Но от себя не сбежать уже никуда, Ты повторяешь в священном бреду. В последний вагон уходящего поезда,
Запрыгивая на ходу Ундервуд — Последний вагон уходящего поезда
За обедом оба сидят над тарелками и, как сговорившись, не едят. У Арсения во рту привкус мороженого и поцелуя, но этого, конечно, быть не может — поцелуи-то не имеют собственного вкуса. Получается, что поцелуи — это вода? Что-то на киркоровском, а Арсений решительно не любит русскую попсу. Он то и дело трогает свои губы, не веря в произошедшее, будто бы может нащупать там доказательства. Арс возит по поверхности жижи ложкой, сталкивает нарезанные перья зелёного лука между собой. Кусок в горло не лезет: что же будет теперь между ними, как себя вести — эти и миллионы других вопросов, на которые не знает ответа даже Вассерман, — и от мороженого, съеденного перед обедом. Антон снова сбежал как кипящее молоко с кастрюльки. Арсений раздосадован и надеется, что тот сделал это не потому что ему захотелось от отвращения проблеваться. Мама сама на себя сетует, что дала сладкое перед обедом. В это время Арс украдкой смотрит на брата и ловит такой же косой взгляд. Они синхронно хихикают, а потом это превращается в неконтролируемый смех, через который Арс снимает послепоцелуйное напряжение. Облегчение такое, будто он сбрасывает с плеч тяжёлую зимнюю курточку и уже ставшую маленькой шапку. Мама молчаливо смотрит на них несколько секунд и с улыбкой говорит: — Да уж, в детстве вы такими дружными не были. Всё друг у друга игрушки отбирали. Ты, Арс, с Антоном вообще дружить не хотел, он за тобой ходил хвостиком. А сейчас прям братики. По голове словно чугунной сковородой припечатывает, на языке появляется металлический привкус, хотя физически ничего не происходит. Единственное, о чём думает Арс, это: «Хоть бы Антон не загнался». Чтобы снова не ушёл в себя. А ведь им нужно столько всего обсудить. Они же только-только раз поцеловались… — Ну, чего молчите? Пока Арс подбирает слова, Антон рядом удивляет — громко угукает, поправляет волосы и добавляет с улыбкой: — А чего тут скажешь, так и есть. Если бы не кожа, такое чувство, что от облегчения Арс расплылся бы жижкой по мебели, сквозь щели в полу проник бы в подвал и растёкся на банки с консервацией. *** Антон отчего-то не ждёт парного молока, как обычно, а спешит выбраться из дома, как только они загоняют корову в хлев. Арсению очень хочется верить, что это потому что мама не отходила от них ни на шаг всё это время, и они только и могли, что тишком улыбаться друг другу. Когда Антон не видел, Арс позволял себе и попялиться — майка брата не скрывала ключиц, которые хотелось вылизывать как вкусный йогурт со дна стаканчика. По дороге на край села Арсению хочется касаться Антона до зуда в кончиках пальцев каждую грёбаную секунду. Арс поправляет мягкие прядки русых волос, стряхивает невидимую пыль с плеч и снимает ворсинки с одежды. Хорошо, что кофта на Антоне старая и в кошачьей шерсти вся, будто бы тот специально в ней извалялся, иначе оправдать свои действия было бы не так просто. Они болтают без умолку, наперебой вспоминая детство: как учились кататься на велике и Арс поехал только после Антона: злость, что у того получалось, а у него нет, поборола страх; как катались в саду на качели, — верёвка из сарая и досочка с четырьмя пазами по бокам, — сделанной дедом; как выбирали другую дорогу, если на пути были гуси. Словом, самое приятное обсуждение после сплетен. То и дело Арс спотыкается, потому что смотрит не под ноги, а на Антона. Руки у него такие заботливые и крепкие: всякий раз он не даёт Арсу вспахать носом землю. Пару раз у Арсения даже получается притвориться, что он спотыкается. У Антона в глазах искрятся смешинки — вероятно, из Арсения актёр, как из хуя грабли, но брат неизменно ловит, оставляя руку на чужом плече чуть дольше положенного, от чего бабочки щекочут крылышками рёбра изнутри. Когда Арсений набирается смелости сделать что-то совсем безрассудное, как, например, взяться за шлёвку чужих джинсов или вообще засунуть в Антонов карман руку, каждый раз на пути попадаются люди: бабушки на лавке, дети на дороге, загоняющие скотину во двор с улицы. Арсению хочется выть от досады, он готов потянуть Антона хоть в кусты, хоть в покосившийся заброшенный дом на заросшем участке, где никто не живет сколько Арсений себя помнит. Ещё ни разу в жизни Арсу не хотелось побыть наедине, как хотел бы в туалет выпивший пару литров жидкости и терпящий уже час. У Антона, вероятно, на уме то же самое; они то и дело ускоряют шаг и выйдя на финишную прямую уже практически бегут, хватая друг друга за руки — домов, а соответственно и людей, здесь уже нет. Сегодня они появляются на месте засветло — впервые. В центре чёрная выжженная земля от кострища с недогоревшей корягой, видимо, со вчерашнего вечера, и островки мусора, которые не заметны в темноте и издалека; вот, что нужно было загадывать в «Я никогда не» — уборку. Антон оглядывается по сторонам и тащит Арсения в сторону деревьев. Сердце начинает свой разбег — крылатые качели и рядом не летали. Жаль, что деревья здесь хвойные, стволы стройные и высокие — полностью не скроешься, лес проглядывается аж до поля. Но это не мешает, как только они отходят, вжать Арсения в первый попавшийся. Заднице и затылку больно. Первая мысль — блин, смола! и о том, что хлопьеподобную кору будет не вытрусить из волос; но из головы всё улетучивается в ту же секунду, когда Антон впивается губами в рот так, что они