Все, что осталось

      «У подножия горы нас встретили дождь и ветер. Ураган бил в лицо, не давая вздохнуть. Совершать подъем в таких условиях крайне затруднительно, но ни я, ни Касуми, ни Кейске уже и не думали об отступлении. Для Касуми это была мечта, для меня единственная надежда, а Кейске просто исполнял последнюю волю своей сестры.       Мы распределили роли при подъеме еще до того, как вышли из больницы. Кейске отказался доверять мне сестру, и я, дабы избежать лишних конфликтов, не стал возражать. Степень подготовки Кейске разительно отличался от моей, в случае непредвиденной ситуации, мне пригодились бы свободные руки, чтобы защитить их обоих. Но с другой стороны, склон драконьей горы крут и непредсказуем, если Кейске оступится, они оба погибнут. Тут не угадаешь какой вариант рискованней, и я решил доверить выбор ему.       Мы решили начать путь по самому пологому и безопасному склону, известному, как хребет дракона. Там была тропа, по которой до этого прошли тысячи шиноби в надежде покорить драконью гору, но где-то на середине она обрывалась. Дальше гора уходила резко вверх почти на девяносто градусов и, пути прежних странников расходились. Это дракон поднял свою могучую шею, чтобы дотянуться носом до звездного неба и лишить мечтательных путников шанса забраться на самый верх.       Мы понимали насколько опасно наше путешествие, но все равно шли вперед. Сегодня на карту поставлены не только наши жизни. Ставка куда выше, и я уже не уверен, что могу объяснить это словами.       Мы шли молча, первую пару часов все было спокойно. Если бы не погода, наш подъем можно было назвать приятной прогулкой. Вот только обстоятельства, при которых мы его совершали… Каждый из нас был погружен в свои мысли и разговор никак не желал клеиться. Разок мы обмолвились парой фраз, но единственной темой было самочувствие Касуми. Вскоре наша излишняя забота начала ей надоедать, и она лениво отвечала нам, что еще жива, впрочем мы и так это прекрасно видели. Как и говорила Касуми, эта гора послужила для нее настоящей батарейкой. Она была на удивление бодрой для умирающего человека. Правда удивило это только Кейске, я предполагал, что так и будет. Мне в голову даже пришла идиотская мысль поселиться здесь. Просто поставить палатку, развести огонь, притащить сюда несколько книг, чтобы немного разнообразить досуг, и жить, даже может построить дом. Мне почему-то казалось, что если мы останемся здесь навсегда, то Касуми выздоровеет, родит в срок нашего малыша и будет жить со мной до самой старости. Это ведь возможно? Ей же лучше! Ей намного лучше, когда она здесь! Я мог бы построить дом, я мог бы разбить здесь сад. Мы бы поднимались на вершину каждый день и смотрели бы на звезды. Это был бы наш рай. Эти мечты так прекрасны, так ярки и сладки… Они просто не могут быть реальностью.       За триста метров до окончания хребтовой тропы тучи развеялись и выглянуло солнышко. А у самого изгиба драконьей шеи налетел ураган и выпал снег. Мы стояли у почти отвесной скалы и смотрели наверх, вершины не было видно, она вся скрылась в тумане. Нам предстояло выбрать путь, по которому мы двинемся дальше. И может быть мы легко сделали бы этот выбор, если бы не труп юного шиноби, лежащий в складке каменной кожи огромного дракона.       Он лежал с раскинутыми в сторону руками, его глаза были открыты и смотрели бы куда-то вдаль, если бы еще оставались на месте. Судя по виду он лежал здесь не больше двух дней, но местные животные уже успели над ним поработать.       — Его глаза склевали птицы, — тихо произнесла Касуми, глядя на погибшего. — И так всегда, ты умираешь, чтобы кто-нибудь съел тебя. Я бы предпочла, чтобы это были черви поглубже под землей, так хотя бы никто не видит, как ты после этого выглядишь.       Я видел, как Кейске поежился после этих слов. А меня они почему-то совершенно не задели. Я не раз бывал на опасных заданиях, где рассуждения о смерти в компании товарищей были удивительно привычным делом. Но сейчас дело не в привычке. Я просто не верил, что Касуми говорит о чем-то по-настоящему скором.       — Наверное, он сорвался с вершины, или какой-то зверь его скинул оттуда, — предположил я.       Этот парень был не из нашей деревни, я его не знал, да и символ на повязке был мне не знаком. Наверное это одна из тех мелких деревенек, которые настолько мелки и незначительны, что просто теряются на фоне пяти великих. Глядя на его полу съеденное тело, я не испытывал ни жалости, ни сочувствия. Он знал на что шел, когда решил подняться на эту гору. И мы знаем. Вряд ли кто-то удивится, если через какое-то время совершая подъем, обнаружит здесь наши тела.       — Поднимемся с помощью чакры? — предложил Кейске, но я сразу отмел этот вариант.       Даже имея колосальный запас чакры, как у клана Узумаки или Учиха, есть риск, что этой самой чакры на подъем и не хватит. На склоне не было ни единого выступа, чтобы устроить привал и набраться сил. Куда больше шансов покорить вершину с помощью обычной веревки и креплений, а чакру использовать в качестве страховки. Кейске согласился с моим решением. Устроив короткий привал, мы отправились в путь.       Погода портилась с каждым новым метром. Пальцы леденели и отказывались слушаться, а до вершины еще далеко. Кейске не жаловался, но ему с Касуми приходилось туго. Он все время оглядывался, проверял достаточно ли крепко она привязана к его спине. Я буквально чувствовал его усталость, но поменяться с ним было невозможно. Все, что я мог сделать — это устроиться прямо под ним и в случае чего ловить.       Спустя несколько часов, мы увидели выступ в скале. Невероятная радость охватила всех нас. Мы наконец-то сможем немного отдохнуть. Не веря своему счастью, Кейске рванул вперед. Я было попытался его остановить. Сначала надо было проверить, нет ли там логова диких зверей или еще чего опасного, но я не успел. Кейске сорвался с такой скоростью, что я даже крикнуть не успел. Он просто приклеился ногами к скале при помощи чакры и одолел оставшееся расстояние в один прыжок. Через мгновение они оба исчезли. Все, что я услышал — это крик. Скорее удивленный, чем испуганный. Короткий вскрик, мгновенно растворившийся в порыве ветра.       Секунду я ждал, когда Кейске выглянет и скажет мне, что все в порядке, но он не появился. Я быстро преодолел оставшееся расстояние и заглянул за выступ, там зияла черная дыра. Длинный туннель, резко уходил вниз. Эта горная пещера проглотила их. Она проглотила мою семью, эта чертова пещера… Даже не задумываясь, что ждет меня там я прыгнул вниз. Чего мне бояться? Там внизу вся моя семья: моя жена, мой сын и непутевый младший братец, который, если выжил, непременно получит от меня леща!»       «Раньше в этих штольнях добывали металл, из которого выплавляли кунаи и сюррекены для нашей деревни, потом металл в них иссяк и их забросили, потом после этого там начали тренировать генинов, затем один из входов обвалился и тренировки перенесли на другое место, штольни опять забросили. Спустя еще несколько лет, один подонок украл из нашей деревни всех детей и спрятал их здесь. Всего здесь четыре входа, один обвалился, три других усиленно охраняются. Вражеский отряд состоит из тридцати восьми шиноби высшего ранга — это те, кого я вижу. Еще я вижу снаружи четырех АНБУ, сколько их может быть внутри, не имею понятия. Но один точно есть — это главарь. Ни за что не поверю, что его здесь нет, но я не вижу его, а значит он внутри. И того, вражеские силы превышают численностью сорок человек, а я один. Шансов ноль.       Если бы я был умным человеком, я бы спокойно понаблюдал, собрал бы информацию и вернулся в деревню. Если бы я был умным, я бы сразу выполнил приказ Шикаку. Будь я действительно умен, я бы не вернулся с последнего задания, не влюбился бы много лет назад в умирающую девушку, не настаивал бы на рождении ребенка без единого шанса на выживание и не отдал бы его потом в академию ниндзя. Но чем дольше я живу, тем яснее вижу, что ум не входит в число моих недостатков. И я поступил самым глупым образом. Я просто вышел к ним, подняв руки вверх. Единственный способ пробраться внутрь и убедиться в том, что наши дети еще живы — это сделать так, чтобы они сами завели меня внутрь. Убивать им меня не с руки. Моя голова битком набита ценнейшей информацией о планах Конохи в войне. Как самый отвратительный шиноби в мире, я сделал то, чего не сделал бы никто другой. Я рискнул всей деревней, ради одного поколения. А если говорить начистоту, я сделал это ради одного единственного человека. Самого дорогого и самого любимого, моего родного маленького сына.       Я идиот. Я нарушил все возможные правила. Но я ни за что не выдам ту информацию, что сидит в моей голове. Я не собираюсь предлагать обмен, я лишь хочу убедиться в том, что мой сын еще жив и максимально отсрочить момент его смерти. А еще лучше и вовсе его предотвратить. Моя задача протянуть время до прибытия наших.       