all flowers are deaf

Он не был пьян. Но ноги время от времени подводили: Чжэхань то и дело спотыкался. И, несмотря на то, что мужчина выпил чуть больше чем стоило бы, он сохранял полную ясность мысли. Хотя… Может он воспользовался ситуацией, чтобы доверчиво прильнуть к Цзюню, пока тот ведет его к такси? Да, наверное, это была его цель с самого начала. Он не был настолько пьян, насколько преувеличивал, но, судя по всему, их обоих устраивало положение дел. Официант, который пятью минутами ранее вызывал для гостей такси, учтиво открыл дверцу. — Машину можете забрать в любое удобное для Вас время, господин Чжан, — мужчина к которому обращались невнятно промычал и, наконец усевшись, откинул голову назад, прикрывая глаза. Гун Цзюнь поблагодарил, но даже не глянул в сторону молодого парня, словно чего-то ожидавшего. Все его внимание было приковано к актеру: он легонько прикасался к чужому запястью кончиками пальцев; кожа горела в месте, где нажатие было наиболее ощутимым. Чжэхань любовно взглянул на Цзюня из-под полуоткрытых век. Дверь с громким щелчком захлопнулась, и старший назвал водителю адрес. Вылезать из машины не хотелось, настолько уютно они устроились на заднем сидении, прислонившись коленями и плечами. За время поездки Чжэхань немного ожил, выплывая из дымки алкогольного опьянения. В его голове крутилось сто мыслей за секунду. Сегодняшний вечер был волшебным, несмотря на препятствие в виде его надоедливой младшей. Кроме того, что Цзюнь ничего не предпринимал, чтобы остудить чужой пыл, он иногда сам совершал действия, которые должны быть запрещены законом. Например, порезал для Чжэханя стейк, когда понял, что тот не справляется; подливал ему вино весь вечер, кажется, значительно чаще, чем себе; когда Гун Цзюнь не использовал обе руки, чтобы есть, его левая рука совершенно естественно покоилась на чужом колене. А у старшего чуть искры из глаз не посыпались от такого жеста. — Ты в порядке? — тихо спросил младший, вытягивая Ханя из размышлений о дальнейших действиях. — Мы приехали. — Мне уже намного лучше, — улыбнулся актер, протягивая водителю банковскую карту. Когда платеж был проведен, мужчины выбрались из неудобной легковушки и устремились к лифту. Гун все время придерживал «собутыльника», игнорируя его ровную походку. На всякий случай, сказал он себе, сжимая ладонь на поразительно тонкой талии. Гун Цзюнь кидает ключи на тумбочку и проходит вглубь квартиры, скидывая свой «груз» на диван, и Чжэхань блаженно улыбается. — Мой диванчик, — он зарывается лицом в небрежно скомканный плед и затихает. Почти что трезвенник Цзюнь закатил глаза, выдохнув смешок. Кто же знал, что этот обаятельный, без остановки строящий глазки джентльмен, такой забавный, когда выпьет. — Сам виноват, — пробормотал младший себе под нос и двинулся в сторону кухни. Он набрал полный стакан воды (который, между прочим, был пол-литровым) и поставил его на журнальный столик перед будущим зомби Чжэханем. Открыв дверь в свою комнату, Цзюнь ужаснулся: тут же все вверх дном. Когда собирался, в панике разбросал всю одежду. Подбирая с пола смятые футболки и джинсы, он тяжело вздохнул: придется погладить всю одежду завтра; как же хорошо, что у него ее не много. Он не любил заниматься глажкой одежды… Но это того стоило. Прокручивая в голове все, что сегодня происходило за ужином, Цзюнь волнительно улыбнулся. Их отношения… Что с ними происходит? Они не говорили об этом, но… Друзьями их назвать сложно. Думая об этом, парень старательно собирал и складывал всю одежду на краешке кровати. Слева мелькнула какая-то тень