***
Ива — одна из главных героинь стихотворения с гобелена. Теперь, стоя перед ней и держа в голове эту информацию, Клара воспринимала знакомое дерево несколько иначе. Пышная, зеленеющая в полумраке вечера ива казалась какой-то лесной феей, из уважения к которой остальная растительность расступалась в стороны, давая ей достаточно пространства, чтобы раскинуть длинные рукава своего зелёного платья, зелёную вуаль и зелёные кудри под ней. Величественная и даже иномирная — вот какое впечатление она производила, увенчанная короной золотого солнечного света на самой макушке. Кларе было даже немного неловко приближаться к такой царственной красавице, и на несколько секунд она нерешительно остановилась у самого края поляны. Впрочем, наваждение быстро спало, стоило ей вспомнить, что для неё не прошло и суток с тех пор, как между зелёных потоков листвы её братья обнаружили труп Каина. "А где-то полчаса назад он мило беседовал со Львом..." — мысленно добавила она, вновь держа в голове свою цель и уверенно направляясь к иве. Вблизи дерево производило уже другое впечатление: укрытое листвой до самой земли, оно напоминало некое уютное убежище. Клара слабо улыбнулась: она всегда была падка на такие вот природные тайники зелени, да и пять лет назад, когда она ещё бывала в Лунной гавани, в этом смысле питала к иве определённую симпатию. Вздохнув, Клара протянула руку к занавесу из листьев и осторожно отодвинула его. Картина, представшая её взору, вызвала ещё большую ностальгию. Мягкий полумрак окутывал небольшое пространство, скрытое листвой и окружающее изогнутый ствол, и лишь в нескольких местах справа, пробившись сквозь плотную ограду, рассыпались по земле и коре золотисто-рыжие блики закатного солнца. От этого зрелища на душе Клары потеплело, а на губы запросилась улыбка. Шагнув внутрь, Клара отпустила листья и неторопливо приблизилась к стволу. Спустя пять лет тот уже не казался настолько огромным, но всё ещё выглядел достаточно внушительно... и достаточно сильно соблазнял забраться на него. Клара невольно усмехнулась. "Ну и куда я полезу в платье?" — подумала она, одновременно забавляясь тому, как в десять лет никакое красивое платье не останавливало их с кузинами. Однако теперь, конечно, ситуация совсем иная. Клара уже не та маленькая девочка — Клара теперь сознательная пятнадцатилетняя девушка, ученица старшей школы академии Бантокай (в которой, впрочем, она училась уже со средней), которая прекрасно знает, что положено делать такой, как она, а от чего стоит воздержаться. И всё-таки... Пригибаясь под низкими ветками и листвой, Клара обошла ствол и остановилась у того самого изгиба, с которого они трое в детстве всегда начинали свой путь к верхним веткам. Даже спустя пять лет одного взгляда на него хватило Кларе, чтобы узнать все те выпуклости на жёсткой коре, на которые они наступали. Вот, например, ветка слева: за неё надо взяться рукой, чтобы подтянуться, когда наступишь на ствол правой ногой. Следующий шаг — быстро-быстро наступить левой вон на тот выступ, если не хочешь соскользнуть на землю. Таким образом в голове Клары один за другим всплывали все эти мелкие, но необходимые для успешного лазанья по иве шаги. Клара с новой усмешкой покачала головой. За пять лет она успела неплохо вытянуться, так что теперь ей не нужен был никакой предварительный гладкий ствол для того, чтобы сесть на самую низкую ветку, — достаточно лишь встать на тот спасительный выступ... Поддавшись внезапному порыву, Клара уже занесла было ногу — но тут же одёрнула себя и, мотнув головой, отступила от ивы. "Не хватало ещё тут забыться и начать по деревьям лазать, как мартышка, когда мне надо загадку разгадывать!" — со вздохом поругала себя она. А в следующий же миг она вновь с тоской взглянула на ствол ивы, слишком явственно ощутив, как скучает по тем весёлым денькам из детства. Не до конца осознавая, что делает, она вновь шагнула к иве и мягко положила ладонь на ствол. И тут же... Чуть повыше, между веток, где так удобно было бы присесть, она смутно разглядела в пятне солнечного света странные царапины на коре. Прищурившись, Клара сумела немного их рассмотреть... и с удивлением осознала, что они складываются в символ сердца, внутри которого красовались слабо различимые с её позиции иероглифы. "Да-да, — подумала она, широко распахивая глаза, — я ведь в детстве их видела!.. Только что же именно там было написано? — Она нахмурилась и приподнялась на мысках. — Кажется..." — Любишь же ты это дерево! Внезапное обращение заставило Клару вздрогнуть и, ахнув каким-то не своим голосом, быстро обернуться на источник звука. Тот находился у самого "занавеса" из листьев, отодвигая его и тем самым пропуская в укрытие ивы