Когда поёт лира. Акт второй: Фарс о бессмертном алхимике

       Тринадцатая ступень правой лестницы в холле дома в Лунной гавани. Проклятая ступень, на которой, согласно легенде, споткнулся один из нападавших на дом бессмертного алхимика полторы сотни лет назад. Второй этаж в этом старом доме высоко, даже Льву, вставшему на мысочки, с его ростом не дотянуться до потолка, так что после тринадцатой можно насчитать ещё почти десяток ступеней. Очевидный исход падения с середины такой лестницы — смерть. Затем, пять лет назад, на той же ступени споткнулась и упала Мизунохара Юи. А потом, "завтра", с этой ступенью будут связаны ещё две смерти.        Стоя на вершине проклятой лестницы, Клара всматривалась в разверзшуюся перед ней бездну. Свет из коридора за её спиной, совсем слабо разбавленный лампой на стене пролёта, создавал длинную, причудливую тень из её силуэта. Разглядывая её очертания, Клара пыталась представить, как выглядел труп Элизабет Лавенцы, который она стараниями брата так и не увидела. Судя по всему, тело Элизабет раскинулось на лестнице головой вниз, но отчего именно она умерла? Падение и сломанная шея? Удушение? Перерезанное горло или пронзённое сердце? А может, от вырезанных наживую глаз, один из которых Клара, вопреки стараниям Лаэрта, всё-таки тогда увидела? Клара не знала ответа на этот вопрос. Воображение рисовало ей различные картины, но тени на ступенях не могли сказать ей всей правды.        Впрочем, Элизабет Лавенца не была единственной "жертвой" этой проклятой лестницы. Нет, Клара хорошо помнила труп другой загадочной женщины, чья нога в то роковое двадцать восьмое апреля ступила на тринадцатую ступень. И хотя (а может, именно потому что) тот труп не находился на самой лестнице, в отличие от Элизабет, Клара получила возможность рассмотреть его во всех подробностях. Именно поэтому она так хорошо помнила то сочетание красного и белого: ярко-красное платье и бледная кожа... алая, ещё не до конца застывшая кровь и белая ткань перчаток...       — О, неожиданно встретить вас в таком месте, Клара-сан.        От внезапного обращения Клара, слишком погрузившаяся в свои мысли, едва не стала новой жертвой проклятой лестницы ещё до начала всяких убийств. Чудом избежав падения, она резко повернулась на источник звука — и с удивлением обнаружила перед собой Мери, о которой буквально только что думала. "Да уж, эта женщина — та ещё волшебница, с этой способностью так вовремя появляться..." — с кривой улыбкой подумала Клара, на всякий случай отходя подальше от края лестницы.        Впрочем, Мери явно появилась не просто из воздуха: дверь в западное крыло ещё не успела закрыться за ней, а сама она стояла в нескольких шагах от портрета. Клара покосилась на изображение алхимика (его глаза, как она уже успела проверить, были чёрные — совсем не как в её видении под ивой), а затем медленно перевела взгляд на Мери: та стояла в расслабленной позе, скрестив руки на груди и слегка наклонив голову вбок, и, приподняв уголок алых губ в полуулыбке, щурила свои тёмно-фиолетовые глаза... Только в этот момент Клара осознала, что на Мери сейчас нет обычных тёмных очков.        А пока Клара разглядывала Мери, время продолжало свой ход. Так и не получив ответной реакции на свои слова, Мери усмехнулась и, неторопливо приблизившись к Кларе, бросила взгляд на лестницу. Клара также вновь посмотрела в ту сторону: теперь тени на ступенях представляли собой переплетение двух силуэтов. А Мери, выдержав паузу, произнесла:       — Да, неожиданно, что вы проявляете интерес к этой проклятой лестнице... Мне казалось, что вы более скептичны, Клара-сан?        Клара подняла задумчивый взгляд на Мери: стоя в паре десятков сантиметров от неё, та улыбалась какой-то игривой улыбкой. Клара отвела глаза и пожала плечами.       — Справедливо казалось, — подтвердила она. Затем она немного помолчала и, опустив веки, продолжила: — Но довольно сложно оставаться скептиком, когда с "проклятым местом" продолжают происходить... странности.        Мери склонила голову набок.       — Что именно вы имеете в виду?        