Все, что осталось

      «Мы зашли к ней в палату только спустя двенадцать с половиной часов. За это время столько всего произошло: из смертельного врага Кейске успел превратиться для меня в лучшего друга, а потом обратно во врага и снова в друга. Таких невероятных перемен давно не было в моей жизни и я пребывал в состоянии легкого шока. Но это ничто по сравнению с тем, какие перемены ожидают меня в будущем. Если повезет, то скоро я стану папой, но при этом останусь без любимой и это ужасно.       Касуми лежала на больничной койке, вся истыканная капельницами. Ее глаза были открыты, но при этом ничего не выражали. Казалось, она и не заметила нашего прихода. Она просто лежала и смотрела куда-то вдаль, на автомате поглаживая рукой живот.       Кейске сразу подошел к ее кровати и встал на колени. Он взял сестру за руку и прижался к ней щекой. От этой трогательной сцены защипало в глазах. Мне хотелось сделать тоже самое, хотелось крепко прижаться к животу моей возлюбленной и ощущать, как она запускает пальцы в мои волосы, но я почему-то не решался подойти к ней. Возможно, это разыгралось мое воображение, но я чувствовал, как от нее веет холодом и неприступностью, словно она никого не желала видеть, в том числе и меня.       - Эй, сестренка, — мягко проговорил Кейске, — все хорошо?       Касуми медленно перевела взгляд с окна на брата, а потом — на меня.       - Нет, нехорошо, — чуть охрипшим голосом сказала она.       Потом она взяла с прикроватной тумбочки стакан с водой и швырнула в мою сторону. Я едва успел увернуться, на столько неожиданным было это действие. Я ошарашенно смотрел на нее, пытаясь понять причину, но ее взгляд не дал ответа на мой немой вопрос. Кейске испуганно съежился возле кровати и выпустил ее руку. Судя по его взгляду, он так же не понимал, что произошло. Но вот прошла секунда, другая, его лицо менялось на глазах, он уже готов был кидаться в бой, даже не собираясь разбираться в ситуации. К счастью, Касуми остановила его, положив свою руку на его плече. Я был этому рад, я совсем не хотел устраивать разборки в больнице, тем более на глазах моей умирающей невесты. Единственное что я хотел, это понять, почему моя любимая так на меня реагирует.       - Нет, не хорошо, Сакумо, — повторила она, в ее голосе появились истерические нотки. — Знаешь, что мне сказала Цунаде-сама? — С секунду она выжидающе смотрела на меня, а потом сама ответила на свой вопрос. — Она сказала, что мой малыш скорее всего родится неполноценным.       Когда Касуми произнесла эти слова… Когда она сказала мой, а не наш, я вдруг утратил способность воспринимать слова.       - Она сказала, — продолжила Касуми, — что пройдя через двенадцатичасовую пытку, двадцати трех недельный зародыш просто не может сохранить здоровье. Даже если он родится, шансов, что он родится здоровым практически нет.       Я стоял неподвижно и, молча, слушал все, что она мне говорила. Но я не могу с уверенностью сказать, что все слова, которые влетели ко мне в уши, действительно, дошли до мозга. Я могу без труда повторить каждую фразу, но вот смысл… Я словно выпил пол бутылки саке, вокруг царил туман. Я чувствовал, как каменеют мои ноги, а веки становятся тяжелыми и неподъемными.       „Я что, теряю сознание?“ — пронеслось в моей голове. — „Нет, я не могу его потерять, не имею права.“       - Это ты во всем виноват! — Касуми повысила голос, ее слова были такими твердыми и громкими, что раскатывались по палате эхом.       А может это все мое больное восприятие. Какое может быть эхо в комнате из пяти квадратных метров? Это бред. Почему я, вообще, думаю об этом? Почему каждый раз, когда речь заходит о чем-то по-настоящему серьезном, я вдруг превращаюсь во что-то мягкое и бесполезное. Я как безмозглый слизняк, не способный соображать, не в силах различить даже самые элементарные фразы. Я виноват, виноват, виноват… Это значит что… что это значит?       - Это твоя вина! — продолжала она кричать. — Почему ты не отпустил меня на вершину? Если бы ты позволил мне уйти, все было бы в порядке, а теперь…       Она запнулась на секунду, а потом продолжила говорить что-то еще. Но я не разбирал слова. Из ее носа хлынула кровь. Две красные струйки быстро стекали по губам и подбородку и капали на простыню. Я смотрел на них, как заколдованный, не смея сдвинуться с места. Кейске вскочил и прижал к ее лицу носовой платок, но она отпихнула его, продолжая что-то говорить. Она хмурилась и злилась, а я не мог разобрать слова.       