***
—Антоха! Пошли на качелях покачаемся?–кричал до ужаса знакомый голос... Антон обернулся на мужской голос, доносящийся примерно в 10 метрах от него самого, и увидел мужчину, выглядящего на пятилетного сорванца. Красно-синяя кепка с американскими надписями, ярко-оранжевая футболка с принтом симпсонов, голубые, джинсовые шорты с небольшими дырками на ляшках, и такие классные сандали с липучками! Возможно, это показалось бы странным–взрослый мужчина, наряженный как пятилетка, стоит и энергично машет одной рукой самому сновидцу. —Антош... Ну пошли! Я там в детстве качался, там классно!–всё не успокаивался Арсений, зовя мальчишку с собой, но тот стоял как неподвижная стена, которая не в силах хотя бы сдвинуться с места. Как бы не хотелось Антону сделать шаг навстречу, он просто не может физически. Он стоит и видит, как лицо мужчины с каждой секундой преобретает томный окрас. На лице появляется грусть, а морщинки, бывалые от растянутой до ушей улыбки, наоборот исчезают с его лица. Арсений опускает руку, которой несколько секунд назад показывал Антону те самые ржавые качели, и теперь стоит без каких-либо движений, а эмоции выражают лишь обиду и тоску от такого отвержения. Антону хочется выкрикнуть его имя, но горло будто накрыло огромным комом, который не даёт возможности на хоть какие-то издаваемые звуки. Тело вовсе не слушается хозяина, как бы тот не старался подбежать к мужчине на своих неподвижных ногах. Парень наконец понял, что всё это–бесполезно. Его тело не поддаётся никаким движениям, а голос и вовсе пропал. Арсений его не услышит. Попов, развернувшись на сто восемьдесят градусов, медленными шагами направился к тем самым качелям, уходя прочь из зоны видимости юноши. Антону хочется кричать от досады, хочется догонять, догонять, и в один момент догнать.. Но он не в силах. Вдруг, с левой стороны слышится глухой сигнал сирены, и Антон оборачивается торсом на слышимые звуки, но ничего похожего на машину с мигалками не обнаруживает. Развернувшись обратно, парень теряет равновесие, пока ноги точно так же прибиты к асфальту, и в ту же секунду падает на землю...***
Антон вздрагивает всем телом на мокрой, измятой простыне и начинает жадно глотать куски желаемого воздуха, которого сейчас так не хватало... Ещё не до конца придя в себя Антон всё же смог осознать, что это был лишь очередной очень неприятный и странный сон. И вот спустя несколько минут парень уже не чувствовал сонности от резкого подъёма, а наоборот, такое пробуждение помогло взбодриться с утра. Но вот только чувство вины и разочарования как и были в том жутком сне, так и остались по сею секунду... "Шаст, ты совсем бредишь? Это всего лишь сон!"–успокаивал себя юноша, так как после увиденного действительно можешь начать бредить. Неприятно от того, что он так и не смог пойти вместе с Арсением на качели. Жутко от того, что его тело абсолютно полностью парализовало, обездвижилось, а на право голоса ему мешало что-то огромное, застрявшее в горле у парня. Поинтересовавшись временем Антон полез через промежуток между кроватью и небольшой тумбочкой, стоящей справа от неё, и даже не стараясь дотянуться он с лёгкостью хватает длинными пальцами полностью заряженный телефон. Да, в его комнате настенных часов не было, точно так же, как и наручных. Зато был телефон, проживший Вторую Мировую. Помимо указанного времени и обоев с его любимой музыкальной группой, на телефоне также высветилось множество уведомлений, указывающих на чьи-то непрочитанные сообщения. Кстати, времени-то уже как 12:09 дня, а этот сурок до сих пор ещё в кровати. Перейдя по вспывающим уведомлениям Антона перекинуло на диалог с уже почти выученным номером телефона одного драматизированного мужика. Но, одно дело видеть кучу сообщений от него, а вот другое дело–это читать то, что там изложенно... Антон перечитывал каждое сообщение по нескольку раз, но ничего, кроме открытого комплимента он понять не мог. Не в том смысле, что там допустимо много орфографических ошибок, совсем не в том смысле. "За что он просит прощения? Почему считает себя дураком? Что это, блять, значит..?!"