яркий, ослепительный солнечный свет, так что Клара даже не сразу смогла рассмотреть говорящего... "Минуточку, — подумала Клара, ощущая, как в груди нарастает тревожное предчувствие, — разве может быть такое яркое солнце сейчас, вечером?.." В этот момент, точно желая ещё больше сбить её с толку, её собственные губы пошевелились — и, совершенно независимо от её воли, произнесли всё тем же чужим голосом: — Вы меня напугали! Вечно вы подкрадываетесь незаметно... И так же против воли Клара хихикнула. Неизвестный собеседник тоже усмехнулся — как-то приглушённо — и, заходя внутрь "укрытия", настолько же незнакомым голосом ответил: — Я полагал, что за эти годы ты привыкла, ***! Внутренности Клары рухнули в низ живота; факт, что она не расслышала "своё" имя, уже был достаточно странным, но он полностью мерк на фоне того, что она наконец-то разглядела собеседника. Перед ней стоял собственной персоной бессмертный алхимик Коппелиус — точно такой же, каким она минут десять-пятнадцать назад видела его на портрете на втором этаже. О да, Коппелиус: за эти два дня Клара слишком хорошо запомнила его облачённую в чёрное фигуру и его двуцветную маску, чтобы ошибиться. И теперь, стоя перед ним, который спустя сто пятьдесят лет просто не мог здесь находиться, Клара ощущала, как её охватывает ужас. Её тело будто больше не принадлежало ей — остался лишь один разум, лихорадочно вопрошающий, что вообще здесь происходит, в то время как конечностями двигал кто-то другой, независимый и находящийся вне её, Мизунохары Клары. И этот самый кто-то сейчас за неё твёрдо ступил на землю и уверенно шагнул к самому бессмертному алхимику. — Боюсь, к такому так просто не привыкают! — со смехом заявила "она" — или, вернее, та неизвестная женщина-кукловод, овладевшая её телом и превратившая Клару в простого наблюдателя. Затем она склонила голову набок и, прищурившись, лукаво заметила: — Что до вашего вопроса, вы ведь знаете, ***, что я люблю тень... А вообще вы меня искали? — тут же беззаботно поинтересовалась она, мигом забыв прежний настрой. Коппелиус кивнул. С такого расстояния Клара могла хорошо его разглядеть — однако в этом было довольно мало смысла, учитывая все его старания по сокрытию своей внешности. Единственным, что она рассмотрела в тени ивы, стали его глаза — тусклые зелёные глаза, виднеющиеся в прорези маски. — Обед скоро будет готов, — тем временем невозмутимо сообщил Коппелиус — и тут же, усмехнувшись и слегка прищурившись, каким-то игривым тоном добавил: — А после него тебя ждёт очередное занятие. Реакция "Клары"-не Клары оказалась несколько неожиданной: та растянула рот в широкой улыбке и радостно захлопала в ладоши, как маленькая девочка. И пока Клара недоумевала, что именно происходит, Коппелиус под её довольные возгласы вновь усмехнулся. — Твой энтузиазм мне крайне льстит. Что ж, — продолжил он после короткой паузы, — полагаю, нам не стоит заставлять *** ждать, верно? Пойдём, ***? С этими словами Коппелиус слегка развернул корпус и, правой рукой вновь приоткрыв занавес листвы, протянул левую ей. Клара бы поколебалась; однако та, кем она сейчас была, очевидно, доверяла Коппелиусу, поэтому уверенно вложила свою ладонь в его. Именно в этот короткий миг Клара с удивлением обнаружила, как же бледна её рука. И дело было даже не в том, что её кожа казалась таковой на фоне чёрной перчатки Коппелиуса; нет, скорее уж перчатка лишь ярче оттеняла её собственную бледность на грани с белизной. А пока до Клары доходило осознание ситуации, девушка ("Невеста бессмертного алхимика!" — подумала Клара) осторожно вышла на солнечный свет и, глядя в его зелёные глаза, с улыбкой воскликнула: — Да, учитель! — ...О, не ожидала встретить вас здесь, да ещё и в такой час, Клара-сан. Знакомый голос развеял наваждение и заставил Клару вздрогнуть. Моргнув, она увидела перед собой уже не залитую полуденным солнцем поляну — она увидела полумрак лесной опушки в затухающем сиянии вечера; а вместо бессмертного алхимика, держащего её за руку (каким-то особенно нежным жестом, не очень-то свойственным учителю, как подумала Клара), в паре метров от неё находилась не менее загадочная фигура — Элизабет Лавенца. В руках она прокручивала свой зонтик от солнца, в то время как по обе стороны от неё Клару мерили равнодушным взглядом близняшки. Клара вновь моргнула, мысленно обрабатывая ситуацию, в которой оказалась, и прикидывая, как лучше ответить на замечание Элизабет. Наконец, она изобразила на лице расслабленную ухмылку и, заложив руки за спину и слегка подавшись вперёд, небрежно заявила: — О, я просто решила перед ужином нагулять аппетит и во время бесцельного блуждания случайно забрела сюда. А вас каким ветром сюда занесло? Элизабет хихикнула