и, встрепенувшись, он начал засовывать одежку кое-как в шкаф. Если это Чжэхань очухался, то ему не стоит видеть всего этого безобразия в своей квартире. Старший действительно медленно вошел в комнату, коротко постучав три раза о косяк. Дверь была открыта, так что сложно было сдержаться и не войти. Он безмолвно оглядел Гун Цзюня, прижимающегося спиной к дверце шкафа. Тот просто боялся, что все его добро полетит на пол, как только он отодвинется хоть на сантиметр. Но Чжан Чжэхань видит только приглашение и ничего более; он плавно вплывает в комнату, приближаясь к соседу. Смущение на лице возлюбленного Хань понимает по-своему. Он подходит очень близко; настолько, что чувствует его дыхание на своих щеках. Цзюнь откидывает голову назад, подсознательно пытаясь увеличить расстояние между ними. Отступать было некуда: сзади шкаф и стена, спереди решительно наступал Чжэхань. Когда он прижался к младшему всем телом, на лице застыло серьезное выражение. Прежняя кокетливая маска слетела в два счета. Грудью Гун Цзюнь чувствовал чужое сердцебиение, поначалу размеренное, но, чем дольше они стояли, смотря друг другу в глаза, тем сильнее оно учащалось. Свет в комнате был слишком ярким, поэтому Чжан Чжэхань решил, что вполне может его выключить. Полумрак окутал комнату, и лишь уличный фонарь спасал ситуацию: они все еще видели друг друга. Потребовалось некоторое время, чтобы привыкнуть к темноте и избавиться от белых пятен, пляшущих перед глазами. Выпитое вино придавало смелости, гоняя горячую кровь по жилам. Актер снова сделал шаг навстречу: огладил лицо, задевая указательным пальцем ухо; тронув большим пальцем дрожащие губы, двинулся вниз, чтобы заскользить по шее и остановить движение руки напротив чужого сердца. Их прерывистое дыхание было таким громким; оно заполняло всю комнату. Что же они творят? — Чжэхань, ты пьян, — позвав первый раз по имени, прошептал младший. — Я не пьянею так легко, как ты думаешь. — Сказал тот, у кого ноги заплетались возле ресторана, — фыркнул Гун Цзюнь и отвел взгляд, пытаясь скрыть смущение. Юноша, кажется, нервничал, но даже если это так, он не пытался оттолкнуть старшего. Чтобы поравняться с парнем, Чжэхань вынужден привстать на пальчиках: Цзюнь все еще стоял по струнке смирно, будто бы находился очень далеко. Они стукнулись лбами, и старший улыбнулся: вот такое расстояние было более приемлемым; носы соприкасались, губы в пяти сантиметрах. Воздуха вдруг стало слишком мало. Они делили один вдох на двоих. Прижимались со всей силы так, будто прощались, но это было только начало их пути. Так почему же в движениях столько отчаяния? Качнув головой, Чжэхань нежно потерся носом о чужую гладкую щеку. Он судорожно вдыхал и выдыхал куда-то в ухо младшего, водя губами по его лицу. Это даже не были поцелуи; просто прикосновения, смазанные и быстрые, но этого было достаточно, чтобы младший задрожал. Он несмело коснулся чужой талии, прижимая актера еще ближе. Пальцы ног начали ослабевать, и, чтобы удержаться, Хань сжал чужие предплечья, перенеся на них часть своего веса. Находиться близко к лицу возлюбленного ощущалось так… Прекрасно. Поддаваясь силе притяжения, старший опустился на пятки и разочарованно простонал, когда расстояние между их лицами снова увеличилось. Лучше бы им перенестись в горизонтальную плоскость: так контролировать ситуацию будет легче. Младший мгновенно отреагировал и последовал за мужчиной, наклоняясь. Они просто стоят вот так мгновение: прижимаются, не в силах отвести взгляд. Цзюнь, слегка притянув старшего за шею, прикасается губами к его уху. Это