неприятно стукаются зубами. Но сам поцелуй заставляет соски напрячься, по всему телу проходит волна истомы и жара — Арсению охуенно быть вот таким: вжатым и желанным. Антон будто бы в извинение начинает зализывать губы, слабо постанывая от удовольствия, пока Арсений млеет, ладонями обхватывая широкие плечи и зарываясь в отросшие волосы брата. Руки Антона лежат на талии, сжимая лапками по-кошачьи нежно и аккуратно, будто бы Арсений цыплёночек, от чего в поцелуй у него вырывается скулёж. Как же с Антоном идеально. Когда его бедро оказывается между Арсовых ног, пришпиливая того к дереву и его пухлые губы переходят на линию челюсти и ниже, Арсений пошло стонет, сам стесняясь этих звуков — он такие от себя слышит впервые. Член стоит до боли — он уже понял, что с Антоном всегда так. Вот бы ещё потереться, ему ведь нужно самую малость… — Стас, — выдыхает Антон и быстро отстраняется. Арс чуть не падает, так резко лишившись опоры. Не зря у него большие уши — проходит пара секунд, прежде чем Арсений слышит рёв мотора и стонет разочарованно. Приходится разлепить глаза и быстро приводить себя в порядок, стараясь унять бешеное сердцебиение и стояк. Хорошо, что штаны на нем посвободнее — как знал. Когда он смотрит на Антона, то у него вырывается нервный смешок — на голове у того гнездо, губы, налившиеся кровью с покраснениями вокруг рта, зрачки расширенные. Если у Стаса не возникнет никаких вопросов, это будет чудо. Они как могут приводят себя в порядок, достают сор из волос Арсения и выдвигаются к опушке, включив серьёзные еблеты и отойдя друг от друга. В Антоне щёлкает какой-то тумблер, и он начинает болтать без умолку, не давая шокированному Стасу сказать ни слова. Дарины сегодня нет — она после похорон остаётся помогать по хозяйству. Муж бабы Кати, как оказалось, брат мужа её тёти. Стас расспрашивает про родственные связи, рассказывает про свои, пока Арсений сидит спиной ко всем и пытается разжечь костёр. Но Стас не был бы Стасом, если бы ему не удалось вставить пять копеек: — Что у тебя с губами, ты с ульем сосался? — Что? — смеётся Антон. — Да нет, это я просто много разговаривал, у меня бывает от этого губы опухают. А Антон врёт так профессионально, что Арс, если бы не знал правду, сам бы поверил, а пока он может украдкой подхихикивать. — Понятно… — тянет Стас. Недоверчивость в его голосе услышал бы даже глухой. Но не успевает он задать следующий вопрос, как Антон продолжает ему пудрить мозги, перескакивая на новую тему, как белка с ветки на ветку. Видать, зашел с правильной стороны — упоминает КВН, и теперь не замолкает Стас: образы продумывает, основной конфликт в команде, сколько людей нужно, где звукача искать, что с названием делать… Арсений и вообразить не мог, что можно столько трындеть о юморе. Он уже второй раз идёт за ветками, когда приходят Ира с Аней. — Всем привет! Фух, опоздали, финал Schastie! — Привет, — здоровается Арс. Ира окидывает Арсения безразличным взглядом, а потом сверлит шею так, что тот накрывает её ладонью: хочется спрятать кожу и тишком проверить, что там. Только неизвестно, что не так в глазах у Иры. — Арсений, что у тебя на шее? Арс трёт кожу и в одном месте саднит точно как синяк. Антон поставил ему засос?! — Комар укусил, наверное. — Голос дребезжит, ему бы поучиться у Антона. — Ну, да, вот, чешется. Да забей, лучше расскажи, пожалуйста, о серии, что там, свадьба?! *** Можно смотреть бесконечно на три вещи: огонь, — пришёл Макар и теперь поддерживает уют он, — воду, — Арс трясет остатки лимонада в их с Антоном бутылке, — и на то, какой Антон красивый: как двигается его кадык, когда он говорит или пьёт, как поправляет прядки челки двумя пальцами, как смеётся — запрокидывает голову или прячет лицо в Макаровом плече. Арсения он будто бы игнорирует, но тот и не против, только самую чуточку обидно. Хочется Антона забрать себе, чтобы он светил только для него лично, но горящую свечу не прячут под сосуд. Антону нужны люди как воздух, пусть Арсений этих людей не во всем понимает. — Такое небо сегодня ясное, — тихо начинает Аня. — Столько звёзд видно. — В городе совсем не так, — подхватывает Ира, чем раздражает — ну что за привычка говорить всем известные факты. — Звезда упала! В момент, когда все сидят задрав головы, Арсений наоборот окидывает остальную компанию взглядом. У всех лица, а в основном шеи, раскрашены оранжевым светом от костра — тени мелькают очень уютно и тепло. Ира и Антон сидят со смешно открытыми ртами, будто бы у них челюсти магнитятся к земле. Со Стаса спадает кепка, и он не глядя шарит рукой за бревном. Вот бы спрятать кепку или подсунуть ему мышеловку, например, только Арс сидит с другой стороны совсем и незаметно сделать никак не выйдет. Да и мышеловки у него нет. Аня чему-то улыбается, Димка подпирает челюсть кулаком, а Макар смотрит, нахмурившись, будто бы видит проплывающего в небе кота, вытирающего о Большую Медведицу жопу, и не верит своим глазам. — Это чё, НЛО? — басит он. Арсений прыскает, смотря на мигающий в ночном небе самолёт. — Ты что, не веришь? Я вот в детстве вообще мечтал стать уфологом. Думал, что это ученые, которые занимаются изучением внеземных цивилизаций. — Каково же было твоё разочарование… — тянет Стас. — Дааа… Но верить-то я не перестал. Зря, что ли, существует Зона 51? А сколько историй с разных краев Земли, где похожи детали. А круги на полях… Спорят про НЛО так долго, что Арсений показательно устало вздыхает и встаёт. Несмотря на то, что Антон так за