в кулак. — Манера общения Лаэрта-сана вам не идёт, Клара-сан, — прокомментировала она. Улыбка Клары дрогнула. "А легко она мою тактику вычислила..." — подумала она, быстро окинув собеседницу задумчивым взглядом, при этом стараясь не задерживать его на глазах — всё же последняя "встреча" с ними у неё вышла не из приятных... А уже в следующий миг черты лица Клары разгладились, и она выпрямилась и, подёрнув плечами, равнодушно отозвалась: — Как знаете. Я подумала, что вам будет проще и привычнее, раз вы с ним уже достаточно много встречались. Элизабет вновь посмеялась. Затем она чуть наклонила голову вбок и, прикрыв глаза, изрекла: — Лаэрт-сан — это Лаэрт-сан, а вы — это вы, Клара-сан; нет нужды пытаться подстроиться под него, даже притом что он ваш родной брат. Клара вновь пожала плечами. Элизабет выждала пару мгновений, а затем неспешно двинулась к ней. Клара подавила инстинктивное желание отступить назад, когда Элизабет, наконец, остановилась напротив и, наклонив голову на другую сторону, спокойно продолжала: — Что до вашего вопроса, Клара-сан, полагаю, мы с девочками здесь примерно по той же причине, что и вы: каждый вечер до ужина мы совершаем небольшую прогулку... если позволяет погода, конечно же, — добавила она, хихикнув. А уже в следующий миг она покачала головой и заметила: — Впрочем, было бы замечательно, если бы такие мелочи нас не останавливали, но, к сожалению, что имеем — то имеем. Лично я, — пояснила она в ответ на вскинутую бровь Клары, — всё-таки предпочитаю жить по как можно более строгому распорядку — и, соответственно, более независимые от внешних обстоятельств ритуалы. Вроде чашки какао перед сном. С этими словами она вновь хихикнула и одарила Клару внимательным взглядом. Та едва не поёжилась под ним: к прежнему неуютному впечатлению теперь примешивались воспоминания о том, как один из золотых глаз, так задорно глядящих на неё сейчас, жалко валялся на лестнице в холле. Клара отвела взгляд (только теперь она заметила, что в какой-то момент близняшки совершенно бесшумно оказались возле своей гувернантки) и, в очередной раз за их разговор пожав плечами, ответила: — Постоянные ритуалы — это, конечно, замечательно, но я всё-таки предпочла бы некую спонтанность в жизни. Неожиданные события делают её ярче, в конце концов. Впрочем, — продолжала она, наконец-то вновь поднимая глаза на Элизабет, — конечно, не все неожиданности бывают приятными. Даже тут, в Лунной гавани, в этой "утопии", — Клара невольно слегка возвысила голос, в то время как её взгляд острее впился в лицо Элизабет, — возможны какие-нибудь несчастные случаи. Элизабет поднесла кулак к подбородку. — Несчастные случаи? — переспросила она, с любопытством глядя на Клару. — Это какие например? Клара задумчиво возвела глаза к небу. — Да любые. Например, среди слуг семьи Мизунохара есть достаточно немолодых. Вдруг у кого-то в смену в Лунной гавани станет плохо, скажем, с сердцем? Или банальное пищевое отравление. Или поскользнётся кто на ступеньках зимой. Или, может, — взгляд Клары опустился с неба — лишь чтобы остановиться на Джессике, стоящей справа от Элизабет, — кто-нибудь решит залезть на дерево и упадёт — и сломает, скажем, ногу. Реакция кузины превзошла ожидания Клары: Джессика резко побледнела, а на прежде бесстрастном лице отразилась напряжённость, и пальцы её опущенных рук сжались на подоле платья. Да и Корделия, как заметила Клара боковым зрением, вздрогнула после упоминания дерева. "Отлично! — подумала Клара, которая рассчитывала именно на то, чтобы её слова задели кузин. — Значит, вы всё-таки ничего не забыли о том, что было до этих пяти лет в Лунной гавани!" Тем временем Элизабет, не разделявшая их воспоминаний о детских играх, прикрыла рот ладонью и удивлённо (или это удивление было деланным?) воскликнула: — Кому бы могло прийти в голову залезть на дерево? Клара смерила её задумчивым взглядом. — Кому-нибудь, — невозмутимо ответила она. — Вон, я лично знаю одного человека, который упал с дерева и сломал ногу незадолго до средней школы. Да и мы с девочками шесть лет назад, — Клара мысленно отметила, что близняшки напряглись ещё больше, — довольно часто залезали на вот эту самую иву. И Клара махнула рукой себе за спину, указывая на дерево. Взгляд Элизабет стал несколько холоднее после этого заявления. Впрочем, очень быстро она пришла в себя и, выдохнув, прикрыла глаза и помассировала висок пальцами свободной правой руки. Затем она медленно приподняла веки и, улыбнувшись своей обычной улыбкой, с каким-то нажимом заметила: — К счастью, теперь девочки такими глупостями не занимаются. Тем более, — продолжала она, бросив короткий взгляд на своих воспитанниц и возвышая голос, — не со священной