолько ненавидел Джеймса Поттера, что вылепил в своём воображении из невинного мальчика (простого ребёнка, чёрт побери!) своего врага. Интересно, не будь Гарри мне сыном, если бы я не узнал об этом, как бы я относился бы к нему дальше? Наверное, всё равно покаялся бы в содеянном. Я ведь ещё будучи котом переменил некоторые свои взгляды по этому поводу. Единственное, чего я бы не сделал, это то, что я не смог бы искренне поговорить с Гарри и всё разъяснить. А сейчас я не только хочу, но и должен извиниться и всё объяснить.       — Ну что вы стоите-то? — ухмыляюсь я больше прежнего. — Не признали или чего?       Первой опомнилась Минерва, что для меня неудивительно. И если честно, именно такую реакцию от этой женщины (Женщины-кошки; Э-э, пардон!) я ожидал услышать и увидеть.       — Северус?! Какого лешего ты…?! — вскричала изначально она, но затем (ожидаемо) Макгонагалл быстро взяла себя в руки. — Так. Мерлин! Как же я р…       — Меня Северус зовут, Минерва, а не Мерлин, — бросаю привычную колкую шутку я и вижу, что Минерва, закатывая глаза и подходя ко мне ближе, качает головой.       — Я скучала, — серьёзно и даже холодно говорит Минерва, но уж я то знаю, что за этой строгой фигурой пряталась масса эмоций, одними из которых по всей видимости была радость. — Рада, что ты живой. Спасибо, что не откинулся.       — Вы от меня так просто не отделаетесь, Минерва, — хмыкаю я.       — Этому я тоже рада! — Минерва улыбается и вдруг смеётся. (А вот этого я не ожидал… Нет, я, конечно, ожидал чего-нибудь неожиданного! Но такого…) — Северус, ну ты конечно…       — Что? — спрашиваю я и не удерживаюсь от улыбки (честно, я сам не мог поверить, что я просто улыбнулся, хоть и слегка, а не усмехнулся, как обычно).       — Рисковый ты, — говорит Минерва и, снова смеясь, кладет мне руки на плечи. — Ты второй слизеринец на моей памяти, у которого львиное сердце.       — Ну, вот видишь, оно львиное, — ехидничаю я, — потому умру я не скоро!       — Если будешь дальше лезть во всякие авантюры, вроде тех, что продумывал когда-то Альбус, ты можешь быстро в гроб попасть, — Минерва закатывает глаза и фыркает. М-да, узнаю нашу профессор Макгонагалл.       — Ха-ха, Минерва, ну вы, как всегда! — чуть рассмеялся я. — Позвольте, мне извинится за то, что пришлось от вас так много скрыть.       — Да ладно уж! — махнула рукой та. — Мне не привыкать! Я и так подозревала, что Альбус и ты что-то учудили… Иди сюда, отчаянный ты наш!       Минерва внезапно развела руки в стороны и пригласила меня в свои скромные приятельские объятья. А вот теперь я совсем ничего не понимаю… То есть я был фактически врагом народа, предателем и трусом, а тут вот так… М-да, как же наш мир быстро меняется однако! Но я не стал противиться и избегать дружелюбного и теплого приглашения (хотя «нежности» я не люблю… Ну или во всяком случае не любил! Разницы нет). Надо же всё-таки хоть раз поверить в добро. (Не спрашивайте, что со мной, я схожу с ума). Поэтому довольно скоро я ответил на объятья Минервы взаимностью. Я был с ней почти одного роста, но буквально чуть выше, поэтому я с лёгкостью положил свой подбородок ей на плечо. Впрочем, та сделала также.       — Я думала, что не смогу больше увидеться с тобой, Северус, — прошептала мне Минерва, и я слабо, но искренне улыбнулся на её слова.       — Профессор Снейп! — воскликнула радостно Грейнджер, как только я и Минерва прервали свои обнимашки (Жесть, раньше я бы сам в это не поверил… Я и сейчас не верю, вы что?!)       — Мисс Грейнджер, — улыбнулся я, запретив подбежавшую ко мне Гермиону, которая пыталась удержаться, чтобы не заплакать от счастья, и Драко рядом с ней, который на редкость широко счастливо улыбался и смотрел на меня. — Привет, Драко.       — Крестный, ну ты, конечно, с… — хотел выругаться Драко (в шутку, естественно), но я его с саркастичной ехидной усмешкой оборвал:       — Только попробуй выразиться, и я покажу тебе, где раки зимуют!       — Ха-ха! Сев! — Драко, будто маленький счастливый ребенок, бросился мне на шею.       Я охнул и даже рассмеялся. Немного я не был готов к такому повороту событий… От неловкости я сначала шокировано замер, но потом обнял Драко, повисшего на моей шее, в ответ и через плечо посмотрел на Гермиону позади него, что просто улыбалась.       — Грейнджер, иди сюда, — вдруг неожиданно для себя самого позвал я, улыбнувшись и протянув удивлённой от моих слов девушке руку. — Ну давай, давай! Не ссы!       Она сначала замешкалась. Я бы тоже на её месте так смотрел и стоял. Хотя я бы на её месте вовсе послал бы, решив, что злобный учитель зельеварения — хогвартский ужас подземелий сошёл с ума. Но в следующий миг Гермиона вдруг обхватила меня своими тонкими ручонками за пояс, и дальше меня в своих объятиях уже душили двое Малфоев (Хех, не, ну а что? Свадьба определенно будет!)       Дальше подошли Рон и Джинни. Я, ни капли не возражая, тоже позволил им меня обнять. М-да, кошак поехал… Ой, тьфу ты! Не кошак, а крышак! Мерлин, после такого определенно головушка у меня того…       Я не верю тому, что меня обнимали мои ученики, которые меня прежде ненавидели и боялись, как дементора (Ну с моей-то мантией, я ещё тот дементор!). Но, честно сказать, я был всему этому рад. Казалось, что, например, того же Драко я не видел несколько долгих лет, хотя то было далеко не так! Но внутри помимо радости было что-то ещё… Что-то такое непонятное и горькое на вкус, но назвать это печалью я затруднялся. Всё же это не то…       Когда Уизли отпустили меня, я на последок зачем-то потрепал Рона по волосам. Тот сказал мне тоже в духе того, что думал… А собственно, процетирую: «Я думал, вы это… Всё! Трындец вам пришел! Я даже пересрался, честно!» Гермиона за такой жаргон отругала друга, словно строгая мамочка, на что Уизли только отмахнулся (правильно, я бы также сделал).       Следующим за обнимашками (такого со мной за все мои тридцать восемь — Мерлин, мне ж почти сорокет! — лет не было) подошёл Дэвид. Я, посмотрев на Грея, улыбнулся ему в ответ на его улыбку.       Дэвид обнял меня как-то по-другому. Не так как остальные. Хотя у каждого объятья отличались. Но у Дэвида они были каким-то братскими, чего я точно раньше не чувствовал. Да, наверное, именно братскими и поистине тёплыми, несмотря на то, что Дэвид кажется сперва холодным и нелюдимым (даже хуже, чем я, возможно; хотя нет, здесь погорячился).       Меня в целом редко так-то за всю жизнь-то обнимали. Да и я не позволял того. Дамблдор это делал. Ему я позволял (иногда, хах). Он был со мной, как…отец. А так как мой родной отец был алкашом несчастным, Альбус значил и значит для меня многое. Потому его слова о том, чтобы убить его ранили меня в самое сердце. Его ни меньше, я видел. Но для победы и мирного неба пришлось… Мерлин, как же я жалею на самом деле об этом! Вот здесь бы лучше бы я умер, чем сделал такое.       — Видимо, Северус, древняя магия искупления сработала. Правильно понимаю? — спрашивает Дэвид тихим голосом, настолько тихим, что слышал это только я.       — Что ты имеешь ввиду? — отзываюсь также я.       — Чтобы вернуть свой человеческий облик, ты должен был простить и отпустить, — напоминает Дэвид. — Как я погляжу, ты смог это сделать. Молодец.       — Мерлин, Дэвид… Я сам не понимаю, что произошло, — покачал я головой, продолжая находится в объятьях Грея. — Я просто бежал… И — БАЦ! — вбегаю в дом, а я человек!       — Забавно, — хмыкнул только Дэвид. — Но не столь важно то, как ты умудрился вернуть свой прежний обличий, как то, что ты живой и здоровый. Это куда важнее.       — Да, но моё тело ведь находилось в коме, — в вопросе вздёрнул бровь я. — Я был в коме… Как это могло произойти просто?!       — Магия, — ухмыльнулся Дэвид и, разведя руками в стороны, пожал плечами (Это сарказм был, я не понял?) — Магия, которой мы никогда не поймём, ведь она исчезает также внезапно, как и появляется.       — Ну не вся, — с ехидством говорю я и перевожу взгляд на Гарри сзади Дэвида, что чуть ли не в слезах смотрел на меня. — Эта магия научила меня некоторым вещам… А благодаря ей я узнал ещё кое-что важное.       Дэвид через плечо тоже слегка посмотрел на Гарри и улыбнулся, после чего похлопал меня по плечу и произнёс:       — Иди.       Я, улыбнувшись, кивнул Дэвиду и двинулся к Гарри (ходить по-прежнему больно; наверное, шатает меня, как пьяного, но по такому случаю, если честно, я бы и вправду выпил. Ой, отвлекаюсь, простите).       — Мистер Поттер, наша новая знаменитость, — ухмыляюсь я, скрестив руки на груди и вздёрнув бровь, а в следующий момент я увидел, что Гарри, рассмеявшись, широко улыбнулся.       Я решил инсценировать то, что говорил когда-то Гарри впервые. И я жалел, что он не поймет истинный посыл слов, но попробую потом сказать на прямую, а пока используем только код. Я в то время продолжал:       — Что получится, если я смешаю измельченный корень златоцветника с настойкой полыни?       — Я не знаю, сэр, — чуть смеясь, отвечает Гарри (видимо специально точно также, как и восемь лет назад).       — Ах-ха-ха! Года идут, а люди не меняются что-ли?! — рассмеялся я, опустив голову и покачав ею, но в следующую секунду меня с ног чуть не сбил Гарри, который, обхватив меня за пояс, прижался ко мне всем телом.       — Опа, Мерлинова борода! — воскликнул я, рассмеявшись и кое-как удержавшись на ногах.       Гарри тоже засмеялся и ещё сильнее обнял меня. Как бы не задушил, хех! Я в начале, как и много раз до этого, немного был в ступоре, но потом опомнился и почему-то именно осторожно опустил руки Гарри на спину, как-то бережно погладив его, словно боялся навредить ему что-ли…       Обнимая его, я чувствую, какой же он всё-таки худенький. Мне хочется его сравнить с тем маленьким мальчиком, которого я когда-то несправедливо возненавидел, но… Ох… Я только сейчас заметил то, как же Гарри сильно вырос… Он был уже ростом выше меня почти. Не сильно, конечно, но достаточно. Ему в конце июля уже должно быть полных девятнадцать лет. А я лишь сегодня узнал о том, что он мой сын, и буквально на днях покаялся в том, что я был не прав по отношению к нему.       Я не замечаю, как начинаю сильнее прижиматься к СВОЕМУ СЫНУ, будто его у меня вот-вот отнимут, и мы с ним не сможем увидеться. В горле у меня встаёт ком. Внутри меня сжирают воспоминания о прошлом — о том, как я поступал. Это было глупо и неправильно. Не по-человечески. Да и какой я человек после такого?!       Во рту от этого пересохло, а в глазах внезапно защипало. Слёзы?! Какого крысьего дьявола слёзы?! Что-то я не чувствовал слёз очень-очень давно. И как-то не хотел я того, чтобы во мне проснулись такие чувства. Интересно, а что это за чувства? Я их даже словом простым назвать не могу. И одно ли здесь слово?       — Северус, — позвал шепотом Гарри, что заставило моё сердце как-то неровно стукнуть по грудной клетке, но при том вытащило меня из дремучих мыслей, — всё хорошо?       — Да. Всё в порядке, — отвечаю тихо я, выдыхая, и ощущаю, как я сам вздрагиваю, как от всхлипа (но его самого нет). — Я просто… Гарри… Я…       — Что? — интересуется Гарри, слегка отрываясь от меня, и смотрит своими яркими большими зелёными глазами (точно Лили…) на меня.       — Я — твой отец, — сообщаю я и, сжимая зубы, зажмуриваюсь, словно меня пронзили кинжалом или ножом.