Стих о моих шагах к тебе

      — Дазай-сан, а мне письмо прислали. Вы вот каждый день святого Валентина их получаете кучей, а мне вчера одно маленькое прислали, — Ацуши болтал ногами, сидя на скамейке и стараясь сделать вид, что смотрит на небо, а не косит на Осаму.       Он сегодня утром стоял с письмом над мусоркой несколько секунд, едва не плача. Постоял, подумал о таком отвратительном себе, о чувствах автора письма. Отошёл от мусорки, прижимая письмо к груди.       — Да-да? — Осаму протянул очень удивлённо и заинтересованно и поймал взгляд Ацуши — нечестно! Осаму стал похож на дружелюбного шпица с вечно удивлённой мордочкой.       Накаджима сжал руками край скамейки и кусочек своего пиджака, пока продолжал улыбаться.       — И что, любовное? — Дазай ехидно взглянул на Накаджиму. «Положительная реакция, отлично», — потому что писать стих было сложно, хоть Осаму и думал строках, подходящих Ацуши, довольно давно. Лучший способ узнать, что думают о твоём детище души — показать так, якобы другой человек написал, незнакомец. Тогда уж близкие не будут лукавить и скажут всё, как есть. Дазай улыбнулся нежно-нежно, но только на миг.       — Д-да, любовное, — выдохнул Ацуши, замечая, что рука его совсем близко к чужой, хоть Накаджима и сжал глупую скамейку. Щёки порозовели — у Осаму красивые руки. Ацуши очень привык видеть их, отмечать их линии и лёгкий загар. Ещё кожа чуть шершавая на вид, но, чтобы убедиться, нужно потрогать и почувствовать. — Оно тронуло моё сердце. Не знаю почему получить его оказалось так приятно, я ведь не знаю, кто тот человек, что написал его.       Накаджима поднял взгляд, что-то выискивая в уголке смеющихся губ Осаму. Нашёл только небольшие родинки.       — Конечно нет, — Осаму помотал головой, и Ацуши показалось, что тот переигрывает. Не может не вызвать улыбку.       Они играют и делают глупости, или Осаму правда не причастен, похихикивает над ним? Загадка.       — О, — Дазай внезапно обеспокоился. Тем не менее, он даже не поменял позу, просто свёл брови вместе, — это случайно был не Шибусава-кун? Мы с ним вчера немного поговорили о тебе.       — Нет, хотя он тоже… Стоп, вы с ним поговорили? — Ацуши дёрнулся к Дазаю. О таком нужно говорить раньше! Желательно, вообще в смс вчера было написать. Ацуши, конечно, не выкинул свои подозрения о письме, но они заменились чем-то более срочным. Он потянул за края чужого пиджака, глядя требовательно. — Что вы ему сказали, Дазай-сан?!       — Правда, ничего особенного, — Ацуши слишком уж настырный — едва ли не на колени ему забирается, стараясь быть ближе и заглянуть в лицо. Осаму, конечно, не против того, чтобы Ацуши сел к нему на колени, но это слишком рано. Они должны пройти ещё хотя бы одну стадию, а именно — «Ацуши узнаёт о чувствах Осаму». — И вообще, что за «он тоже»? Что-то случилось? Сначала расскажи ты, а потом я. А то уже звонок скоро, и ты из-за меня опоздаешь. Сомневаюсь, что ты хочешь этого. Не то ещё люди что-то странное подумают, — Дазай хихикнул, когда лицо Ацуши стало сначала удивлённым, а затем покраснело.       — Что подумают?.. — Накаджима сделал вид, что не догадывается вовсе, но плохо получилось. Покрасневшие щёки создали другое выражение, бесконечно милое и намекающее.       — Что мы с тобой вдвоём закрылись в каком-то тёмном помещении… — хотелось бы спросить себя «Дазай, да что ты несёшь?», но щекам Ацуши с румянцем всё нравилось, прикушенной губе — тоже. Никакой отрицательной реакции. Осаму улыбнулся, взяв Ацуши рукой за подбородок. Поддать перчинки. И шутки, разумеется. Младший без сомнения придвинулся, не изменив выражение лица. Дазай точно из-за него распадётся на кучу маленьких Осаму. — …и были там вдвоём очень долго. Что мы там делали? Мы…       Ацуши положил указательный палец ему на губы и помотал головой. Боялся услышать шутку. Услышать пошлый намёк боялся ещё сильнее.       «Как чувствительно», — Осаму отстранился, вновь улыбнувшись. Как много скрывалось за этой улыбкой! Смятение, симпатия, нежность… Дазаю только не давала покоя фраза «хотя, он тоже». Какой шаг Шибусава предпринял? Да, сейчас Ацуши полностью игнорирует его существование, но вдруг какой-то из методов друга окажется действенным? Будет ужасно неприятно.       — Хотя, о чём это я? Какое-то очень странное поведение.       — Это просто вы странный и хотите запутать меня, Дазай-сан. Когда вы уйдёте из школы, я… — точно, Дазай ведь уйдёт. Выпускной класс. У них есть номера друг друга, но вдруг общение оборвётся? Как, например, всё внутри у Ацуши в этот самый миг. Что если Дазай с ним только потому, что Ацуши им глупо восхищается, а одному Дазаю в школе скучно?       — …возьмёшь и станешь лучшим учеником вместо меня? — точно предсказал конец фразы Ацуши. Как мысли прочитал. Накаджиму слегка отпустило при виде чужой улыбки.       Нет уж, это не односторонний интерес. Он Дазаю, как минимум, нравится. Иначе бы от Шибусавы не защищал. Кстати, насчёт Шибусавы…       — О, мы с ним вчера встретились в библиотеке. Как раз на следующей перемене после обеденной. Он был… Воодушевлён. Кажется, по какой-то причине он настроился решительно, — ответил Дазай, когда Ацуши повторил вопрос. Осаму, конечно же, многое упустил. Например, то, что Тацухико понял по хрусту пиджака, что у Дазая есть какая-то бумага — это было письмо. То самое, которое суицидник подложил Накаджиме. Ещё они поговорили о том, как Ацуши боится Тацухико (конечно, того это не огорчило). Что Ацуши его ещё и презирает, Шибусава не узнал. Ох, ну и конечно, он вновь назвал Ацуши своим ангелом! Слово «своим» вроде не подчёркивал, но явно имел это ввиду. Раздражает. — Я назвал его мерзким. В шутку.       — Из-за чего он… Стал решительным? Не знаете?       — Кажется, Шибусава-кун немного тебя ко мне ревнует. В конце концов, это я ему сказал твоё имя недавно, спросил, почему он тебя преследует. Ацуши-кун же просто Ацуши-кун. Тебе и от меня головной боли хватит. А он даже не знал, что мы с тобой общаемся, вообще меня рядом с тобой не замечал! Только на тебя смотрел, называл ангелом, а именем не интересовался. Так что прости, кажется, это из-за меня он перешёл к решительным действиям.       — Да уж, вас одного по горло хватает… — Накаджима фыркнул. Он перебирал пальцы и почёсывал указательный. Скоро появилось красноватое раздражение кожи в том месте.       — Ты думал о моих словах? Тех, на крыше, — Осаму немного наклонился к нему, и Ацуши неожиданно положил тому на плечо голову, сводя брови с усталостью. Осаму уже хотел это прокомментировать, но заметил, как кохай застыл вдруг от напряжения. Хуже не будет, если Ацуши с ним немного успокоится. — Возможно, не стоило говорить так резко. Тацухико из тех людей, которые вряд ли понимают отказ, так что можно просто попробовать, — он положил руку Ацуши на плечо, улыбнувшись уголком губ. Провёл выше, по шее (Ацуши задержал дыхание), остановился на волосах. Когда Осаму стал почёсывать их, небрежно и будто даже привычно, Ацуши расслабился, укладывая щёку на его плече.       У его волнения может быть несколько причин — недоверие, лёгкая заинтересованность. Или, что Осаму нравилось куда больше, влюблённость. Непривычное положение головы мальчишки на плече вместе с привычным потрёпыванием волос делает ситуацию куда спокойнее для Ацуши. Хотя, для справедливости, Дазай их обычно просто трепал, а не чесал долго.       — Нет, мне очень даже докучает его внимание. Надо в ближайшее время сказать, — фыркнул Ацуши. Вот и правильно, хотя Тацухико это не остановит. Как он там сказал? «Его мнение не имеет значения… Хочет он того или нет, но спасает меня».       Дазай и сегодня вечером напишет письмо. На этот раз нужно быть осторожнее, чтобы его не перехватили — вряд ли Тацухико уже в курсе первого письма, что пришло Накаджиме, но перестраховаться не мешает.       — Дазай-сан, как вы стали друзьями? — Ацуши застопорился вдруг. Он ведь сейчас перед старшим так плохо отзывался, фактически, о друге Осаму. Наверняка Дазаю теперь неприятно с ним находиться. И рука теперь не почёсывала волосы, а только лежала на голове Ацуши.       Осаму, как выяснилось, когда младший поднял взгляд, улыбался ему коротко.       — Мы нашли «зеркала» для себя. Мы с Достоевским и Шибусавой довольно похожи в своём отношении к большинству людей, похожи в чувствах, которые испытываем каждый день. Было бы очень глупо пропускать такое интересное знакомство. Они как Рампо, только более антисоциальные.       — Вам это… нравится? Антисоциальные люди.       