all flowers are deaf

Проснувшись, первое, что почувствовал Чжан Чжэхань, это крепкие объятья: сильные руки прижимали его к широкой мужской груди, и это заставило его улыбнуться. Ощущения так сильно отличались от того, что актер испытывал, обнимаясь с женщиной. Попытавшись пошевелиться, он услышал недовольное мычание Цзюня; тот сжал его в объятьях еще крепче, не слыша кряхтения старшего; он собирался досмотреть свой сладкий сон. Но копошение этого потрясающе-раздражающего утреннего Чжэханя отвлекало его от миссии. Пораскинув мозгами, Гун понял: зачем мне сон с гэгэ, если у меня есть настоящий под боком? Внезапно, тело под ним прекратило сопротивляться и застыло, но это не вызвало никаких подозрений у Гун Цзюня, поэтому он прижал мужчину к себе, оставляя маленький поцелуй на чужой шее, под линией роста волос. Местечко оказалось настолько сладким, что он продолжал дразнить его языком и прикусывать зубами. Младший словно не проснулся ото сна: чересчур уверенно пробрался под чужую футболку, и с нажимом провел до груди, срывая с чужих губ сдавленный выдох. Повернувшись, Чжэхань явил юноше самую прекрасную картину: влажные глаза, затянутые дымкой возбуждения; приоткрытые губы были влажными и чуть покрасневшими. Почти коснувшись их, Гун Цзюнь понял: тот обернулся, чтобы что-то сказать. Он все еще был сонным и разнеженным, и нужно было приложить столько усилий, чтобы отстраниться от желанного мужчины, все для того, чтобы "услышать" одну единственную смущающую фразу. — Твой член упирается мне в зад, — размеренно прошептал Чжэхань, когда понял, что у него получилось перетянуть немножко внимания со своей шеи на губы. Паренек сразу же покраснел, и как только до него полностью дошел смысл фразы, он попытался отстраниться. Между ними не было многослойной преграды из брюк и толстой ткани джинсов, как вчера: лишь длинные пижамные штаны Цзюня из максимально удобной и тонкой ткани и боксеры Чжэханя, подчеркивающие все его достоинства. Младший не видел этого, только чувствовал, как старший сам тянется за этим греховным удовольствием. Он прижался к нему ягодицами, выгибая спину. — Я не сказал, что мне это не нравится, — с развратной улыбкой протянул Чжэхань, скользя бедрами по неприятной ткани дивана, чтобы прочувствовать длину партнера целиком. Они сейчас находились так близко, это было почти что вынужденной мерой: диван был слишком узким. Оправдания лились беспрерывным потоком в голове младшего, но ничего не прозвучало вслух. У меня слишком давно никого не было? Мне приснился эротический сон с тобой в главной роли, поэтому лучшим решением было продолжить его в реальности? Что сказать, чтобы сбежать от этого липкого чувства смущения? Парень все еще держался за чужую талию, чтобы не свалиться на пол. Побег — это не самый лучший вариант, ведь они живут в одном доме. Пока Цзюнь в голове выстраивал план отступления, а физически пытался держать Чжэханя на расстоянии, старший понял, что своей фразой спугнул щеночка. Он все время забывал, насколько парень в себе не уверен. Гун Цзюнь потрясающий: воспитанный, спокойный, интересный собеседник — это одна его сторона. Но также, он абсолютно точно страстный и дикий зверь, который пока не понимает и не хочет принимать эту свою сторону. Юноша пытается казаться благоразумным, каждый раз отступая, но Хань видел это вчера… Эти глаза, когда он, кажется, потерял самоконтроль. То, как Цзюнь прижал мужчину, отрезая для него все пути отступления: он был голодным, изголодался по этому телу, по ласкам, и Чжэхань готов был дать ему все, чего бы тот только не потребовал. Поэтому он прекратил все его мучения, резко повернувшись лицом к расстроенному парню. Взгляд того был