Клара вновь одарила её задумчивым взглядом. А когда она открыла рот, вместо ответа из него вырвался встречный вопрос:       — Мери-сан, скажите, если вас не затруднит: сколько вам лет?        Мери, до этого смотревшая с каким-то снисходительным интересом (такое выражение Клара слишком хорошо знала из общения с матерью), растерянно моргнула. Пару секунд она глядела на Клару сверху вниз с откровенным недоумением — а затем её губы искривила улыбка, и она заметила:       — Насколько мне известно, это не самый приличный вопрос, который можно задать женщине, особенно когда она явно давно вышла из школьного возраста. Впрочем, — продолжала она, пожимая плечами и улыбаясь уже в прежней расслабленной манере, — лично я не вижу особых причин скрывать: мне тридцать четыре. А что?        В ответ на её заинтригованный прищур Клара с невозмутимым видом подёрнула плечами и вновь перевела взгляд на лестницу.       — Да так... Просто вспомнила, как пять лет назад с этой самой лестницы упала женщина — на тот момент ваша ровесница, — просто ответила она.        На лице Мери появилось сложное выражение, когда она приложила кулак к губам и одарила Клару долгим взглядом. Наконец, она также перевела его на лестницу и полным иронии тоном поинтересовалась:       — Вы мне так завуалированно предлагаете повторить?        Услышав это, Клара поперхнулась — и тут же вся зарделась, резко поняв, что вообще только что наговорила едва знакомой женщине. Осознав всю неловкость ситуации, она развернулась к Мери, на ходу пытаясь придумать, как бы смягчить всё сказанное... и проглотила язык, едва встретившись с ней взглядом. Хоть на губах Мери была прежняя улыбка, в глазах читалась полная серьёзность.        А Мери, наконец-то установив зрительный контакт с Кларой, вдруг мягким тоном начала:       — А вообще вы ведь думаете о проклятии, верно? Вы думаете, что то, что уже не один человек погиб на этой лестнице, может значить, что в ней есть какая-то злая сила, заставляющая людей спотыкаться и ломать шеи. Что ж...        Всего на секунду взгляд Мери скользнул в сторону лестницы — но совершенно на ней не задержался и тут же вернулся к Кларе, точно проклятие не представляло для неё никакого интереса. Клара нахмурилась: это было не то отношение, которого она ждала от кого-то с репутацией Мери. Та же, заметив это, улыбнулась ещё мягче и продолжала:       — Я вам скажу сейчас совсем не ту вещь, которую должен говорить кто-то с моими увлечениями, но... На самом деле я считаю, что, хоть проклятия и нечисть существуют, они существуют лишь благодаря тому, что когда-то были созданы человеком.        На это заявление Клара растерянно моргнула. На самом деле она пришла сюда, к лестнице, чтобы набраться решимости перед главным действием и дать мыслям немного проясниться. Однако разговор с Мери её лишь запутал. И, так как Мери не спешила раскрывать свою мысль, Клара осторожно поинтересовалась:       — Что вы имеете в виду, Мери-сан?        Мери ответила не сразу. Прежде она ещё несколько секунд вглядывалась Кларе прямо в глаза, точно желая прочитать в них какую-то затаённую мысль, — а затем отвернулась к окну и, смотря во мрак ночи, спокойно объяснила:       — Ровно то, что я сказала. Я верю, что проклятия насылаются богами, ёкаями и духами, — но то, что боги, ёкаи и духи существуют, — полностью ответственность человека. Именно его желание породило ему идола, именно его страхи породили ему непобедимого, — пальцы на плечах Мери слегка сжались на этом слове, — врага и именно его концепции создали... не важно. — Она помотала головой. — Короче говоря, я считаю, — Мери вновь повернулась к Кларе и ободряюще улыбнулась, — что искать причину мистики надо в человеке. Особенно в таких... локальных случаях. В них — всегда и без исключения.        Клара выслушала её в смешанных чувствах. Чем больше Мери говорила, тем больше ей казалось, что за утверждением веры в мистическое она пытается скрыть скептицизм, — настолько силён был в её полемике упор на человека, на нечто, что она, Клара, могла ощутить физически. Некоторое время Клара напряжённо вглядывалась ей в лицо, пытаясь прочитать, что именно она имеет в виду, ухватить ту самую ниточку ко второму дну её слов... Однако в конце концов Клара сдалась и устало поинтересовалась:       — И всё-таки, Мери-сан, вы верите в привидений или нет?        