даже поцелуем не назовешь, но парень почувствовал, как горло старшего вибрирует под пальцами. Неужели это незатейливое действие способно вызвать стоны? Гун Цзюнь прихватывает мочку губами и втягивает ее в свой горячий рот, посасывая. Чем вызывает новую порцию стонов, и ему так это нравится. Он просто в восторге и мог бы стоять вот так всю ночь, доводя Чжэханя до безумия. Сам не понимая откуда взялась такая мысль, младший меняет их местами: теперь актер прижат к шкафу, и он находит это положение вполне удобным, ведь ноги начали подводить его еще пять минут назад. По щекам Чжэханя расползался восхитительный румянец; глаза его черны, словно омуты, затягивают, завораживают. Цзюнь облизывается — эта вредная привычка до добра не доведет, потому что Хань и так на пределе. Он резко подается вперед, сокращая расстояние между их лицами до трех сантиметров. Цзюнь, не думая, подается вперед, стирая остальное. Их первый поцелуй — лишь касание губ; нежный и ласковый, он длится всего несколько коротких секунд. Мужчины отстраняются одновременно, пытаясь найти ответы в глазах друг друга. Настенные часы оглушительно щелкают секундной стрелкой.

Одна секунда. Две. Три. Четыре.

Всего четыре секунды потребовалось для того, чтобы Чжэхань снова подался вперед, целуя увереннее; он прижимается губами сильнее, сжимает чужую талию до боли, и в этот момент ему так сильно хочется разрыдаться. Он целует его, своего возлюбленного из круглосуточного магазина, о котором так долго мечтал. Это неописуемое чувство поднимало бурю где-то внутри, делая кульбиты то ли в животе, то ли в легких. Как рой бабочек. Воздух убывает с бешеной скоростью, но, когда старший отстраняется, чтобы отдышаться, оказывается втянут в еще один поцелуй. Губы Гун Цзюня приоткрыты: они теплые и мягкие. Когда Хань прихватывает нижнюю, проводя по ней языком, Цзюнь отвечает со всей ему присущей нежностью. Они терзают рты друг друга все настойчивее; поцелуи становятся более откровенными, а температура в комнате продолжает расти. Руки обоих безо всякой осторожности исследуют тело партнера, поглаживая и сжимая, словно в каком-то бешеном танце. Чжэхань отталкивается от шкафа, подталкивая младшего к кровати. Они сваливаются на нее с таким оглушительным грохотом, что Хань вздрагивает, засмеявшись в поцелуй. Они точно соседей разбудили. — Почему ты смеешься? — запыхавшись, шепчет Цзюнь. — Мы так громко упали, — отвечает, немного отстранившись, ожидая, что парень тоже посмеется. Но он смотрит так пристально и наконец говорит: — Близко… Такой красивый, — снова шепчет, чтобы не спугнуть, и добавляет, — твои губы распухли. — Твои тоже, — Чжан Чжэхань хихикает и склоняется над лицом Цзюня. Тот лежит на спине, а его руки плавно скользят по бедрам нависшего над ним актера. Слишком много воздуха проходит между ними, так что младший без стеснения дергает за шлевки на брюках и Хань зажмурившись летит прямо в объятья юноши. Младший смеется так радостно, но тут же стонет, когда партнер двигает бедрами вперед и сам шипит от боли и наслаждения. Поскорее хочется избавиться от этой надоедливой одежды, впивающейся в плоть так некстати. Они чувствуют возбуждение друг друга: нереальное, вышедшее за рамки нормальности. Смел ли каждый из них задумываться о таком исходе? Наверное, только в самых смелых мечтах. На лицо Гун Цзюня приземляется капелька, он пораженно смотрит прямо перед собой — в глаза партнера. Не может быть такого, чтобы тот плакал. Или все-таки может? Нет. В чужих глазах только жажда и толика веселья. Да все, что угодно, но никаких слез. — Ты плачешь? — вопрос