весь вечер и слова не сказал Арсу, он тут же чутко реагирует, будто бы всё равно настроен на Арсову волну, на секунду приласкав чужое запястье: — Пойдём? — Да, давай, нам же завтра вставать рано. Коровы, — напоминает Арсений. Завтра и послезавтра очередь их двора пасти всё стадо, о чём дед им сообщил несколько дней назад, а Антон, видимо, благополучно успел забыть. Иначе как объяснить это выражение скорби на лице? — Бля-я-я… — воет он. — Стоп, Арс, не пугай меня. Это не завтра, а послезавтра. — Вот блин, а Арсу уже так хочется уйти. — Но всё равно, я чёт засыпаю, пойдем. Пока, ребят. До… скорого, ща пару дней точно не ждите. *** Уже перед сном Арс прикрывает дверь за спиной, зайдя в комнату после Антона. По ощущениям они оказываются в отдельном мире, где можно быть собой — чувствовать без оглядки на то, что подумают люди. Даже дышится легче, будто бы внезапно уходит замучивший насморк. Страсть, которая безнадёжно испортила Арсению штанину смолой, остаётся в лесочке, у сосны, в которую Арсения вжимали до подгибающихся коленей. Сейчас Антон берёт лицо Арсения двумя руками нежно-нежно, будто ладошки под снежинки подставляет, и, прежде чем поцеловать, любовно гладит линию челюсти, а Арс ласкается щекой о родные ладони. По загривку от нежности пробегают мурашки, заставляя приятно шевелиться волосы на голове. Глаза закрываются сами. Антон целует без языка, просто чмоками, но не делая по-дурацки губы бантиком, а наоборот приоткрывая, и так тоже приятно, нравится. Арсу хочется пошалить, потому он накрывает ладонями чужие ягодицы и легонько сминает, на что Антон с тихим постаныванием подаётся вперёд. То, как он реагирует на действия Арсения, подкашивает ноги и вышибает все мысли, кроме одной. — Что ж так сладко-то, а? — на грани слышимости выдыхает Антон. Арсений знает фразу «запретный плод сладок», но вслух не произносит. Когда Антон берет Арса за талию и легонько направляет в сторону своей кровати, Арсу внезапно становится страшно, что их увидят, — будто бы красный свет внутри загорается и пугающе воет сирена. И не включат же они сейчас телевизор. Арсений собирает остатки здравого смысла и немного отстраняется от непонимающего Антона. — Сладких снов, Антон, — говорит шёпотом Арс и оставляет поцелуй где-то на переносице. Пару секунд Антон непонимающе смотрит, но возмущений так и не следует. — И тебе, Арсюш. — Прощальный поцелуй Антона приходится в лоб, от чего хочется хихикать, сморщив нос. Арс не уверен, что насчёт брата, но ему мокрый сон обеспечен. Пытаться уснуть возбужденным — полный отстой, приходится поворочаться как ужу на сковородке прежде чем провалиться в сон. *** Антон гладит его кадык своим горячим языком часто, лижется нетерпеливо, прижимая к себе за плечи так настойчиво, что Арсению едва удаётся удерживать равновесие. У него стоит до закатывающихся глаз, и только и хочется, чтобы большие, вечно влажные Антоновы ладони сползли с плеч на живот и ниже, где жарко и твёрдо, и чувствуется пульсирующий ток крови. Чтобы он спустился по шее чуть ниже, покусывал легонько своими мелкими забавными зубами за ключицу, да, вот так; угадывает, будто читает мысли. На фоне шумит сериалом телевизор, и это странно, потому что в комнате больше никого нет, а уж как минимум бабушка не пропускает ни одной серии. Арсений пытается ухватиться за эту мысль, но реальность словно плывёт, не давая за себя зацепиться, сглаживая углы и искажая привычные образы, и он забивает. Тем более Антон все-таки выпускает его плечи из жёсткой хватки, но через секунду сжимает рёбра и ныряет языком к голой — почему он стоит без футболки в зале?.. — груди, проходясь своим неуёмным языком от солнечного сплетения до яремной впадины, и Арсений скулит и совсем перестает думать о несостыковках окружения. Руки сами дёргаются к Антоновым волосам, и, боже, какие они мягкие, и как Антон остро реагирует на то, что Арсений вплетает в них пальцы, сжимает шелковистые пряди — выдыхает жарко на мокрую кожу, урчит низко и вмазывается распахнутыми горячечными губами Арсению в сосок. Арсений ахает неконтролируемо тонко, прижимая Антонову голову ближе к своей груди, и тот лижет сначала широкими движениями языка, а потом прихватывает аккуратно зубами по краешку ареолы и тянет, позволяя мокрой раздразненной мягкими касаниями плоти прокатиться по острой кромке эмали, выскальзывая из его рта, и тут же припадает обратно, мягко покусывая, и Арсений не скулит уже даже — хнычет, захлёбываясь воздухом. Он трогал себя за соски во время дрочки пару раз, чисто в качестве эксперимента, но это было максимум «нормально». Сейчас же его выкручивает всего, и он вжимает в себя голову брата сильнее — ещё, ещё, ещё, Антон, пожалуйста, — и вроде его всего лишь целуют в сосок, а низ живота сводит в сладкой судороге так, как будто он под тем самым углом трёт раскрытой ладонью мокрую головку члена. Хочется притянуть ближе и одновременно оттолкнуть, потому что внутри, под рёбрами, как будто подёргивают за нитку, намотанную на широчайшие мышцы спины, и это приятно до сладкой боли, и это просто слишком. Арсений дергает за волосы Антона ближе к себе, врезаясь в его распахнутый рот губами, отцепляет его руку от своего бока и укладывает себе на член, толкаясь сразу же в послушно сложенную лодочкой ладонь. Антон кряхтит и постанывает, и даже их поцелуйное слюнявое чавканье не перекрывает его неловких звуков, от которых у Арсения заходится заполошно сердце. Антон красивый, приятный, вкусный, тёплый, такой хороший, и