ивой. Девочки на её взгляд испуганно закивали. Глаза Клары распахнулись чуть шире. А в следующий миг она слегка нахмурилась и, склонив голову набок, уточнила: — Священная она потому, что это она упоминается в стихотворении с гобелена, верно? — Получив утвердительный кивок Элизабет в ответ, Клара также покивала — а затем криво улыбнулась и заметила: — Не уверена, правда, что статусу священного дерева соответствуют всякие вырезанные на стволе сердечки с именами влюблённых парочек... "А, насколько я помню, как-то так оно и выглядело, — мысленно закончила Клара, выуживая из воспоминаний шестилетней давности образы их с кузинами лазания по деревьям. И, уже совсем с трудом сдерживая кривую улыбку в рамках приличия, добавила: — Да и повешенные трупы юных слуг из образа выбиваются — тут у нас всё-таки не Аокигахара". Слова Клары заставили Элизабет нахмуриться. — Мы были бы очень благодарны вам, Клара-сан, если бы вы не делали выводов, не зная ситуации, — прохладно произнесла она. Затем она окинула Клару оценивающим взглядом, под которым той захотелось съёжиться, и заключила: — И тем более если бы вы не лазали по деревьям и не проявляли к святыням неуважения, как это сегодня сделал Сид-сан. Упоминание Сида немного привело Клару в чувство. Хоть ей и не слишком-то нравилась манера поведения Элизабет и вся эта история со священными объектами, поведение Сида с самого начала казалось ей идиотским — а уж когда тем же вечером он не вернулся с перекура, а следующим утром в сарае обнаружился его труп с отрезанной головой... Элизабет же, видя отразившееся на лице Клары недовольство кузеном, улыбнулась удовлетворённой улыбкой и бросила короткий взгляд на верхушки деревьев на западе. Одного этого ей хватило, чтобы сделать какие-то выводы. Мгновение спустя она вновь смотрела на Клару относительно благодушно и, улыбаясь, говорила: — Что ж, если мы с вами друг друга поняли, Клара-сан, полагаю, нам стоит возвращаться к дому: до ужина остаётся совсем немного времени. Мы же не хотим опоздать, верно? Элизабет невинно хихикнула. Клара смерила её неуверенным взглядом, а затем кивнула. Ни говоря ни слова, Элизабет развернулась и возглавила процессию на пути в дом. — ...Что до остальных перечисленных вами "несчастных случаев", Клара-сан... — внезапно заговорила она, когда они вчетвером вышли из леса. Клара вздрогнула и быстро взглянула ей в лицо: Элизабет даже не смотрела в её сторону, продолжая говорить. — Лунная гавань, как вы, вероятно, успели заметить, место изолированное: тут не ловит связь, а лодка приезжает лишь раз в несколько дней, чтобы пополнить запасы провизии и привезти смену слуг. Однако, конечно, не всегда всё проходит гладко, и на чрезвычайные случаи у нас есть рация, чтобы связаться с людьми в порту, — мне даже приходилось пару раз пользоваться ей, чтобы отправить кое-кого из слуг в больницу. Впрочем, — невозмутимо продолжала она, будто не замечая широко распахнутых глаз Клары, — когда в Лунную гавань приезжает Мияко-сан, рация передаётся в её безраздельное пользование — это было прописано в контракте при найме на работу, и я не вижу причин как-то оспаривать этот пункт. Ваше любопытство удовлетворено, Клара-сан? С этими словами Элизабет резко остановилась и с улыбкой взглянула на Клару. Они как раз добрались до крыльца дома, так что Элизабет, чей рост и без того превосходил рост Клары на хорошие пять-семь сантиметров, теперь смотрела на неё с дополнительной высоты нескольких ступеней. Клара отвела взгляд. — Да, благодарю, Элизабет-сан, — ответила она — и тут же не сдержалась и с кривой улыбкой заметила: — Правда, зная маму, в случае ЧП она вполне может сидеть сложа руки, если это самое ЧП случится с кем-то, кто ей не по душе... И тогда ничто нам не поможет. Не очень-то утешительно. Элизабет моргнула — а затем усмехнулась в кулак. — А вы довольно интересная, Клара-сан, — вдруг заявила она, складывая свой зонтик. На недоумённый взгляд Клары, которая не думала, что сказала что-то такое особенное, Элизабет прищурилась и ещё более неожиданно заключила: — Не зря я так ждала встречи с вами с тех самых пор, как Лаэрт-сан впервые рассказал о вас! И, никак больше не комментируя свои слова, открыла двери дома и нырнула во мрак холла. Клара пару мгновений растерянно смотрела ей вслед, наблюдая, как медленно возвращается в прежнее положение дверь. Наконец, она потрясла головой и невольно вновь взглянула в направлении поляны с ивой. Несколько секунд она задумчиво молчала — а затем хмыкнула и пробормотала: — И всё-таки братца Лаэрта давно надо было утопить... И развернулась обратно к дверям — лишь чтобы встретиться взглядом с близняшками, всё ещё стоящими на крыльце. Клара сглотнула. С их вечным молчанием она