–думал про себя парень, пока сам до сих пор читал теперь только предложение с комплиментом. Да, ему становится тепло на душе, да и счастье подступает от таких слов, но видя следующие фразы–счастье и переливистое тепло в душе быстренько сматываются обратно в пыльный шкаф. Что это всё значит Антон хотел выяснить в эти же секунды, но вот писать Попову он не собирался. Сообщениями такую ситуацию не выяснишь. Но и встретиться они не могут... Погодите-ка, почему это не могут? Очень даже могут! Спустя минуту раздумий парень решился на неожиданную встречу с Арсением. Прямо в этой чёртовой поликлиннике, прямо там! Там, где всё и началось... Возможно его затея была очень глупой и не до конца обдуманной, хотя, так и есть, но зато Антон принял это решение с долей уверенности, с частицей надежды, и с огромным-огромным желанием узнать, что же означали эти, присланные сегодня ночью, сообщения. Любопытство так и распирало его всего на куски, а желание и потребность увидеть снова эти голубые глазки, таящие в себе не понятно что, то и дело придавало парню уверенности и трепетной жажды в будущих действиях. Сегодня, как странно, у Антона полноценный выходной. Вроде бы вчера проклинал эту работу за то, что завтра придётся идти на неё снова, а сегодня уже валяется днём в мягкой, помятой и мокрой постели совсем не спеша в это мучительное кафе. Вы спросите, а в чём же дело? Почему Антошенька остался дома? Так вот ответ будет состоять не из какой-то длинной истории, а из подросткового реалити. Ещё в первое рабочее утро Антон успел со всеми поперезнакомиться и уладить контакт с новыми знакомыми в этом городе. Один из таких же работников, как Антон, а точнее–самый младший парень в коллективе, работает в этом небольшом кафе уже как полгода по семейным обстоятельствам, а также из-за крайне маленького бюджета. Подробности Филл (да, так его зовут) конечно не стал рассказывать парню, которого знает несколько часов, но саму причину нахождения в этом заведении он просветил Антону. Так вот, чаевых ему оставляют крайне мало, из-за его медлительности посетители регулярно жалуются на младшего официанта самому директору, и тот, в плане наказания, отнимает одну третью долю из его зарплаты. В общем, денег за работу выходит довольно-таки мало. И вот вчера, в окончание рабочего дня, Филлип попросил Антона, чтобы тот отдал всего два дня от его смены младшему работнику. В тот момент Антону хотелось отказать, ведь на его носу не малый кредит матери, который нужно гасить, и деньги были нужны позарез. Но гадкая жалость ко всему живому ни с того, ни с сего напала на юношу в считанные секунды, и тот, недолго думая, согласился. Всё равно юноша в первый день уже приличную сумму заработал, и даже больше, чем за всю неделю официантом в Воронеже. Так что, почему бы не устроить себе отдых, который так кстати, ведь свободного времени навалом, а это повод уже собираться бежать на работу к***
Громкий, прошибающий ушные перепонки лежащего рядом мужчины, звонок оповестил о новом сообщении хозяина телефона. Целую ночь телефон Арсения пролежал на мокром, от пролитого коньяка, белом ковре и не раз поднимал всю, не до конца впитавшуюся, влагу своей вибрацией. У Попова никогда не было привычки ставить телефон на беззвучку или авиарежим, и иногда это срабатывало в не лучшую сторону, так как слушать, уже такой приевшийся, звук кричащей птицы–нельзя назвать удовольствием. Арсений, вальяжно потянувшись всем телом на довольно-таки узкой кровати, чуть с неё не слетел. Спина ужасно болела от несколько-часовой, изогнутой позы, в которой и пролежал всю ночь Попов. О ноющей голове лучше уж второй раз не рассказывать, ведь чтение о похмелье не доставляет никакого удовольствия даже ЗОЖникам. В горле сухо, да так, что с этим бы не сравнялась даже та самая пустыня "Сахара". Жажда мучала дневную жертву, и эти муки были сильнее больной спины и жуткой лени, поэтому мужчина спустя долгих, по его мнению, две минуты он всё же криво, но встал с кровати. Такой же кривой и неустойчивой походкой, собирающей все углы помещения, он дошёл до кухни, где, к огромному счастью, стояла в охлаждающем холодильнике желанная минералка. Выпив почти половину из полуторалитровой бутылки Арсений перевёл взгляд на, тикающие во всю свою звучность, настенные часы. "Какого... Блять!" Подавившись газировкой, мужчина согнулся в спине, чтобы откашляться, но боль не давала такой возможности. Ну не мог же он проспать! Да