«Кто ты?»
И его поглощает темнота.***
Ничто так не возвращает к жизни после сорвавшегося дела, как крепкий кофе. Без сахара. Остывший. С приевшимся вкусом, но Акутагава упорно продолжает делать глоток за глотком, в слепой надежде на то, что это его успокоит. Стоя в кафетерии штаба на первом этаже, исполнитель испытывал чёткое желание кого-то придушить голыми руками. Да хотя бы ту же кофеварку, которая совсем не хотела входить в его положение и делать что-то более изысканное, чем надоевший эспрессо. Сейчас бы развалиться дома в кровати с чашкой зелёного чая в руке, книгой и Ацуши. Рюноске кашляет от неожиданных мыслей, которые вот уже неделю стали посещать его обычно спокойную и настроенную на работу голову, и ставит пустую чашку на столик, выходя в вестибюль. Послеобеденное время в штабе было вторым нелюбимым явлением Акутагавы после мафиозной кофеварки. Повсюду слонялись сотрудники, бегая как ужаленные из угла в угол, с этажа на этаж, некоторые даже не дожидались лифта, несясь с важной информацией к начальству. Серые глаза без интереса обводят эту суматоху, подмечая склонённую голову Хигучи над стойкой регистрации – ей парень мог только посочувствовать, потому что девушка порой даже время на обед не могла выделить. Его взгляд замирает на собеседнике Ичиё, который что-то слишком нервно и быстро балаболил, размахивая руками в совершенно безобразном ритме, когда как Хигучи отвечала ему мерно одно и то же слово. Чудом не наткнувшись на снующих туда-сюда коллег, Акутагава достигает стойки и встаёт рядом с Ацуши, у которого едва ли глаз не дёргался. – Ичиё, ну удели мне минуту, я же объяснил, – Ацуши даже не замечает подошедшего исполнителя, что внимательно изучал его сбоку. – Ацуши, ты видишь это? – Хигучи, явно раздражённая, поворачивает к парню экран компьютера, на котором всё место занимали номера и адреса. – Мне надо проверить сегодня половину Йокогамы по базе, перенести время сделок Мори-сана, просмотреть документы стажёров, ах, и да, – на этих словах девушка ткнула пальцем в кончик носа Ацуши, отчего он округлил глаза, – я уже потратила на объяснение всего этого тебе целую минуту, так что о перекуре я могу забыть. – Но Ичиё, – Ацуши почти скулит, но резко смолкает, вздрогнув от чужой руки на своей талии, что начала утягивать его в сторону. – Я разберусь, Хигучи, работай, – Рюноске кивнул сотруднице, что махнула рукой и снова уткнулась носом в бумаги, которые сегодня были разбросаны на её столе в беспорядке. Акутагава поглядывает на опущенную светлую голову, уводя парня к пожарной лестнице, ведущей на второй этаж – это место они часто использовали, когда выкраивалась свободная минута, чтобы побыть наедине. Лишних глаз здесь не было, камеры не установлены за ненадобностью – лестничная клетка после последней ступеньки не продолжалась выше, открывая проход лишь к запасному выходу в случае пожара. Рюноске развернул Ацуши к себе лицом, держа его за плечи. – Что случилось? Ацуши молча достаёт свой мобильный, включая и поворачивая горящим экраном к Акутагаве. Тот сжимает телефон одной рукой, пробегая глазами по открытой переписке Ацуши с Чуей. За всё утро Ацуши отправил другу далеко не одно сообщение, но все они прочитаны не были. Последнее сообщение, отправленное во время обеденного перерыва, даже не было доставлено – телефон получателя отключён. – И что? – Акутагава не привык использовать сразу много слов, выражаясь кратко. – Он пропал, – Ацуши поднял светлые глаза, смотря с такой грустью, что Рюноске не может на него сердиться за такую глупость. – То, что он тебе не отвечает – ещё ничего не значит. – Его нет в штабе. А он живёт здесь, – Ацуши поджимает губы, выглядя сейчас в точности, как ребёнок. – Слушай, Чуе не десять лет, – Акутагава вздыхает, когда парень прижимается к нему и прячет лицо в складках рубашки на его плече, тихо скуля. – Он уже один раз не ночевал здесь, и ничего не случилось. – Вчера на собрании что-то случилось? – Ацуши поднимает лицо, говоря исполнителю куда-то в шею. – Нет, всё прошло нормально, – Рюноске намеренно умалчивает о том инциденте, произошедшем между Мори, Дазаем и Накахарой, чтобы Ацуши не переживал ещё больше. Акутагава никогда не ловил себя на жалости или мягкосердечности, но, когда он смотрит на такого Ацуши – совершенно неактивного и потухшего – у него начинает сводить руки от желания что-то для него сделать. Такие чувства из всех знакомых ему людей раньше могла вызвать только Гин, но их родственная связь отличалась от того, что Акутагава испытывал к Ацуши. Он обхватывает подбородок парня, совсем немного сдавливая, и медленно целует его, прислушиваясь к чужому дыханию, которое возвращалось в норму. Второй рукой Акутагава отодвигает длинную прядку с лица, что всегда щекотала его собственную щёку при поцелуях с Ацуши, и обводит пальцем мягкую кожу, отстраняясь. – Успокоился? – Немного, – Ацуши наконец улыбается, обнимая Рюноске за талию. – Но поговорю с Дазаем, и успокоюсь окончательно. – Лучше я. Мне всё равно надо к нему зайти по делу, – и хоть Акутагаве совсем не надо было к Дазаю, он всё равно туда пойдёт. Лучше уж Рюноске выслушает тираду о том, что с Накахарой всё в порядке, и вообще, с какого перепуга самого занятого сотрудника отвлекают от работы по пустякам, чем Ацуши словит ещё один повод для паники. – Только не донимай больше никого, хорошо? – Тебя тоже не донимать? – Ацуши игриво наклонил голову набок, на что Акутагава закатил глаза. – В какой момент тебе стало нужно моё разрешение, чтобы меня доставать, мелкий паршивец? – Может в момент, когда мы начали встречаться? – Ацуши надел маску задумчивости, словно всерьёз об этом думал, пока Рюноске одним чудом не