совершенно забыла и думать об их присутствии, поэтому в течение этих двух дней едва ли не каждый раз оно умудрялось оказаться для неё неприятным сюрпризом. Впрочем, учитывая, как прозвучали её слова про Лаэрта в отрыве от остальных мыслей, очевидно, она сама производила довольно жуткое впечатление. Осознавая это, Клара вздохнула и уже открыла было рот, чтобы хоть как-то объясниться... но внезапно осознала, как кузины смотрели на неё. В глазах Джессики и Корделии читалось неприкрытое сочувствие, а также какая-то слабая примесь надежды и даже мольбы. Словно всё то, что она сейчас говорила про их прошлое, всё-таки возымело на них какой-то эффект; словно эти двое вспомнили, что ей можно довериться, и даже получили какой-то стимул на... что-то. Джессика уже открыла было рот, точно желая наконец-то что-то сказать... Но именно в этот момент за дверью раздался голос Элизабет Лавенцы, и губы Джессики вновь сомкнулись, хороня ту тайну, которой она так хотела бы поделиться с Кларой. А в следующий миг её ладонь осторожно обхватили пальцы Корделии. Сёстры переглянулись и, будто мысленно обменявшись каким-то посланием, синхронно кивнули друг другу и поспешили скрыться в доме. Не сразу Клара нашла в себе силы последовать за ними. Ей понадобилось ещё несколько секунд, чтобы утихомирить забившееся от предчувствия чего-то важного сердце. И, держа руку на груди и вслушиваясь в его биение, она закусила нижнюю губу. — И всё-таки пять-шесть лет назад всё было совсем иначе... — прошептала она на выдохе, прежде чем наконец-то зайти в дом.***
— Скажи, сестрёнка Клара: есть ли в этом мире справедливость? Тон, которым Корделия задала этот вопрос, был пропитан таким глубоким трагизмом, какому могли бы позавидовать герои Шекспира. Обернувшись к кузине, Клара обнаружила, что её вид полностью этому тону соответствовал. Корделия сидела на ковре, её руки были скрещены на сидении дивана, а голова покоилась на руках; толстая коса прикрывала нижнюю половину лица, лишь подчёркивая глубокий драматизм во взгляде серо-голубых глаз, устремлённом на Клару. Однако Клара в свои шесть лет была достаточно умной девочкой, чтобы не поддаваться на эти откровенные манипуляции. Именно поэтому она, несмотря на укол жалости в груди, лишь подёрнула плечами. Да и не было нужды что-то отвечать — с этим прекрасно справилось другое лицо, присутствовавшее в этот момент в гостиной. — Не жалуйся, Ко-тян! — раздался голос Джессики откуда-то с высоты. — Всё было честно — я же не позвала тебя бежать со мной наперегонки! И Джессика горделиво фыркнула. Обиженный взгляд Корделии был ей ответом. Впрочем, учитывая, что она по-прежнему не пожелала поднимать голову, вместо сестры он угодил прямиком в того, благодаря кому Мизунохара Джессика сейчас находилась под самым потолком гостиной и при желании могла потрогать люстру. "Жертва" Корделии на это посмеялся. — Извини, Кора-тян, но, боюсь, Джесси-тян права: в камень-ножницы-бумага ни у одной из вас не было преимуществ, так что всё решила удача. Да и твоя очередь уже скоро. Потерпи уж немного, хорошо?.. При виде его примирительной улыбки выражение Корделии стало неуверенным. Наконец, она отвела взгляд и кивнула. Джессика, видя, что сестра укрощена, победоносно засмеялась. — Вот видишь, Ко-тян? Я была права, папа так сказал! А папа глупости не скажет! И с этими словами Джессика, сидящая на плечах своего папы, крепко обхватила его голову, как бы утверждая своё законное право на родительское внимание. Корделия быстро выпрямилась и одарила сестру возмущённым взглядом. Та тряхнула головой, заставив высокий хвостик на затылке смешно качнуться, и показала ей язык. Близняшки с семьёй приехали в их дом этим утром, и Клара уже некоторое время играла с ними, когда в гостиную заглянул их папа, дядя Кенджи. Едва он появился, девочки бросились к нему и наперебой стали попросить покатать их на шее — продемонстрировать сестрёнке Кларе то, о чём они как раз ей рассказывали до его прихода. Однако обеих дочерей сразу дядя Кенджи, конечно, катать не мог, так что пришлось организовывать некую очерёдность... и в итоге Корделия, проигравшая в камень-ножницы-бумагу, теперь дулась на сестру, а та злорадствовала. Наблюдая за перепалкой дочерей, дядя Кенджи возвёл глаза к потолку и с усталой улыбкой вздохнул. — Я рад, что ты такого высокого мнения обо мне, Джесси-тян, но, пожалуйста, не могла бы ты при этом не тянуть меня за волосы так сильно? — попросил он и со смехом добавил: — Вам, может, так не кажется, девочки, но папа вообще-то ещё довольно молодой и не очень торопится обзавестись лысиной! Джессика слегка ослабила хватку — но тут же с тоской воскликнула: — Но у тебя такие мягкие волосы, папа! Сложно удержаться... И вновь