Стих о моих шагах к тебе

      — Почему ты не пошёл на занятия? Разве у тебя не будет проблем? — к этой теме Одасаку подобрался только после того, как они обсудили все интересные вещи. Осаму скорчил кислую мину, закатил глаза, а затем рассмеялся.       — Даже если так, сегодня всё лучше, чем когда-либо. А такие проблемы решаемы… Это ведь лишь часть физической жизни. Стоит просто чередовать количество физических проблем, которые можешь допустить, с отсутствием проблем. Как у тебя в журнале, — Осаму усмехнулся, а Ода вскинул брови. — Отличники и хорошисты ведь иногда получают двойки и не исправляют их — понимают, что по итогу всё равно выйдет хорошая оценка.       — Будем надеяться, что твоя жизненная философия продолжит работать.       — Ты сегодня мрачный, Одасаку! — Осаму поднялся на ноги, потягиваясь, и, в эту же секунду, прозвучал школьный звонок. Первая перемена. — Я, между прочим, планирую ещё кое-кого убедить в моей философии. Пожелай мне удачи.       Как обычно, он отбросил «вы» ещё в середине разговора, а Ода выпроводил его из кабинета чуть раньше, чем в коридор хлынули ученики. Осаму всем улыбался, даже поздоровался с кем-то, кто был ему не знаком, чем ошарашил. Ну, почему бы и нет.       Класс Ацуши был на другом этаже, и Накаджима преданно ждал Дазая у дверей вместе с подругой.       — Кёка-чан, как я рад тебя видеть! — его слова удивили обоих младшеклассников — конечно, Осаму же должен был поздороваться с Ацуши, как они оба думали. — Поможешь мне убедить Ацуши кое в чём?       — Мы только встретились, а меня уже в чём-то убедить хотят, — пробурчал Ацуши недовольно, когда Кёка тихо поздоровалась Дазаю в ответ.       — И в чём же, Дазай-сан? — сверкнула она глазами. — Вы — явно не тот человек, убеждения которого стоит слушать. Ацуши всегда нервничает, когда…       — Е-ему это знать необязательно! — Кёка чуть не раскрыла страшные секреты Ацуши, выбила почву из-под ног, а смотрела так, будто ничего сверхъестественного не сказала. Ацуши пытался посылать ей мысленные сигналы никогда больше не упоминать о реакции Накаджимы на старшеклассника. Та пожала плечами, словно извиняясь.       — Нервничает, значит? — было поздно, Дазай уже что-то, да понял, ещё и выводы какие-то сделал. Вон, как улыбается хитро… Если честно, такое лицо у него было почти всегда, но можно ведь Накаджиме немного вздрогнуть от страха? К счастью, сенпай быстро соскочил с темы. — В любом случае, мне нужно убедить Ацуши-куна, что он перетруждается и ему нужно больше отдыхать.       Глаза Накаджимы удивлённо распахнулись. Кажется, его подругу это заинтересовало даже — от Осаму никто уж точно не ожидал заботы о чужом здоровье. Но всё это неправда! С Ацуши, уж точно, было всё в порядке — учился он столько же, сколько и всегда, а сегодня, он уверен, хорошо написал тест по математике.       — Он же вместо клубов всегда ходит на свои дополнительные занятия, совсем не отдыхает, — вдохновенно продолжал Дазай, и Ацуши с ужасом заметил в глазах Кёки огоньки осуждения. — А потом домой приходит и за домашнее задание садится. Нельзя так жить, верно, Кёка-чан?       — Ацуши, это правда? Ты часто говорил, что занят, и потому не можешь погулять со мной, — в момент, когда Изуми это сказала, Дазай ощутил укол беспокойства и спрятал руки в карманы, — и Танидзаки. Ещё Кенджи нас несколько раз в кино звал, а ты все отказывался…       — Да, но мне необходимо заниматься больше! — Ацуши поднял руки, защищаясь от Кёки и Дазая, что глядели на него. Кажется, он их не убедил. И чего заладили? — Я сегодня тест только на четыре написал, не больше! В начале года я писал их на пять, мне нельзя пропускать дополнительные занятия! Сегодня как раз по математике. Да и… — ох, Ацуши стал терять их внимание. Его сенпай шепнул что-то Кёке, явно что-то такое, что не понравилось бы Накаджиме. Вот же чёрт… Они его совсем не слушали, а стали друг с другом шептаться! — А ещё я решил завтра пойти к Дазаю на ночёвку, и он это знает! Это же отдых.       — Он убираться собрался у меня, — поведал Осаму девочке, и та тяжело вздохнула.       — Именно потому, что ты постоянно в напряжении, у тебя оценки и ухудшаются. Дальше только хуже будет, — пробормотала Изуми, а сенпай улыбнулся, словно победно. И почему он вообще стал вовлекать Кёку в свои козни? Хотя, если бы только Дазай пытался убедить его, что нужно прогулять дополнительные, то вряд ли бы Ацуши отнёсся к этому серьёзно — наверняка, старшекласснику просто одному скучно, вот и хочет сбить на кривую дорожку. Это приятно, что Дазаю Ацуши нужен, но Накаджима не мог пожертвовать учёбой взамен на эту «приятность». И, совсем немного, было страшно допустить мысль, что Осаму правда за него волнуется.       Причину, конечно, серьёзной не назвать. Эти двое раздули проблему из ничего.       — Ты думаешь, тело просто так тебе энергию даёт? — Осаму тоже вклинился в осуждающую речь Кёки. Он звучал скорее наигранно удивлённо, чем отчитывал. Накаджима раздражённо цокнул. — Мозг может дать тебе энергию делать что-то, но ему необходимы и минуты отдыха — это, всё-таки, очень ленивый орган, который использует мизерную часть своего потенциала. И даже за эту работу он требует большую оплату! Если каждый день требовать от него выкладываться на все сто, в конце концов ты начнёшь путаться даже тогда, когда нужно просто поделить двузначное число, — Осаму щёлкнул его по носу, не дав ничего возразить. — И ты, конечно, сможешь это сделать, но куда медленнее, чем в том же начале года. Вот всё и станет у тебя куда хуже.       Ацуши замялся.       — …Вы правда так считаете? — он переводил взгляд то на серьёзную девочку, то на слегка обеспокоенного старшеклассника, не зная, что сказать. Конечно, Ацуши устал. Но так ведь всегда — бодрый ты только в начале учебного года, а затем усталость накрывает тебя с головой. Приходится выбирать, чем жертвовать — отдыхом или успеваемостью. Или даже друзьями. И, кажется, друзья не были особенно рады такому раскладу.       — Не могу же я просто никуда не пойти… — заметил он неловко, почему-то испытывая стыд.       — Ацуши-кун согласился с нами! Итак, полдела уже сделано, — после слов Осаму (который поставил галочку в своей голове) школьный звонок прогудел мягкой мелодией. — Ты очень даже можешь не пойти, но как, я расскажу на обеденном перерыве. А вам пора по классам.       — Только на обеденном перерыве? Вы не встретитесь с нами на следующей перемене? — Ацуши дёрнул его за рукав, когда Дазай уже собирался ускользнуть. Осаму постарался запомнить выражение чужого лица — приятное волнение пошло мурашками по рукам.       — У меня тоже бывают дела и занятия, к которым нужно подготовиться. Но буду рад, если ты будешь очень-очень скучать, — руку Дазая отпустили, а сам он помахал Ацуши и подмигнул Кёке, которая взяла свою сумку и собиралась идти. Она отлично справилась с тем, чтобы помочь донести важную мысль до Ацуши, и по отношению к ней Осаму чуть оттаял. Хотя, всё ещё была возможность, что именно в неё кохай тайно влюблён — это немного портило триумф.       — Я опаздываю. Встретимся на следующей перемене, Ацуши. До свидания, Дазай-сан, — она коротко поклонилась и убежала, а взволнованный младшеклассник вернулся в свой кабинет.       Тоже нужно торопиться на следующий урок — даже Дазаю будет нелегко оправдываться перед директором за количество прогулов. Он, хочешь не хочешь, обязан сегодня посетить все занятия, чтобы у него не было проблем, которые лень решать.       Шибусава был в одном с ним классе — это слегка создавало сложности Осаму и облегчало Тацухико жизнь. Ведь сейчас, когда он присоединился в коридоре к Дазаю, он мог сделать вид, что не следил за ним. Им просто нужно прийти в один и тот же класс.       — Утречка, Шибу.       — Не называй меня так, это похоже на породу собаки, — раздался раздражённый вздох. — Впрочем, и тебе доброе утро.       