выронил свои глаза на пол. – Ацуши… – О, тебе, кажется, пора бежать, – парень чмокнул его в подбородок напоследок и скрылся, пока Рюноске сжимал кулаки, чувствуя себя немного обманутым. По дороге до кабинета Дазая Акутагава успел подумать о том, что Ацуши наверняка ещё воспользуется поисковой системой в личных целях, чтобы найти Чую, хотя это было под запретом. Ему оставалось уповать лишь на остатки благоразумия, которого каким-то образом в головах абсолютно всех членов Мафии оставалось с каждым годом работы здесь всё меньше. В кабине лифта, из которого почти на каждом этаже выходило несколько человек, Акутагава пришёл к выводу, что Чуя не мог пропасть, если намеренно этого не хотел. Отсюда сразу вытекала мысль о том, что его надо найти прежде, чем об этом узнает Мори, если тот ещё не в курсе. Иначе Накахаре придётся ему выкладывать всё начистоту. Постучавшись три раза к Дазаю и не услышав ответа, Акутагава стукнул по двери сильнее, подавая голос. Услышав что-то далёкое от доброжелательного приглашения войти, исполнитель заглянул в кабинет. – Чего тебе? – Дазай полулежал на своём рабочем столе, повернув лицо к стеллажу – выглядел он совсем не в хорошем настроении, и Акутагава приготовился к получению моральных пиздюлей. – Доброго дня, видимо, лучше вам не желать? Дазай глянул на Акутагаву с лицом полным абсолютного ничего, молча порицая его за эту попытку смягчить обстановку. – Я бы тебя выгнал, но слишком уж редко ты шутишь при мне, – Дазай подпирает подбородок рукой, но его поза оставалась скованной, словно от каждого движения он испытывал нестерпимую боль. Так, в общем-то, и было. – Накахары нет на рабочем месте, – Акутагава сложил руки за спину, чувствуя на себе воздействие взгляда карих глаз даже с расстояния. – Правда? А я и не заметил, – Дазай скривился, оглядев кабинет словно в первый раз за день. – Действительно, его нет. – Ацуши переживает, что с ним могло что-то случиться. – А ты тогда что здесь делаешь, если Ацуши переживает? – Голос Дазая всего на секунду сделался стальным. – Я тоже хотел бы знать, где Чуя, – Рюноске пожал плечами. – Я похож на его няньку? Я без понятия, где он, и мне нет до этого дела. Если это всё, передай Ацуши, чтобы работой занимался больше, раз хватает времени на переживания, – Дазай снова уронил голову лицом в стол, показывая, что разговор закончен. Конечно, он с самого утра понял, что Чуя свалил. Так было бы даже лучше для него – просто исчезнуть из жизни Дазая, из Мафии, пока его ещё не утянуло слишком сильно. Только вот Дазай знал, что этот идиот ни за что не свернёт со своим упёртым характером с намеченного пути, даже если конец того вёл к пропасти. – Удачного рабочего дня, Дазай-сан, – Акутагава покинул помещение, стоя в коридоре и думая, что лучше сейчас сделать. Ни одной дельной мысли в голову не приходило, и он даже не удивлялся – с Чуей вообще скучать не приходилось.***
Вдали от центра Минато-Мирай находилась совсем другая Йокогама – ничем не выделяющаяся часть крупного портового города, где на окраине жизнь была лучше условий в трущобах, но далеко не совершенна. Обычные люди, обычные дома, работающие через один фонари. Редко здесь можно было увидеть бездомного, бродящего в поисках смысла своего существования или куска хлеба, но были и такие. Опасность в этом районе составляли лишь бушующие соседи да подростки, оставшиеся без присмотра, оттого Мафия особым интересом к здешним улицам не обладала. Закат уже как пару часов перестал расписывать полотно над горизонтом, но первых звёзд ещё не было. Акутагава припарковал машину на пустой улице, рассматривая тёмные окна жилых домов, большинство из которых были одноэтажными. – Всё ещё не думаю, что это имеет смысл, – выходя на улицу и поправляя плащ на плечах, сказал Рюноске. – По тому, что я успел просмотреть на камерах, легко догадаться, что Чуя где-то здесь, – Ацуши, который с каждым прошедшим часом отсутствия Накахары всё больше терял уверенность в своих силах, бодрым шагом засеменил к одному из домов. – Если Мори узнает… – Не узнает, ты же не скажешь ему, – Ацуши махнул рукой и повернулся к своему сопровождающему, замерев у низкой изгороди, которая едва доходила ему до плечей. – Если завтра он не объявится, мне уже придётся его разыскивать не как друга. – Он не предатель, – Акутагава фыркнул, толкая ладонью отодвигающуюся решётку. – А вдруг?.. – Ацуши стоял на месте, не решаясь оторвать взгляда от дороги и пойти в нужную сторону. – Он слишком глуп для этого. Тем более, Дазай бы сразу всё понял. Ацуши дёрнул плечами, словно вёл внутренние переговоры со своей совестью, и догнал Рюноске, уже почти подошедшего к входной двери. Парень быстро пробежал три ступеньки веранды, каждая из которых издала тихий скрип. Пока Акутагава стоял позади и осматривался, Ацуши быстро постучал в дверь, достаточно громко, чтобы услышал даже спящий. Минута тишины была резко оборвана раздавшимся грохотом изнутри дома и звоном стекла. Ацуши и пискнуть не успел, как Акутагава потянул его назад, прикрыв плечом, и встал у входа. – Если это какая-то подстава, разворачивайся и беги, – Рюноске нащупал пистолет в кобуре, готовясь к любому исходу. – Ты с ума сошёл? – Ацуши шипел на него в ответ, держа за локоть. – Какая подстава?.. Ответа от исполнителя не последовало, потому что сразу после этого дверь настежь раскрылась, едва не заехав Рюноске по носу. Он выпрямился и чуть сощурился от света коридора, который ослепил их всего на секунду. На пороге перед якудза стояла Накахара Джун, очень сонная и очень недовольная. Но как только она получше рассмотрела Акутагаву, который оставался достаточно напряжённым, с непроницаемым лицом, весь её пыл отступил на