обняла его голову своими тонкими ручками. На лице дяди Кенджи отразилась сложно поддающаяся описанию гамма эмоций — а в следующий миг он расхохотался, да так заразительно, что девочки не могли удержаться и засмеялись в ответ. Даже Клара — и та захихикала, несмотря на... странное, неуютное чувство. Дядя Кенджи всегда нравился Кларе: он был весёлый, добрый, играл с ней ненамного меньше, чем со своими дочками... и, наверное, именно в этом и была проблема. Потому что с ней, с Кларой, её родной папа никогда не играл. Отец, как он требовал себя называть, умер два года назад, и Клара помнила его довольно смутно, урывками. Только то, как он всегда был сердитый, как делал строгие замечания ей и её братьям и как скрипел зубами при общении с мамой. В отличие от дяди Кенджи, он не дурачился со своей дочкой, не водил её гулять в парк и уж тем более не катал на плечах; нет, теми, кто рассказывал Кларе, почему небо голубое, а листья зелёные, были братик Лев и братик Лаэрт. Именно её братья водили её на детскую площадку, именно они успокаивали её, когда она падала и обдирала коленки, именно они помогали понять что-то, что она не совсем поняла в садике и, позже, в школе. Отец же... он только ругался, когда она роняла ложку или вилку за обедом, в то время как братик Лев в таких случаях старался незаметно подобрать столовый прибор с пола, отдав Кларе свой, а братик Лаэрт — быстро ловил падающий предмет, пока никто не обратил на него внимания. А ещё именно братик Лаэрт, её сильный и знающий многое братик Лаэрт, а не Отец, был тем, кто катал Клару на шее. Так что, конечно, Клара не была лишена всего, что было у её кузин... но всё-таки чувствовала непонятную горечь, думая, что для всего, что делают для неё братья, у них есть папа. Всё-таки братья, хоть они старше и умнее, не знают всего — а папа (милый и родной "папа", а не холодный и суровый "Отец"!) Коры-тян и Джесси-тян, кажется, знает. И всегда может ответить на любой вопрос так, чтобы было интересно, а не как Отец — сухо и раздражённо. Думая обо всём этом, Клара наблюдала за дядей Кенджи со стороны, стесняясь присоединиться к их весёлым семейным играм... потому что не совсем понимала, как это вообще возможно. Как он сейчас может так шутить и смеяться, когда Джесси-тян слишком сильно хватает его за волосы? Как он до этого терпел, когда она буквально взобралась на него, точно обезьянка? Как он так спокойно, заговорчески прижимая палец к губам, напоминает дочкам, что в доме "тёти Мияко" (так странно: ведь братика Сида мама учит называть её "уважаемая тётя") они должны называть друг друга Корделия и Джессика, а не Котоко и Дзихико, как они зовутся везде? Точно это такая весёлая игра, а не строгое правило строгой мамы Клары... Тем временем дядя Кенджи наконец-то объявил, что настала очередь Корделии, и присел на корточки возле оживившейся старшей близняшки. И пока Джессика лихо спрыгивала на пол, а дядя Кенджи брал под руки смеющуюся Корделию, Клара продолжала наблюдать за ними со стороны из своего кресла, мучимая тем самым непонятным чувством. — М? В чём дело, Клара-тян? Клара вздрогнула: дядя Кенджи стоял, слегка наклонив голову вбок (насколько позволяла сидящая на его плечах Корделия), и с любопытством глядел на неё. Его невинный вопрос заставил Клару зардеться, напомнив, что она вообще-то не очень хороша в незаметном наблюдении за людьми. Клара быстро отвернулась, стараясь скрыть румянец на щеках за длинными волосами. Ещё несколько секунд она ощущала на себе взгляд дяди и кузин, привлечённых его вопросом. Внезапно дядя Кенджи негромко посмеялся. Половица скрипнула под его ногой, когда он сделал шаг в направлении племянницы, и пальцы Клары невольно сжались на юбке от волнения. А дядя Кенджи неторопливо приблизился к ней и, остановившись напротив её кресла, несколько секунд выжидающе смотрел на неё. Оттого, как нависала над ней его и без того высокая фигура, ещё более вытянувшаяся благодаря сидящей на его плечах Корделии, Клара сильнее сжала пальцы и сглотнула. Когда её отец оказывался рядом с ней таким образом, ей всегда за что-нибудь прилетало — словесно, разумеется, но всё-таки не очень приятно, — так что теперь она инстинктивно ждала, что её снова будут за что-нибудь ругать. Однако... — Зная твоего папу, он тебя на плечах не катал, да, Клара-тян? — вкрадчиво поинтересовался дядя Кенджи. Клара вновь вздрогнула — уже не от испуга, а от удивления — и быстро повернулась к дяде. Когда он задал свой вопрос, его голос был наполнен какой-то непривычной (по крайней мере со стороны взрослых) теплотой, заботой и сочувствием — и теперь, увидев на его лице мягкую, ласковую улыбку, Клара невольно растерялась. Ведь взрослые дяди не могут так улыбаться — так