***
Диппер не совсем понимает, что произошло между ними. Как-то слишком быстро они свыкаются друг с другом. Билл старается изо всех сил, Пайнс выкидывает каждую лживую мысль о нём. Дружба — это что-то очень странное. Он уже забыл каково это. С того лета так и не получалось. Подростковый этап социализации тогда пошёл по пизде, а потом... А потом он уже заработал репутацию асоциального зубрилы. Он боится воды, крови, ужастиков, насекомых и боли. Благодаря Биллу. Теперь тому жаль, и он жопу рвёт, чтобы измениться. А их с сестрой воспитывали слишком добрыми, чтобы не заметить этих стараний. Диппер понимает природу чужих поступков, понимает, что на самом деле у Билла вполне могут быть серьёзные психические отклонения. Раньше он просто не думал, что это вызвано чем-то кроме врожденной ебанутости. Но все проблемы, похоже, реально идут из семьи. За Билла глубоко в душе обидно и хочется помочь. Ненависть и жажда мести закончились, освободив место под сочувствие. Непривычно. Диппер иногда даже думает, что Билл не такой уж и плохой. Он старается. Ужасно сильно старается ради него. Пайнс постепенно вспоминает, что можно жить иначе, чем эти четыре года. С друзьями и отпущенными травмами, хоть они и не уходят. Он всё так же боится крови, воды и любых внутренностей. Просто это перекрывается чем-то другим, новым и действительно странным. Ему невероятно это нравится. "Дружба". Слово такое мягкое, тёплое, надёжное. Вообще не про них с Сайфером. Они во многом не ладят. Но почему-то теперь очень быстро понимают друг друга. Теперь у них всё немного проще и сложнее одновременно. Ненавидеть Билла действительно было легче, чем сталкиваться с собственными страхами ради него. Но никому из них сейчас не нужно пояснять, что им больно. Оба в курсе, оба пытаются исправиться и помочь. С Сайфером сейчас происходит какое-то полное дерьмо. Не то что бы Пайнс прям переживал первое время... Но было как-то не по себе, что тот даже говорил только по делу. В его кругах под глазами читались ночи без сна, а во взгляде просьба ближайшей машине не притормаживать перед ним. Дипперу потребовался весь ноябрь, чтобы не просто наблюдать, а осмелиться спросить. И предложить помощь. Довольно жалко по словам Мэйбл. И вообще не чутко. Она говорит, что из них стремноватые друзья.***
— Билл, кинь таблетки мамины, — просит братец, наспех зачёсывая ладонью шевелюру. Будь это лекарства Бада, Сайфер демонстративно бы их выкинул, даже если бы ему потом отвесили пощёчину. — Что сказал доктор? — наливает воды в стакан и подаёт Гидеону вместе с пачкой. Билл краем глаза улавливает чужую дрожь в пальцах. Юный Глифул хмурится и отводит взгляд. — А вот это тебя точно ебать не должно, — напрягается всё его лицо. Сайфер невозмутимо провожает этого ребёнка взглядом и разрабатывает собственные стратегии. И в тот же вечер лезет в комнату к братцу, чтобы найти какую-нибудь информацию о состоянии миссис Глифул. А потом и к Баду, пока тот ужинает с семьёй. Это страшно, потому что тот без раздумий может отпиздить за его грязные змеиные махинации. Дела Гидеона и Бада его действительно не ебут, а вот миссис Глифул... Что они, блять, скрывают о её состоянии?.. На столе он находит медицинское заключение. "Стремительно развивающаяся деменция" написано сбоку. Билл кладёт всё так же, как и было, и уходит к себе. Он точно так же несколько лет назад впервые увидел своё дело у Бада на столе и попался. Поэтому сейчас он умеет действовать с особой осторожностью и трезвостью ума. Это не так важно. Важнее то, что у него теперь есть рычаг воздействия на этих двоих. Ещё один козырь. Пусть и про женщину, которая ему ничего не сделала. Он успокаивает себя тем, что ей он тоже ничего делать не будет. Больно станет только мудакам около неё. Ночью он на кухне читает рецепт таблеток и пытается понять, насколько всё серьёзно. Миссис Глифул вяжет в главной комнате, и Билл смотрит на неё пристально после каждой изученной упаковки. По внешнему виду она точно такая же. Как с ней может жить в одном теле болезнь?.. К чему она вообще приводит?.. Неужели ей может стать ещё хуже, чем было после рождения сына?.. Раздаётся щелчок главной двери, и входит Гидеон. Сайфер переводит взгляд на часы и улыбается. Берётся за