Зима

"И хотя с тех пор, как проходил здесь Турин, минуло двадцать лет и ещё три, путь этот намертво запечатался в его сердце..." ( "Дети Хурина" Дж. Р. Р. Толкин)

Италия радостно улыбнулся, ловя ртом искрящиеся в свете ярких фонарей снежинки. Высокое тёмно-синее небо не давило на плечи, но казалось сводчатым потолком в огромном соборе; холодный ветер рассыпал в воздухе крупинки хрупкого кружевного льда, отражающего свет яркой полной луны. Холодно. - Правда красиво, Дойцу? - восхитился Варгас, рассматривая снежинку, упавшую на тёмный рукав куртки, - зима... В этом году она рано, да? Воздух рассыпался горным хрусталём, растворяя в себе облака пара дыхания. Фельчиано набрал в руку пригоршню снега, растапливая его своим теплом. - Италия, одень перчатки, не надо портить себе кожу рук, - одёрнул союзника Германия, мягко улыбаясь. - Сегодня холодно. - Дойцу... - обиженно надул губы Варгас-младший, но покорно достал из карманов пару перчаток и одел их, отряхнув ладони от воды и подтаявшего снега. Наступило молчание. Людвиг грел дыханием замерзшие в тонких кожаных перчатках пальцы, то и дело бросая взгляды на улыбающегося союзника, с которым он планировал провести все оставшееся время до возможного конца света. То есть до весны. Варгас зябко повел плечами. - Нэ, нэ, Дойцу... - наклонил голову вбок шатен, пытаясь заглянуть в глаза Германии. - Скажи... Ты веришь в то, что нам говорили на собрании? Я, конечно, толком не понял, но мне показалось, что там говорили что-то про конец света, который со дня на день придёт... И, знаешь, мне почему-то стало так грустно, когда я подумал, как это ужасно, конец света... После него ведь нельзя будет есть пасту, да? И с тобой видеться? Это ведь плохо?.. Да?.. Людвиг не мог понять, что ответить на такое странное для беспечного итальянца высказывание. И паузу было просто нечем заполнить... - Нэ, Италия... - смутился Крауц, - я собираюсь посетить все самые красивые города Баварии... Может быть, ты поедешь со мной? Милое личико Варгаса внезапно просветлело, расцвела улыбка на его устах. Он кивнул, тряхнув медовыми волосами. - Тогда одень шапку. - Выдохнул Людвиг, чувствуя облегчение от того, что вернулся в привычное русло общения со странным союзником. Улыбка сошла с заалевших на морозе губ итальянца: - Но у меня нет шапки, Дойцу, я не думал, что у тебя в стране так холодно... Не говоря больше ни слова, Крауц снял свою шапку и надел ее на голову младшему Варгасу, схватил последнего за руку и повел его к Хауптбанхофу. Уже совсем скоро Италия и Германия стояли на просторной чистой платформе возле расписания поездов, которые идут этой ночью. Холодно. Людвиг нервно переступает с ноги на ногу, прячет свободную руку в карман, стараясь согреть почти не слушающиеся пальцы. Другой рукой он касается ладони союзника, как будто боясь его отпустить от себя даже на короткое мгновение. Он смотрит в даль, думая о проблемах насущных. По рельсам почти бесшумно скользит поезд, разгоняющий ярким светом фонаря искрящийся подобно топазу многогранный мрак. Тиканье часов. Холодный ветер, льдистый воздух, врывающийся в легкие, еще не прогревшись. Высекая искры, поезд проезжает мимо, бросая световые пятна на платформу. Фельчиано не смотрит на друга, ибо чувствует тепло его пальцев, крепко сжавших его руку. Даже если то, что говорили остальные - правда, и конец света совсем близко, ему больше не о чем сожалеть, ибо все, о чем он только мог мечтать, сбылось. Он счастлив, что перед концом он может быть рядом с тем, кто ему является лучшим другом... А Крауц не может не думать о союзнике, его первом, единственном и, кажется, последнем настоящем друге. Только жаль, что так странно все сложилось. Жаль, что уже неожиданно подобрался конец... Через минуту перед ними стоял поезд. Людвиг подошел к дверям и выжал кнопку открытия. Двери бесшумно распахнулись. Союзники молча вошли в вагон, радуясь теплу после стояния на морозе. Поезд тронулся, монотонно раскачивая вагоны, как будто убаюкивая поздних путников, не знающих покоя даже такой прекрасной ночью, как эта. Друзья заняли места примерно в середине вагона: Фельчиано - у окна, а Людвиг - у прохода. - Ехать долго, сними куртку, - негромко