извиняющимся, но, если посмотреть повнимательнее, были заметны его метания. Он желал… Но боялся. Актер понимал почему — неопределенность. Несмотря на то, что они были так близки друг к другу физически, они не проговорили ничего вслух, не подтвердили чувства; что, если Цзюнь думает, что это лишь игра? — Смотри на меня, — шепнул старший, нежно беря лицо Цзюня в свои ладони; они немного подрагивали от волнения, но мужчина все-равно улыбался. Пытаясь перебороть себя, он поглубже вдохнул, смотря на то, как бегают глаза возлюбленного, как порхают его ресницы, откидывая безумно милые тени на щеки. Это было волшебное утро. Его лучшее утро за долгое-долгое время, даже боль в пояснице не волновала — он был счастлив. Чжэхань знал: то, что он старше, пусть и на немного, все равно перекладывает на него часть обязательств. Да и признавшись, разве он не почувствует себя лучше? Плюсы были не только в том, что он поможет младшему унять волнение. — Я знаю, ты чувствуешь эту неуверенность, так же, как и я… — мужчина грустно улыбнулся, завидев, как расширились от удивления глаза юноши. — Да, я тоже не уверен в себе, не надо так сильно удивляться. Ты… Ты удивительный, совершенно идеален для меня. Ты забавный, искренний, умный, ты не боишься показать свою детскую сторону, и это меня нереально привлекает в тебе. Только ту, другую сторону, я хочу и ее тоже. Актер провел по чужой спине, прослеживая пальцами складочки на майке. Он закинул чужое бедро на себя, резко придвигая Цзюня к себе вплотную. Обнимая его, оставляя нежные поцелуи на тонкой коже его век, он чувствовал, что это именно то, что было ему нужно этим утром. — Гун Цзюнь, ты мне так сильно нравишься, разве ты еще не понял? — слова слетели с губ без запинки, сопровождаемые облегчением и ласковой улыбкой. — Чжан-лаоши… Ты уверен? — в голосе и взгляде младшего плескалась надежда. — Конечно уверен, я был уверен в этом еще тогда, когда впервые увидел тебя за прилавком. — Я… Ты мне тоже нравишься, — совсем уж тихо выдохнул юноша, неверяще уставившись на старшего. Обменявшись улыбками, мужчины расслабились в объятьях друг друга, кажется, прилипая даже еще сильнее. — Ты все еще твердый, — взгляд Чжэханя снова сменился осоловевшим. — Не могу успокоиться, когда ты находишься так близко, — немного смущаясь, пробормотал Цзюнь. — Тогда, может, продолжим начатое по пробуждению? Свое предложение старший усилил определенными аргументами: спустился по спине ниже, пощекотав бока, и сжал чужие ягодицы, притягивая Цзюня еще ближе, стирая последние миллиметры между их возбуждениями. Нога младшего все еще была перекинута через чужие бедра, поэтому все манипуляции ощущались чуть ярче. Соединившись в голодном поцелуе, они не могли перестать двигать бедрами, наслаждаясь короткими вспышками наслаждения перед глазами. Чжэхань, теряя самообладание, перекинул возлюбленного на лопатки, удобно устроившись между его бедер. Казалось, что они не могут быть еще ближе, но каждая смена позиций только убеждала в обратном. Холодок, который несла с собой капелька пота, пробежался по позвоночнику Цзюня, и внутри зародился страх — неужели его сейчас нагнут? Черт. Вчера он явно ощущал себя ведущим, а не ведомым, но теперь… В этой позе твердый член другого мужчины скользил по его собственному, находясь в опасной близости ко входу, и, если быть предельно честным с собой… Ему нравилось это ощущение. Нравилось то, как бесстыдно раздвинул его ноги Хань-гэ, но тот, кажется, мгновенно передумал, отстраняясь. — Давай снимем с тебя это, — он без особых усилий поднял чужие ноги и сорвал пижамные штаны, оставляя Цзюня без последней защиты. Младший сразу же прикрылся, и, как бы это смешно не