его хочется всего и полностью; Арсений принимается судорожно выкручивать пуговицу его шорт из петли, лишь бы скорее добраться ласками до тела. Но тот вдруг отстраняется, перехватывает его руки и разворачивает к себе спиной, впечатывая Арсения грудью в стену — откуда здесь стена?.. — и наваливаясь сверху. Его руки шарят по Арсовому животу, гладят беспорядочно, а сам он дышит прямо в ухо тяжело, притираясь бёдрами. Арсений на пробу чуть прогибается и в следующую секунду вдох застревает где-то в гортани, не дойдя до легких, потому что Антон проезжается членом между ягодиц, и прикосновение горячее, твёрдым по мягкому и раскрытому, до дрожащих пальцев приятное. Удивленно-восхищённый стон над ухом добивает — значит, не ему одному сейчас так. В происходящем как будто теряется секунд тридцать, потому что следующее, что Арсений осознаёт — как он обнимает руками косяк в надежде удержаться на месте и не сползти вниз, собрав грудью миллиард заноз, а Антон сидит сзади и целует влажно его в голые ягодицы и бёдра, наглаживая пальцами одной руки тонкие сухожилия под коленками, а второй жестко надрачивая его мокрый от смазки член. Это охуенно до скулёжа, и Арсений скулит, переходя на совсем уже позорный тон, когда Антон подбирается своим жарким ртом к промежности и лижет на пробу языком несмело. Прикосновение сначала обжигает щекоткой, но спустя мгновение дрожь прошивает все тело, и Арсений прогибается ещё сильнее — мышцы аж тянет с непривычки, — и тычется Антону в лицо, запоздало вспыхивая от стыда. Он уже было дергается обратно, но тот хватает его под живот, прижимая крепче, и принимается жадно и жарко вылизывать, не переставая водить ладонью по члену. Это охуенно, охуенно, охуенно хорошо… Арсений воет почти, кончая, и… просыпается, не понимая, унёс ли он с собой вскрик и не придут ли сейчас все родственнички спасать его от преждевременной кончины. Кончины. Арсений хихикает себе под нос и садится в кровати. Он готов поклясться: если бы происходящее во сне было реальностью, у Арсения от притока крови лопнул бы хуй. Чтобы хорошо спрятать грязное белье, приходится слезть с кровати и встать перед ней на четвереньки. Арс молит всех богов, чтобы именно в эту секунду не вошла мать — светить очком перед ней не хочется, она, в хорошем смысле, не заслужила. *** Летний душ расположен у бани. Раньше это был какой-то сарайчик, в котором хранился огородный хлам — корзины, лопаты и прочее. Теперь на его крышу поставили бочку, которую с утра наполняют Антон и Арсений по очереди, чтобы вода за день нагрелась. Арс недовольно намыливает мочалку — настроение плохое, день проходит, мягко говоря, отстойно. Антон счастливый возился с мотоциклом, пока Арсений продолжал читать Булгакова под присмотром мамы, которой вожжа под хвост попала — вздумала проверить, как идёт литература. Несмотря на попытки давиться произведением, неконтролируемые мысли, точнее сказать, фантазии об Антоне занимали всё сознание, приходилось главы об Иешуа пролистывать. Арсений не мог сосредоточиться и не вникал, хоть тресни. Сегодня Антон не реагировал на флирт, избегал оставаться наедине. Арсений зло трёт руку — что не так с этим Антоном, почему у него то вира, то майна? Арсений злобно прокручивает в голове нехитрый план: трясти Шастуна за плечи, пока тот не объяснит, какого хуя. Сам не зная, зачем, Арс бреет ноги. Вдруг Антону это поможет чувствовать себя привычнее, как с девушками. Всё-таки он загибал после вопроса о сексе, вдруг именно там ответ «да». Эти мысли Арс старательно прогоняет, тряся головой, как мокрый пёс. Слышится, как открывается входная дверь и до слуха долетают слова Антона: — Встречу, только в туалет схожу. И шарканье шлёпок в заданном направлении. Сердце замирает. Антону придётся пройти мимо. Решение приходит молниеносно, Арс распахивает дверь, будто бы шагает в пропасть, и отворачивается лицом к лейке, задницей к выходу. Ну, словно у них принято мыться у всех на виду. Когда Антон уже близко, Арсений почти передумывает, сто раз метафорически зассав, но тот уже вот-вот подойдёт, а поворачиваться к нему передом совсем не хочется. Всё-таки наплевав на смущение, Арс минимально оттопыривает задницу и пытается принять изящную, как ему кажется, позу. Шаркающие шаги замирают прямо за спиной и несколько секунд ничего не происходит. Арсений умирает и воскресает несколько раз, пока не слышит: — Я же не железный, — тихо говорит Антон и подходит ближе. — Арсений, ты такой красивый… — Красивый! — цедит Арс и закрыв воду, разворачивается на пятках, старательно прикрывая член. У Антона взгляд с поволокой, он пожирает им чужое тело, и Арс бы почувствовал себя голым, если бы уже не был. — Хватит катать меня на качелях! — Арс злой такой, что хочется притопнуть ножкой. Он наверняка смотрится жалко — прилизанный из-за воды, как мокрый котёнок, ну кого можно в таком виде напугать? — Бля, Арс, прости, я очень хочу в туалет, — жалобно говорит Антон. — Блин, а ща из-за стояка не смогу поссать нормально… Сука. Арс, прости, я ща. Глаза сами закатываются. Антон, как обычно, сваливает, а злой Арс пытается быстро одеться, чтобы сбежать как крыса с тонущего корабля. Но на мокрую кожу очень сложно натягиваются трусы и шорты, из рук несколько раз валится чистая футболка, потому свалить по-быстрому не удаётся. Антон не ждёт, а сразу врывается к Арсу, прикрыв за собой дверцу. В душе тесно и влажно, сбегать некуда, хотя уже не очень хочется — когда Антон так близко, на уме одно — валить и трахать. А