Кровавое пятно на простыне быстро разрасталось и поглощало все мое сознание. Оно почти мгновенно переселилось на пол и тонкой струйкой подползло ко мне, потом оно стало медленно забираться на меня вверх по ноге, животу, плечам, щеке и в конце концов заползло в мое ухо. По этому длинному кровавому следу, как по ковровой дорожке, ко мне прошагали последние слова моей возлюбленной:       - Я тебя ненавижу, — забирался в мое ухо ядовитый шепот, — ты убил нашего ребенка.       Сильный шлепок по лицу привел меня в чувство, в нос ударил резкий запах нашатыря. Я вздрогнул и открыл глаза.       - В порядке? — спросила меня Цунаде, - Ну, ты даешь, шлепнулся в обморок из-за пары капель крови. И давно у тебя развилась гемофобия?       Я не знал, что сказать. Только что пережитый кошмар, еще омрачал мое сознание. В голове стоял страшный гул. Я чувствовал, как трясутся мои руки, как они пытаются нащупать в воздухе подлокотник, чтобы вцепиться в него изо всех сил, но ничего не могут найти.       - Я не знаю, что сказать, — с трудом проговорил я, — я не знаю что сказать, я…»       «Я напился. Я не особо люблю пить, но в тот день я надрался, как свинья. Мой сын работал, как лошадь, а я пил. Я не работал, я потерял доверие деревни и теперь все, что мне остается делать — это заливать горе алкоголем. Я выпил столько, сколько не выпил за всю свою жизнь. А потом я спал, тоже очень долго. А когда в деревне пробили тревогу, я был еще пьян.       - Вставай, пап! — крикнул Какаши и с силой толкнул меня в бок, — на деревню напали! Мне надо эвакуировать жителей, а тебя ждут у ворот. Надо сдержать наступление, пока мы не выведем всех из деревни.       Какаши говорил, лихорадочно распихивая боеприпасы по карманам, а я сидел на кровати, пытаясь переварить услышанное. Меня все еще мутило от выпитого алкоголя, но я понял, что у нас проблемы, и я один из тех, кто может их решить. Я поднялся с кровати и подошел к шкафу, там висел мой жилет джоунина, я не надевал его уже несколько дней. Действовать нужно было быстро, но руки плохо слушались меня. Этот жилет был вручен мне Хокаге, как символ доверия. Это переданная мне ответственность за мою деревню и ее жителей. Я утратил доверие, имею ли я право снова его одеть?       - Идем, по дороге наденешь, — чуть раздраженно сказал Какаши и, схватив меня за руку, вытащил на улицу.       Его бесила моя медлительность. В последнее время я вел себя, мягко говоря, не очень хорошо, и Какаши злился, но злился он, молча. Он всегда злится молча, из-за этого я не могу объясниться с ним и, мне кажется, что он меня ненавидит.       На улице царил настоящий хаос. Люди носились туда — сюда в поисках своих родных, они не могли просто идти в убежище. Как можно идти в убежище, не зная точно идут ли сейчас туда твои дети, или родители, или друзья?       - Я в академию, — сказал мне Какаши, — все учителя у ворот, нам приказано вывести детей.       Он так странно произносил это слово „дети“, словно сам уже давно перестал быть ребенком. Сейчас ему восемь. Некоторые из тех детей старше его, но для него они просто дети. Я смотрел на сына, поражаясь тому, как быстро он вырос. Он действовал так четко, без страха и сомнений, мне даже показалось, что из нас двоих ребенок я.       Какаши скрылся из виду за пару секунд. Он просто растворился в толпе, я даже не успел пожелать ему удачи, сказать, чтобы он себя берег, что я люблю его… Я сказал это про себя, пока смотрел ему в след, а потом развернулся и направился к воротам.       У ворот развернулась настоящая битва. Враг сконцентрировал огромные силы, чтобы нанести этот удар. Коноха с трудом сдерживала наступление. Уже не один десяток наших шиноби пал в бою. Война пришла к нам домой. От этого зрелища, алкоголь выветрился моментально, и я незамедлительно кинулся в бой.       На первых парах мне попадалось мало достойных противников. За первые пятнадцать минут я расправился с целым отрядом, а потом дошел до элиты. Всего один такой противник выбил меня из колеи одним лишь только взглядом. Я его узнал. Это был шиноби вражеской деревни, которого мы должны были устранить на задании, которое я провалил. И вот мне представился шанс исправить эту ошибку.       