звучало, но его огромные ладони действительно не давали обзора на самую интересную часть представления. Его ноги были расставлены и так сильно напряжены, что Чжэхань мог проследить пальцами черту мышц. Что он и сделал, в конечном итоге припадая к горячей коже губами. Не сводя взгляда с лица парня, мужчина поцеловал лодыжку, прислонив стопу к своей шее; пробежавшись по ней пальцами, он вырвал из юноши какой-то смешок-полустон и губы его дрогнули, складываясь в умилительную улыбку. Поза была действительно очень откровенная, и Чжэхань во всю наслаждался смущенным лицом этого невозможного человека. Такой пылкий и страстный в один момент, он менялся мгновенно, позволяя румянцу покрыть восемьдесят процентов его тела. Серьезно, красные пятнышки покрывали чужое лицо, грудь, руки и ноги, появляясь то тут, то там. Очаровательно. — Цзюнь, детка, убери руки, позволь мне увидеть… — страстно шептал мужчина, оставляя поцелуи на икрах; спускаясь ниже, он потерся колючей щекой о гладкую кожу внутренней части бедер, и бережно опустил согнутую ногу на диван. Действия Чжэханя принесли плоды: натянутое как струнка тело младшего понемногу расслаблялось. Цзюнь убрал одну руку, когда Чжэхань снова прижался к нему всем телом. — Ты не хочешь, чтобы я смотрел? — младший помотал головой. — Просто это так смущает. — Расслабься, — прошептал актер, пробираясь рукой между их телами, и, вместо того, чтобы убрать чужую ладонь, он переплел их пальцы и соединил члены в крепком кольце, — Да… Сожми их покрепче. Цзюнь неотрывно наблюдавший за словами, вылетавшими из любимого рта, выполнил просьбу старшего, сжав оба ствола, он направил их руки вниз, к основанию, через мгновение ведя обратно; парень не хотел говорить, только чувствовать. Чувствовать, как дыхание Чжэханя обрывается и снова восстанавливается возле его уха. Чувствовать, как напрягается чужой пресс, когда юноша совершенно естественно оглаживает головку большим пальцем, смазывая ее предэякулятом. Захватив чужие губы в плен, он кусался и сразу же зализывал ранку, извиняясь. Младший поспешно вытащил руку из жара разгоряченных тел, лишь для того, чтобы смазать ее слюной и сделать прикосновения еще более приятными. Чжэхань плыл. Отдался в Его власть и наслаждался этим всецело. Руки не выдерживали собственного веса, и он опустился на грудь парня, утыкаясь губами под пульсирующей жилкой на шее. Когда Гун поднес руку к лицу, проходясь по ней влажным широким языком, Хань, словно кот, потянулся за лаской, облизывая чужие пальцы. Их языки встретились где-то у основания пальцев, сплетаясь во влажном и пошлом поцелуе. Поцеловавшись еще раз, они уже не смогли остановиться, продолжая бесстыдно ласкать рты друг друга. Влажные пальцы вернулись на положенное им место, двигаясь еще быстрее и сильнее. Стоны двух мужчин то отбивались от стен, то тонули где-то в глубине, заглушенные поцелуями. Цзюнь, без труда обхватывающий два сочащихся члена, двигал рукой резко, в таком быстром темпе, что от этого кружилась голова. Младший дышал часто, но иногда терял способность даже к этому простому действию, поэтому задерживал дыхание, едва прикасаясь губами к чужим ярким губам. Чжэхань усугублял ситуацию, двигая бедрами, создавая совершенно восхитительное трение. Он скулил и стонал, цепляясь за чужие плечи, толкался в крепкую хватку все сильнее; Цзюнь доверчиво откинул голову назад, предлагая свою шею, а Чжэхань не дурак, чтобы отказываться от такой потрясающей возможности. Ведомый лишь инстинктами, мужчина вцепился зубами в основание шеи и сжал челюсти, оставляя свою метку. Ритм движений Чжэханя начал сбиваться, и Цзюнь почувствовал, как тело того напряглось. Продолжительно простонав