задний план, оставив место удивлению и доле испуга. – Вы кто такие? – Рюноске невольно повернул лицо в сторону из-за неприятного запаха, долетевшего до него только сейчас. – Вы мама Чуи? – Ацуши вылез из-под бока Акутагавы, скрестив пальцы рук у груди. Джун раскрыла рот, уже намереваясь что-то сказать, но тут её взгляд изменился с недоверчивого на осознанный, и она поджала губы, снова рассматривая Акутагаву. Тот приподнял подбородок, не понимая, почему вызвал у этой женщины интерес, и сильнее сжал ствол пистолета. – Если откроешь здесь огонь, перебудишь всех соседей, парень, – Джун тяжело закашлялась, закрывая рот рукой, пока под её низкие хрипы Ацуши переглянулся с Акутагавой. Исполнитель не спускал с женщины глаз, чувствуя какой-то подвох. – Мы ищем Чую. Его здесь нет? – Рюноске говорил тихо, когда Джун снова вернула им своё внимание. – Ему здесь делать нечего. Уверена, даже если бы мой сын оказался на грани смерти, он бы не вернулся, – женщина опёрлась плечом о косяк, сильнее кутаясь в старый халат. – Чем он успел насолить Мафии, что вы его ищете? Акутагаве пришлось воззвать к своему самообладанию, но он всё равно не смог не дёрнуть бровями. А вот Ацуши явно не ожидал услышать именно это и сделал шаг назад. Даже при неярком освещении было заметно, как он побледнел. Женщина лишь выдавила что-то наподобие пьяной усмешки, уже закрывая дверь. Рюноске успел схватить её за руку, не дав ей этого сделать. – Если Чуя действительно предатель, ему лучше не появляться в городе, – он снова понизил тон голоса. – Этот безмозглый отпрыск вообще ничего не должен был узнать о Мафии, – Джун зашипела, силясь вырвать руку, но её сил оказалось менее чем достаточно, и она лишь отвернула голову. – Каким бы уродцем он не был, он никогда не переходил вам дорогу. Оставьте его и меня в покое. – Ничего не должен был узнать? – Рюноске подтянул её ближе, второй рукой вытащив пистолет и подставив к её подбородку. – Быстро говорите, что связывает вашу семью с Мафией, иначе… – Это не моя тайна, – Джун огрызнулась и вцепилась в ствол пистолета. – Стреляй, если хочешь, мне терять нечего. – Акутагава! – Ацуши влез между ними и положил руки на грудь исполнителя. – Прекрати! Это мама Чуи, ты сдурел? – Я сказал тебе уходить, если что-то пойдёт не так, – Акутагава сжал челюсти, смотря по очереди то на парня, то на Джун, мечась между долгом и человечностью. – Что-то пойдёт не так, если ты сейчас не остановишься, – Ацуши сглотнул и двумя руками взял лицо Рюноске, заставляя смотреть на себя. – Не надо. Ацуши уже видел, как человек идёт по тонкой грани, разделяющий мир реальности, где дозволено ошибаться и учиться на своих промахах, и мир абсолютной тьмы, страданий и всего одного пути, который вёл в полную пустоту. Ему не удалось спасти того, кто однажды оступился и теперь пропадал всё больше в этой тьме, поэтому сейчас он не мог позволить себе потерять кого-то ещё. Опустив одну ладонь на пистолет и закрыв ей дуло, которое почти упиралось ему в грудь, Ацуши оглянулся на Джун, которая смотрела на них безмолвно и отчуждённо, и заговорил. – Чуя не безмозглый и не уродец, – Ацуши почувствовал, как Акутагава опустил пистолет, и добавил громче. – Знаете, я рос без родителей и всегда думал, что мне не повезло. А не повезло на самом деле вам, – он развернулся к Джун, опустив голову, – быть слепой и не замечать того, какой прекрасный у вас вырос сын с такой отвратительной матерью, должно быть, очень сложно. Он развернулся так резко, что едва не споткнулся о свою ногу, но его придержал Рюноске, и они вместе пошли обратно к машине. Как только они вышли на тротуар, Ацуши вырвал руку из чужой и пошёл быстрее, словно хотел скрыться из виду, но Акутагава развернул его к себе и заставил остановиться. Где-то со стороны океана сверкнула молния, ещё через несколько секунд раздался раскат грома. Первые капли дождя разбивались об асфальт, редко и пока ещё тихо. Когда дождевая вода упала на лицо Ацуши, она начала быстро стекать вниз по его щеке, смешиваясь со слезами. – Ты же знаешь, что можешь со мной об этом поговорить, – Акутагава не осмеливался притронуться к мокрым щекам, но скинул с себя пальто и повесил его на вздрогнувшие плечи парня. – Мне больно об этом говорить, – Ацуши отвёл взгляд в сторону, утирая кулаком глаза. – А мне больно смотреть, как ты плачешь. – Мне уже бессмысленно переживать из-за родителей, которых у меня нет, – Ацуши выдавил слабую улыбку и подался вперёд, обняв Акутагаву. – Но если Дазай, ты или Чуя уйдёте из моей жизни, я не вынесу. – Он вернётся, – Рюноске гладит влажные светлые волосы, смотря прямо перед собой. – Чуя вернётся. – А Осаму уже нет, – Акутагава не мог расслышать этих слов, потому что Ацуши сказал это самому себе настолько тихо, что сам еле услышал.***
Ода даже не пытался ускорять шаг, потому что его обувь уже и так полностью промокла, а зонт едва ли защищал спину от косого ливня. Мужчина в который раз пожалел, что не обзавёлся личным транспортом, хотя в другие дни ему это особого дискомфорта не доставляло – пешие прогулки от дома до работы являлись почти необходимостью для него. Работать с далеко не здоровыми психически людьми и оставаться с чистым рассудком порой было тяжело. Ещё тяжелее было оставаться для своих пациентов лишь врачом, когда возникала привязанность. Сакуноске никогда не пренебрегал этим правилом, не переходил границы и не шёл на уступки. Только с одним пациентом возникали проблемы, когда Ода действительно не мог ставить условий. С пациентом, который был для него когда-то хорошим другом. Приподняв край зонта и уже начиная рыскать в кармане брюк в поисках ключей, Сакуноске замер в паре метров от веранды. Он