почему не мог-то? Проспал же! Его пунктуальная лихорадка сейчас бушевала во всю. На лице была лишь лёгкая паника, а в теле начинал двигаться определённый механизм, который помогал ему передвигаться с быстрой скоростью по дому, не собирая при этом острые углы дверей или комодов. Придя опять же в гостинную Попов взял в руки свой влажный и липкий телефон и увидел на высветившемся дисплее восемнадцать пропущенных вызовов от Добровольского и почти столько же сообщений от данной персоны. Поняв всю ситуацию и вспомнив ту вчерашнюю часть, где он так беспоследственно покупает ту самую недешёвую бутылку коньяка, а после в его воспоминаниях всё расплывается белым паром, ему стало безумно стыдно за свой проступок перед самим собой, другом и утренним пациентом, который скорее всего ждал его у кабинета длительное время. Хочется покляться себе, что он больше ни за что не ощутит ни глотка этой отравы у себя в глотке, но сразу приходило и понимание того, что эта клятва произнесётся впустую.***
Арсений давил на газ с неминуемой силой, ведь дорога, по которой он постоянно едет на работу всегда была свободной и пустой, так как о ней мало кто знал, да и объезд для некоторых покажется сложным, но не для Попова. Дорога от дома до работы по его личному маршруту занимала минимум минут десять езды, но сегодня он смог добраться за пять минут, не считая поисков свободного места на парковке. В голове было одно: не потерять,свойственный всем, статус "самого пунктуального человека".***
Антон, переходя перекрёсток, уже приметил в своём взоре его новое место работы, а точнее кафе "Мечта", уже неподалёку от работы Арсения Сергеевича. Антон понимал, что он всё ближе и ближе с каждым шагом к неизбежному разговору, который всё равно когда-то да случился бы. И сейчас ему эта мысль не доставляла ни недавнего любопытства, ни уверенности, а всего-навсего лишь потные, дрожащие руки, да сам страх перед неизбежным. "Ну и трус же ты, Антох.. Тебе же всего-то нужно задать главные вопросы и услышать на них ответ. А ты уже ссышься, хотя ещё даже в здание-то и не зашёл.."–отчитывал себя парень, всё же ускоряя свой огромный шаг, идя уже более чем ускоренно. Через пару минут Антон уже находился у входных дверей клиники, и, покрестившись три чётких раза, зашёл в само здание. Хотелось бы сказать, что ему совсем не страшно, но... —Ух ты ж блять!–крикнул Антон, дёрнувшись так, будто его охватили судороги. Пожилая женщина, сидящая в своей каморке в холле, спросила у вошедшего только что паренька куда и зачем он направляется, на что получила необоснованное ругательство. Либо слишком неожиданно, либо пожилой, хриплый голос настолько жуткий. Либо он совсем уже крышей поехал. Юноша, повернувшись лицом к старушке, уже попрощался с верой в Бога, ведь его молитвы не были услышанны, и сейчас он, скорее всего, получит сотню непристойных, старушечьих оскорблений в свою сторону, слова которых будут вспоминаться ему ещё долгие годы... Но вместо возмутительного лица бабульки, он увидел лишь оценивающий, с её стороны, взгляд, а после её гримасса с изогнутыми морщинами сменилась на такое знакомое, обидное ему выражение лица, как жалость. Скорее всего пожилая женщина, увидев жуткую худобу парня, сделала отдалённо свои выводы на том вопросе, что же он забыл в этой поликлиннике. Больше не в силах смотреть на это, скорее неосознанное, оскорбление Антон вернулся на путь своего маршрута и направился дальше по коридору, так ничего и не ответив жалостливой старушке. А та, в свою очередь, решила не задавать основных вопросов "Куда? Зачем? И почему?", так как видела, что попал паренёк в правильное место. Поднимаясь на нужный этаж, Антон думал, что же он скажет ему после того, как снова увидит те глаза. А точнее, сможет ли он вообще хоть что-то сказать? Ответа на свой мысленный вопрос он всё же не услышал, так как его прервал звук говорящей женщины-робота, которая сообщила о совершившем подъёме на нужный этаж. Это как бы маячок, что нужно не думать, а уже, блять, выходить из лифта и делать задуманное! Номер "311" не внушал никакого доверия и признаков счастливой ауры. Так, потому что это психушка! Какая тут счастливая аура?! —Просто постучи... И он постучал. Никто не откликнулся. Идёт первая минута. Никто за дверью так и не