ещё Арсений боится серьёзного разговора, точнее, его последствий: вдруг они придут к тому, что им никак нельзя быть вместе. Антон так близко, Арс стесняется поднять глаза и выдать сразу все свои желания. Он чувствует уже хорошо знакомое витающее в воздухе пьянящее предвкушение, обычное, когда они остаются наедине. — Арс, я никуда не убегу, всё. Антону бы добавить «я твой» для пафоса или хотя бы «прости», но и так нормально, Арсению и так пока достаточно, чтобы обнять и впиться в родные губы, как хочется сейчас, а не выяснять отношения. Руки Антона привычно ложатся на задницу, кровь от мозга приливает к члену, и Арсений забывает практически все слова родного языка напрочь, а другие он не то чтобы хорошо знает. В голове только отдельные: ближе, крепче, охуенно. В бедро упирается чужой член, только Арсений решается потереться, Антон отстраняется с коротким: — Бля. Корову надо встречать. *** Сегодня полуфинал Германия-Италия. Арсу глубоко плевать на происходящее, ему бы поскорее остаться один на один с Антоном. Но матч как на зло затягивается, чтобы выяснить победителя требуется дополнительное время. Арс недовольно цыкает. Дед наверняка думает, что это из-за футбола. Но всё когда-нибудь заканчивается. Дед уходит последним со словами, которые как ложка дёгтя портят замечательную бочку мёда, Арс уже её предвкушает: — Молодёжь, не засиживайтесь, подъём с петухами, — напоминает и выходит. Хочется вскочить тут же, но Арс выжидает пару минут и только тогда ложится комочком рядом с Антоном, ближе к стеночке, пытаясь занимать как можно меньше места. Ворс неприятно впивается в руку — и как Антон здесь спит? — но Арсу всё равно. Отчего-то кажется, если он сейчас коснётся Антона, они вспыхнут как тополиный пух от огня зажигалки. Антон и не шевелится, встаёт только щёлкнуть выключателем, и член Арса, моментально заинтересовавшись, реагирует сам по себе. Сейчас же что-то будет, да? Как ещё Арсений в каждом облаке и ямке на дороге не видит хуи. Не то чтобы Арсений надеется, что Антон сейчас набросится с поцелуями (на самом деле да), но игнор? Он решает подождать, насколько же хватит чужого терпения. Игра дурацкая, но не напрягающая — сейчас Арс видит в происходящем только флирт, а не привычно загнавшегося Антона, потому что верит всему, что тот сказал в душе. Арс думает, а не пощекотать ли чужую икру пальцем ноги, как тогда под столом, или невзначай лечь поближе, но всякий раз передумывает — хочется, чтобы Антон инициативничал по своей воле. Когда фильм прерывается на рекламу, Арс вздыхает и понимает, что если он сейчас ничего не сделает, то можно просто сразу уходить ложиться спать, тем более, завтра рано вставать. Он начинает про себя считать до десяти. Когда Арс доходит до пяти, в тишине раздаётся такое неуверенное: — Арс. Вместо ответа, Арсений просто протягивает руку и сжимает чужую ладонь. И уже это приятно — и почему они не сделали так раньше? Арсу настолько комфортнее, что, кажется, он сейчас неиронично замурчит котёнком. — Ляг на меня. Спиной. Арсений недоуменно хлопает глазами, привстав на локте, но подчиняется, — всё лучше, чем лежать молча рядом, — и укладывается на лежащего пластом Антона, как колбаса на хлеб. Только голову Арсений кладёт на подушку; лица так близко, что нечаянно легонько касаются ушами: кожу мурашит от ощущения близости и интимности. Арсений будто бы распят на Антоне: руки по сторонам, как и ноги, чтобы давить телом как можно меньше, — остаётся только вывесить флажок со словами «я твой». К счастью, это понятно без всяких слов и без всяких знаков. Антон и не пикнул, что Арс тяжёлый, он притих, только слышно учащённое дыхание, а спиной улавливается стук чужого сердца. Хотя, он никогда не был чужим — троюродный, семья. Без дурацких штампов в паспорте, которые им в России не получить и в теории. И куда Арсения несёт? Подрагивающая рука нерешительно-медленно забирается под Арсову футболку. Ладошка у Антона влажная, и Арс умиляется — значит, тот волнуется. Он нежно поглаживает кожу у пупка подушечками, и Арс напрягает живот, чтобы похвастать рельефом, пусть и скромным, но какой есть. Всё становится жарче и жарче, потому что Антон на удивление быстро осваивается — завоёвывает всё больше территорию: пощипывает, трёт и поглаживает. Когда доходит до груди, Арсению так приятно, что он весь покрывается мурашками снова и снова, и вспоминается сон. Хочется выгибаться и выть, но приходится выбрать тихое — все спят. — Антон, дай я тише сделаю, чтобы были слышны шаги в коридоре, если что. — Угу, — соглашается тот и не прекращает оплетать всё Арсово тело поглаживающими все доступные участки руками. Так приятно, Арса размазывает, как мягкое масло по горячему блину. Антона ведёт, как пьяного, Арс уже видел его таким, но обстоятельства тогда были не самые возбуждающие. Ещё чуточку понежившись, Арс всё-таки вырывается и идёт к телевизору — о пульте речь не идёт, их ящик был рождён в стране, которой больше нет. Возвращаясь, он ложится к Антону лицом: тот развёл руки в стороны в приглашающем жесте. Сердце бьется в восторге ещё быстрее — Антону тоже нужно. Они сливаются в поцелуе, Антон отвечает с энтузиазмом, и это чертовски приятно, несмотря на быстро затекающие руки, на которые приходится опереться. Антон жмётся ближе, тянет на себя, будто бы Арс ему нужен, как стакан воды жаждущему в пустыне. Но Арсению не хочется придавить брата, кажется, что тот задохнётся под чужим весом — он ведь совсем худой. Зато на вытянутых руках