с полным изумлением смотрел перед собой на сидящего на деревянном покрытии и вымокшего до последней нитки Чую, который медленно поднял голову и смотрел теперь в ответ. Мокрая челка налипла на лоб и скулы, под глазами виднелись следы усталости, но сами глаза расширились так, словно Чуя увидел восьмое чудо света. Он вытащил руки из кармана толстовки, начиная сжимать пальцы в попытке согреть их – наверняка они онемели от холода и дождя. – Давно сидишь? – Ода улыбнулся, склоняя голову к плечу и замечая, как легко Чуя поддаётся своей агрессии. – Давненько, – на удивление, парень не стал выказывать словами свой гнев на такой глупый вопрос. – Что делать с тобой, даже не знаю – ты ведь не очень жалуешь меня, а всё, чем я могу помочь – лишь пустить тебя в свой дом, дать воспользоваться горячим душем и сделать чай, – Сакуноске видел, как от злости у Чуи двигается челюсть – ему огромных усилий стоило сохранять спокойствие. – Вставай давай, – мужчина всё же подходит к двери, отпирая её и заходя первым. Хоть в коридоре и не было тепло, Чуя на добрую минуту завис у стены, прижавшись к ней всем телом и закрыв глаза. Почти час он сидел под дождём, уже отчаявшись, но не смея отступать от своего решения, потому сейчас уже было плевать, как он выглядит. Чувствуя лёгкую головную боль, которую он и ожидал после своего увлекательного времяпрепровождения, Чуя открывает глаза и видит, как Сакуноске уже успел снять мокрое пальто и протягивал ему полотенце. – Направо первая дверь, – Ода уходит вглубь дома по своим делам, и Чуя лишь говорит ему про себя «спасибо» за то, что не задаёт лишних вопросов. Маленькая ванная комната с душевой кабиной казалась Чуе Раем – сил не оставалось даже на то, чтобы стоять, поэтому он просто сидел под горячей водой с закрытыми глазами. Рука сама потянулась к задней стороне шеи, пальцы нащупали старые выпуклые шрамы – они не болели уже давно, но боль Чуя помнил, словно это было вчера. Ему было тринадцать, когда на очередной пьянке в доме гости его мамы нагрянули в его комнату. Сонный и совершенно неподготовленный, он и не думал, что окажется подходящей игрушкой для них. Что может быть веселее вусмерть пьяным мужикам, чем тушить о шею едва проснувшегося ребёнка окурки и слушать его визги? Рука дотрагивается до левой лопатки, где тоже было пару круглых отпечатков. Тогда с него сняли футболку. Тогда он достал из-под подушки нож, с которым спал с девяти лет. Размышления прерывает стук в дверь и голос Оды, который оповестил о том, что принёс сменную одежду. Чуя одёрнул себя и вскочил, выключив воду и вытеревшись досуха. Когда он открыл дверь, Сакуноске уже не было, зато на полу лежал комплект из тёплых штанов и свитера, чему Чуя был благодарен почти также, как горячему душу. Оставив полотенце на волосах, чтобы те быстрее высохли, он вышел из комнаты и пошёл наугад в незнакомом ему доме, увидев свет на кухне. Та тоже не отличалась большими размерами, но так Чуе было даже комфортнее – это напоминало его старую комнату в доме матери, где он недолгое время чувствовал себя в безопасности. – Как ты узнал, где я живу? – Ода ставит перед ним на стол чашку, но в ней был не чай, а кофе. – В Мафии и не такому научат, – Чуя забрался на стул с ногами, скрестив их, чтобы не мёрзнуть. К кофе он не притронулся, зато грел ладони о чашку. – Я слышал, тебя не было весь день, – мужчина стоял у плиты, облокотившись о неё поясницей и смотря на Чую сбоку, пока тот пилил глазами пар, исходящий от напитка. – Не хотел мозолить глаза Дазаю. Вы говорили сегодня? – Чуя вдруг почувствовал, что ему стало всё равно. Он перестал испытывать неловкость и смятение, когда понял, что делает это в первую очередь не для себя. – Нет. Мы не так часто видимся, как ты думаешь, – Ода сложил руки на груди. – Ты пришёл поговорить со мной как с его психотерапевтом или его бывшим другом? – Не знаю. Если его психотерапевт не согласится мне помочь, то я поговорю с его бывшим другом, – Чуя наконец повернул лицо к Оде. – У нас с ним проблема. – «У нас с ним?» – Ода изогнул бровь. – А когда появилось это «мы», не подскажешь? – Если бы я знал. Вчера мы… Почти… Переспали, в общем, – Чуя выдохнул и опустил голову, не замечая, как изменилось выражение лица Оды, – всё было нормально. Даже хорошо. А потом он просто начал… Вести себя странно, – Чуя боялся остановиться сейчас, потому говорил быстро, когда как Сакуноске едва дышал, – он дрожал и кричал на меня, и… Он заплакал. Я бы никогда к тебе не пришёл, если бы не увидел это. – Чуя, замолчи, – Ода замычал и накрыл глаза ладонью. – Я просто хочу понять, может, я сделал что-то не так? – Чуя усмехнулся, закусив губу, игнорируя слова Оды, – я же видел и чувствовал, что ему нравится. Нам обоим нравилось, но потом просто, – Чуя поднял руки над головой и резко уронил их на колени, – я не знаю. Я никогда такого не видел. – Лучшее, что ты можешь сделать – забыть об этом и больше не повторять, – Ода заметно помрачнел и не скрывал этого, когда Чуя поднял к нему глаза. – Он мне нравится, – кадык Чуи нервно дрогнул на этих словах, словно он не понимал этого, пока не произнёс вслух. – Это не просто развлечение. – Он не сможет, – Ода медленно вертит головой из стороны в сторону. – Только не это. – Почему? – Я не буду это обсуждать с тобой. – Сакуноске, пожалуйста. – Нет. – Я что угодно для него сделаю, – Чуя встал на пол, прижав руки к груди, – я знаю, что он не в порядке. Знаю про него и Ацуши. Знаю про его попытки самоубийств. И вы оба решили, это помеха? – Он резко выдохнул, растерянно смотря вокруг себя. – Да каждый блять второй в Мафии имеет проблемы с головой. Каждый четвёртый подвергался насилию. Каждый десятый думал о