посоветовал Крауц, боясь разбудить других пассажиров, задремавших в своих креслах. Итальянец кивнул и стал неспешно стягивать с себя перчатки, которые фактически не позволяли ему ухватиться за замочек молнии. Вскоре оба с удобством разместились на выбранных местах, погрузившись в приятное молчание - им было о чем подумать в зыбкой тишине. Окна казались непрозрачными, как будто бы поезд ехал в бесконечном темном тоннеле, куда не проникает свет. В вагонах царило почти лето - воздух пронизан был светом и теплом, которого было нынче не найти снаружи. Час за часом. Италия задремал, положив свою голову на плечо лучшему другу, мирно созерцающему свое отражение в тусклом зеркале стекла. - Фельчиано, просыпайся! - потряс за плечо союзника Людвиг, - пора выходить! Итальянец сонно приоткрыл глаза, еще не вполне понимая, что с ним происходит, но, увидев перед собой Крауца, мгновенно припомнил все, что происходило в последний день: собрание встревоженных стран, разговоры о неизвестной опасности, нависшей над всем миром, испуганные взгляды людей... Друзья схватили свои куртки и выскочили из поезда на платформу, держась за руки. Тихо захлопнулись двери, электричка бесшумно заскользила дальше, за ней послушно бежали призраки тепла - блеклые пятна света от окон. Холодно. Этот едкий северный ветер, вопреки всему пахнущий морем, легко проникал под свитера, добираясь до самой кожи. Страны стояли на открытой платформе, чуть припорошенной серебристым снегом, скользящим по гладкой поверхности асфальта, темным пятном расплывающимся под зимними ботинками. - Harzlich willkommen im Bamberg, - на выдохе прошептал Людвиг, любовно наблюдая, как на лице союзника отражается непонимание. - Что? - переспросил Варгас, прижимаясь к мускулистой руке Людвига, пытаясь согреться. И вдруг оба, не сговариваясь, сорвались на бег, выдыхая облака белого холодного пара. Холод легко забирался под их расстегнутые куртки, свитера. После теплого вагона ветер казался еще сильнее и безжалостней, но легкие легко втягивали его, прибавляя сил мышцам. Оба легко сбежали по ступеням вниз и оказались в подземном переходе, чьи стены покрывали яркие картинки, нарисованные детьми-школьниками, учащимися в местных школах. Не смотря на них, оба пробежали дальше, спасаясь от зимнего холода, промозглости и сырости. Только гулкое эхо шагов гудело под сводами. И наверх, туда, где снова веет ветер. На платформу, только уже ближнюю к выходу со станции. Крауц, толкнув входную дверь, вбежал в здание вокзала и остановился, восстанавливая дыхание. Еще мгновение и за ним ворвался Фельчино, смеющийся морозу и зиме, веселой игре... Им стало тепло: вокзал отапливался. Они постояли несколько секунд молча. - Добро пожаловать в Бамберг, Фельчиано... - наконец перевел немец, коснувшись кончиками пальцев медовых волос друга. Тот кивнул и порывисто обнял защитника, зарываясь лицом в его шерстяной свитер. - Дойцу... - только и прошептал итальянец. - Пойдем, я покажу тебе центр мира - пуп земли, - они вышли через другую дверь на улицу, все еще тяжело дыша, намереваясь добежать до центра города, где собраны все достопримечательности. Совсем стемнело, лишь фонари освещали дорогу одиноким путникам, весь город спал за завесой закрытых и потухших окон, за замками дверей. С неба посыпался снег искрящийся, колкий, зимний, тот снег, которого все ждут с нетерпением в канун Нового года. Дорога неслась под ногами, дома скользили мимо, погруженные в задумчивость... Снег и холод. Германия что-то рассказывал на бегу своему другу, но младший Варгас не слушал его историю, он слышал лишь его голос мягкий и спокойный, ровный, вслушивался в тяжелое дыхание... Ему становилось страшно, когда он думал, что все это может кончиться: и зима, и безумный бег, и этот голос, пронизанный искренней любовью. Фельчиано еще помнил, как однажды Наталья сказала ему: "Любовь - это боль," а потом ушла прочь, подобно видению. Еще свежо в его памяти было воспоминание о последнем собрании стран, когда впервые объявили о "Конце света", тогда Лихтенштейн заплакала, уткнувшись в плече брата, а Литва бросил печальный взгляд на Феликса... В одно мгновенье все страны вообразили себе одно и то же: потерю, после