от усилившейся хватки на шее, юноша прикрыл глаза, подводя себя к краю. Горячие полосы жидкости, приземлившиеся на его живот, были последним, что он почувствовал перед тем, как сам излился следом за партнером. Чжэхань чувствовал у себя во рту привкус крови: кажется, он немного переборщил с укусом. Слизывая тоненькую полоску крови под ключицей, он зализал след, оставляя на прокушенной коже множество маленьких поцелуев. Тихий смех донесся до него сквозь дымку удовольствия. В ушах все еще донельзя громко билось собственное сердце, а висками мужчина чувствовал пульсацию крови. Он не мог и не хотел подниматься с чужой груди, поэтому устроился удобнее, чуть-чуть сползая на бок. — Ты ведешь себя как кот после валерьянки, — прошептал Цзюнь. Цзюнь немного напряг глаза, пытаясь сфокусироваться на двигающемся рте возлюбленного. Он немного быстрее пришел в себя, и взгляд его снова был почти таким же ясным и сосредоточенным, как обычно, чего нельзя было сказать о Чжэхане. — Самый потрясающий оргазм в моей жизни, — со слегка заплетающимся языком сказал актер и провел пальцами по животу младшего, смешивая и собирая сперму, — и это без проникновения. — Кстати… Об этом, — Гун начал мямлить, не зная, как подвести разговор в нужное русло. — Я не против, чтобы ты взял меня, если ты хотел поговорить об этом. Заметил, как ты напрягся вначале, но я и не собирался доходить до конца, тем более заставлять тебя, — улыбнувшись, успокоил парня Хань, — не беспокойся. — Ты… Не собирался? — Ну да. — Но ты вдруг повалил меня в эту позу, и… Ты был так близко к… К… Ну, ты понимаешь, — Чжэхань вдруг так сильно засмеялся, что чуть слезы из глаз не брызнули. — Я просто подумал, что так будет правильно, я хотел прочувствовать тебя еще сильнее, хотел, чтобы мы были еще ближе, — немного успокоившись, ответил тот. — Тебе это так сильно не понравилось? — А потом ты закинул мою ногу себе на плечо, и, если бы я не прикрывался, ты бы все увидел, — немного обиженно ответил младший, вырывая из Чжэханя новую порцию смеха. — Боже, какой же ты, — прошептал актер ему прямо в губы, целуя так нежно, как только мог. — Какой? — Необыкновенный? Совершенно… Потрясающий, — старший не мог сдержаться, целуя партнера после каждого произнесенного слова. — Мне понравилось, — совсем тихо шепнул Цзюнь. — Это хорошо, — с хитрой улыбкой произнес старший, стискивая своего невероятного мужчину в объятьях. — Эй, мы же грязные, срочно надо в душ, — поддавшись на сладкие речи Чжэханя, он совсем забыл о том, какой хаос их сейчас окружал. Кроме того, что кожу неприятно стягивало из-за засохших доказательств их любовных утех, так еще и одежда была снова разбросана по полу, а его пижамные штаны вполне гармонично смотрелись на какой-то вазе. Заметив взгляд юноши, Хань пробормотал смущенно: — Это мамина ваза. Помяни черта, и он появится. В дверь энергично позвонили, кажется, совсем не отнимая пальца от кнопки. Чжэхань уже знал этот характерный звонок. — Господи, ну почему сейчас? — Что случилось? — Моя мать ломится в дверь. Цзюнь вскочил, оставляя такого же обнаженного Чжэханя валятся в «постели». Этот переполох того стоил: он непрерывно наблюдал за фигурой своего парня, пока тот носился вокруг уничтожая доказательства; это странно, но он находил нереально соблазнительным то, как тот протирал свой живот влажными салфетками. Хань вообще нормальный? Вердикт прозвучал даже чересчур ожидаемо: — Ей нельзя заходить, весь дом пропах сексом! — крикнул младший и убежал в направлении ванной, попутно забегая за вещами в свою комнату. Даже не взглянув на потолок — не было времени — он хлопнул дверью, но тут же выглянул и добавил: — открой окна, я прошу тебя. Чжэхань