***
—Антон.. ты мне нравишься. Парень молчит. Стоит, глядя, будто сквозь самого Арсения, куда-то в глубь тёмного угла, где нет ни одного солнечного луча. А лучей-то и вовсе нет нигде, как и солнца. Густые тучи, парящие над городом, несут тоскующее настроение Питерскому населению. Вот только им двоим эта погода не доставляет неудобств. Она полностью олицетворяет гнетущее состояние Попова, ведь на его признание юноша до сих пор не произнёс ответа. Так же и стоит напротив мужчины, не подавая каких-либо признаков оживлённости. А Антон просто шокирован. Он сильно шокирован. В его теле сейчас бушует некая смесь утопающих ярко-голубых бабочек в томном, ледяном океане. И это вызывает кучу эмоций, вот только показать их он никак не может. Антону хочется высказывать то, что он сейчас чувствует. Антону хочется показать свои чувства. Антону хочется сказать, что эти чувства взаимны. Но он всё так же молча стоит. А Арсению в этот момент лишь хочется ударить себя в челюсть так, чтобы он больше не смог говорить таких вещей. «Что же я натворил? Зачем я это сказал? Он же ребёнок! Я испортил его и так поломаную психику… Я просто ублюдок."–мужчина не мог поверить в то, что он натворил. В голове звучали, а то и кричали, мысли о том, что он поступил ужасно, эгоистично, непрофессионально, глупо, противно, бесспордонно, необдуманно. —Я… Извини, забудь эти слова, Антон, не бери их себе в голову, пожалуйста. Знаю, что я идиот, просто. просто забудь это, –Арсений говорил это так, будто молил о том, чтобы его помиловали за такую глупость. А глаза. Эти бездонные глаза. Они будто потухают с каждым его вздохом, становясь более серыми и безцветными. Антон, наконец закрыв рот от длительного шока, снова открыл его, но не чтобы снова молчать, а сказать прямо сейчас то, что хочет. —Я не… Его тут же перебил немного хриплый, тихий голос Попова. —Если ты больше не хочешь посещать мои приёмы, то я пойму. Только не думай о моих сказанных только что словах, хорошо? –мужчина поднял свой одновременно влюблённый, но такой же пустой взгляд на Антона, наблюдая в последний раз его эмоции, а после просто прошёл мимо юноши, кинув в след два жалких слова, –Прощай, Антон. —Но. но вы мне т-тоже…–тихим, почти неслышным тоном произнёс Антон, даже не двигаясь с места. И фразу эту Арсений, уже переходящий перекрёсток, не услышал. Парень стоял и думал, в какой же он заднице оказался. Стоял и считал, что это всё не по настоящему, ведь он всегда засматривался лишь на противоположный пол, он никогда не ощущал таких чувств и эмоций, переполняющих его изнутри, он никогда не оказывался в подобных ситуациях, и… Он никогда не видел таких до оцепенения красивых глаз.. Они буквально выбивают юношу из реальности, заставляя уйти в мир, где есть бескрайний, синий океан и только он. Это просто-напросто казалось нереальным для Антона. Но нет, всё происходящее на самом деле не какой-то типичный сюжет романа, или очередной сон, всё реально, и это вызывает кучу непередаваемых эмоций. Спустя пару обдуманных самим с собой минут Антон направился искать ближайшую остановку, чтобы уехать от сюда подальше к себе домой. Его дело сделано-он нашёл работу, да и на трепание своих нервов сил больше не осталось, а может их и нет уже вовсе. Нервов... Дождь так и не начался, но тучи не покидали просторное небо точно так же, как и мысли о психологе в голове Антона.***
Мысли об Антоне никак не могли выветриться из головы Попова. Арсений, переходя перекрёсток, думал, что он не смог выполнить обещание, сказанное несколько лет назад Добровольскому о том, что он больше никогда не попадёт в полную задницу. Ему жутко стыдно и противно. Куча негативных мыслей в его голове только увеличивается в разы. И ведь это лишь искреннее признание, которое шло от самого сердца к другому, такому огромному сердцу. Казалось бы, что в этом плохого? Почему всё так ужасно? А вот вам и ответ. Один, идя по дороге, мечтает о том, чтобы его прямо сейчас случайно сбила легковушка, а другой ловит мурашки от скрытых внутри чувств, идя в непонятном себе направлении. И оба считают себя виновным во всём содеяном. А всё это лишь из-за чьих-то недосказанных слов. Попов, набирая номер Добровольского, одновременно пытается уловить хоть одно проезжающее мимо такси. Идут