суициде хоть раз, даже я. Это не значит, что он больной и должен быть вне общества, – Чуя постучал себя по голове, словно пытался донести простую истину до Сакуноске. – Если он будет отгораживаться и дальше – вот, что будет для него губительно, а не то, что сделаю я. – Ты не знаешь, о чём говоришь. – Так расскажи мне, твою мать! – Чуя ударил ладонью по столу, но Ода оставался спокойным. Он смотрел на него долго и напряжённо, смотрел на Чую, а мысли были о Дазае. Иногда Ода думает, что он не слишком хороший врач, чтобы ему помочь. И сразу же начинает корить себя за то, что даже допускает мысль передать его другому психотерапевту. – Тебе расскажет сам Дазай, – Ода увидел недоумение на чужом лице, затем вздохнул. – Расскажет при мне. На сеансе. Но ты будешь молчать. – Спасибо. – Иди ты к чёрту, Накахара, – Ода отошёл от плиты, встав посередине. – Если ничего не выйдет, я тут уже бессилен.***
Прошедший день без Накахары посеял в душе Дазая что-то похожее на спокойствие. Тем не менее, внутреннее равновесие, которое является достаточно редким его гостем, долго не находилось в стабильности. Кожу и мышцы его спины жгло при каждом движении даже с обезболивающими, но это было только верхушкой айсберга. Очередная бессонная ночь, прерываемая короткими отрывистыми сновидениями. Один и тот же сон. Снова и снова, день за днём, год за годом Дазай словно за кем-то наблюдает, но, как и раньше, открывая глаза, он забывает напрочь о происходящем в этом сне. Он желал только одного – чтобы эта бесконечная ночь закончилась. Такая же бесконечная и бессмысленная, как его собственная жизнь. Утро в штабе он проводит в одиночестве, бесцельно водя пальцем по досье Тачихары Мичизу. Конечно, он всё понял. Возможно, он понял всё ещё раньше, но почему-то он не торопился идти к Мори. Была ли это жалость к Чуе из-за его переживаний за Овец? Точно нет. Что это было, Дазай не знал. Видеть Чую по-прежнему не хотелось, но и гадить ему вопреки его просьбе тоже не доставило бы Дазаю удовольствия. Каждый раз, когда он пробегался глазами по дате рождения Тачихары, волосы на затылке дёргались как от электрошока. Что-то всё равно оставалось неясным. Пусть Чуя не был никак причастен к их деятельности, было что-то, что так и подрывало Дазая докопаться до истины в тайне от Мори. Тело предательски столбенело от одной только мысли об обмане, виски сдавливало невидимыми силами, потому он просто убрал бумаги под другие документы в сейф. Оставив через Хигучи сообщение Мори о том, что он отлучается по делам, Дазай направился в дом Сакуноске. Ему было необходимо изливать хотя бы часть пожирающих его мыслей, иначе бы он сошёл с ума окончательно. Эти сеансы не приносили такого эффекта, как ожидалось, но в том, что всё сказанное останется лично между ними, Дазай был уверен. Он отрицал своё доверие кому-либо, он просто знал, что Ода не скажет никому. Этот человек был проверен временем и был единственным, кто был способен вынести бред, льющийся из уст Дазая в особые дни рецидивов. А ещё Дазай знал, что Сакуноске от этого легче. Он считал себя полезным, и раз Дазай может поддерживать его веру в это, он будет продолжать. Холодное приветствие для формальности у входа – и вот Дазай уже садится в кресло в маленькой гостиной, ожидая, когда Ода принесёт ему воды. Мысли начинают бороться между собой, сходясь в настоящей схватке – каждой из них не терпится вырваться наружу, каждая из них не намерена уступать. Дазай сжимает мягкие подлокотники, желая принять транквилизатор, но он пока держится. Как только он начнёт снова, у него будет всего месяц до полного поглощения собственной бездной. Швы только начали заживать, и он хотел тратить время своего более стабильного самочувствия с пользой. Когда краем глаза он замечает поднесённый к своей руке стакан с водой, он уже хочет его взять, но его сбивают с толку пальцы руки, что держала этот самый стакан. Тонкие, более костлявые, чем у Сакуноске, не с такими аккуратными ногтями, как у него. Все мысли резко замирают, ожидая взрыва. – Какого чёрта ты тут делаешь? – Дазай смотрит также ровно перед собой – нужды повернуться и убедиться в том, что это Чуя, не было. – Принёс тебе воду, – голос Чуи раздаётся в сознании Дазая так отчётливо, словно он поселился в его голове. Секунда – стакан разбивается о пол, пока Чуя кривится от силы, с которой сжали его запястье, готовясь повернуть и вывихнуть. Дазаю не надо лишних слов, чтобы высказать своё недовольство – всё читается в его разъярённом взгляде. Чуя бы и насладился его глазами сейчас, только вот его действительно волновала чужая рука, которая была способна при чуть большем усилии сломать его кости. – Я убью тебя, – Дазай шипит ему в лицо эту фразу, не понимая, что чувствует. – Я тоже скучал, – Чуя шевелит онемевающими пальцами, а затем щурится и решает применить другую стратегию. – Я набью тебе лицо, если не отпустишь меня. – Попробуй. Чуя замахивается свободной рукой, но ударяет не в лицо, а в живот коленом – Дазай этого не ожидал, но руку Чуи не выпустил, всё-таки вывернув её так, что парень сгибается пополам. Короткий скулёж сменяется рычанием – Чуя выворачивается ещё больше, чтобы избежать вывиха, и бьёт ногой по чужому колену, но его корпус резко перехватывают двумя руками, разворачивая спиной к груди Дазая, не давая возможности задействовать ноги. Он начинает бить Дазая локтями, слыша учащённое из-за такой возни дыхание. Они делают несколько шагов назад, и до слуха доносится хруст стекла, после чего Дазай падает спиной на пол вместе с ним – он наступил на осколок. Чуя пользуется моментом и наугад заносит кулак дальше своей головы, попадая в подбородок, после чего переворачивается и