Мери склонила голову набок... а затем невинно хихикнула в кулак.       — Разумеется! — без промедления отозвалась она — и, прищурившись, добавила: — Холодное привидение — самый незаменимый друг жарким летом, разве вы не знали, Клара-сан? Впрочем, — расслабленно продолжала она, разворачиваясь на каблуках, — зимой, конечно, такая дружба немного печальна: привидений все выгоняют из-под котацу, чтобы не забирали последние крохи тепла, и они могут общаться лишь друг с другом да жаловаться на вредных живых. Действительно обидно, не так ли, Клара-сан?        С этими словами она бросила Кларе озорной взгляд через плечо. Та же, совершенно растерявшись от подобных заявлений, только и могла, что выдавить рассеянное:       — А-ага...        А Мери, откровенно забавляясь её реакции, вновь хихикнула и, пожелав доброго вечера, удалилась обратно в западное крыло.        Ещё некоторое время Клара растерянно смотрела на закрывшуюся за спиной Мери дверь. Наконец, она тяжело вздохнула и перевела взгляд на портрет Коппелиуса: тот как всегда оставался невозмутимым. Клара нахмурилась. "Кем бы ты ни был: нечистью или человеком, — подумала она, — сегодня я сделаю всё, что смогу, чтобы нарушить твои планы. Это моё обещание тебе, Коппелиус-сан".        И, резко развернувшись, Клара уверенно направилась в восточное крыло. Туда, где её спустя час-полтора ждёт первая серьёзная битва.

***

       Клара стояла, прижавшись спиной к стене, и изучала носки туфель уже с полтора десятка минут, когда из ближайшей к ней комнаты послышался шум. Клара быстро подняла голову и устремила свой напряжённый взгляд на дверь. Шум постепенно нарастал — и вот уже дверь распахнулась, и на пороге оказался тот, кого она ждала, — Мизунохара Сид.        Рука Сида крепче сжалась на пачке сигарет, когда он, захлопнув за собой дверь, краем глаза заметил Клару. Ей же хватило одного взгляда на кузена, чтобы понять, что он сейчас крайне раздражён. Однако когда Клара принимала какое-то решение, её упрямство и воля были намного сильнее любых внешних обстоятельств. Именно поэтому она бесстрашно отделилась от стены и сделала первый шаг, когда Сид, явно сделав над собой усилие, изобразил на лице обычную расслабленную ухмылку и поинтересовался:       — Прогуливаешься, Кура-тян?        Клара остановилась на середине коридора боком к Сиду и, скосив на него задумчивый взгляд, невозмутимо ответила:       — Не совсем. Скорее уж, — она развернулась к кузену лицом, — делаю так, чтобы не прогуливались другие. Ты, например, братец Сид.        С этими словами она, глядя ему прямо в глаза, улыбнулась невиннейшей из своих улыбок.        Сид заметно опешил. С какой стороны ни посмотри, вся эта ситуация выглядела крайне странно и даже в каком-то смысле нелепо. Хоть Сид и был младше её среднего брата на два года и ниже его на пару сантиметров, объективно он всё-таки являлся крепким молодым мужчиной, которому Клара со своим ростом не доставала и до широких, мощных плеч. И вот сейчас эта самая Клара стояла напротив в двух метрах от него, в своей обычной манере заложив руки за спину, и с улыбкой заявляла, что собирается как-то препятствовать его передвижениям. Наблюдай Клара это всё со стороны, она бы определённо посмеялась.        Однако ни ей, ни Сиду не было смешно. Пока она со скрытым напряжением ловила каждое его движение, каждое мельчайшее изменение мимики, его лицо стремительно меняло выражение с изумления на раздражение. Наконец, он громко фыркнул и, шагнув в её сторону, мрачно заявил:       — Дурацкие у тебя шуточки сегодня, Кура-тян. Уйди-ка лучше с дороги, у меня нет настроения...       — А это и не шуточки, — невозмутимо парировала Клара, вырастая прямо перед ним, едва он попытался её обойти. Когда не ожидавший подобного сопротивления Сид с кряхтением отшагнул от неё, чтобы банально не столкнуться, она склонила голову набок и, смерив его внимательным взглядом, спокойно проговорила: — Какие бы у тебя ни были причины, братец Сид, я настоятельно рекомендую тебе сегодня вечером не выходить из дома — а в идеале и вовсе остаться в комнате. Для твоего же блага, между прочим, — добавила она.        