ей улыбаются только братья. Особенно братик Лев. Да, братик Лев — его улыбка, если подумать, очень похожа на эту улыбку дяди Кенджи. Такая же мягкая и ласковая, и глаза такие же добрые-добрые, такие же серо-голубые... и волосы такие же светлые, лохматые и мягкие на вид... Клара опустила взгляд в пол и, наконец, смущённо кивнула. Дядя Кенджи невесело усмехнулся. — Так и думал. Тогда... хочешь, после Коры-тян я покатаю тебя, Клара-тян? Клара подняла на дядю расширившиеся от шока глаза: тот всё ещё улыбался, но уже не так, как братик Лев или братик Лаэрт, а скорее... широко и солнечно? Точно он готов был заботиться не только о своих дочках, но и о ней, Кларе. А дядя Кенджи, видя её нерешительность, вдруг протянул руку к ней, положил ладонь ей на макушку и, мягко потрепав по голове, продолжал: — Я же вижу, Клара-тян, как тебе тоскливо в этом доме. Твоя мама очень строгая, а папа... — Дядя Кенджи усмехнулся. — Ну, он был ещё более строгим и требовательным. — Он покачал головой. — С детьми так нельзя. Поэтому, — он подарил ей новую яркую улыбку, — когда тебе грустно, не стесняйся обращаться ко мне или тёте Юи! Мы с тобой всё-таки тоже семья, моя милая племянница. Дядя Кенджи вновь потрепал её по волосам и наконец-то убрал руку. Смущённая Клара тут же накрыла голову ладонями, надеясь, что при этом её руки достаточно хорошо закроют ещё и её алеющие щёки. А дядя Кенджи тем временем обернулся к молчаливо слушающей Джессике, а затем возвёл глаза к лицу сидящей на его плечах Корделии и беззаботно поинтересовался: — Я надеюсь, вы, девочки, не против, если ваш папа будет играть ещё и с вашей двоюродной сестрёнкой? Корделия быстро кивнула с самым серьёзным выражением на лице: очевидно, она приняла трудности Клары близко к сердцу. Джессика же прикрыла глаза, скрестила руки на груди и, важно покивав, заявила: — Если ты покатаешь сестрёнку Клару на плечах, папа, она сама поймёт, как это круто! А значит, мы с Ко...рой-тян не врушки! И снова покивала — на этот раз синхронно с улыбающейся сестрой. Дядя Кенджи на это усмехнулся. Клара также улыбнулась и, кивнув, с искренней благодарностью проговорила: — Спасибо, дядя Кенджи... Впрочем, на самом деле Клара не слишком-то грустила именно из-за того, что её никто не катает на плечах (ибо этим всё-таки занимался братик Лаэрт), — однако тот факт, что дядя Кенджи просто предложил это, просто проявил к ней внимание и родственную любовь, уже делал её гораздо счастливее. Настолько, что, наверное, она бы назвала это одним из самых счастливых моментов своей жизни. И этот самый момент... — Ах, вот вы где, Кенджи-сан. ...был прерван мрачным голосом нового лица. Все присутствующие в гостиной быстро повернулись на источник звука — к дверям. Там, на пороге, стоял Лев и хмуро смотрел прямо на дядю Кенджи, точно никого больше не существовало в этой комнате. Клара поёжилась: этот сухой тон, это мрачное выражение были так несвойственны её любимому старшему братику, что ей резко стало неуютно. Точно сейчас на пороге гостиной находился некий абсолютно чужой человек, по какой-то нелепой причине выглядящий, как самый родной человек Клары. А вот дядя Кенджи, казалось, ничуть не смутился холодному тону Льва. Улыбнувшись своей солнечной улыбкой, он участливо поинтересовался: — Так ты искал меня, Лев-кун? Лев болезненно нахмурился и, торопливо мотнув головой, отвернулся. — Не я — тётя Юи, — бросил он. Чуть помолчав, он вздохнул и всё-таки объяснил: — Они с мамой снова поспорили о поведении кого-то из слуг, и тётя Юи, когда я встретил её в коридоре, попросила передать, что хочет вас видеть, если я вас встречу. К сожалению, — понизив голос практически до шёпота, добавил Лев, — встретил... Дядя Кенджи пропустил его последний комментарий мимо ушей. Вместо этого он возвёл глаза к потолку и протяжно хмыкнул. — Ну, раз Юи нужна помощь, я, конечно же, не могу её оставить! Уж прости, Клара-тян, — с виноватой улыбкой продолжал он, присаживаясь на корточки и помогая Корделии спуститься на пол, — боюсь, тебе придётся немножко подождать с катаниями на шее! Клара улыбнулась и покачала головой, показывая, что ничуть не сердится на дядю и прекрасно понимает его ситуацию. Тот ответил ей благодарной улыбкой — впечатление о которой слегка подпортил тихий, но определённо недовольный вздох со стороны Льва. Впрочем, не было похоже, что на реакцию Льва обратил внимание кто-то, кроме Клары. Дяде, вероятно, хватило такта его проигнорировать, а близняшки... они были заняты своей дискуссией. — Не понимаю, как вообще тётя Мияко и мама могут так много ссориться! — воскликнула Джессика, с сердитым видом скрестив руки на груди. Корделия, уже плюхнувшаяся на кресло рядом с Кларой, закивала. — Вот-вот! — поддакнула