седлает Дазая, надавливая одним коленом в грудь, а другое ставит на пол между чужих ног. Дазай в свою очередь хватает его руки и заводит ему за спину, обездвиживая в ответ. – Я раздавлю тебе яйца, если ты сломаешь мне руку, – Чуя тяжело дышит, не двигаясь, но предупреждающе дёрнув ногой. – Какой же ты придурок, – Дазаю слова давались сложнее, потому что он удерживал своей грудью тяжесть чужого тела, но менее злыми они от этого не стали. – У тебя был такой шанс съебаться с моих глаз. – Испугался ответственности? – Чуя рыкнул и дёрнулся вверх, проверяя амплитуду своих движений в таком захвате, но почувствовал только острую боль в плечах – Дазай зафиксировал его руки намертво. – У тебя либо нет мозгов, либо нет инстинкта самосохранения. Хотя я склонен к тому, что ты обделён и тем, и другим, – Дазай делает глубокий вдох, чуть прикрыв глаза, но не отводит взгляда от чужого лица. Сейчас его успокаивала только пульсирующая боль по всей спине. И совсем немного то, что он полностью контролировал Чую. – Слезай. – Тебе не нравится поза наездника? Можем поменяться, – Чуя хмыкнул, но сразу же заткнулся, почувствовав, как чужие ногти впились в его кожу. – Мне больно. Чуя недоверчиво сощурился, но сразу же понял, что Дазаю действительно больно – по его вискам стекали крупные капли пота, а губы побледнели. Где именно у него были раны, парень понять не мог, но начал медленно переносить вес тела на ту ногу, коленом которой стоял на полу у чужого паха. Стараясь без лишнего давления переместить вторую ногу с груди Дазая на пол рядом с его талией, Чуя почувствовал, как хватка на его руках слабеет. Встав на колени и затем плюхнувшись задом на чужое бедро, он убрал свои руки из-за спины и осмотрел запястья, где теперь стремительно краснели отпечатки пальцев и ногтей. Несильно растирая кожу, Чуя опустил голову и почувствовал, как Дазай оторвал туловище от пола и теперь дышал ему в макушку. – Ты заставил Ацуши за тебя переживать, мразь, – сказано это было без злобы совершенно спокойным тоном. – Мне надо было побыть одному, – Чуя положил руки на талию Дазая и смело заглянул ему в глаза. – Я здесь, чтобы тебя узнать. – Встань в очередь. – У меня уже абонемент, – Чуя фыркнул, тихо втягивая носом чужой запах, а затем медленно приблизился, положив подбородок на чужую грудь, смотря на лицо Дазая снизу. Чуя прислушивался к своим ощущениям и к ритму чужого сердца, отмечая, что сейчас ему стало спокойно. Не до конца, но уже лучше. – Перестань это делать, – Дазай поднял голову к потолку и перехватил его ладони, убрав с себя, но оставив в руках – он тоже пытался понять свои ощущения, но для него всё ещё оставалось загадкой его собственная личность. – Ты не считаешь меня по поведению. – Ты так думаешь? – Чуя улыбнулся и отстранился от него, поднимаясь на ноги и пытаясь не наступить на разбитое стекло. – Я же открытая книга. А кто тебе сказал, что это мешает мне также хорошо понимать других, как они понимают меня? – Невозможно понять того, кто сам себя не понимает, – Дазай остаётся сидеть на полу, подтянув к себе ноги и вытащив из стопы осколок, кинув его к остальным. – Долго ещё будешь там стоять, Сакуноске? Молча убрав осколки бывшего стакана и выкинув их, Ода вернулся в гостиную с блокнотом и очками. Сев на диван, что был придвинут к стене напротив кресла, где уселся Чуя, он также в тишине пролистал свои записи. Посмотрев на них с далеко невоодушевлённым выражением, он захлопнул записную книжку и кинул её на другой конец дивана. Дазай так и сидел на полу, прижавшись спиной к другой стене – его глаза были закрыты, руки покоились на согнутых ногах. Чуя почувствовал себя так, словно мешал им начать – но сомневаться уже давно было поздно. – Осаму, сядь спиной к Чуе. Чтобы не видеть его, – Ода долго смотрел на Дазая, который, казалось, даже не думал его слушаться. Спустя пять минут, которые также прошли в молчании, он выполнил просьбу, развернувшись лицом к Сакуноске и открыв глаза. Начало сеанса Чуя никак не мог бы отличить от обычной беседы – Ода и Дазай говорили о чём угодно, только не о состоянии исполнителя. Они обсудили погоду, книги, даже опустили пару шуток. Чуя не понимал, зачем именно это нужно, но пришёл к выводу, что дело было в нём самом – Дазаю просто нужно было забыть о том, что помимо них двоих есть ещё один немой слушатель. – Итак, – Ода поставил локти на свои бёдра, подавшись немного вперёд, – я узнал, что у тебя что-то случилось. Не хочешь об этом поговорить? – У меня много, что случилось, – Дазай говорил спокойно, иногда качая головой, словно осматривал комнату – Чуя из-за его спины не мог проследить за взглядом. – Например? – Меня наказали за ошибку, – Чуя напрягся, слушая внимательнее. – Как тебя наказали? – Как в тринадцать лет, когда я не смог с одной пули застрелить человека. Кнутом, – Дазай дёрнул плечами. – Хотя тогда это было больнее. Тогда мне было страшно. – А как это было сейчас? – Мне было всё равно, – Дазай потупил взгляд, раздумывая, развивать ли свою мысль дальше. – Но я был близок к переживанию за другого человека. Я не хотел, чтобы через это проходил другой. – Кто-то конкретный? – Накахара, – Чуя прожигал затылок Дазая взглядом – ему было сложно просто слушать и не иметь возможности поговорить с ним лично. – Я вообще-то знал, что Мори не будет его трогать. Но… Моя сущность кричала о том, что я должен понести наказание вдвое больше. – Ты считаешь себя и правда виноватым в этом? – Да. – Подумай ещё раз. – Я не перечу Мори. Эта тема исчерпана, Ода, – Дазай махнул рукой. – Тогда вернёмся к Накахаре. То, что ты говорил ранее – что ты чувствуешь к этому человеку? Время снова замедлилось, а Дазай не торопился с