протяжные гудки, а после слышится такой знакомый голос: —Алло, Арс. Что у вас там? Все хорошо? Я уже как полчаса тут один сижу, –затараторил Паша. —Паш, можешь подменить меня сегодня? Там одна пациентка осталась на вечер. А после езжай ко мне, выпьем, –хриплым, едва уловимым через трубку голосом говорит мужчина. Из трубки доносится лишь протяжное молчание в несколько секунд. Паша знает, что друг-то вовсе не пьёт, последний раз лишь четыре года назад сорвался, и это его не на шутку встревожило. —Арс… Все нормально? —Нет, Паш, я просто полный идиот. Всё, до вечера, –Арсений, ложа трубку, садится в жёлтый автомобиль. Такси поймать ему всё же удалось.***
Антон, сидя в ужасно вонючем автобусе рядом с престарелой женщиной, перекручивает в голове всё одну и ту же фразу уже сотый раз. Ему, конечно, часто приходилось читать различные книги из-за полного количества свободного времени, и довольно-таки часто попадались под руку банальные романы с одним и тем же сюжетом о таких же банальных «Ромео» и «Джульете». Но вот чтобы ему приходилось переживать это все самому в его скудной жизни?! Этого он не ожидал никак. И справиться со своими чувствами на данный момент он не может. А тем более со своим желудком, который беспрерывно мучает его болезненным урчанием. Огурец с утра, конечно, не обещал сытое ощущение на весь день, поэтому ему всё больше и больше хотелось скрыться от всех в его с дядей квартирушке. Спустя пару остановок юноша выходит из вонючего транспорта на свежий, чистый воздух. «Прямо как на берегу синего океана.."–мимолётно подумал Антон, но тут же мысленно дал себе пощёчину за неординарные мысли о чьих-то там глазах. Пройдя несколько десятков метров парень оказывается у своего нового, уже родного дома. В компании дяди Антон довольно быстро принял новое поселение в другом городе, в другой квартире, и в другой компании. Юноша, остановившись между четвёртым и третьим этажами, принялся доставать свои новые, любимые сигареты, которые он успел купить при долгом поиске работы. Сейчас сигарета для него единнственная помощь. То, что он хочет сделать, не самое лёгкое действие для Антона, и вот так вот просто взять, зайти и рассказать всю случившуюся ситуацию дяде Илье, без единной выкуренной сигаретки–не вариант для него. И да, Антон на самом деле хочет посоветоваться с дядей по поводу своих чувств, чтобы наконец разобраться–симпатия это, мгновенная привязанность, или же влюблённость. Зайдя в дом Антон отозвался звонкой фразой «Я дома», на что получил такое же звонкое приветствие от Ильи, который судя по всему находился на кухне. Парень, разувшись, прошёл в проём, находящийся у кухонной комнаты и сразу приметил взглядом сидящего за столом мужчину, держащего в руках и телефон, и кружку чего-то горячего, так как пар так и кружился над ней, извиваясь красивыми линиями. —Дядь, тут это… Разговор имеется, –не смело начал диалог Антон, пока тот неоткрывисто пялился в телефон, лишь кивал головой показывая, что он весь во внимании. А парню так и лучше даже говорить, когда на него никто не смотрит. Комфортнее высказываться. Юноша сел напротив Ильи за стол, и полностью расслабился, начав разговор: —Вот представь, что ты увидел одного человека, и тебя в нём что-то зацепило. Ты каждый раз смотришь ему… ой, ей в глаза, –случайно оговорился Антон, но Макаров не обратил на это внимание, –и тебя будто что-то выталкивает из реальности, кидая в какой-то другой мир, где все действия происходят безумно медленно и вообще вы в этом мире остаётесь только одни. А потом ещё и сны тебе с ним снятся, ну.. с ней. И этот человек впринципе у тебя из головы не вылезает..