Сид выслушал её со вскинутой бровью — но, едва она договорила, тут же вскипел.       — Да с какой вообще радости?! — воскликнул он, вновь грозно двинувшись на Клару и явно надеясь её припугнуть. Когда же та ответила ему упрямым взглядом и даже не шелохнулась, сигаретная пачка в её руке смялась, и он грозно произнёс: — Пропусти подобру-поздорову, Кура-тян. Ещё будет меня поучать малолетка... — ворчливо добавил он.        Адреналин лишил Клару последних остатков инстинкта самосохранения: вместо того, чтобы продолжать сопротивление молчаливо, она прикрыла глаза и заметила:       — Если тебя смущает мой возраст, братец Сид, я могу заставить сказать тебе то же самое братца Лаэрта или братца Льва.        Уже в следующий миг Клара поняла, что подобный ход был не очень удачным с её стороны: лицо Сида искривилось в гневе, а его фигура затряслась. Клара широко распахнула глаза. Точно в замедленной съёмке, она наблюдала, как медленно Сид делает шаг назад, как поднимает руку и слегка отводит её в сторону... Клара непроизвольно зажмурилась: в их семье бить детей было не принято (родители предпочитали делать больно другими способами), так что к любым видам физического насилия, будь это простое, но грубое отталкивание в сторону, она была непривычна. "Ну, это лучше, чем если кто-нибудь умрёт..." — только и подумала Клара.        Однако, вопреки её ожиданиям, удара или чего-то подобного не последовало; вместо него сначала раздался шум шагов, затем — стук двери, а за ним последовал звук голоса Лаэрта.       — Что здесь происходит? — поинтересовался он со смесью суровости и волнения.        Клара медленно приподняла веки, чтобы оценить ситуацию. Лаэрт стоял за правым плечом Сида, держа того за запястье приподнятой руки и бесстрашно отвечая на его пылающий взгляд своим холодно-оценивающим. По нему было видно, что он уже успел раздеться, но шум в коридоре вырвал его из постели и заставил спешно накидывать на себя то, что было ближе всего: из-под тёмно-синего пиджака резал глаз красный цвет футболки, а на серых брюках явно из другого комплекта не было ремня.        Зато ремень был на брюках Льва, который сейчас стоял в дверях комнаты и, теребя цепочку виднеющегося в треугольном вырезе футболки креста, переводил взволнованный взгляд с одного участника ситуации на другого. Впрочем, заметив, что Клара сейчас смотрит на него (точнее — на его тонкие руки, торчащие из коротких рукавов) Лев смутился и опустил глаза: он настолько стеснялся некоторых особенностей своей фигуры, что даже летом предпочитал одежду с длинным рукавом. Его реакция позабавила Клару и помогла снять напряжение от стычки с Сидом.        А вот у её брата стычка с Сидом только начиналась: пока Клара рассматривала получившуюся композицию, Сид успел немного прийти в себя. Теперь он, уверенно отвечая на взгляд кузена, оскалился (совсем как его отец) и язвительно заметил:       — А вот и свита принцессы пожаловала! Вы уж своей королевишне объясните, что не надо лезть, когда люди просто хотят башку проветрить после ваших, — Сид зло покосился на Льва, — проповедей!        Лаэрт на это никак не отреагировал, продолжая молча смотреть на Сида. Тот хмыкнул. Лев вновь поднял глаза и, чуть поколебавшись, торопливо приблизился к Кларе.       — Что Сид имеет в виду, Клара-тян? — осторожно поинтересовался он, останавливаясь рядом и окидывая её взглядом с головы до ног, проверяя, не успел ли Сид как-либо её травмировать. — Что случилось?        Клара искоса посмотрела на него. Затем она выдохнула и спокойно ответила:       — Ничего особенного. Просто я настаиваю, чтобы никто: ни братец Сид, ни кто-либо другой — не выходил сегодня вечером из дома. Даже ты, братец Лев. Впрочем, — продолжала она, открывая один глаз и скашивая его на Льва, — ты, как я вижу, явно никуда и не собирался.        