ответом. В это время Чуя думал о том, что именно Мори и наносил все эти увечья Дазаю. Это никак не вязалось с тем, что Дазай продолжал ему подчиняться, но объясняло нелюбовь Ацуши к боссу Мафии. – Я не знаю. Когда я его вижу, я хочу, чтобы он провалился под землю. Когда его нет, я мечтаю, чтобы он забыл обо мне. – Это похоже на заботу, не думаешь? Ты хочешь отгородить его от себя. – Это не забота. – Тогда что это? – Я не хочу пачкать руки в крови Чуи. Ощущение, что его кровь – единственное, что я не смогу с себя смыть, – Чуя ожидал услышать ещё один направляющий вопрос от Сакуноске, но тот молчал. Чуя поразился тому, насколько хорошо тот знал, когда Дазаю требуются вопросы, а когда он способен сам вести монолог. Он будто говорил для себя одного, раскладывая свои мысли в строгом порядке. – Позавчера я впервые испугался за него, – Дазай вдруг согнулся пополам, утыкаясь лбом в колени. – Мы целовались. Долго. Прошло два года с тех пор, когда я это делал. Но я не ощущал этого времени с Чуей. – Ты возбудился? – Да. Я незадолго до этого начал чувствовать к нему сексуальное влечение. Я пытался его отстранить от себя, потому что он ничего не знает. – Что было дальше? – Я усадил его на стол. Я хотел его всего. Это было подобно желанию умереть – словно Чуя яд, который я так страстно желал все годы, – Дазай поднял голову и посмотрел в сторону. Чуя испугался, что, заметь он его сейчас, разговор прекратится. Но Дазай смотрел чётко в одну точку, словно вспоминал. – Я никогда так никого не хотел. Дело не в сексе. Я просто хотел Чую. Без всякого подтекста. Чуя опустил глаза, замечая, как сильно дрожали его пальцы. Он сжал их в кулаки, но тряска передалась дальше по телу. – Когда он потянулся к моему члену, я захотел его задушить. Как её два года назад. – О ком ты говоришь? – Та девушка, – Дазай положил руки на голову и посмотрел на Оду так загнанно, что тот решил что-то тихо прошептать. Чуя видел, как сильно Дазай тянет себя за волосы, будто собирается их вырвать. – Я не помню её имя, – его голос надломился, и Чуя понял, что он близок к истерике. Ода выставил ладонь вверх, но Дазай замотал головой, и врач не стал ничего делать. – Мы были знакомы день. В тот день я был зол. Я затащил её в постель и мне было, честно говоря, на неё плевать. Я просто хотел выплеснуть куда-то свой гнев. Но я… Я не хотел. Я не хотел её убивать, чёрт, – Дазай зажмурился, и Чуя услышал, как он всхлипнул. – Все люди, которых я убивал, были заведомо мертвы. Всех их я убивал по приказу Мори. Я не брал их смерть на себя, потому что я просто исполняю приказ, – плечи Дазая начали содрогаться, и Чуя хотел встать и сесть к нему, но его остановил строгий взгляд Сакуноске. – Я трахал её так долго, что она начала задыхаться. Меня бесили эти звуки. И я положил свои ладони на её шею, – Дазай выставил руки вперёд, смотря на них. – Я сжимал её до момента, когда она переставала шевелиться. Затем отпускал. Снова и снова. И в какой-то момент… Я понял, что она мертва, – Дазай застонал от дикой боли в груди, закрывая своё лицо. – Ода, я трахал труп. Я не… Никогда этого не хотел. Господи, я бы всё отдал, чтобы она была жива. Ода следил не за Дазаем, от которого эту историю слышал далеко не в первый раз, а за Чуей, взгляд которого помутнел. Он не видел перед собой ничего вообще, пытаясь осмыслить услышанное. Но выходило с трудом. Чудом оставшись в этом помещении, чувствуя дикую нехватку воздуха, Чуя встретился взглядом с Одой и медленно ему кивнул, показывая, что он в порядке. Хотя он был совсем не в порядке. Нет, Дазай не упал в его глазах. Дазай казался ему жертвой. Чуя уловил проскочившее отвращение внутри себя, но быстро с этим справился. Каких сил стоило Дазаю рассказать это всё при нём, он даже представить себе не мог. И как больно было слышать Чуе то, что он сломлен. Тяжёлые хрипы и резкие попытки втянуть воздух резали слух, но то, что творилось у Дазая в голове, пугало ещё больше. Он не позволял себе касаться других людей. Он видел в себе монстра. Чуе стало настолько стыдно из-за того, что он склонял его к действиям в свою сторону, что пришлось отвернуться к двери. Чуя чувствовал себя глупым ребёнком, кидающим камни в искалеченного человека. – Осаму, – Ода не показывал своим тоном беспокойство или жалость – сколько у него было сил? – Ты боишься, что с Чуей будет так же, верно? – С любым человеком я этого боюсь, – Дазай продолжил тихо, за несколько минут восстановив дыхание и подавив слёзы. – Чуя меньше меня. Он слабее. Если я снова сойду с ума, что он сделает? Он не защитит себя от меня. Я не доверяю никому, себе в том числе. – Твоя сила, Осаму, в том человеке, ради которого ты согласился здесь быть, – Ода облокотился на спинку дивана, ловя взгляд карих глаз. – Я знаю, как ты держишь контроль. Ты не поддаёшься чувствам. Но с Чуей ты поддался. – Это была слабость. – Но если посмотреть с другой стороны, – Ода склонил голову, размышляя вслух, – слабость ли то, что ты перешагнул через свой страх причинить другому человеку боль? Я думаю, в тот момент твой разум вовсе не дал сбой и не отключился. Ты оказался абсолютно к этому готов. Потому что в глубине себя ты убедился в том, что Чуя – тот, кто способен тебя вынести. Это была не слабость, а уверенность. Тебе помешала чужая рука, которая напомнила о том, что ты один раз допустил ошибку. А за все ошибки тебя всю жизнь наказывали. – К чему ты клонишь? – Отдели в своей голове Чую от монстра, который губит тебя, – Ода встал с дивана, потягиваясь, – и передай ему, чтобы меньше распускал руки, если тебя это тревожит, – мужчина взял свой блокнот, прошёл мимо Дазая и остановился у Чуи, слегка похлопав его по щеке, приводя в