очень удобно тереться пахом о член, выпирающий в чужих штанах. От каждого движения бёдрами приятная волна проходит по его телу, расходясь от члена пульсацией дальше. Они дышат друг другу в лицо, и от этого становится жарко так, что футболка прилипает к спине, а от Антона начинает пахнуть самым любимым запахом Арсения — свежеиспечённым хлебушком. Он кусает чужую шею и зализывает бороздки от зубов на нежной коже, переходит на ключицы, и здесь Антона будто подбрасывает, он мычит, закусив губу и просит горячим шёпотом: — Ещё. И Арсений даёт. Опускается на локоть, освобождает руку и старательно выцеловывает чужие плечи, рисуя узоры языком, иногда дует, и всякий раз Антона дёргает, а Арс чувствует себя на вершине мира. Остаётся только помочь Антону кончить. Когда Арсений нашаривает чужую ширинку, Антон пытается отпихнуть его руку и шепчет «нет», на что Арс тут же укладывается сверху, придавив собственную ладонь, но руку не убирает. — Почему нет? — строго говорит он. — Убери, — хныча выстанывает Антон. Глаза у него закрыты, но он перестаёт брыкаться, из чего Арс делает вывод, что тому не прямо критично происходящее, дело в другом. — Я уберу, если ты скажешь, что такое. Проходит, наверное, целая минута, пока Антон молчит и кусает губы. Он наверняка красный, только в свете голубого экрана определить достоверно не удастся. — Я… — начинает он дрожащим голосом, распахивает глаза и продолжает: — Стесняюсь. — Хорошенькое дело. Ты же мне дрочил, — припоминает Арс свистящим шёпотом. Только благодаря возмущению он не стесняется называть вещи своими именами. В ту же секунду приходит понимание, что так они далеко не уедут и стратегия обвинения говно. — Прости. Антон, а почему ты стесняешься? С размером, — Арс быстро проводит ладонью по чужому члену, чтобы ещё раз убедиться, — всё же в порядке. Чтобы подбодрить Антона, Арс чмокает его в переносицу. — Ты… ты можешь продолжить, если закроешь глаза. Ок? Арсению хочется ляпнуть в ответ «хуёк», потому что увидеть чужое удовольствие — теперь одно из главных стремлений этого вечера. Антон такой пьянящий, когда поддаётся на ласку, а может быть ещё лучше. Но приходится смириться, потому что под ним сейчас профессиональный давитель на тапок, чуть перегнёшь — и поминай как звали. — Надеюсь, у тебя там в штанах не монстр, который отхуярит мне руку по локоть… — Нет, — смеется Антон и ощутимо расслабляется. Арсения потряхивает вместе с ним. — Но уговор такой. Когда Арс кивает и демонстративно зажмуривается, Антон убирает руки с паха и приподнимает бедра, чтобы с него стянули шорты. На ощупь его член вполне обычный. У Арсения поджимаются пальцы ног, когда он представляет его на секундочку в себе. Не то, чтобы это был десятый хуй в жизни Арса, он только в порно видел, но по ощущениям тот вполне ровный, нормального размера и формы с мягкими волосами на лобке. Но Антон отчего-то стесняется, и да будет так. Пока. Собственный член грозится прорвать бельё, хочется достать и хорошенько подрочить, но пока всё внимание — Антону. Арс снова, как слепой котёнок, тычется в чужую шею, где уже подсохла слюна, и снова начинает водить зубами по изгибам и плечам. Переходит вереницей мелких чмоков на другую сторону, а большим пальцем размазывает по Антоновой головке каплю выступившей смазки. Он тонко постанывает в висок и пару раз толкается в руку. Арс ненадолго прерывает ласку — подносит ладонь ко рту, чтобы облизать и налить слюны для смазки. Приходится думать о кислых лимонах, чтобы её натекло побольше. Если Арс кончает в руках Антона в несколько движений, то это не работает в обратную сторону. Арсений облизывает и облизывает руку, работает так быстро, что кисть уже болит, но Антон так и не кончает. Арс немного расстраивается и в порыве рычит, перед этим прикусив с силой плечо, так, что останутся следы. — Антон, ну давай, кончи для меня. И переходит, закусив губу, на бешеный темп. Антон под ним по-настоящему мелко-мелко дрожит. Цепляется за плечи и зубами вгрызается в район плеча, хорошо, что достаётся ткани футболки, а не коже. Сжимает в объятиях всё сильнее, что уже больно, и Арс не останавливается из последних сил, понимает, что скоро Антон наконец-то кончит. Так и происходит. Тот вздрагивает и изливается, облегченно выдыхая, пачкает ладонь и, скорее всего, свою футболку, бедро Арсения и вообще всё вокруг. Но сейчас похуй, Арсению самому так хорошо, и не только потому что рука больше не болит, а потому что он тоже смог — довёл Антона до разрядки, он не игрок в одни ворота, у них в отношениях всё по-честному. — Уже можно открыть глаза? — спрашивает Арсений. Он не шевелится — боится вслепую размазать сперму ещё больше и что сам кончит в трусы от одного касания и придётся уходить к себе в комнату. А уходить не хочется пиздец. — Можно, — говорит Антон слабым дрожащим голосом. У него слипшиеся от пота ресницы и помутневший довольный взгляд. В руке он держит маленькое полотенце, не пойми откуда взявшееся, которым тянется вытереть живот. — Стой, — просит Арсений и хватает за руку. — А давай ты попробуешь сперму… вместо смазки. Идея — извращенская, а оттого и возбуждающая, — появляется внезапно, как директриса в школьном коридоре. — Что? Арсений готов отдать голову на отсечение, что Антон всё слышал. — Ну, ты, так же мне, как я… — мнётся Арс. — Только вместо слюны — сперма. Он понятия не имеет, сработает ли это и как быстро она начнёт подсыхать, скорее, он просто кончит в несколько движений. Арсений и хотел бы растянуть