она. Затем она скрестила руки в той же манере, что и её сестра, и, прикрыв глаза, важно заявила: — Вот мы с Джесси-тян никогда не ссоримся! Клара смерила кузину задумчивым взглядом. Наконец, она криво улыбнулась и с усмешкой напомнила: — Вы буквально десять минут назад едва не передрались из-за того, кто будет кататься на плечах дяди Кенджи первой. Полные глубочайшего негодования взгляды обеих близняшек сразу заставили Клару хихикнуть и с хитрой улыбкой отвернуться от них к двери. В этот момент в поле её зрения оказался Лев — глядящий на них с обычной теплотой Лев, улыбающийся привычной мягкой улыбкой. Впрочем, та тут же затухла, едва в гостиной раздался громкий смех дяди Кенджи. Наконец, дядя Кенджи поднялся на ноги и, отсалютовав девочкам (те активно замахали ему руками в ответ), направился на выход. Лев предусмотрительно отшагнул в сторону, давая ему проход и очевидно надеясь как можно скорее закончить встречу с дядей. Однако... Поравнявшись со Львом, дядя Кенджи неожиданно остановился и, доброжелательно улыбнувшись, произнёс: — Кстати, Лев-кун, слышал, ты блестяще сдал экзамены в этом триместре? — Лев даже не взглянул на него, лишь больше помрачнел, но дядя Кенджи без тени смущения продолжал: — Ты большой молодец! Прими искренние поздравления от дяди! И без предупреждения потрепал племянника по макушке, как это сделал буквально пять минут назад с Кларой. Лев... вновь не шелохнулся, но на его лице в этот момент определённо отразилось... раздражение. О да, раздражение — эмоция настолько неестественная на лице Мизунохары Льва, что, будь он у Клары единственным братом, она бы, наверное, никогда не узнала, что парни-подростки в принципе способны её испытывать. Именно поэтому при виде такого братика Льва Кларе стало настолько неуютно. А Лев тем временем, слишком воспитанный, чтобы просто промолчать, напряжённо процедил: — Благодарю, Кенджи-сан. Дядя Кенджи на это лишь усмехнулся, но руку наконец-то убрал (к видимому облегчению Льва). После этого он ушёл, и на лице Льва наконец-то появилась его обычная улыбка. Клара тогда совершенно не понимала своего старшего брата. Ведь дядя Кенджи такой добрый и весёлый, не то что их вечно сердитый Отец — как же тогда Лев может быть всё время таким хмурым с ним, как он может так холодно отвечать на все тёплые слова дяди и так отстранённо звать его "Кенджи-сан"? Ведь из взрослых дядь лишь дядя Кенджи умеет улыбаться этой милой и ласковой улыбкой, от которой хочется довериться ему... той самой, который всегда ей улыбается сам Лев. Шестилетняя Клара его совершенно не понимала. Однако, став старше, она постепенно начала догадываться, что именно было не так в связи этих двоих. И, наконец осознав, она поняла своего старшего брата. Ведь сама Клара тоже бы вряд стала называть тёплым, но немного отстранённым словом "дядя" родного отца.***
И вот настало время ужина. Обстановка после всей ситуации с обеда царила довольно... напряжённая. Или, пожалуй, сухая. Как минимум, диалог шёл уже не так плавно. Впрочем, для Клары ситуация была именно что напряжённая. Сейчас она сидела за столом, вслушиваясь в звяканье столовых приборов о тарелки и редкие обмены репликами остальных, и по обе руки от неё расположились главные источники её тревоги: братья, то и дело кидающие на неё обеспокоенные взгляды (всё-таки оба до ужина застали её не в лучшем самочувствии...), — слева, кузины и Элизабет Лавенца — справа. Конечно, тревога от них была разного толка, но её хватало для того, чтобы Клара сидела как-то неестественно ровно, а её руки уж слишком крепко сжимали столовые приборы. "Я попыталась найти как можно больше подсказок к загадке стихотворения, — мысленно подводила итог своим действиям она, — но в целом довольно бестолково — как говорится, ничего не понятно, но очень интересно. Я узнала кое-что о жизни в этом доме и системах оповещения — и лишний раз убедилась, что мама если и не знает, что конкретно происходит, — Клара незаметно бросила короткий взгляд на мать: та с видимым наслаждением жевала мясо в клюквенном соусе, — то, как минимум, всецело одобряет. И, — Клара сглотнула, — я поймала видение об алхимике и его невесте? Что за чертовщина!" "В любом случае, — продолжала мысленные рассуждения она, куском мяса размазывая по тарелке соус, — я сделала всё, что могла. Теперь, — она наконец-то закинула кусок в рот и начала жевать, — времени на детективную работу у меня нет. Пришло время действовать". Да, действовать: ведь Клара хорошо помнила, чей труп в то злополучное утро обнаружили одним из первых и как и в какой момент было проще всего этого человека убить. И, отрезая новый кусок мяса, Клара теперь думала лишь об одном. После ужина начнётся гонка с убийцей.