которой невозможно жить, смерть одного, забирающую две жизни, конец всех надежд. В чьих глазах тогда не полыхнул страх?.. А потом всепоглощающий скептицизм и недоверие. Но всего на миг все почувствовали одно и то же - пустоту и отчаяние, тьму, в которой нет света. "Блять," - прозвучал тогда одинокий голос Брагинского, не привыкшего выражать свои мысли иначе, не матом. Тот страх был и в его глазах - Фельчиано видел. - Вот и он! - услышал итальянец голос немца и вдруг обнаружил, что стоит на огромной площади, прямо возле какого-то странного стеклянно фрагмента среди бесконечных подогнанных камней диабаза. - Здесь раньше была колонна, которая обозначала, что здесь есть центр мира, - немного неуверенно начал объяснять Крауц, плотнее кутаясь в куртку: на открытом пространстве ветер уже ничто не могло сдержать. Все летел снег, белый-белый, красивый. Холодный воздух был наполнен незабываемым ароматом, пришедшим откуда-то из далекого прошлого, но Италия не помнил, откуда именно. Что могло так пахнуть? Фельчиано никогда не сомневался в своей правоте: так пахнет счастье. Счастье на краю пропасти, тот миг, когда внезапно осознаешь, что всю жизнь прожил с искренней улыбкой на устах, но вот пришел миг проститься с прошлым, сделать шаг вперед. Сколько раз этот аромат являлся к нему? Не счесть, все уже забыто, ибо осталась лишь холодная снежная пыль. Где-то вдали по площади ехал одинокий туристический автобус с горящими окнами, видно, наполненный людьми, приехавшими насладиться красотой готических соборов и резиденций. Сверху нависал огромный Dom*, как зовут его немцы... - И здесь еще сохранились окна 1703 года... - Крауц все говорил и говорил, не обращая внимания на экскурсанта. И вдруг запнулся на полуслове, взглянув на друга. "Интересно, остальным так же грустно, как и мне?" - Еще будем жить, не бойся, не плачь, - вдруг улыбнулся Людвиг, взглянув на Италию. - Не плачу, Дойцу. - Прошептал Фельчиано, вытирая рукавом выступившие на глазах слезы. И снова отбросил грустные мысли прочь, решив прожить беззаботно еще хотя бы пару часов, чтобы хоть на один крохотный шажок приблизиться к мироощущению своего друга, искренне восхищающегося готическим стилем, маленькими фахверковыми домиками с окнами в крыше. Пусть даже это и бесполезно... Людвиг потрепал друга по медовым волосам, вглядываясь в его раскрасневшееся лицо. - Знаешь, здесь есть место, приносящее счастье. Говорят, оно даже желание может исполнить. - Снова заговорил блондин, - вон, видишь того льва?.. - он неопределенно махнул свободной рукой в сторону собора. Все его движения были нерезкими, как будто он боялся напугать беззаботного итальянца, как горную лань, чутко прислушивающуюся к шуму зеленой листвы. - Льва?.. - не понял Варгас: он не видел ничего даже отдаленно напоминающего фигуру могучего хищника. Крауц кивнул и зашагал в сторону здания, жестом позвав за собой союзника, который сразу же поспешил догнать защитника. Они поднялись по мраморным ступеням к огромной двери, ведущей в главный зал собора; возле входа лежала огромная серая каменная глыба, неровной поверхности которой и коснулся Людвиг, на миг прикрыв глаза. - Вот он, можешь загадать желание. Тебе нужно только погладить его, мысленно произнеся просьбу, - стал объяснять немец, - конечно, на льва он не очень похож, но будь уверен, от этого он не теряет своих мистических свойств! - он рассмеялся, как смеется каждый житель Бамберга, достаточно хорошо знающий историю своего города. Фельчиано недоверчиво кивнул и положил руку на холодную голову могучего зверя, закрыл глаза и одними губами проговорил свое желание, провел кончиками пальцев по истершейся гриве и снова взглянул на друга, ожидая увидеть насмешку в его глазах, но немец был серьезен и несколько мечтателен, что было совсем непривычно. - Я загадал... желание... - прошептал Варгас, потянув Крауца за рукав. Снова задул северный ветер, приносящий еще больший холод. - Пойдем отсюда, здесь холодно, Дойцу. Людвиг кивнул, и они медленно сошли по ступеням. Через пару секунд они уже бежали вперед, рассекая тонкую кисею начинающейся вьюги. И в порыве счастья не видели они безликой тени, скользившей за ними по холодным стенам домов.