чувства. – Я у себя, если что. Когда дверь за Сакуноске закрылась, Дазай не шевельнулся. Ему обычно требовалось время, чтобы вернуться в привычное состояние – он медленно возводил вокруг себя невидимые стены, которые не давали пробиться в его личное пространство окружающим. Он делал это в комнате, где не было никого, включая Оду. Но сейчас здесь находился человек, перед которым эти стены переставали сохранять свою прочность. Чуя далеко не с первой попытки встал на ноги, унимая в них дрожь. В чужом свитере стало невыносимо душно, поэтому он первым делом прошёл к окну, раскрывая его настежь – этим утром снова шёл дождь, и свежесть воздуха немного его отрезвила. Чуя не знал, что сказать. Требовалось ли Дазаю утешение? Навряд ли. Но вести себя после такого разговора как раньше Чуя сразу не сможет. Большими шагами он прошёл к Дазаю, осев на пол напротив него. Чуя не осмелился сразу посмотреть на него, но, когда взглянул, немного удивился – глаза напротив по-прежнему были влажными. Видимо, Дазай не видел смысла сейчас натягивать маску, хоть большого труда ему это и не составляло. Смотрел он в стену, спокойно дыша. Чуя поджал губы, зная, что позже ему станет плохо, но впервые произнёс вслух то, что боялся сказать почти всю жизнь. – Моя мать изнасиловала меня, когда мне было девять. Дазай среагировал не сразу. Его правая рука дрогнула, и он повернулся на голос Чуи, натыкаясь взглядом на рыжие волосы – голову тот опустил. Дазай посмотрел на свою руку, затем снова на Чую и потянулся к нему, запустив пальцы в волосы. Он не сжимал их и не тянул, а лишь слабо массажировал кожу головы. Говорить ему не хотелось, да и нечего было, но он решил показать Чуе, что слушает его. – Она не помнит этого, – Чуя не желал плакать, а потому говорил быстро, растягивая выдохи между фразами. – Я пришёл к ней ночью, когда мне было одиноко в мой день рождения. Она была пьяна и обнимала меня. Потом… Потом она меня трогала, – он резко съёжился, но взял себя в руки, подаваясь навстречу чужой ласке. – Я помню это в деталях. Наверное из-за этого я никогда не хотел девушку. Из-за этого я боюсь Озаки. И из-за этого я не дал себя изнасиловать трём мужчинам, когда мне было тринадцать. Я воткнул нож одному из них в глаз и сбежал. Тот дом стал для меня тюрьмой. Та женщина стала для меня кошмаром. Тогда я понял, что хочу быть сильным, чтобы надо мной больше не издевались. Мне помог Мичи. Он показал, что не все люди такие страшные, – Чуя положил ладонь на руку Дазая, сняв её с головы, и сплёл с ним пальцы, подняв глаза. – Осаму, я не боюсь тебя. Ты по-прежнему мне нравишься. Дазай опустил глаза и наклонился к Чуе, уткнувшись своим лбом в его. Несколько минут они молча смотрели друг другу в глаза, привыкая к тем сторонам, что открылись заново. Они не считали время, сидя друг напротив друга и держась за руки. Чуя улыбнулся и слегка ущипнул пальцами ладонь Дазая, но тот лишь сощурился. – Хочешь, чтобы я поцеловал тебя? – Голос Чуи слегка дрогнул, но никто не обратил на это внимания. Теперь Дазай приподнял уголок губ, что уже было хорошим знаком, и совсем немного склонил голову набок, легко касаясь губ Чуи. Этот поцелуй был не таким диким и страстным, как в прошлый раз – Дазай то прижимался чуть сильнее, то оставлял нежные касания на верхней и нижней губе Чуи поочерёдно, словно привыкал к этим ощущениям. Исследовал каждую трещинку и изгиб, пока Чуя плавился от каждого касания и изредка потирался своим носом о чужой. У них не сбивалось дыхание, не учащался пульс – они просто заново знакомились. Снова смотрели друг на друга, снова целовались. Когда Дазай начал оглаживать щеку Чуи, тот чуть сильнее приоткрыл рот, и Дазай вторгся в него языком, играясь пальцами второй руки с вьющимися рыжими концами. Когда он отстранился, Чуя вопросительно посмотрел. – Повернись, – Дазай кивнул головой в сторону, и Чуя развернулся спиной. Он никак не ожидал, что Дазай будет плести ему косу. Слегка расчесав волосы прямо пальцами, не причиняя никакого дискомфорта, он медленно сплетал три пряди между собой, скрыв немного отросшие волосы с одной стороны частью косы, ведя её наискосок от виска к противоположному плечу. Чуя не мог оценить красоту получившейся причёски, но он готов был мурлыкать от того, насколько это было приятно. Дазай завязал резинку Чуи в самом низу, положив косу ему на плечо. Затем склонился к шее и начал поочерёдно целовать каждый ожог Чуи, после чего положил подбородок ему на другое плечо. – Я не люблю обниматься. – Хорошо, – Чуя кивнул, вполне довольствуясь тем, что мог облокотиться на грудь Дазая и сидеть в таком положении. Он хотел ударить себя по лицу за глупую улыбку, что у него появилась, но лишь закрыл глаза и слушал, как в мерном темпе стучит чужое сердце. Они просидели так целый час, прерываясь на целомудренные поцелуи, перекидываясь изредка парой слов. Слова для них были лишними. Говорить о прошлом, где каждый получил травмы и не хотел это вспоминать, не было нужды. Говорить о будущем – тем более. А в настоящем они просто прижимались друг к другу, пока Чуя тихо усмехался из-за укусов Дазая, а тот лишь рассматривал его расслабленное лицо так непривычно долго и близко. Когда дождь на улице стих, Дазай положил руку на живот Чуи, немного огладив его через одежду. – Завтра ночью мы с Акутагавой уедем из города на зачистку. – Будешь брать ящеров Хироцу? – Чуя поднял глаза навстречу. – Нет. Мы будем вдвоём. Это группа, которая имела дело с Овцами. Чуя не знал, из-за чего конкретно он начал беспокоиться. Но сердце неприятно пропустило один удар, когда он понял, что на зачистку всегда выезжала группа минимум из двадцати человек. На Овец ему резко стало всё равно.