спокойно натянул боксеры и, так уж и быть, выполнил просьбу Цзюня, открыв окна. Он неторопливо собрал все вещи с дивана и затолкал их в комод в своей комнате. Протерев влажными салфетками части тела, которые больше всего в этом нуждались, мужчина влез в потертую футболку и такие же спортивные штаны. И вообще, у них была бешенная ночка, он сладко спит и не слышит этого выносящего мозг звонка. Наконец собравшись, он состроил сонную и недовольную мину, открывая дверь единственной важной женщине в своей жизни. — Чжан Чжэхань, почему ты всегда заставляешь меня ждать? — пробормотала она, вручая ему полные пакеты еды. — Ма, в двух словах: меня затопили ночью, сосед чуть не утопился в ванной, всю ночь возился с полицейскими и спасателями. Ннормальное объяснение? — тон не был злым, наоборот, немного веселым, поэтому она бросилась к сыну, всматриваясь в его лицо. — Ты не пострадал, все в порядке? — Ну, как видишь. Я просто отсыпался. — Ох, прости, что разбудила, я просто пришла сообщить тебе прекрасные новости! И покормить тебя нормально, а то всякой дрянью питаешься, я же знаю. — Какие такие новости? — О, ну, ты же помнишь дочку моей подруги Сяо Лянь, она вот замуж выходит. — Нет, мам, не помню, — раздраженно пробормотал он, скрываясь на кухне. — Сынок, может тебе тоже пора задуматься о создании семьи? — она последовала за ним, семеня, совершенно не смутившись. — Не пора, я весь в работе. — Работа — это хорошо, но семья тоже нужна. Представь, как это приятно, когда кто-то встречает тебя с работы, готовит тебе завтраки, вы можете провести вместе выходные, погуляв по городу, поесть вкусной еды… — Все, что ты перечислила, у меня уже есть, поэтому можешь за меня не переживать. — Есть? — удивление и предвкушение было написано на ее лице слишком явно. — Кто же она? — Здравствуйте, — глубокий, но неуверенный голос прозвучал откуда-то из-за спины, и женщина обернулась, подскочив. Она, сначала шокированным, затем заинтересованным взглядом скользнула по высокой подтянутой фигуре паренька, — меня зовут Гун Цзюнь, я… Сосед вашего сына. — Ах, сосед! — она послала Чжэханю многозначительный взгляд и захихикала, проводив Цзюня к дивану. Она вцепилась в его сильную руку мертвой хваткой и задумала выпытать все, что ее интересовало. — Мой сын приводит домой девушек? Он сказал, что у него уже есть кто-то, ты ее видел? Пытаясь уследит за тем, что лепечет матушка, Цзюнь послал старшему по крайней мере три умоляющих о спасении взгляда. Но тот, кажется, наслаждался этим. Он преспокойно выгружал покупки из пакетов, пока мама заваливала его возлюбленного вопросами о девушках. Ну, действительно, не расскажет же он ей, чем они занимались на этом диване до того, как она уселась там, устраивая допрос. — Ну же, опиши мне вторую половинку моего сыночка, он ведь не хочет мать обрадовать, — она выделила каждое слово, обиженно глядя на спину посмеивающегося Ханя. — Нуу, этот человек высокий, — начал Гун, немного запинаясь. — Насколько?! — женщина кажется пришла в восторг от подробностей. — Кажется, немного выше Чжэханя. — Что? Настолько высокая? Хань, ты уверен, что это тебя устраивает? — Да, мам, моя вторая половинка восхитительная, высокая, с такими длинными и изящными ногами, а еще стройная, и взгляд у нее такой невинный, но, если присмотреться — черти так и пляшут. Женщина обрадовалась, хлопая в ладоши, но почувствовала, что что-то не сходится в этой сладкой истории. — Чжэхань, а почему у тебя появился сосед? Ты же не любишь делить ни с кем жилплощадь, — она подозрительно заглянула в большие невинные глаза Гун Цзюня и ахнув посмотрела на его длинные ноги, которые короткие домашние шорты почти не скрывали. Снова