–Антон, рассказывая о его впечатлениях и чувствах во всех красках, так заговорился, что проговорил так о нём целые десять минут, рассказывая обо всём. О всех моментах с ним, о всех их цепляющих взглядах, о красивых глазах, вообще о всех своих эмоциях при виде него, которых сам парень понять так и не мог, до той самой фразы, которую он так боялся… —Влюбился ты, дружище. Чё не понятного-то? Можешь хоть щас идти и признаваться с жевачками «Лав исок», –спокойным тоном перебил юношу Илья, пока сам внутри уже горит желанием поделиться этим с Добровольским. Но Илья уже знает, что у него сейчас приёмы и писать об этом лучше вечером, –Она красивая хоть? Антон, не подумав ни на секунду, сразу ответил: —Очень. Она прекрасна. А её глаза… Дядь, ты может быть их и видел, но меня они вводят в ступор всегда, когда я посмотрю на них. Этот Байкальский океан, такой же одновременно спокойный и бушующий, томный и серый, или синий, как упаковка из‐под того молока, –парень показал в сторону гарнитура, где и стоял тот самый синий пакет молока. —Не знал, что ты можешь так сочинять, о великий поэт! –передразнивал его Илья, пока тот сидел и смотрел на него, как на самого бессовестного человека в мире. Антон же ему всю душу излил с этими глазами, а он… —Понятно всё, –завыкобенивался юноша, показывая, что реакция дяди его задела. —И кстати, я серьёзно. Тебе стоит признаться ей о своих чувствах. И как я понял по твоим долгим рассказам-эти шуры-муры у вас однозначно взаимны. Так что поздравляю, парень! –бодро сказал дядя, похлопав племянника по спине. «Ну всё… Я внатуре гей.."–подумал про себя Антон, сидя как статуя и смотря лишь на тот самый пакет молока, который был таким же голубым, как и сам… Парень молча встал из-за стола и вовсе вышел из кухни, чтобы окончательно закончить этот разговор, ведь всё, что он хотел понять-понял, а осозновать это нужно уже только ему самому. Поэтому юноша без каких-либо возраждений решил пойти на крышу. Звучит не очень хорошо, но это хорошо. Только там ему думается свежо и легко, там как-то спокойнее. Заранее взяв с собой личный блокнот со своими многочисленными стихами он вышел из квартиры, вдруг неконтролируемые эмоции нахлынут. Тем временем Илья, услышав, как дверь за парнишкой захлопнулась, взял свой телефон, чтобы сообщить такую неожиданно-удивительную новость Добровольскому. Открыв вкладку с их совместным диалогом он начал писать большой текст: Илья (19:27) Паха, это случилось! Антон и вправду втюрился! Втирал мне про какие-то безумно-красивые голубые глаза, про взгляды какие-то. Короче поплыл пацан.***
Тем временем Арсений, сидевший на мягком диване в его гостинной, держа в руке банку тёмного пива, слушал рассказы приехавшего друга о том, как сегодняшняя пациентка Попова устроила скандал прямо в кабинете отделения. Ну, как сказать слушал… Физически слушал, а мысленно он был вообще не с Добровольским, и далеко не в этой комнате. Мужчина не мог нормально думать о чём-либо, все его мысли заняты лишь парнишкой, который по его фантазии уже уезжает обратно в Воронеж, чтобы больше не видеть лица Попова. Слишком уж сильную вину взял на себя Арсений, хотя ничего плохого и не сделал вовсе, лишь дал понять другому, что их чувства взаимны. Но знал бы это ещё сам Арсений… Слишком всё сложно. —Арс.. ты вообще со мной? Да что у тебя случилось-то?! В конце-концов я хочу знать, из-за чего же мой друг так сидя убивается! —Паш, я совсем не хороший психолог, –однотонным голосом произнёс фразу Арсений, глядя лишь на угол плазмы напротив, как заворожённый, –Я испортил всё, что так хотел восстановить. Уже второй раз я всё испортил окончательно. —Второй ра… Так ты об Антоне?! Попов лишь громко взглотнул, а после сделал несколько больших глотков алкоголя. —Арсений, ёб твою мать! Ты совсем ни черта не понимаешь? Какой раз я уже тебе говорю, что ваша голубковая любовь взаимна? Ты вообще ничего в нём не видишь?! Да он так же по тебе сохне… —Видел бы ты его, когда я признался ему..–перебил вдруг Попов. —Ты ему признался..? –сильно удивился Паша, глядя на «недотрупа» напротив. —Да, Паш, я признался. И дурак понял бы, что ему было противно от моих слов. Я прям чувствовал, как ему хотелось уйти от меня подальше и надолго, –всё ещё безэмоционально продолжал говорить мужчина. Ему было так тошно это признавать, и даже слова друга его не утешали. —Опять ты во всём преувеличивае…–не успел договорить Добровольский из-за вибрации в кармане джинс, которая вещала о пришедшем сообщении, –сейчас, погоди. Паша открыл вкладку личных сообщений со своим другом Ильёй и принялся читать написанный текст. Хитрая и счастливая улыбка всё больше нарастала на лице у мужчины, пока он уже четвёртый раз перечитывал сообщение. В отличии от Макарова, Добровольский сразу понял, о ком же рассказывал тогда Антон, но говорить об этом Илье он не стал, а лишь кратко ответил:Паша (19:29)
Я рад за него, дружище!)