Ну что ты, конечно нет. Просто у Осаму в голове шум. Мерзкий и отвратительный. Он не исчезает, даже если хорошо питаться, хорошо спать, хорошо жить. С людьми нормальными этот шум становится громче. С этими студентами (то ли по обмену они, то ли нет, чёрт с ними) шум становится тише. Но Накаджиме Дазай не скажет об этом. Он не хочет пугать. Иначе ведь Ацуши станет относиться к нему холодно, а Осаму этого не переживёт. Зарождающийся в голове противный механический писк Дазай проигнорировал, улыбнувшись. Ацуши с беспокойством на него смотрел, так что старший пожал плечами.       — Нет. С ними просто как-то легче.       Ацуши вздохнул, головой помотав. С Достоевским и Шибусавой не может быть легче, чем со всеми, это нелогично, но Дазай и сам нелогичный весь. Школьный звонок прервал размышления Ацуши — ещё одно опоздание! Но уходить не хотелось. Они только начали разговаривать, только встретились. Дазай встал первым.       — Удачи с поклонницей, Ацуши. Только не забудь о своей первой любви. Может, тебе тоже стоит написать письмо и признаться, чтобы завладеть её чувствами, — Осаму проговорил всё это, уже удаляясь и не оборачиваясь. Поклонница, чтоб его. Любовь… Ацуши хмыкнул и встал со скамейки нехотя.       — Я говорил вам, что так не будет! — прикрикнул он. И кто же знал, что Дазай остановится. Ещё так строго. Вздохнёт, театрально приложив руку к лицу.       — Такие люди как ты, Ацуши, обречены нравиться многим. Ты добр, талантлив, внимателен к другим. Ты хорошо подстраиваешься под характер, за что-нибудь живое уж точно заденешь, — Осаму улыбнулся ему, как ни в чём не бывало, и продолжил идти. Шёл он, кстати, к воротам. Ацуши больше не останавливал его.       Что на такое скажешь? Вот и Накаджима замялся, рассеянно подняв свою сумку. Нужно было в класс, точно.

***

      Психбольница. Капельница. Жестокость. Это ведь не очень связанные друг с другом слова, при них только возникали в голове определённые картинки. Кажется, ногти были слишком отросшими — будто уже можно сделать маникюр, такой, что они будут похожи на когти. Уже были похожи, надо только немного подлатать форму. Если надавить ими на кожу головы, расчесать, схватить пряди пальцами и попытаться выдернуть…       Не выходит. Да и былого облегчения это не приносит. Раздражение, одно раздражение, физическое и эмоциональное. Осаму услышал, как колыхнулась штора, резко поднял голову и с недовольством уставился на окно.       Любые звуки раздражали точно так же, как и попытки навредить своим волосам. Или попытки написать ещё один стих. Сильно сжав зубы, Дазай осознал, что пока он пытался выдать из себя хоть что-нибудь и марал бумагу, на улице успело потемнеть. Может, некомфортный сумеречный свет в комнате и заставил его разозлиться.       Осаму включил все осветительные приборы в комнате и проверил замок на двери. Всё так же заперто — хорошо. Стало чуть легче.       Только сейчас видно, что на полу скопились клочки бумаги, безжалостно смятые — неудачные любовные письма Дазая, что весь вечер мучился с излиянием собственных чувств. Казалось, чем больше он пишет, тем глупее становятся и слова, и строфы, сравнения, всё что угодно. Либо в словах слишком легко угадывается смешливо-печальная нотка Дазая Осаму.       Он вернулся к столу медленно, но вновь писать не начал. Мысли роились в голове, переплетались кривыми уродливыми линиями в чёрный и небрежный шум. Как обычно. Из этого состояния можно выйти, и довольно легко.       Нужно всего-то себя убить. Или хотя бы напиться в хорошей компании — только вот незадача, Осаму уже не успеет эту компанию собрать. И письмо хорошее написать не успеет до завтрашнего дня.       До того самого письма — как до луны, если перечитать все те стихи средней паршивости, которые отвергнутыми валялись на полу. Ужасные, неискренние и явно не те, которые должен увидеть Накаджима Ацуши, ещё и влюблённый в кого-то другого.       «Письмо ему понравилось», — навязчивое желание расчесать себе голову вернулось, так что суицидник взял в руки механический карандаш и стал рисовать на тетрадном листе каракули. У него была надежда на результаты, хоть и немного иные… Возможно, он хотел более заинтересованной реакции и хоть какого-то желания Ацуши найти «отправителя».       Будет очень неприятно, если старший, что так долго увивался за Ацуши по непонятной для всех причине… Хотя, если отступить, то другим людям, даже кохаю, не было видно, что Дазай «увивался». Скорее, они лишь общались. Да и многие знакомые Осаму, как и друзья Ацуши, считали, что Дазаю нравится дурачить мальчишку. Так или иначе, Ацуши станет неприятно, если он вдруг выведает про сильную заинтересованность своего дорогого старшего друга.       