схватив Цзюня под локоть, она отвела того к собственному сыну. Мужчины улыбнулись друг другу, когда их плечи соприкоснулись и женщина снова ахнула. — Мам, прекращай, ладно? Она затихла, прижимая руку ко рту, неверяще глядя на молодого человека. — Я могу приготовить что-нибудь, а вы с мамой пообщайтесь, — сказал младший, еле сдерживая свои желания; он хотел бы коснуться чужой талии, заявляя свои права на этого мужчину, или коснуться пальцами его руки - в этом же ничего криминального нет. Но пристальный взгляд гостьи, кажется, уже сжигал его на пятом костре, и лучше повременить с послеоргазменными нежностями. — Точно? Ты в порядке? — Чжэхань явно не собирался скрываться перед матерью, поэтому, дождавшись кивка, чмокнул звонко чужую щеку и утащил маму в гостиную. Цзюнь остался стоять на месте на добрые две минуты, пытаясь переварить то, что только что случилось. Они сидели в полной тишине на диване, когда матушка наконец нарушила молчание. — Мой зять слишком хорош для тебя, Чжан Чжэхань, — он засмеялся в ответ, поворачиваясь к юноше, наблюдая за тем, как быстро он влился в ситуацию, даже несмотря на то, что явно был не против поваляться и погреться в обнимку. — Как хорошо, что мы думаем одинаково, — она с улыбкой проследила за взглядом сына, и обратно, отмечая его безнадежно влюбленный вид. — Ты напугала его. — Я просто не ожидала, что, когда приду рекламировать супружескую жизнь, ты уже будешь в отношениях. Да еще и с мужчиной… — Мам… Он потрясающий. — Да, я вижу, — посмеявшись, ответила она, — вижу, что он хороший мальчик, красавец, такой высокий, хозяйственный. Это он подарил тебе всю эту кухонную утварь? — Нет, я купил для него. Ты же знаешь, что я не готовлю. — Да, я прекрасно помню твои кулинарные шедевры, особенно как ты пытался приготовить омлет без масла на старой чугунной сковороде, когда тебе только исполнилось восемнадцать. Настоящий кулинарный гений. Чжэхань лишь чуть усмехнулся, слушая маму вполуха. Все его внимание было приковано к уверенным и отточенным действиям младшего. Тот крайне профессионально орудовал огромным тесаком, измельчая сладкий перец. Эти руки с опасным оружием в них смотрелись еще более сексуально, и Чжэхань потупил взгляд, покраснев. Перед глазами все еще стояли картины их недавнего времяпровождения, а эти руки принимали очень активное участие. Повезло, что мама ввалилась тогда, когда все уже закончилось. Почему им все время так и норовит кто-то помешать? — Боже, посмотри на себя, ты так сильно любишь его? — Безумно, — ответил он, глядя маме в глаза. — Неужели я дожила до этого момента? — прошептав, женщина позвала Цзюня, и очень удивилась, когда он ее проигнорировал. — Он обиделся из-за моего странного поведения? — Что? Нет, конечно. Он просто не слышит тебя. — В смысле? — Он глухой, мам. Женщина в который раз за утро схватилась за сердце. — Почему же ты мне сразу не сказал, я ведь действительно могла его чем-то обидеть. Бедный мальчик. Матушкины глаза покраснели, наполняясь горячими слезами, но она быстро вытерла их до того, как те успели скатиться. — Все в порядке, он приспособился к такой жизни, не нужно заострять на этом внимание, — успокоив ее, Хань поднялся первым, помогая ей встать. — Давай просто подойдем к нему и поможем? — Да. «Помогая», Чжэхань только мешался под руками у веселого Цзюня, пытался заигрывать с ним, но младший все время пресекал эти попытки и яростно шептал что-то в стиле «Не сходи с ума». Хань веселился долго, но пришло время рассказать ему, что незачем скрываться, по крайней мере — перед его мамой. Он одними лишь губами произнес «она знает» и, оставив своего «жениха», как его уже называла госпожа Чжан, начал шустро накрывать