На это замечание Лев слегка покраснел и, автоматическим жестом обхватив правой ладонью левое плечо, опустил глаза в пол. Сид же сухо расхохотался. Повернувшись к Лаэрту, всё ещё хранящему мрачное молчание, он издевательски заявил:       — Не завидую тебе, братишка: твоя младшая сестрица иногда такая же ебанутая, как старший братец!        С этими словами он попытался было вырвать руку из хватки Лаэрта — но тот неожиданно сжал его запястье сильнее. Краем глаза наблюдая за ними двумя, Клара заметила, как на секунду выражение Сида исказила гримаса боли, прежде чем Лаэрт пугающе спокойно произнёс:       — Ты прекрасно знаешь, Сид, что я далеко не во всём согласен со Львом. Но в одном он сейчас, в комнате, был уж точно прав: тебе стоит получше выбирать слова. Если, конечно, не хочешь...       — О, что за шум, а драки нет?        Голос, который присутствующие узнали с первого звука, заставил всех, кроме Сида, вздрогнуть — а Лев и вовсе побледнел и схватился за крест. Так как все парни стояли к его источнику спиной, Клара была первой, кто смог увидеть её — Мизунохару Мияко собственной персоной.        Выйдя на шум из комнаты, Мияко стояла в дальнем конце коридора, примерно в двадцати метрах от них, и с обычной улыбкой глядела на разворачивающуюся перед ней сцену. Её поза была расслабленной, выражение — благодушным, а фигура, облачённая в шёлковый халат, производила впечатление чего-то домашнего — однако одного взгляда её внимательных тёмных глаз хватало, чтобы у всех её детей прошла по спине волна мурашек. У Клары даже на таком расстоянии душа уходила в пятки от её давящей ауры. Именно поэтому она была так благодарна, когда Лаэрт, наконец-то отпустив Сида (тот тихо фыркнул, потирая запястье), отважно сделал шаг в сторону матери, таким образом закрывая остальных собой, и, разведя руками, со смехом произнёс:       — Ничего, о чём бы тебе стоило беспокоиться, мама: просто небольшое недопонимание!        Мияко выслушала его ответ и, окинув сына оценивающим взглядом (Клара и Лев в этот момент затаили дыхание), прищурилась.       — Точно? — недоверчиво спросила она.        Лаэрт решительно кивнул.       — Абсолютно, — уверенным тоном ответил он. Чуть помолчав, он слегка наклонил голову и объяснил: — Сид и Клара немного повздорили, но это лишь пустая мелочь. Не стоит твоих нервов, — с нажимом продолжал он, заметив, как Мияко кинула через его плечо задумчивый взгляд на Клару. — Волноваться вовсе не о...        Однако договорить фразу ему было не суждено: в этот момент со стороны западного крыла раздался пронзительный женский крик.        От этого звука мир Клары раскололся на части. Все присутствующие синхронно вздрогнули, а затем — застыли в прежних позах. Издалека она видела, как распахиваются глаза Мияко — и как на смену удивлению постепенно приходит обычная улыбка, в подобной ситуации выглядящая особенно зловеще. Мир остановился — а затем Лев перекрестился и пробормотал:       — Этот голос...        Сид медленно перевёл взгляд с угла коридора на дверь — и, нахмурившись, пробормотал:       — Маманя?..        И, не говоря больше ни слова, оттолкнул всех и бросился в западное крыло, тем самым приводя мир обратно в движение. Лев и Лаэрт пару секунд просто глядели в направлении, куда он побежал, — а затем, не сговариваясь, поспешили следом.        Оставляя застывшую Клару наедине с матерью.        А Клара стояла на месте полностью оглушённая. Она просто не знала, что и думать: такого в прошлый раз точно не было, и новый поворот событий выбил её из колеи. "Это было слишком самонадеянно — думать, что я смогу что-то исправить, просто сбив убийцу с изначального курса? — лихорадочно думала она. Однако размышляя чуть дольше и спокойнее, она не могла не отметить ещё один момент: — Но если Сид в прошлый раз вышел в то же время, что и теперь, то убийца, нацелившийся на него, напал бы позже, и не было бы нужды действовать сейчас. Значит..."        За своими размышлениями она практически успела забыть о том, что находится в коридоре не одна. Именно поэтому для неё стало неожиданностью, когда в паре метров от неё раздалась тихая усмешка.        