—Всё у вас взаимно, братан. Всё взаимно...***
«Я никогда не видел таких красивых глаз,
Они как небо голубые, голубые…
Их взгляд сводил с ума не раз,
Они как-будто неземные…
Любовь-имя чувствам моим,
Мой шестикрылый эндорфин.
Твои глаза-два океана,
А внимание-для сердца манна.
Я обниму свои колени,
С крыши посмотрю на тени,
Вижу темень светлую я взором,
Сижу, виню себя укором…»
Сидя, с почти вырватой из блокнота бумажкой, Антон перечитывал своё написание раз за разом понимая, что ещё ни в одном его стихе не было столько разных, переданных эмоций. Всего три четверостишия, а так много чувств, отданных этим абзацам. В этом стихе смешалось чувство искренней любви, восхищения, одиночества и чувство… вины? Да, именно. Парень безумно сильно винит себя за такую огромную слабость перед Арсением. Винит себя за то, что не смог тогда на переулке сказать ему тоже самое. Чувство своей же слабости на самом деле-то и не такое сладкое. Хотя оно и вовсе не должно быть таким. Вдруг, листок со стихом мгновенно срывается со страниц блокнота, и плавными, но быстрыми взмахами летит уже за край самой крыши. Антон, со своей заторможенной реакцией, даже не пытается его поймать, лишь сидит и проклинает эту чёртову погоду, которая только и умеет что гадить. Крепко сжав свою челюсть, парень всё же встаёт с холодного пола крыши, наблюдая за до сих пор летевшим листком, в котором были все его признания своих чувств. «Вот же ж падла!"–думает про себя юноша, уходя с этого холодного места в более тёплое. Сейчас только восемь вечера, а его уже рубит спать. Ну кто бы сомневался? Эта усталость под вечер–уже привычное чувство, намеченное в рационе его дней. А ведь завтра ещё и его первый рабочий день в этом городе. Режим работы не приносил никакой радости, ведь вставать в шесть утра–личный ад для Антона. Вспомнив о работе, он не задумываясь решил лечь сегодня раньше обычного. —Я дома! –громко окликнулся Антон, на что получил короткое «Ага». Развушись, парень направился в свою комнату, чтобы наконец крепко вздремнуть и хоть немного отдохнуть от вечных мыслей об этих глазах. И ведь даже не поел, как бы ему не намекал измученный желудок. Просто-напросто забыл..***
В пол девятого вечера Добровольский покинул квартиру Арсения, оставляя того наедине с пивом и неуходящими из головы мыслями. Вот только пиво-то Попову и не нужно сейчас. Сейчас бы ему лишь вздремнуть хоть немного, прикрыть глаза и уснуть, провалиться в очередной свой фантастический сон, в котором нет смысла, отдохнуть от этих навязчивых мыслей, преследующих его повсюду, перестать чувствовать этот огромный груз на себе хотя бы на ночь. Вот этого всего хочется, а не пива дрянного. —К чёрту…–немного опьянённым голосом произнёс себе под нос Арсений, вставая с, уже приевшегося к его заднице дивана, собираясь уходить в свою комнату для поиска снов. И пусть весь мусор в гостинной и не убран, кого это теперь волнует, когда человек настолько себя ненавидит? Зачем ему выполнять эти домашние хлопоты, если никто его за это по макушке не погладит? Лучше же жить в свинарнике одним, да? Нет, нет, нет. Арсений бы так никогда не подумал, даже если обстоятельства были бы совсем плохи. Всё же чистоплотность в нём засела крепко, запуская всё глубже свои корни. Но один же раз можно отдохнуть? Вот и Попов так считает, поэтому он прямо сейчас ложится в свою мягкую постель, не убрав весь мусор от дружеских посиделок в гостинной.Они оба уже настолько
измучали себя сами, что стали
изменять своим привычкам.
А ведь это на них совсем не похоже…