реагирует. Парень сделал ещё несколько стуков. Ответа всё же не последовало. Дёрнул ручку двери–заперто. "Пиздатенько! Припёрся, Антоша, хуй пойми к кому! Жди его ещё тут теперь, как Хатико.." И он на самом деле ждал. С паникой, с чувством угнетающей неизвестности, с небольшой усталостью, но ждал. "А вдруг у него сегодня выходной? Или он вообще решил просто не появляться? Может он в кафе сейчас сидит? А если ему позвонили и сказали, что я тут такой-сякой припёрся, и он специально не идёт на работу... Да ну, бред. А если не..." Не успев закончить свои, плывущие в угнетении, мысли Антон резким движением шеи повернулся в сторону ближацшего лифта, который в эти секунды отворял свои выдвижные дверцы. От увиденного сердце паренька застучало чаще, а ладони вспотели с моментальной скоростью.***
Сердце билось неуравновешенным ритмом, а часы на запястье гудели от каждого секундного щелчка, заставляя мужчину ускорить шаг. Мимолётно поздороваясь с шестидесяти двухлетней тётей Верой Арсений добежал до единнственного лифта в этом здании и начал нервно тыкать на кнопку думая, что так он приедет к нему быстрее. Но увидев что лифт ехал к нему с третьего этажа он ещё сильнее начал стрессовать. "Может это Пашин пациент? Или просто какой-нибудь соседний врач? Может это вообще мой пациент?! А есть ли они у меня вообще сегодня?" Всю поездку в лифте Попов перекручивал мимолётные предположения, которые не приведут его ни к чему, пока дверцы лифта не отворятся, и он не посмотрит своими глазами ситуацию. Сердце до сих пор не сбивалось со своего ритма, будто он прямо сейчас танцевал самое сложное танго на свете, а руки так и рвались поправить в очередной раз такой удушительный галстук, который в свою очередь висел на нём, как на вешалке. Буквально бегом вылетая из лифта, мужчина стал шнырять своим взглядом по всему третьему этажу думая, что найдёт причину своего значительного стресса. И он нашёл. Только совсем не то, что он мог бы предположить даже в своих путающихся мыслях. Сердце забилось в два раза чаще и уже нарывалось вылететь наружу. Кучерявый парень сидел перед дверью его кабинета. И вот в это мгновенье их сердца заколотились в унисон.. —Антон? Ты... ты чего тут сидишь?–задал интересующий его вопрос Попов. Антон резко встал с табуретки, поворачиваясь всем телом в сторону мужчины. —А я это, ну, к вам пришёл, п-поговорить..–от нестабильности его внутреннего состояния в эти секунды парень стал заикаться в словах. Руки машинально полезли к кучерявым прядкам на голове, намереваясь уложить их в левую сторону. Нервничает. И очень сильно. Да и Попов тоже не отстаёт. Он и представить не мог, что увидит его ещё хоть раз в этом здании у кабинета "311". Думал, что и вправду сбежит, не собираясь больше решать свои проблемы у такого проблемного психолога. Удивительная встреча. —Хорошо, давай поговорим, только лучше делать это у меня в кабинете, так же ведь?–задал риторический вопрос Арсений, медленным шагом подходя к двери. Антон на это лишь кивнул, но заметить этот кивок мужчина не мог, ведь был повёрнут лицом к двери, открывая её в этот момент. Зайдя в проветренный кабинет психолога Арсений прошёл к своему рабочему столу, чтобы включить чайник. Антон же в этот момент замялся в пороге, точно так же, как и в первый их встречный день, вот только обстановка тогда была не такой напряжённой. —Может ты прой... —Арсений Сергеевич, а что вы тогда имели ввиду..? Неожиданно. Мужчина застопорился на месте, не поворачиваясь к своему молодому собеседнику. "О чём он? Когда "тогда"?" —О чём ты, Антош? Парень сглотнул. Ему определённо нравится то, как его называет Арсений, какой тембр в голосе он использует, когда говорит его имя, но не в такой ситуации, нет. Этот разговор должен получиться определённо серьёзным и чётким. Без подобных "Арсеньевских" уловок. —О том, что вы вчера мне написали ночью. Что вы тогда имели ввиду? И тут его прошибли воспоминания... Арсений берёт свой телефон, лежащий на краю дивана, в руки. Он врубает почти пустой диалог с Антоном. И тут его, пьяного в хлам, просто-напросто разносит:Вы: (21:49)
Приает, Антош.
(21:50)
Хоткл сказать, что тебк очень идёт твой рабочий костюм.
(21:51)
Розовый тебк к лицу, малыш.
(22:01)
Прости меня, пожалуцста.
(22:03)
Я дурак, дурвак, дурак, дурвк!