Клара едва заметно вздрогнула и быстро подняла голову — лишь чтобы встретиться взглядом с матерью, успевшей приблизиться к ней. Не выдержав и секунды зрительного контакта, Клара тут же быстро опустила глаза.        Мысли Клары ненадолго позволили ей выпасть из реальности, но теперь, когда она вновь осознала присутствие Мияко, она больше не могла оставаться спокойной. Она совершенно не умела сохранять хладнокровие, оставаясь наедине с матерью: аура Главы слишком давила на неё, даже подавляла, и, чтобы удержать внешнее спокойствие и защитить свою личность, Кларе приходилось прикладывать титанические усилия. Однако она слишком хорошо осознавала, что Мияко прекрасно видит всю её борьбу, и стоит ей действительно захотеть — от Мизунохары Клары не останется и следа. Её просто уничтожат. Именно поэтому Клара так сильно восхищалась своими братьями: им обоим, особенно наследнику Лаэрту, приходилось достаточно много оставаться с Мияко наедине — и оба научились как-то переживать это без крупных потерь. У Клары пока получилось так себе.        Вот и теперь она стояла посреди коридора, опустив голову, словно нашкодивший ребёнок, не в силах даже сдвинуться с места. Внутри всё сжималось в комок, становящийся всё плотнее при каждом скрипе половицы, на которую ступала нога Мияко, не удовлетворённой расстоянием в пару метров.        В какой-то момент шаги остановились, и в поле зрения Клары оказались носки ажурных домашних туфель. Клара сглотнула, физически ощутив устремлённый в макушку взгляд.        Пару секунд висела тишина. Наконец, со стороны Мияко послышался тихий вдох, за которым последовало спокойное:       — Посмотри на меня, Клара.        Приказу матери Клара не могла не подчиниться. Подняв голову, она наткнулась на её обычную улыбку — и на искорки в глазах, которые Мияко дарила разве что своим друзьям-оккультистам — но никак не родным детям. А теперь с такими искорками она смотрела на неё, Клару... как происходило каждый раз, когда срабатывала её "интуиция".        Клара сглотнула: она терпеть не могла весь тот шум, который Мияко поднимала в подобных случаях. Пожалуй, он один делал присутствие Мияко в десять раз более давящим и мучительным.        Пока Клара думала обо всём этом, Мияко склонила голову набок и, ещё некоторое время порассматривав её лицо, вдруг ласково поинтересовалась:       — Отчего ты не пошла проверять, что случилось, вместе с братьями, дорогая? Разве тебе не интересно? Или же, — Мияко насмешливо прищурилась, — ты уже знаешь, что именно произошло?        По позвоночнику Клары прошла волна дрожи: тон, каким говорила Мияко, так и пронизывала какая-то особенная уверенность, более твёрдая, чем когда-либо. Словно она знала, что Клара переживает это не в первый раз; словно для неё это тоже был не первый раз...        Клара отвернулась и, пожав плечами, кое-как выдавила:       — Нет, я понятия не имею, что случилось. Я просто не очень хорошо соображаю... видимо, от шока, — заключила она и, с трудом улыбнувшись, вновь повернулась к матери.        Мияко смерила её долгим задумчивым взглядом, от которого у Клары на лбу едва не выступил пот. В этот момент она мысленно благодарила богов, духов и всех, до кого смогла додуматься, что ей не пришлось врать: она действительно не понимала, что произошло конкретно сейчас, и крик тёти Цудзуры заставил её растеряться.        Судя по всему, именно это в итоге её спасло: в какой-то момент из взгляда Мияко пропала напряжённость, и она кивнула.       — Как скажешь, милая Клара, — с лёгкой полуулыбкой на губах произнесла она. Затем она прикрыла рот рукой и, невинно хихикнув, заметила: — В таком случае я бы всё-таки рекомендовала поспешить на место событий, если не хочешь остаться в неведении.        И замолкла, выжидающе глядя на дочь.        Клара промешкала пару секунд, а затем, осознав, что допрос окончен, кивнула и, сделав быстрый книксен, развернулась на каблуках и поспешила в западное крыло. На место событий, как сказала мать, — но в первую очередь подальше от неё... или хотя бы туда, где её давящее присутствие будет разбавлено поддержкой других людей.        