приготовленный стакан воды в качестве причины находиться здесь. — Куда ходил до полчетвёртого?.. — хищно улыбается Билл. Ему не составит никакого труда позвать Бада прямо сейчас. И тогда кому-то окажется немного пизда, если тот не в курсе. — Да сука, — тихо ругается юный Глифул, делая чужую улыбку всё шире и безумнее. — Да что ты здесь забыл? Пиздуй спать. Бедняга не ожидал, что Сайфер окажется в нужное время в нужном месте. — Через окно вышел? Как интересно. Думаю, Баду тоже понравится, — встаёт он и стремительным шагом направляется к кабинету. — Стой! — испуганно просит Гидеон. Значит, это всё же секрет от любимого папочки. Какой сегодня чудесный день! Билл довольно отсчитывает длинными шагами в сторону кабинета: один, два, три. — Я ходил на подработку, — выдаёт Глифул, и Сайфер поворачивается. — Ночью? Ты меня за идиота держишь? — Клянусь. Вот удостоверение, — Билл смотрит на карточку. В нём говорится о Гидеоне, следящим за каким-то складом на четверть ставки. Братец слишком тупой, чтобы что-то подделать. Билл ждал чего-то в роде похода по подружкам или вечеринок. Но никак не подработку от такого бесполезного мешка с мясом. — Зачем тебе деньги? — Не важно. Действительно не важно. Теперь Билл просто обязан научиться взламывать новый замок и спиздить деньги. Ещё один рычаг. Ещё несколько долларов в его заначку. Ещё одна хорошая новость.***
Билл пересчитывает деньги, перманентно выводя результаты в голове. Не хватает ещё половины суммы до мечты и дохуя до запланированного на будущую жизнь. Нужно больше, намного больше. Понятно, что деньги, выплачиваемые государством, как на приёмного, так и будут у Глифулов. Он никогда и не рассчитывал на них. Есть другие льготы, принадлежащие только ему. Неизвестно, в курсе ли Гидеон, что у него понемногу подворовывают. Принимает ли он это за плату за молчание или просто настолько идиот, что никогда не считает деньги. На что они ему, блять, вообще? Он достаёт из-под линолеума эскиз, сделанный лет в пятнадцать, в момент отчаяния. Этот рисунок — лучшее напоминание, ради чего ему стоит держаться. Хоть Биллу и не плохо сейчас, он смотрит на него просто чтобы напомнить ради чего ему собранные деньги. Ничего, он успеет.***
Отказать Мэтью в третий раз было бы уже невежливо. Грубость по отношению к людям, которые могут быть полезны, противоречит принципам Билла. Но этот прилипчивый засранец смотрел так, что всё было очевидно и раздражало. Хотя, казалось бы, чужая симпатия: Сайфер ведь хотел, чтобы его любили. Так оно и было всегда. Люди, видевшие его, были в восторге от такого милого и открытого парня. Мэтью, видимо, тоже. Один Пайнс по-настоящему знал его больше остальных. Мэйбл тоже, но она недостаточно сталкивалась с другой его стороной, чтобы действительно понять. Сосна понимал, хоть и не полностью. Дело не в общей боли. Мэтью даже с той же старшей Пайнс рядом не стоит. Не знает о нём ничего, но выезжает только засчёт навязчивости и непринятия слова "нет". Билл мягко откажет ему в общении. Этот парень слишком не в курсе происходящего. Мэтью говорит напрямую, что зовёт его побыть наедине в центральной библиотеке. Сайфер просто кивает, обдумывая, как бы тому сказать. Парень рад, что с ним идут, в его глазах плещется влюблённость. И хоть Билл встречался уже с тем, что многим нравился, это были девчонки. С парнем он не знает, как себя вести и как отказывать. На признание в любви человеку своего пола нужна большая смелость. И как бы Сайферу не было срать на этого Мэтью, он понимает, что сам бы никогда не смог сказать об этом. Но это всё надо прекращать. Им не нужно общаться. Это всё только усложнит. Мэтью счастливый и светится. Очень красиво улыбается, подаёт Биллу книги, заставляет читать свои любимые части оттуда. Билл всё больше понимает, что этот красивый яркий свет не для него. Он весь травмированный. Он по ночам во снах убивает и лжёт днём. А этот парень выглядит чересчур... Чересчур. Сайфер раскрывает очередную книгу и замечает листок. Оборванный со всех краёв. С надписью, от которой сердце щемит. "Ты слишком красивый, чтобы быть человеком. В таких очень просто влюбляться." У Билла пересыхает во рту. Он не успел. — Мэтью... — ведёт он пальцами по листочку. — Это признание?.. Парень