(22:10)
Прости меня, и сладких снлв.
—Арсений Сергеевич..? Вы ч-чего?–боязливо спрашивает Антон, смотря на лицо мужчины, которое всем своим видом показывает несколько чувств сразу. И выглядело это жутко. Стыд, осознание и подавленность... Вспомнив своё, грубо говоря, признание, и, мягко говоря, простой комплимент, Арсению стало стыдно, будто он, влюблённый восьмиклассник, прямо сейчас признался в любви. Хотя... ему уже не впервой. И от этого создаётся подавленное ощущение внутри живота, будто что-то стягивается в неприятный ком и давит тебя в пол. Но, помимо всех перечисленных ощущений в нём присутствует самое приятное и побеждающее всё самое плохое в нём–чувство облегчения. После этого недопризнания Арсению и впрямь стало легче, что вчера ночью, когда он заснул после отправки в диалоге нескольких фраз. Вы скажете, а не заснул ли он так крепко из-за большого количества выпитого алкоголя? А я скажу вам... Нет! Ха! Как всё до жути просто, и одновременно сложно. Тем вечером Арсений мог и дальше выпивать кучу купленного алкоголя, и не хотеть спать до самого раннего утра, но неужели он всё же смог так крепко заснуть, так и не допив свой пролитый коньяк, из-за каких-то написанных сообщений? Да, это вполне реально, разумно и обоснованно. Ведь тот комплимент, те извинения–единственное, что он хотел сказать весь вчерашний день Антону. Единнственные слова, которые он жаждал произнести в порыве опьянения. И он их хоть и не произнёс, но изложил в почти пустом диалоге с Антоном, и это принесло ему как облегчение, так и умиротворение. А после, он, как по щелчку пальца, засопел младенцем. —А... эм, Антон. Той ночью я сказал тебе то, что хотел сказать. И сказал это искренне. Точнее, ну... написал. И я думаю нет смысла проговаривать то, что и так и тебе, и мне понятно, как дважды-два,–однотонно, хоть и с долей переживания, сказал он стоящему напротив пареньку. Тот, в свою очередь, завозмущался, не удовлетворившись таким ответом, ведь идя сюда он думал совсем о других словах, которые ему так хочется услышать прямо сейчас. —Но, Арсений Серг... —Антош, можно просто–Арсений,–мягко предложил ему Попов. —Но, Арсений! Неужели вам не кажется, что всё, что происходит между нами, не должно оставаться безназванным? Неужели я единнственный из нас, кто рассуждает разумно?–возмущения и обиды у Антона сейчас хоть отбавляй. Вагон и маленькая тележка. И всё это Арсений читал у него на лице. Сказать, что ему было так же обидно от своих слов, как и Антону–ничего не сказать. —Тош, пойми, что я не могу рассуждать разумно, ведь всё, что происходит со мной при виде тебя, у меня впервые, абсолютно впервые, Антон. И как бы я не хотел дать этим чувствам точное название–я не могу. Мне определённо нравится то, что я ощущаю только при малейших твоих касаниях, и не хочу лишиться этих чувств, но я думаю, что сейчас нужно решать тебе, есть ли у тебя ко мне чувства, и какие они. Не так давно я признался тебе в своих искренних чувствах, и буду ждать ответа от тебя. Торопить не буду, конечно, но если ты пришёл сюда, чтобы сказать мне об этих чувствах, то... —Вы мне тоже.. —Что... "тоже"..? —Вы мне нравитесь. Ну вот и всё. За такой короткий разговор они дали точное название своим чувствам. У обоих завибрировало в животе, но это не бабочки, нет. Это что-то связующее их воедино вибрирует под рёбрами у самого сердца. Может, эндорфин вливается в их кровь? Или это разряд тока проходит по ним от кончиков пальцев до корней волос. Или это что-то... Да чёрт его знает! Главное, что это чувство приятно проходит по обоим парням, застывшим и таким гармоничным. Громкий щелчок чайника поставил точку на их серьёзном разговоре, напоминая о своём существовании. Но оба проигнорировали этот щелчок, будто бы его и не было вовсе, а просто продолжали стоять и смотреть на друг-друга своими влюблёнными глазами, с такими неприметными, но ощущаемыми улыбками на лицах. Послышались несколько стуков в дверь. Арсений отмер первым и сразу зашевелился, идя к своему рабочему месту. —Войдите! В кабинет вошёл Павел Добровольский. —Ой, Антоха, здарова. А ты чё тут, на приём пришёл что-ли? Антон, несколько секунд назад смотря на вошедшего только повёрнутой головой, повернулся всем телом. Его выражение лица выражало лишь лицо определённого затупка. Ведь сейчас он даже и слов найти не мог, чтобы ответить на такой простой вопрос. Стоял и теребил руками всё что только попадётся ему под руку. —А..