удовольствие, но пока не получается — слишком происходящее слишком. Сначала Антон будто бы давится воздухом, но потом выпаливает с горящими глазами: — Давай. — Этот взгляд убивает всю неловкость в зародыше. Арс вытирает руку и вскакивает с кровати, чтобы стянуть всю одежду снизу в одно движение, и стонет от облегчения — резинка больше не давит на член, а он и не заметил, насколько сильно там всё пережималось. Он садится по-турецки как можно ближе к Антону, который не может оторвать зачарованного взгляда от его члена. — Он такой… — Антон пошло облизывает губы. — Большой. — Ага, — ляпает Арс, не зная, что ещё добавить. — Можно потрогать? — Мы этим и собрались заняться, разве нет? Антон на это кивает и мажет своей ладошкой по животу — набирает сперму в руку. У Арсения дыхание задерживается само по себе и в ушах шумит от осознания происходящего — в порно ему нравятся игры со спермой, а он и не представлял, что так просто получит их и в реальной жизни, стоит только попросить. Происходящее лучше, чем все подарки, что Арсению дарили за жизнь, вместе взятые. Антонова рука блестит от импровизированной смазки. Он обхватывает член и начинает дрочить до поджимающихся пальцев ног — сразу с подворотом кисти. Так продержаться долго у Арсения ноль шансов, он кусает ребро своей ладони, чтоб не выть вслух, кровать под ними ритмично скрипит, но Арсу становится максимально всё равно. Пусть думают, что Антон дрочила, уж вряд ли кто их поставит в пару. Антон не отвлекается ни на секунду, следит за мелькающей в кулаке головкой с каким-то маниакальным взглядом. Долгое воздержание и выбивающее пробки осознание втирания чужой спермы в собственный член быстро делают своё дело — Арсений бурно кончает, а за этим приходит долгожданное расслабление. Арс блаженно откидывается назад, вспоминая про железные перила изголовья уже в полёте, но всё обходится — Антон подставляет свою руку, страхуя. — Ты куда от меня убегаешь, придумал. Арсений на это только хихикает и вставать не спешит, ему внезапно нравится быть вот так — по сути полностью положиться на другого человека. И Антон восхищает силой — сам щуплый, но выдерживает Арсов вес и даже не дрожит. — Никуда, это ты любитель свалить, — язвит Арсений. — Перестань напоминать. И я же сказал, что больше не уйду. Если будешь закрывать глаза. Так, снова. С этим Арс разберётся потом, не хочется портить момент. — Хорошо. — Арсений зачарованно смотрит в родные глаза и про себя повторяет «поцелуй меня» — Ты же завтра пойдёшь со мной в поле, да? — в голосе столько надежды, Арс если бы и не собирался, не смог бы отказать. — Конечно. Антон наконец целует. *** — Антон, вставай. На улице уже светает и пропели петухи, хотя кажется, что голова только коснулась подушки — уже приходится вставать. Как взрослые это делают? Дед уже бодр, одет и ходит по двору, что-то выискивая. Антон спит умиротворённый и расслабленный: рот чуть приоткрыт, одеяло задралось и видно бедро, по которому так и хочется провести кончиками пальцев, опуститься ниже и погладить под коленкой. Но они уже опаздывают — приходится будить резче, чем хотелось бы. Антон нехотя вертится, просит «ещё пять минуточек» и бесконечно мило складывает ладони под щеку. На голове у него гнездо: некоторые прядки торчат в беспорядке, чёлка колечками липнет ко лбу, и Арс не отказывает себе в лишнем прикосновении — поправляет. Антон разлепляет один глаз, улыбается, когда замечает, что рядом Арсений, и сердечко делает ёбоньк. Антон берет руку, которая до сих пор у его лица, и целует тыльную сторону ладони, ластится к ней, как большой кот, что приятно до пресловутых бабочек в животе. — Пойдём, кот, уже пора вставать и завтракать. — Спасибо, что идёшь со мной, — говорит Антон и целует костяшки снова. *** Ближе к полудню становится жарковато, и дед Коля оставляет их наедине со стадом. В поле пахнет нагретой травой, коровы мычат, лениво переговариваясь и обмахиваясь хвостами, стоят на месте — слишком жарко, чтобы двигаться. Антон и Арсений сидят в траве на брезенте, в тени какого-то одинокого дерева, опершись друг на друга спиной, когда Арс чувствует, что у Шаста бурчит в животе. — Антох, ты голодный? — Да… только что толку, мы же ничего не взяли на обед. — В смысле — не взяли. Вот тут у меня компот и бутерброды, и… Антон вскакивает на ноги: — Бля, что ж ты раньше молчал, я думал, ты взял с собой этот рюкзак только из-за книги, а у тебя вон сколько полезного там! Арсений решает не говорить, что на этом всём настояла мама, сам бы он точно так же попытался бы обойтись завтраком, чтобы не таскать с собой лишнее. Подумаешь, это всего день. А ещё она же вручила ему стокилограммовый том Булгакова, чтоб он «Не мух от коров отгонял, а читал, ты понял, Арсений? Одиннадцатый класс!». — Ты… Ты просто супер! — говорит Антон, запуская голову в пакет, и выныривает уже с бутербродом в зубах. К ним подходит телёнок, тычет моську прямо в руки, и Арс не знает, можно ли, но скармливает ему хлеб. Он надеется на благоразумие животинки — если тому такое не заходит, он же не стал бы есть. Арсений гладит телёнка по голове как кота и пребывает в восторге от того, что животное не боится. Телёнок рябой и милый-милый, глаза — две чёрные бусинки и смотрят просяще, но у Арсения больше ничего нет, кроме ласки, и он добавляет и вторую руку. — А чей он? — Арс, мы ж вместе шли сюда, я не знаю, с какого он двора. Вообще, я знаю не больше, чем ты, в прошлом году его-то не было, он совсем маленький ещё, — разъясняет Антон, и