Стих о моих шагах к тебе

      Когда Ацуши проснулся, он зевнул и чуть приоткрыл глаза. С удивительным спокойствием (глядя, как волосы перед лицом Осаму подрагивают от дыхания) он понял, что не знает, сколько времени, и может опоздать. Вместо того, чтобы бегать по квартире и собираться, он решил найти свой телефон. Или часы, что раньше.       «Милый», — хмыкнул Накаджима, кинув на Осаму ещё один взгляд, и еле заставив себя подняться. Ох, вечером Дазай наставил на его ключицах следов! До сих пор пальцы подрагивают при мыслях об этом. Ацуши заглянул в свой рюкзак, роясь, и взял телефон — к нему ещё какая-то бумажка прилипла. Не обратив на нее должного внимания, Ацуши подсветил дисплей. Одиннадцать. Они опоздали. При мысли об этом навалилась только жуткая усталость. К тому же, Ацуши заметил сообщение от опекуна, и тут-то нечто в его желудке похолодело и запрыгало. Сжав пальцы, Ацуши сглотнул. Хоть бы ничего страшного.       «Ты не прислал домашнее задание сегодня. У тебя всё хорошо?» — всё лучше, чем когда-либо, но увы, опекун имел ввиду учёбу.       У него был вариант на такой случай. Даже не ложь! И всё равно Ацуши чувствовал себя виноватым. Будто ужасное преступление совершил.       «У нас каждый день предметы разные. Домашнее задание для тех, что на сегодня, я уже выполнил. Те, что задали вчера — на другой день», — перечитав несколько раз и кивнув самому себе, Накаджима отослал сообщение. До ужаса боясь наказания (хотя что мог ему сделать его «родитель» находясь безумно далеко?). Главное, чтобы время ответа не показалось ему слишком странным.       Дазай заворошился, а Ацуши хотел положить телефон в рюкзак. Он машинально развернул листок, что ему попался недавно — смешной рисунок Дазая с маленькой подписью в углу листа. Почему-то Накаджима зацепился за неё взглядом.       Со стороны послышался громкий зёв, а ещё звук, будто кто-то потягивается и разминается чуть-чуть. Ацуши нахмурился неуверенно, и сердце его забилось чуть быстрее, когда он пошарил второй рукой во внутреннем кармане рюкзака.       — Доброе утро, Ацуши, — лениво поздоровался Дазай, но резко сел на футоне, едва увидев в чужих руках листы. Не может такого быть. Ацуши же не мог найти что-то, что доказало бы…       Захотелось усмехнуться. Конечно мог. Дазай же оставил этот маленький кусочек, невинную шутку, по которой можно было догадаться… И Ацуши, видимо, так и сделает.       — Ты нашёл что-то интересное, Ацуши? — Осаму постарался сказать без волнения, так, чтобы голос не дрогнул, хоть изнутри его тряхнуло знатно. «Сердечко», что было под первым письмом, на самом деле — подпись, очень похожая на маленький рисунок. И точно такая же была в уголке листа-самолётика.       Ацуши ведь влюблён в него в ответ. Почему тогда Осаму так боится его реакции? Да потому, что сейчас Ацуши не поворачивается слишком долго, перечитывая (?) всё, что понаписал Дазай в этом глупом признании!       На лице обернувшегося Ацуши была улыбка.       — Так это ты написал. Ведь ты? — и Накаджима выглядел таким счастливо-испуганным, что сил отпираться не было, Осаму только улыбнулся тоже, но неловко, едва глазами не бегая. Ацуши засиял уже без всякого испуга. — Это так красиво! Почему вчера не сказал? — и, не дожидаясь ответа, Ацуши к нему придвинулся, поцеловав сгоряча.       Милый. И всё куда лучше, чем можно было ожидать!       — Тебе правда нравится? — улыбаясь, поймал Дазай Ацуши за руку, переплетая пальцы. Только опомнившись и смутившись, Ацуши чуть сжал листы в свободной руке. Ну как можно ему не верить? Все чувства Осаму, обострённые и воющие в панике, успокоились.       — Мне очень понравилось ещё тогда, когда я прочитал в первый раз. То есть, я… Я не думал, что ты так меня воспринимаешь, — это значит, что Дазай не просто поддался какому-то сиюминутному желанию вчера. Так что и в связь их верится гораздо больше. Вдруг они даже будут вместе долго? Вдруг они будут счастливы? Мысли, которым Ацуши предавался во время первого прочтения, были не самыми весёлыми, хоть он и наткнулся на признание, а сейчас ему очень хотелось смеяться. Что он и сделал, удивив Осаму.       — Мы такие дураки, Дазай-сан, — пояснил Ацуши, представив всю ситуацию со стороны. Ох, а ведь со стороны Дазая он до сих пор не может ее представить! Боязно, странно (то, что действительно Осаму Дазай мог полюбить его).       А писем ведь было гораздо больше. Интересно, как бы парень отреагировал на эту информацию… Осаму поцеловал Ацуши костяшки пальцев, а затем снова и снова, коротко. Как же хорошо, что Накаджиме он нравится в ответ. Как хорошо, что не Шибусава и не кто-то другой.       — Н-насчёт остального, — перевёл взгляд Ацуши, заикнувшись. — Мы очень сильно опоздали в школу. И продолжаем опаздывать… если и успеем, то на три-четыре урока.       В школу, сейчас? У Ацуши давно уже можно заметить синяки под глазами и постоянно уставший вид. Если к нему подойти сразу после урока, то и взгляд у Ацуши был какой-то пришибленный и неживой почти. Не то что бы Дазай был адептом здорового образа жизни и заботы о других, но для некоторых людей надо делать исключение.       — Давай сегодня не пойдём, раз уж мы совершенно не готовились и опоздали. Думаю, это лучшее решение. Хотя, конечно, можно прийти неподготовленными и отхватить за опоздание.       — Нет, мы так не можем, я не могу просто прогулять занятия, — сказал Ацуши, но неуверенно. Что-то тянуло его согласиться, отпустить, и Дазай, глядящий на него, особенно сильно склонял к решению. — Ты просто хочешь прогулять! — Накаджима сам не понимает, почему ему хочется сказать что-то якобы в свою защиту. А Осаму вскинул брови раньше, чем Накаджима стал торопливо извиняться.       — Я просто хочу с тобой побыть. Думаю, я… — суицидник стал пальцем поглаживать руку Ацуши. Приятно. Какие же глупости Накаджима ему сказал, какие же!.. — Хотелось бы, чтобы ты меньше уставал. Да и нам нужно обсудить несколько вещей, друг к другу привыкнуть, — с хитрым взглядом, Дазай потянулся к Ацуши и коротко поцеловал его в щеку. Знал бы он, что новоиспеченный возлюбленный перестал дышать! Затем Дазай сказал что-то на ухо Ацуши, близко-близко, но увы, не удалось разобрать. Слишком сильно Накаджима ошалел и, оказывается, сжал чужую руку. — Ацуши, приём?       — Повтори, что ты до этого сказал. После… После «привыкнуть», — успокоиться, выдохнуть, принять, что Осаму теперь знает о его симпатии. Принять, что не оттолкнул.       — Я вот только что тебя поцеловал. Я могу так делать ещё, или есть ситуации, в которых мне лучше так не делать? Иногда я могу забываться, и поэтому спонтанно творить что-то похожее, почти липнуть. Будет грустно, если ты станешь от этого испытывать неловкость, верно? — Дазай смеялся, и Ацуши не поверил на миг даже в то, что услышал. А потом улыбнулся мягко, кивая.       — Да, было бы разумно это обсудить. Может, один день отдыха и не повредит, но, — вскинул младший на него настолько серьезный взгляд, что почти стало страшно, — больше прогуливать не станем.       — Ни в жизнь, — фыркнул Дазай, забавляясь, а затем улёгся на футон вновь, щекой оказавшись вдруг на коленях Ацуши.       Не удалось не зависнуть. Может, погладить его по волосам? Хотя глупо это, да и зачем? Зачем Осаму вообще это сделал? У Ацуши вспыхивали щёки, но он не мог сказать, что ему неприятно, совсем наоборот. Но тут кое-что омрачило его влюбленные порхающие мысли. Говорить стало стыдно. До безумия. Есть ли у него право волноваться вслух теперь, раз раньше его не было?       — Дазай, я знаю, что эта тема может быть неприятной, — начал Ацуши. Он всё-таки запустил руку в чужие волосы, то перебирал, то покручивал пряди. Осаму словно ожидал этих его слов, и потому только поднял взгляд. Выглядело странно умильно. Но надо спросить, надо! Вернее, очень хочется. — На самом деле, то, что мне больше всего, можно сказать, не нравится, есть. Иногда я думал спросить, как ты себя чувствуешь, но было страшно, что я этим тебя расстрою. Я почти с ума сходил.       — Нравится, когда тебе жалуются?       — Нравится, когда мне доверяют, милый Дазай, — резюмировал Ацуши, чуть нахмурив брови. От грусти, не от чего-то другого.       