эм... —Можно сказать и так. Ты что-то хотел, Паш?–спросил Арсений. —Ну.. да, хотел,–Паша посмотрел на обоих парней, как будто те натворили что-то безумно жуткое, и теперь пытаются скрыть содеяное,–Я за бумажками с отчётами по последним пациентам зашёл. Они же у тебя?–спросил Добровольский у Арсения, подходя к его рабочему столу. —А, да, у меня. Посмотри в том шкафу,–мужчина указал на невысокий стенной шкаф, стоящий рядом с двумя креслами. Павел подошел к шкафу и стал рыться в груде ненужных и нужных бумаг. За открытым окном слышались вопли и крики, играющих на площадке, детишек. Также отчётливо был слышен скрип старых качелей, которые стоят на площадке, наверное, уже лет пятнадцать как минимум. Поколение менялось, и эти самые ржавые качели видели, как минимум, два поколения, выросших на этой площадке ранним детством. Дети визжали так, что с третьего этажа у слышащих могло заложить уши, не говоря уже о проходящих рядом у этой площадке людей. —Арс, закрой ты уже окно! У меня щас уши отпадут! Эти качели уже давно нужно было снести..–заворчал Добровольский, больше недовольный не от криков и скрипа, а оттого, что уже как пять минут застрял в поисках этих бумаг. Пока Арсений закрывал насквозь открытое окно, Антон же стоял в полном ступоре. Его моментально прошибли утренние воспоминания о сегодняшнем сне. Качели. Махающий Арсений. Обездвиженность. Потеря голоса. Потеря брюнета. Потеря... Прошедший давным-давно страх пришёл к парню с удвоенной силой. Необоснованный страх. Вроде бы уже всё более чем хорошо. У него же взаимная любовь с брюнетом, который в эти секунды был рядом, но вот осознание того, что тот сон нереален, и что он уже давным-давно прошёл, ещё не появилось в голове Антона. Парня пробило дрожью по всему телу. Лицо парня не выражало ни единой эмоции, несмотря на внутренне состояние в теле. —Анто-он! Тоша! —Ч-что..?–спросил юноша, всем видом показывая, что он сейчас не с ними, и вообще не в этом кабинете. Наверное, снова в том сне... —Тош... Ты чего? Иди лучше приляг на диван, полежи,–мягким, взволнованным тоном сказал Попов. Антон не двинулся ни на шаг, всё так же стоя и смотря в даль взором из окна. Арсений что-то промямлил другу, и после они оба взяли парня, сделав его в висячем-лежачем положении. Арсений за колени, а Добровольский держал одной рукой спину, другой придерживал за плечи. Они уложили его на кожанный, нежно-бежевого цвета диванчик, и осмотрели его с ног до головы. Юноша совем побледнел. Арсений был до жути взволнован состоянием парня, ведь ни с того, ни с сего впасть в ступор, побелев до цвета бумаги–не нормально. Паша же был точно так же взволнован от ситуации, и хотел бы помочь привести Антона в порядок, но узнав время он понял, что уже как десять минут его ожидает пришедший к нему пациент, поэтому ещё раз осмотрев парня и сказав что-то Арсению он скрылся за дверьми, оставляя Попова одного в такой неожиданной ситуации. —Арс..сений Сергеевич, там правда классно? –вдруг неожиданно заговорил лежачий, чем сильно напугал Арсения. —Что? Антон, ты о чём?–не понимал брюнет. Он взволновался ещё сильнее думая, что у юноши подошла белая горячка. —Ну, на той качеле правда классно..? Арсений, стоя прямо над парнем, повернул голову в сторону окна, и посмотрев на ту самую площадку, будто что-то вспоминая, сказал: —Нет, Антош, там совсем не классно. Совсем. Оба вмиг замолчали. Оба вновь ушли в свои воспоминания, которые были такие разные, но их совмещало только одно. Та самая площадка. —Если тебе лучше, то... Может съездим куда-нибудь? Нас ждёт с тобой ещё один разговор. Парень конечно же согласился, не подав никакого виду к последним словам, но вот незадача...Знал бы он, насколько
серьёзный разговор
затеял Арсений Сергеевич.