А письмо ему понравилось независимо от Осаму.       Вот, что по-настоящему приятно. Никакого презрения, как к Тацухико, или чего-то другого ненужного. Чистое и незамутнённое впечатление. Оно пришлось кохаю по сердцу, тот сам сказал…       На самом деле, странно думать, что твои искренние чувства оценили. Будто они нормальны, будто и должно быть так. Даже получается испытывать за них меньший стыд. Осаму ведь по своей сути так же себя отвратительно ведёт, как и Тацухико Шибусава, только более скрытно. В основе его чувств так же лежит восхищение и желание дотянуться до света.       А ещё обезопасить от всего зла в мире. Потому Осаму поступил невероятно глупо, когда ушёл из школы рано — кто знает, что произошло, пока его не было… Но, раз ему никто не сообщил ничего, то ничего и не произошло, наверное?       Днём Осаму помогал в больнице — для признания ему нужен подарок, а для подарка надо было бы подкопить деньги. Подсластить горькую пилюлю перед сильным разочарованием Ацуши (возможно, даже страхом). Пока что Осаму считал, что рано раскрывать личность, но, раз уж он начал, то придётся скоро раскрыть тайну, и солнечные деньки окрасятся чёрным.       Бинты сползали с рук и путались, а на листе появилась дырка. Дазай испачкал карандашом стол. Нормально ничего не получается — он слегка улыбнулся, уже понимая, что ни один из следующих стихов ему не понравится. Искусство очень легко растоптать малейшей сменой настроения — тут тебе не планы, не механическая работа. Только чувства и знания о композиции, а если со вторыми что-то ещё обстояло неплохо, то с первым были ужасные проблемы.       «Что ж, с другой стороны, это лишь письмо незнакомца. Ацуши не расстроится, если перестанет получать знаки внимания от неизвестного», — коротко улыбнулся Дазай, швырнув карандаш в сторону. Тонкий грифель сломался и пластик разлетелся в разные стороны.       Тревога заставляла двигаться. Чесать голову или кожу на пальцах, кусать щёки и смотреть в одну точку, представляя самые невероятные исходы его признания или провала конспирации. Как кто-то обличает его перед Ацуши до истечения нужного срока.       Если долго тянуть с письмом, то Ацуши потеряет интерес к таинственному поклоннику — вот, почему нужно всё сделать как можно быстрее, несмотря на жрущие сомнения. Впечатления будут совсем не те. Если бы вам каждый день присылали знак внимания, то это вызвало бы больше эмоций, чем если бы то же самое делали через день?       На сегодня Осаму оставил Ацуши подарочный билет в кафе с кошками, куда Ацуши хотел сходить. С запиской. Довольно банально, но удовольствие от поглаживания кошек должно сгладить впечатление. А билет пахнет кошачьей мятой… Не письмо, конечно, но тоже знак внимания.       Картинка удивлённо (смущённо? Просто радостно?) улыбающегося Ацуши была способна справиться с почти любыми картинками у Дазая в душе. Возможно, стоит даже сделать глупость — чтобы письмо не перехватили, чтобы Шибусава не узнал о мотивах его написания и не стал мешать. И чтобы утро было чуть лучше, чем всегда у Накаджимы.       Телефон оказался в руках в ту же секунду — Дазай сам себя подгонял, чтобы не передумать.       «Не хочешь завтра дойти до школы вместе? Я за тобой зайду^^», — отправить, скребя по своему колену и не понимая, почему в разных участках тела вспыхивает зуд, боль и другие неприятные ощущения. Возможно, не стоит придавать происходящему такое большое значение? Но тогда ведь у Осаму ничего не останется.       У него есть имитация жизни, имитация личности, имитация семьи и имитация работы. И один абсолютно живой и настоящий Накаджима, что волнуется из-за учёбы… Нужно будет подбодрить его, слишком уж бледным выглядит в последнее время.       Пришёл ответ от Ацуши, простой и забавный «Я ещё не согласился! >^<». И каким образом в их общении это было согласием? По крайней мере, так было в любые другие разы. Осаму перечитал сообщение ещё несколько раз, чтоб по каплям его покинул яд. Вдогонку полетели вопросы Ацуши о времени, о месте встречи, а Дазай лишь улыбался.       Мотивация написать любовное письмо заставила его взять новый карандаш.