Несколько секунд мы просто стояли и смотрели друг на друга, а потом он чуть склонил голову в знак приветствия. Он тоже узнал меня. По насмешке на его лице было ясно, кем он меня считал. С одной стороны это было мне на руку, противник не относился ко мне серьезно и это давало мне преимущество, но с другой стороны, я прекрасно знал его силу и понимал, что я ему не противник. Против него следовало бы поставить нашу легендарную троицу или пару гениев из клана Учиха, у меня шансов нет. Я смогу победить, только если мне очень повезет. Впрочем, сейчас мне нужна не победа. Я должен сдержать его до окончания эвакуации, а там может и саннины подтянутся.       Он сделал пару шагов мне на встречу и протянул ко мне руку, сделав призывной жест. Это приглашение нападать первым, но я не глуп и не по наслышке знаю, что нападать первым в такой ситуации мне не с руки. Я не сдвинулся с места, стоял неподвижно, сконцентрировав все свое внимание на противнике и ждал, когда он сделает первый ход. Как я и предполагал первый удар он нанес не сам, теневое клонирование довольно популярная техника у шиноби. Клон возник прямо за моей спиной и нанес удар длинным мечем, разрубив меня пополам. Но, конечно, не меня. Замена тела не менее популярна. Позади меня стоял клон, но и передо мной тоже был клон. Оставаться на одном месте, не зная точного расположения противника, очень опасно. И я принял самое верное решение в этот момент — спрятаться и поискать настоящего врага. Мы оказались в равных положениях. Я не знал, где находится он, а он не знал, где нахожусь я.       Я рыскал между сражающимися товарищами в поисках своего самого важного врага. Он командовал наступлением, а значит его устранение — первостепенная задача. Поэтому я не вступал в бой с другими шиноби. Я нашел еще четыре его клона и без труда уничтожил их. Они не были искусны в бою, как их хозяин. Очевидно, мое убийство не было их целью. Он просто играл со мной. Но зачем? Может он хочет отвлечь меня от чего-то? Тогда я не понял почему мне пришла в голову эта мысль. Я быстро отбросил ее и продолжил поиск, но его нигде не было.       Прошло не меньше полу часа, прежде чем я понял, что его вообще здесь нет. Я нашел с десяток клонов, но все они были всего лишь клонами. Но где настоящий? Сомневаюсь, что он пренебрег таким важным заданием и решил не являться на сражение лично. Это исключено. Но тогда где он? В засаде? Может он готовит ловушку?       Я поискал глазами кого-нибудь с кем можно поделиться соображениями и разработать план действий, но все были слишком заняты своими противниками. Я даже приблизительно не мог представить, где можно его искать. Я просто стоял по среди поля боя и отчаянно вертел головой. А потом кто-то скомандовал отступление и противник исчез.       Мы стояли у ворот совершенно растерянные. Мы не могли понять, почему противник не стал прорываться дальше в глубь деревни. В чем, вообще, был смысл этого нападения?       - Ну и как это понимать? — послышался возмущенный голос из толпы. — Почему они отступили?       - Ты сражался с главным, Сакумо? — спросил один из моих товарищей.       - С его клоном, — ответил я. — Главного здесь не было.       - То есть, ты хочешь сказать…       - Да, — говорил я с ужасом представляя последствия, — это был отвлекающий маневр.       В подтверждение моим словам, к нам подбежала растрепанная и запыхавшаяся женщина. Я ее прекрасно знал, она работала в булочной на центральной улице. Ее семья радовала нас свежей выпечкой не одно поколение. Обычно улыбчивая и спокойная она не походила на себя в этот момент. Ее волосы выбились из аккуратного пучка, глаза отражали невероятный ужас, а руки яростно скручивали белый фартук в жгут.       - Они забрали наших детей! — прокричала она и упала на колени, — Всех!       - Как забрали? — полушепотом проговорил я, чувствуя, как внутри все переворачивается.       - Перехватили по пути из академии, — сказала она, — прямо у самого убежища! Мы ничего не успели сделать!       - А Какаши? — испугано спросил я, надеясь, что его оставили и он не пострадал. Но в глубине души я понимал, что это невозможно.       - Они забрали всех! — повторила она, — Всех до одного! Что же нам делать?! Что нам теперь делать?!»