звучит как гром среди ясного неба, но младший хочет удостовериться. — Нет, конечно. Но думаю скоро начну, если мы не… — мужчина проиграл бровями и сразу же получил наказание в виде щекотки. Только смех его сменился стоном, и он велел Цзюню прекратить, иначе все закончится не начавшись. Прямо в центр лба приземляется еще одна капелька. И еще одна, где-то под глазом. Парень смотрит на потолок — тот весь в почерневших разводах, и Гун отчетливо видит, как формируется новая капля. Она срывается, но не достигает цели: юноша прячет лицо в шее Чжэханя. — Нас затопили, — преспокойно говорит он в чужое плечо; ткань рубашки заглушает его голос, но в нее так приятно утыкаться. — А? — Чжэхань в недоумении поднимает голову наверх и видит это… Он убьет мистера Чена. Когда мужчины вернулись в свою квартиру, большая стрелка часов уже перевалила за четверку. Они слишком сонные и уставшие, чтобы разговаривать, поэтому без лишних слов просто тащат ноги на кухню. Сосед, испортивший их многообещающий вечер, уснул в ванной. Но это даже хорошо, что он забыл выключить воду, мало ли что могло случиться, если бы Чжэхань и Цзюнь не подоспели вовремя. А спал дедушка действительно крепко, потому что разбудить его пытались всем этажом. И когда не получилось, соседи позвонили в полицию и службу спасения. В общем все закончилось хорошо, только вот вечер испорчен. И потолок в комнате. И настроение Чжэханя ниже плинтуса упало, а как хорошо все начиналось. — Не дуйся, ты выглядишь слишком мило, и я хочу потискать тебя за щечки, — смешинки в глазах Цзюня подсказали, что он ни о чем не забыл, и надеяться на продолжение можно. Старший вздохнул и помешал свой кофе, одновременно подкидывая в чужой чай два кубика сахара. — По крайней мере, мистер Чен в порядке, — утешил себя Чжэхань и кивнул. — А что с комнатой? — немного досадно пробормотал Цзюнь, засмотревшись на чужие губы. Они все еще были припухшими, так и притягивали взгляд. Если кто-то из соседей присматривался к ним, точно понял, чем двое занимались. Но об этом можно подумать потом. Глаза младшего закрывались все чаще, и он чуть не уронил голову прямо на стол. — Ложись в моей комнате, я посплю на диване, — Хань заботливо погладил парня по голове. — Я лягу на диване. Все в порядке, правда. Хань не поверил ему и сощурил глаза, состроив забавное выражение лица. Цзюнь хохотнул. — Это сейчас нормально, а потом у тебя будет болеть спина и шея. Я знаю, потому что сам… Неважно. Я сплю на диване, Гун-лаоши спит в моей постели. Договорились? Позже, когда Чжэхань переворачивался на свой левый бок уже двенадцатый раз, он услышал осторожные шаги соседа. Тот, приподняв немного плед, примостился рядом, складываясь со своим огромным ростом как трансформер. — Не спится? — прошептал в ухо Гун Цзюнь. — Как и тебе, — прошептал Чжэхань ответ словно в космос, ведь в темноте у них не было возможности пообщаться. Он мог только слушать. Цзюнь прижался плотнее, подминая актера под себя, и просунул колено между его бедер. — Так тепло, — каждая его фраза пробуждала в душе старшего какой-то ураган эмоций. Они думали об одном и том же, поэтому не могли уснуть. Страх потери захлестнул с головой, после того, как все сорвалось. Мозг, придумывая все более жестокие варианты расставания, не давал измученному организму провалиться в сон. Но, когда они почувствовали тепло друг друга, это подействовало как волшебное успокоительное зелье. Рука Цзюня, покоившаяся на чужом животе, подымалась и опускалась мерно, в такт дыхания Чжэханя. Парень считал чужие выдохи вместо овечек. Пульс выровнялся.