Осаму уткнулся лицом ему в колени, размышляя медленно и нехотя. Он хотел бы сказать, что просто не нужно обращать на это внимание. Он почти это сказал.       — Я просто не хочу портить тебе настроение.       — Оно будет портиться, только если ты ничего говорить не станешь. Я не знаю, это сложно объяснить, — Накаджима проморгался, почувствовав в груди жар. — Это — как ощущение, что тебя бросили. Может и глупо, но я так чувствую, — и Ацуши приносит проблемы, как обычно. Лучше бы он ничего не говорил. Лучше бы Осаму не смотрел на него с таким сомнением.       — Это будет сложно. Очень сложно, — так и не согласился, и не опроверг Дазай, не давая ответа.       — Но ты постараешься? — с надеждой спросил Ацуши. Ему это надо. Иначе правда с ума сойдёт. Ему надо знать, что Осаму о нём думает, что о мире думает, иначе ему по какой-то причине сердце давит тисками. — Просто, ты всегда так разумно рассуждаешь, даёшь хорошие советы и решения… Но я не могу сделать того же в ответ, даже если очень хочу. И от этого странно.       — От этого ощущаешь себя плохим и неправильным, верно? — наконец, они нашли общий язык, а глаза Дазая понятливо блеснули. Ацуши кивнул. Только сейчас заметил, что его сердце слишком часто билось. — Я постараюсь. Только ты меня одергивай, если чувствуешь, что говорю слишком много, — Осаму приподнялся и сел, думая, что стоило бы отодвинуться, но Ацуши выглядел таким... Он выглядел так, словно нужно было остаться ближе.       — Хорошо. Но ты всё равно говоришь слишком мало, — пробормотав, Ацуши склонил голову на чужое плечо — немного полегчало. Это помогает обрести безопасность и бо́льшую уверенность. Даже коротко поцеловать Дазая в челюсть, прикрыв глаза.       — Ну, и в школе давай пока не будем демонстрировать, — раз самое важное (на данный момент, просто ещё дальше Дазаю в душу Ацуши опасался лезть) выяснено, то стоит перейти к темам полегче.       Да, это может принести им проблемы. Не столько из-за осуждения остальных (что тоже возможно), сколько из-за школьной администрации. Любые привязанности в школе нельзя выносить напоказ, а особенно — такие. Но Дазай хмыкнул.       — Хорошо. А если нас никто не видит и есть гарантия, что не помешают? — о, и он заметил, как в чужих глазах проскользнул интерес.       — Тогда немного можно, — Накаджима, опершись рукой на футон, чуть сжимал ткань, не зная, как бы спросить, как бы сказать. Да и стоит ли?       Он хотел спросить о Шибусаве. О, Дазай так его к Тацухико ревновал, что ни в жизнь не признается! Точнее, не то что ревновал — было очевидно, что Накаджиме внимание приятеля не нравится. Скорее, Осаму злился, что Шибусава так нагло себя проявляет, не понимая намёков.       — Знаешь, я опасался, что ты отнесёшься к моей симпатии не очень хорошо. Потому тебе советовал признаться, даже если всё безнадёжно, а сам молчал. Плохой из меня сенпай, верно? — даже коротко засмеяться получилось, да и Ацуши его вдруг поцеловал. Не может быть что-то такое хорошее правдой! Но было. Отношения — хрупкая вещь, и Дазай очень постарается их сохранить, сделать хорошими.       Вернее, быть в них хорошим. Как бы ни желал, он не может полностью взять на себя ответственность за них обоих. Было бы слишком самоуничтожающе — он делал так уже несколько раз, это не приводило ни к чему хорошему.       — Ацуши-Ацуши, я конечно на публику выносить не собираюсь, но можно другу рассказать? — наверное, младшеклассник долго отнекиваться будет. А удивлённое (но почти неэмоциональное) лицо друга Дазаю увидеть хотелось.       — А что за друг? Только если он больше никому не расскажет! — согласие вызвало улыбку, и Осаму погладил Ацуши по волосам.       — Одасаку.       — Я его знаю?..       — Ну, Ода Сакуноске, — уточнить явно стоило — лицо Ацуши стало таким удивлённым.       — Учитель?!       И пока Дазай смеялся, он думал о том, чтобы сегодня помочь Ацуши подготовиться к учёбе (наверняка будет волноваться из-за пропуска), думал, как глупо и влюблённо будет выглядеть, рассказывая Оде об Ацуши, и…       Накаджима поцеловал его, снова вышибая почву из-под ног. Даже несмотря на то, что они оба сидели на футоне.