Тацухико не обязательно было идти так близко, словно он собирался говорить что-то тихо-тихо, чтобы никто другой не услышал, а Осаму необязательно было на лестнице замедлять шаг.       — Ты до сих пор преследуешь бедного Ацуши-куна? У него так скоро даже на руках волосы поседеют, — деланно жизнерадостно заметил Осаму. Иначе что бы делать Шибусаве на этаже младшеклассников, как не преследовать?       — Это не преследование. Всего лишь небольшое увлечение. Тебе ли не знать, как это бывает, — протянул приятель, а в равнодушном обычно голосе слышалась мечтательность. Ну, вот уж нет. Если себя Дазай мог назвать плохим человеком, и, возможно, отвратительным, то Тацухико он бы точно отнёс в разряд психически больных. У всех есть свои грехи — это правда, но совсем другое дело, когда грехи других касаются важных тебе людей.       — Понятия не имею, — пожал плечами Осаму. Если Шибусава собирается сказать нечто важное, то ему лучше сделать это побыстрее, ведь до класса им осталось совсем чуть-чуть. Неизвестность заставляла слегка нервничать. В таких случаях подходят либо для того, чтобы припугнуть, либо попросить о помощи с объектом воздыхания… Но вряд ли Тацухико так уж нужен совет.       — Мне больше интересно, для чего ты «защищаешь» его, словно цепной пёс? Я не ожидал такого от человека, который на пару с Достоевским вены резал, — заговорчески шепнул друг, улыбаясь более чем спокойно.       В своём козыре он бы так просто признаваться не стал, да и для Дазая с Фёдором слух подобного рода не будет очень страшным. Возможно, под этими словами Тацухико имеет ввиду нечто совсем другое. Что-то, что ещё произошло в злополучный вечер дома у преследователя Ацуши.       — Достоевский — совсем другое, — ухмыльнулся Дазай. Дверь в класс была на расстоянии шага. — Ацуши просто пригласил меня на прогулку, я должен был отказаться? Ты так до сих пор и не понял взаимоотношений между друзьями, — он оставил Тацухико без ответа, смеясь. Наверное, даже если Дазай не был уверен раньше, сейчас он испытывал отвращение к Шибусаве. Это сильное чувство было сложно скрыть — оно мешалось с раздражением и лёгкой тошнотой.       Осаму извинится за опоздание, а на уроках будет валять дурака, как обычно. Из класса его, конечно же, не выгонят — не настолько серьёзны его дурачества.       Было бы удобно хоть иногда отключать мысли. Что, если все действия Осаму были неправильными? Что с Ацуши, что с Кёкой, что с Шибусавой. Если Дазай не хотел в дальнейшем ощущать гудение в голове и вспоминать каждое своё действие перед другими людьми, то он и не должен был пытаться стать значимым в глазах Накаджимы.       И как же можно назвать его влюблённым, если он отчаивается после каждого сделанного шага? После того, как мог вызвать раздражение. Может, это и вовсе не любовь? Стоит ли за ней идти? Может, за этим ничего нет, но Ацуши останется хорошим другом для него, если Дазай остановится прямо сейчас. Ничего не испортив.       Хотя, разумеется, он уже пообещал освободить мальчишку от дополнительных занятий. Ацуши же откинется скоро такими темпами.       На перемене после естественных наук Дазаю сделали выговор — и не мудрено, это и ожидалось. А он всё улыбался глупо, надеясь изобразить наивность, шутя и вынуждая преподавательницу смириться и оттаять.       Ему скажут, что он позорит класс и самого себя, но Дазай-то знает, что всё это — несерьёзно. Если бы он взаправду себя опозорил, жизнь была бы похожа на ад.       Оставшееся время убеждал преподавателя по математике, что Накаджима срочно нужен для помощи над групповым проектом — и ну никак не может на дополнительные занятия попасть. Лучше не давать себе шанса оступиться или сдать назад — как только Осаму усомнится хоть немного, он потеряет себя. Вспомнит, что в жизни его ждёт только пустая квартира и десятки ненужных перспектив, а если Ацуши узнает обо всём, что Дазай в душе своей скрывает, то тут же исчезнет.       У них ещё не случалось ссор. Ссор вообще не случается, если вы недостаточно близки или не так часто и общаетесь, чтобы друг друга задеть.       «Если я не могу быть достаточно стабильным…», — то он вообще не должен был выказывать симпатию, особенно в тот день, когда только увидел Ацуши. Когда такой забавный и очень смущённый младшеклассник попросил у него помощи с математикой.       Дазай заправил прядь волос за ухо. Уж точно он не думал тогда, что встреча будет не единичной, что Ацуши так приглянётся ему, и уж тем более, что в душе вспыхнет восторг. Накаджима — словно глоток свежего воздуха, противоречивый, но по-своему прекрасный.       Вот и сейчас Накаджима становится лекарством — вернее, мысли о нём. Может, Осаму и не в своей тарелке, но мысли об Ацуши его успокаивают. С груди спадает тяжесть, что мешала дышать.       «Я так хочу…», — успевает промелькнуть мечтательное. Не знает сам даже, чего хочет. Может, встретиться? Обнять? Поцеловать? Взять за руку? Разобраться так и не получается.       Подмигнув Шибусаве, Осаму вышел из класса без бенто. Ацуши должен быть на крыше — он там обедает часто. У него ещё всегда много вкусного с собой. Хорошо готовит, мило улыбается, со всеми старается быть хорошим и несёт в себе какую-то тоску. И Дазай хотел бы избавить Ацуши от неё так же, как кохай избавляет его самого. Хотя бы осветить.       Кажется, только что в Осаму появилось вдохновение написать новый стих. Но то, что сейчас он не может, не расстраивает ни капли.       — При-и-вет, Ацуши-кун, — Осаму чуть наклонился над скамейкой, где сидел кохай. У Накаджимы глаза распахнулись, как и каждый раз раскрываются, когда он видит что-то неожиданное. — А я договорился с Куникидой. С боем выторговал тебе этот день.       — Уже?! Но вы, кажется, собирались на этой перемене только рассказать, что можно сделать. Вы всегда меня будете обманывать, Дазай-сан? — и всё же, в его голосе были смех и облегчение — они задели Дазаю какую-то сердечную струну.       — Теперь у тебя есть целый свободный вечер, так что я планирую украсть тебя на всё это время, — как-то само собой Дазай присел на скамейку с Ацуши совсем рядом. Как всегда, у Накаджимы бенто было аппетитно собрано. Ацуши даже не возмутился, как могло бы быть, когда ему ультиматум выставили.       — Вы хотите попробовать? Я сегодня решил взять немного сладкого, так что у меня ещё блинчики есть, — рука у Ацуши подрагивала. Ведь, когда человек волнуется и отменяет тебе занятие, можно даже вдруг подумать, что ты для него важнее, чем на самом деле. У Дазая, на самом деле, лицо было грустным, когда на нём появлялось слишком уж доброе выражение — его ещё нужно постараться уловить. Или Ацуши надумывал? Его сенпай вовсе не был воплощением уныния, когда ласково улыбался, просто проскальзывало в нём что-то печальное. Вот и казалось, что Осаму гложет тоска.       Не слушая никаких возражений или шуток, Ацуши взял палочками золотистый шарик в кляре, макнул в соус и протянул ко рту Дазая.       — Вы же такое любите? — спросил очень тихо, сдавая который раз себя. А Осаму съел, щурясь довольно.       Сердце растаять способно. Если Дазай сейчас умрёт, то именно по этой причине. Он улыбнулся, съев ещё один шарик — всё ещё тепло, вкусно, и даже текстуры еда не потеряла, оставшись до обеда в контейнере. А Ацуши улыбался совершенно невозможно и стеснительно, вызывая едва контролируемое желание взять за руку.       — Раз вы меня украдёте, то придётся вас хоть покормить. И как же ответственный ученик старших классов может позволить себе голодать? — неожиданно фыркнул Ацуши, и хотелось бы ответить ему как-нибудь колко, но Осаму счёл, что лучше не делать этого. Иначе… Он не почувствовал бы лёгкого, а затем и более уверенного прикосновения к своей щеке — самозабвенно, мальчишка её погладил и руку опустил.       — Сам ты ответственный, — как хорошо, что щёки не покраснели, и как же жаль, что этих щёк больше не касались осторожные руки.       — Спасибо за… заботу обо мне, Дазай-сенпай, — и Ацуши благодарно улыбнулся.