неловко улыбается и краснеет. — Да, что-то в роде того. Вообще признание я оставил на сегодняшний вечер, но можно и так. От того, как он заламывает руки, Биллу тошно. Что, если ему тоже когда-нибудь придётся так же унижаться? Быть таким же влюблённым и совершенно пьяным от лживого образа человека, которого едва знаешь? Это жалко. Сайфер не хочет подобной судьбы для себя. Но вот самоуверенному Мэтью не помешало бы взбодриться. — Если это правда, то прости, пожалуйста, я не могу принять твои чувства, — спокойно улыбается Билл, надев маску из лжи. — Тебе не нравятся парни, да?.. — трёт Мэтью шею. — Что?.. — губы двигаются сами по себе. Он от шока пропускает момент, когда можно было с лёгким взглядом сказать "Да, прости". И теперь уже на самом-то деле поздно оправдываться, чтобы это выглядело искренне. — Нравятся. Билл впервые произносит это. Признаётся. Какому-то незнакомцу. Теряет маску, самооборону и себя. Тут же чувствует себя ужасно от произнесённого. Липко, склизко и действительно грязно. Только теперь не в крови как все эти годы, а в кое-чём похуже и постыднее. Как в борделе. Как жалкий, недостойный любви человек. Нет, мясной мешок. Мужчины любящие мужчин не являются для него чем-то плохим, но то, что он видит себя в этом, сейчас путает мысли и заставляет внезапно ненавидеть. Со всеми остальными всё в порядке. Но самому себе он впервые кажется настолько мерзким. Потому что это не для него. Он не заслуживает. Пока он молчал о своих желаниях, было проще. Не противно. Это было просто фактом, о котором никто не задумывался настолько всерьёз, чтобы признаться. Никто не звал его встречаться. Все думали, что он не заинтересован в отношениях ни с кем в принципе. Теперь это его личная уязвимость, о которой скоро узнают все. Дело не в отношении общества к этому. Дело в нём самом, не принимающем того, что хочет быть рядом с кем-то. — Просто я не нравлюсь?.. — у Билла духа не хватает разлепить губы. — Ну, значит, у меня всё ещё есть шанс! — хлопает Мэтью в ладоши. Сайфера мутит, и он прижимается к стеллажу. — Ты мне не нравишься. — Это поправимо. И не значит, что ты не согласишься встречаться со мной. Билл не хочет с ним разговаривать. Осколки маски разбросаны по полу, и он давит их ещё больше, пока отступает к ближайшим стенам. Мэтью успокаивающе касается его ладони, и Сайферу мерещится хлюпанье кожи о кожу как при грёбаном сексе. Он тут же отшатывается в сторону. — Просто подумай обо мне в качестве парня, ладно? Я ещё раз спрошу через неделю. Всё-таки раз ты по мальчикам... Мэтью показывает, что правильно его понял. Добивает его. Пытается обнять на прощание и, когда не выходит, удаляется с доброй улыбкой. Билл сильнее вжимается в стену, а потом убегает. В первом попавшемся туалете спускает от всех этих мерзких прикосновений и мыслей, плачет и ненавидит себя за то, что он действительно гадкая и противная змея, которая может возбудиться от мысли об отношениях. Что он настолько слаб, что не может остаться одиночкой, что теперь на полном серьёзе представляет себя в отношениях с парнем, которому нравится. Что он произнёс это. Сказал об этом. И теперь мир знает, чувствует, так же чётко, как и Билл, что тот на самом деле ищет опору в людях. Это слабость, дикая слабость. Жалость к самому себе. Усталость от одиночества и раздражение от того, сколько мыслей в голове без выхода. Как же он, блять, слаб от этого желания положиться на кого-то. Единственная дурь, которую ничем не выбьешь и которая со временем всё сильнее становится. Почему он не понял раньше, что все эти шутки, поведение, стремление быть другом — это одна огромная проплешина в его защите?.. Пайнс. Нужно отказаться. Бежать от всего. Уехать отсюда, как только станет совершеннолетним. Он не заслуживает. Не заслуживает. Пайнс слишком хороший. Слишком легко прощает. Пытается помочь и терпит. Терпит, терпит, терпит. Ещё пару месяцев. Ему нужно вдохнуть поглубже и не выдыхать до дня Рождения. Терпеть тоже. Своё дерьмо. Сложно. Больно. В груди так жжёт одиночеством и тоской. Опять по новой будет. Может хватит? Тело начинает трясти. Билл еле вытирает солёное лицо и скользкие руки и садится на пол, полный мыслей. И снова плачет от собственной усталости и бессилия.