на стол. Это первый раз, когда актер вытаскивает из шкафа купе этот большой раскладной стол, первый раз собирается использовать купленный недавно сервиз, чтобы заварить для мамы крепкий зеленый чай. Действительно, хорошее утро плавно перетекло в хороший день, и он уже с нетерпением ждал их хорошего вечера, лишь вдвоем. Но мама все время рассказывала какие-то глупые истории из его детства, ну, как обычно делают все мамы, когда знакомятся со вторыми половинками своих детей, и Гун с благодарностью и интересом выслушивал эти истории; с детских лет она плавно перешла к его совершеннолетию, и к тому, как он уехал из дома. Эта история была пронизана грустью, но Цзюнь слушал, пока Чжэхань не остановил этот бушующий водопад в лице матушки. — Скажи, как ты справляешься с одиночеством, когда он уезжает по работе? — Мам, мы не так давно вместе, как ты думаешь. — Ох, ох, простите, — улыбнулась она и отпила из своей кружки. Цзюнь немного погрустнел, когда разговор частично коснулся работы мужчины; он продолжал помешивать сахар, хотя тот давно растворился. Взгляд его был направлен в пустую тарелку, на которой остались только разводы от соуса. — Извините, мне нужно в уборную, — «зять» поднялся и стремительно исчез за тяжелой деревянной дверью. — Я пойду к нему, — поднимаясь, сказал мужчина. — Он же в туалет пошел, что ты за ним хвостиком ходишь? — Нет, что-то не так, я чувствую. Женщина отпустила сына, все же она не в праве всерьез удерживать того. Она слегка улыбнулась, вспоминая, как мило мальчики вели себя на кухне. Любовь парила вокруг, и ничто не могло остановить их от милования, даже присутствие матери. И это было хорошо. Да. Она уже давно не видела, чтобы сын так искренне улыбался; его влюбленный взгляд, прикованный к этому мальчику, заставлял ее сердце петь и радоваться. Возможно, ей лучше уйти не прощаясь и дать влюбленным пообщаться, ведь, кажется, сегодня она им немного помешала. Госпожа Чжан хихикнула и быстро набросала записку, оставив ее на столе.

***

Дверь была не заперта, поэтому Чжан Чжэхань вошел, надеясь, что не прерывает младшего от чего-то важного. Вряд ли он бы оставил дверь открытой, пока в доме находится еще кто-то кроме них. Он сразу встретился с ним взглядом, какое-то странное ощущение беспокойства прошлось дрожью по телу: лицо Цзюня было спокойно, но взгляд… Что-то точно случилось. — Что происходит? — подходя вплотную к возлюбленному, прошептал Чжэхань. — Ты… Расскажешь мне о том, кем ты работаешь? Или я… Все еще не заслужил твоего доверия? В голосе Цзюня было столько боли. Вся эта боль томилась в нем на протяжении месяцев, и сейчас его собственная мать взяла палку и разворошила осиное гнездо; он собирался рассказать ему, во всех подробностях, но только не так. Чжэхань не хотел беспокоить парня по пустякам, но оказалось, что этим только прибавил тому причин для переживаний. — Скажи, что мне сделать, чтобы заслужить твое доверие, Чжан-лаоши? Руки, которые все время лежали на чужих локтях, в тот же момент были мягко отстранены. Цзюнь не кричал, не закатывал истерик, он просто стоял, будучи подавленным. Все, чего он хотел — это не смотреть в лицо Чжэханя, но он был вынужден, иначе он его не услышит. И это злило, раздражало. Его глухота… Парень привык к ней. Он действительно приспособился. Научился читать по губам виртуозно, смотря сериалы и различные программы, ведь живого общения ему недоставало. Тогда, пять лет назад, он впервые увидел его: смешного парня с волосами, стоящими торчком. Не особо задумываясь о нем, Гун Цзюнь просто продолжал смотреть телевизор, проводя все свое свободное время, забывшись в сериалах. Он смеялся и плакал вместе с героями, жизнь которых