Когда я вышел из кустов с намерением сдаться, все очень удивились этому. Мой поступок был слишком не предсказуем. Они просто стояли и смотрели, как я шаг за шагом подхожу к центральному входу, держа руки над головой. А потом кто-то сказал:       — Это отвлекающий маневр, он не может быть один.       Несколько шиноби сорвались с места и кинулись в лес, проверить все вокруг, двое других подбежали ко мне и связали руки за спиной. Им был отдан приказ отвести меня к главному. Все шло по плану. По самому идиотскому и безнадежному плану, какой мог придумать только я. Пройдя несколько метров вглубь пещеры, я встретился лицом к лицу с тем самым главарем. Он коротко кивнул мне в знак приветствия, я ответил тем же.       — Сколько их, — спросил он своих подручных.       — Ждем доклада от разведки, — ответил один из них.       — Я один, — честно ответил я, но мне, конечно, не поверили.       — Если ты действительно один, то ты — просто идиот, — сказал он мне, —, но ты не производишь впечатление глупого человека.       — Я, действительно, идиот, — все так же честно ответил я.       Главарь коротко усмехнулся, давая понять, что не верит мне. Но я и не ждал его доверия, я ждал встречи с сыном. И я знал, что эта встреча скоро состоится. В подтверждение моей догадки, вскоре к главарю подошел еще один шиноби. Он пришел, чтобы доложить, что тот противный мальчишка с серебристыми волосами никак не желает говорить. Что даже гендзюцу на нем не работает.       — Молчит, как рыба. — сказал он.       — Не беда, — ответил главарь, — у нас есть еще кое-кто, кого можно разговорить.       Он коротко взглянул на меня и приказал отвести в место для допроса. Вот и все. Какаши жив и я скоро увижу его. Я шел между двумя шиноби, охраняющими меня из вражеской деревни, и невольно улыбался. Глупо было улыбаться в такой момент. Они думали, что я улыбаюсь, потому что не один. Они думают, что у меня есть план. Они, наверное, даже беспокоятся. Но мой план уже закончился, я сделал все, что планировал. Я в тупике. Почему я улыбаюсь?       Какаши сидел в самом углу просторной каменной комнаты связанный толстой веревкой. Его взгляд был затуманен гендзюцу, а одежда заляпана кровью. Я внимательно осмотрел его на столько, на сколько позволяло разделяющее нас расстояние, и пришел к выводу, что кровь не его. Это хорошо, он не ранен, значит продержится еще немного. Может к тому времени подоспеет подкрепление.       Главарь подошел к моему маленькому сыну, схватил его за волосы, приподнял голову и развеял гендзюцу. Какаши чуть дернулся и его взгляд прояснился, а потом расширился от удивления. Он не ожидал увидеть меня здесь. Главарь внимательно посмотрел на него, потом на меня и снова на Какаши.       — Похож, — коротко сказал он, внимательно изучив меня взглядом, — твой?       Я не ответил. Скажу нет — ясно, что вранье. Скажу да — это ничего не изменит. Поэтому я промолчал. Я видел, как дрожат под маской губы моего маленького сына. Наверное, он хотел мне что-то сказать, но боялся, что взболтнет лишнего. Хотя о чем я говорю. Это мне надо бояться, Какаши ни за что не расколется. Он в тысячу раз сильнее меня. Чтобы сломать меня, достаточно просто наступить, но чтобы сломать Какаши, надо свалить на него драконью гору. Он был рожден при помощи чуда, он был напитан ее энергией, внутри него целая вселенная, внутри него жизнь и любовь его матери. Какаши смотрел на меня, но в его глазах не было страха или отчаяния, только безграничное удивление, словно он не верил своим глазам. Не верил, что я здесь. Этому чертовому главарю ни за что его не сломать.       — Крепкий у тебя сынок, — сказал главарь.       В его голосе слышались нотки уважения, может даже восхищения.       — Сколько ему? Лет десять? — спросил он.       — Восемь. — Ответил я.       — Короткая жизнь, — с легким вздохом сожаления проговорил он. — Жаль будет убивать такого хорошего шиноби.       — Не убивай, — сказал я.       — Пока не буду, — сказал он, — он мне нужен. Вряд ли я смогу выудить из него по-настоящему ценную информацию. Такие маленькие дети просто не располагают подобными знаниями, но ты другое дело. Ты точно знаешь то, что мне нужно.       Он стянул с Какаши маску и приставил нож к его щеке. Какаши нахмурился и плотно стиснул зубы, готовясь к худшему.       — Как ты думаешь, — сказал мне главарь, — он вырастет красивым мальчиком?       — Конечно, — ответил я, — очень красивым.       Главарь провел лезвием по его щеке. Какаши чуть застонал от боли, но стон вышел не отчаянным, он больше походил на звериный рык, наполненный непередаваемой яростью.       — Нет, некрасивым, — сказал главарь, — и чем дольше ты молчишь, тем уродливее он вырастет.»