Арс впервые ощущает себя будто бы младшим. — Та не, я не про соседей. Кто его мамка? — Думаю, вот эта, — говорит Антон, указывая на ближайшую к ним корову. — Они одного цвета, и она на тебя как-то подозрительно смотрит. Арс сразу же убирает руки и поднимает их вверх в жесте «сдаюсь» — врага в лице взрослой коровы, весящей в несколько раз больше него самого, как-то не хочется. Антон рядом хихикает, и Арс его пихает плечом, когда понимает, что тот просто дурачится. Но телёнок уже ушёл. — Эх, хорошо, да? — спрашивает Антон, укладываясь на спину. Он закладывает руки под голову; не хватает только какой-нибудь травинки в зубах до эталонной картины. — Хорошо, — соглашается Арсений, смотря на чуть задравшуюся футболку на животе. Полоска кожи такая соблазнительная, что он тут же тянется с нежным прикосновением и добавляет, мурча: — А может стать еще лучше. Ну, минет, так минет. Это не должно быть сложнее шпагата, а Арсений это умеет. Как и сальто, и всё остальное, чему его научили на гимнастике, а здесь задействован только рот да руки. Он склоняется к редким волоскам на дорожке от пупка и проводит носом — Антон так вкусно пахнет, его любимый запах во вселенной. Он начинает понимать парфюмера… — Что ты задумал? — в голосе Антона слышится лёгкое волнение, будто бы катер по речке проехался. — Ничего, что бы тебе не понравилось, — отвечает Арс, пытаясь придать голосу соблазнительный тон. — Ты хочешь, — Антон кладёт ладонь Арсу на голову и поглаживает, от чего хочется довольно прищуриться, — отсосать? — на этом слове голос Антона даёт петуха, и тот краснеет. — Хочу. Можно? — Можно. Только не смотри. Ага, конечно. Арс тут же тянется к резинке спортивных штанов и стягивает их вместе с трусами до колен, освобождая член: красивый, с рисунком вен, с яркой головкой, по которой так и хочется провести языком. Арс так и делает и в процессе поднимает глаза на Антона — тот закусывает губу, покраснев, шепчет, моля: — Отвернись. Значит, дело не в члене, Арсению нельзя смотреть конкретно на Антона? Сейчас драконить его не хочется, Арс обязательно разберётся с этим без чужого члена во рту, которому хочется уделить максимальное внимание. Арсений привык всё делать идеально. Он облизывает головку, а потом и весь член, искренне наслаждаясь бархатистостью кожи и солоноватым вкусом, и вообще всем процессом в целом — ему внезапно нравится делать минет. — Хорошо? — тихо спрашивает он. Как же крепко у него уже стоит только от того, как у Антона то и дело вырываются приглушённые стоны. Арс поправляет свой член, и по телу проходит волна от одного касания. Он заставляет себя снова полностью переключиться на Антона. Тот кладёт ему ладонь на затылок, не давит, а как бы обозначает присутствие. Арс хотел бы, чтобы надавил, но ему страшно подавиться членом. — Зачем-м-м… спрашиваешь? Ты же слышишь… ммм-ах… что хорошо-о-о… Арсения ещё никогда так не крыло. Он хочет записать то, что сказал Антон, и переслушивать всю оставшуюся жизнь, потому крутит в голове раз за разом чужие стоны наслаждения и ловит новые, когда особенно удачно проводит, помогая рукой, чтобы услышать ещё. Новые и новые, он копит их с упоением и маниакальностью. В какой-то момент Антон задерживает руку, лежащую на затылке, прижимает, чтобы Арс не шевелился, и тугая горячая сперма бьет прямо в нёбо. В ту же секунду Арс поднимает глаза и видит приоткрытый в наслаждении рот Антона и его закатанные глаза. Ему бы это сложить туда, к стонам, нарисовать на внутренней части века, чтобы никогда не забыть. У Антона выступают слёзы, которые он быстро украдкой вытирает, а Арс прячет глаза, чтобы не спалиться. Сердечко сжимается в умилении, тут же хочется обнять и утешить, но он совсем не уверен, что надо. Он чувствует себя как в той нелепой ситуации, когда все радостно обнимаются, а он не знает, с какой стороны приткнуться. Сперма на вкус не противная, ни на что не похожая, но он всё равно проглатывает, будто бы демонстрирует, что готов принимать Антона… полностью? И пусть он не стесняется, глупый, своих слёз, Арсений не осуждает. Он обязательно это всё скажет вслух, но потом. — Поцелуй меня, — просит лениво Антон. Он опирается на локти, почти лежит на спине, но так бы ему не было видно брюнетистой макушки у собственного паха. — Тебе не противно? — Тебе же нет. Яйца поджимаются так сильно, что Арс просто лопнет, если тут же не подрочит. Ему хочется делать это в последнее время так часто, что он на секунду пугается — это вообще нормально? — но всё равно привычно берёт стоящий колом член. Он облегченно стонет в чужой рот, как только указательный палец касается уздечки, и спускает прямо на землю у брезента в два движения. Слёзы не выступают, а хотелось бы — показать Антону, что это нормально. Скорее Арсений расплачется от того, что он скорострел какой-то. Но эндорфины не дают грустить. Арс становится на колени и быстро прячет свой член в трусы — боится клещей, хотя Антон так и сидит с голой жопой и с сытым взглядом наблюдает за суетящимся Арсением. Они пьют по очереди компот из одной бутылки и это уже не кажется ебаным интимом, как раньше, хотя, безусловно, всё равно будоражит. Антон садится и приглашает Арсения лечь к нему на колени, похлопав по бедру, как будто бы кота подзывает. Арсений, конечно, не отказывается. — Пожамкай мне волосы, — просит Арс и в неге прикрывает глаза. Завтра их ждёт ещё один такой же охуенный день наедине. С коровами, конечно, но они никому не расскажут. И им всё равно никто не поверит.