проживал вместо своей. И когда юноша во второй раз увидел постер с этим молодым актером — он узнал его. Узнал и подумал, что чертовски завидует. Он был так молод, но уже упорно шел к своей цели. Откладывая просмотр, Цзюнь тянул, тянул, и все равно сдавался, и шел в круглосуточный прокат видеокассет, чтобы на ближайшие трое суток забыться в очередной захватывающей истории. Поэтому, когда он увидел его в магазине… Он сначала не узнал его в таком небрежном виде. Серьезно, бородка? Но этот взгляд, эту улыбку он ни с чем бы не спутал, ведь смотрел на нее так часто. Засматривал пленку до дыр, проматывая назад, чтобы смотреть на нее снова и снова, и так до бесконечности. Чжан Чжэхань оказался совсем другим, не таким, как другие медийные личности. Совсем не заносчив, скорее как добрый старший братец. Он был маленьким лучиком света, совершенно неожиданным и прекрасным. Мужчина защищал его, кормил его, заботился о нем, и при этом никогда ничего не рассказывал о своей жизни. Цзюнь понимал почему… Точнее, ему казалось, что он понимал. Но сейчас, о каких чувствах они могут говорить, если между ними нет простого доверия? Зачем он смотрел на него тогда с таким восхищением, зачем трогал его руки, зачем делал комплименты? Почему он искал встречи, почему не пропал после того первого неловкого разговора? Цзюнь так хотел задать этот вопрос, но не мог заставить себя произнести одно единственное слово. Почему у тебя есть чувства ко мне, зачем тебе сдался такой дефектный, как я? Иногда парень думал, что лучше бы они никогда не встретились, и каждый продолжал жить своей жизнью. Они были слишком разными, и их миры отличались. Если бы они не встретились, он бы продолжал засматривать каждую драму с Чжан Чжэханем, наблюдая, как тот взрослеет, становится более мужественным, как улучшаются его навыки, как он находит себе пару из более подходящего общества и становится счастливым. Но сейчас он не мог представить свою жизнь без него. Чертова зависимость. Цзюнь обхватил себя руками, шепча: — Я знал, с самого начала знал, но ждал, когда ты сам скажешь мне. Почему ты не сказал? — Цзюнь-Цзюнь, успокойся, умоляю. Я просто не хотел грузить тебя лишней информацией в начале знакомства. — А потом? Почему ты не сказал потом? У тебя было столько возможностей, но ты просто ждал момента, когда твоя мать проговорится об этом? Ты… Ты думал, что я захочу воспользоваться твоими деньгами, да? Эта мысль убивает меня. — Нет. Конечно нет, господи, — мужчина подошел к совершенно разбитому юноше и сжал того в объятьях, со всей силы прижимая к себе. Но Цзюнь не обнял в ответ, приказывая своим рукам просто безвольно висеть. В один момент рука вздрогнула. Но он сжал ладонь в кулак и все так же мягко отстранил старшего. — Прости… Мне нужно пройтись и подышать воздухом, — Гун поспешно выбежал из дома, хватая первую попавшуюся куртку; как оказалось, она принадлежала Ханю, но он накинул ее, кутаясь посильнее, прячась от ветра. На улице все еще была весна, воздух окутывал своим холодом. Небо плакало по нему, сверкая падающими звездами. Зачем он ушел? Зачем оставил дорогого ему человека в полном одиночестве? Он ведь и так знал всю правду. Глупый. Глупый и вспыльчивый. Когда мысли наконец упорядочились, парень обнаружил, что даже телефона не взял. Быстро несся вперед — лишь бы найти какое-нибудь тихое место, где не будет этих пронзительных карих глаз, где крепкие руки не будут сжимать его. И вот он сидел, подпирая какой-то безликий забор, один из многих в округе; холод пробирал до костей, и ему так хотелось ощутить эти объятия снова. Он такой дурак. Фонари освещали узкую тропу, и ему бы вернуться по ней домой. Нужно вернуться. Ведь так?