В западном крыле Клара обнаружила следующую картину: посреди коридора собралось своеобразное столпотворение, центром которого стала Цудзура. Её вид оставлял желать лучшего: её всю колотило, она рыдала и стонала, зажав рот рукой, и вообще всё её состояние лучше всего описывалось словом "истерика". Это выглядело невероятно больно и жалко, и поведение Сида в подобной ситуации ни капли не помогало, а лишь усугубляло впечатление.        Вместо того, чтобы успокоить мать, как следовало бы сделать любящему сыну, Сид грубо схватил Цудзуру за плечи и, гневно глядя ей в лицо, тряс, то и дело прикрикивая:       — Да угомонись уже ты!.. Что ты там лопочешь вообще?.. Что с батей?..        Услышав последний вопрос, Клара невольно напряглась. Она слишком хорошо помнила, что происходило в её первом двадцать восьмом апреля, — и Сакуя Такечи играл в нём довольно заметную роль. Теперь же, Сид по какой-то причине волновался о нём? Что-то с этим было... не так.        А пока Клара медленно подходила на расстояние, которое сочла безопасным, её братья находились в самой гуще событий и пытались хоть как-то вразумить Сида.       — Пожалуйста, хватит, Сид! — молил Лев, кидая обеспокоенные взгляды на тётю. — Ты так ничего не добьёшься, кроме того, что у твоей мамы поднимется сахар!       — Не будь идиотом: если ты хочешь получить ответы, дай тёте Цудзуре успокоиться, а не доводи её до истерики ещё больше! — сурово вторил ему Лаэрт, кладя Сиду ладонь на плечо.        Сид сердито смахнул руку кузена и бросил на него яростный взгляд.       — Если тебе было плевать на твоего папашу, это не значит, что так у всех! — рявкнул он, и от его слов рот Лаэрта дрогнул.        Однако Цудзуру Сид всё-таки наконец-то отпустил — лишь чтобы, цокнув, броситься к комнате, где должны были ночевать его родители. Потеряв его поддержку, Цудзура тут же осела на пол, не прекращая дрожать и заливаться слезами. Лев и Лаэрт оперативно опустились на колени по обе стороны от неё, и первый принялся негромко говорить что-то, утешающе поглаживая её по спине. Впрочем, этому не было суждено продолжаться долго: мгновение спустя со стороны Сида раздался грохот не поддавшейся двери, за которым последовало громкое и очень яростное ругательство.       — Сначала ты воешь, что что-то случилось с батей в комнате, а теперь там заперта дверь! — гневно воскликнул он, стремительно приближаясь к Цудзуре и на ходу протягивая к ней руку. — Какого?..        В этот момент Лаэрт резко поднялся и одарил Сида убийственно холодным взглядом, от которого тот осёкся и невольно остановился. Цудзура же, сжавшаяся было от криков Сида, немного расслабилась, увидев ободряющую улыбку Льва и вновь ощутив его мягкие поглаживания на своей спине. Сглотнув, она отрывисто вдохнула и ломающимся голосом выдавила:       — К-кажется, я её за-захлопну...       — Дура! — перебил её Сид и вновь сделал движение в её сторону, заставив её сжаться, — и вновь был остановлен Лаэртом, буквально выросшим у него на пути. Сид раздражённо цокнул и проворчал: — Теперь надо её выламывать...        В этот момент за спиной Клары, всё ещё наблюдающей с безопасного расстояния, раздался голос, уже второй раз за вечер заставивший её сердце на секунду остановиться.       — Я бы попросила не ломать мою собственность без крайней необходимости, — невозмутимо проговорила Мияко.        Клара резко обернулась: Мияко стояла, скрестив руки на груди, и со сдержанным интересом наблюдала за разворачивающимися в коридоре событиями. На её лице не было и следа волнения — она точно смотрела занимательный фильм или читала любопытную книгу, а не стала свидетельницей какого-то подозрительного и пугающего происшествия в собственном доме.        Почувствовав, что ещё мгновение, и взгляд матери непременно окажется на ней, Клара торопливо отвернулась. Благодаря этому она заметила, с каким сложным выражением смотрит на Мияко Лаэрт. Пару секунд он молчал, точно прикидывая что-то в уме, а затем прикрыл глаза и заключил:       — Полагаю, в таком случае, чтобы проверить, что всё-таки случилось с дядей Такечи, стоит сходить к слугам за запасным ключом...        И, вздохнув, уже собрался осуществить своё намерение. Однако не успел он сделать и шагу, как Цудзура открыла рот и коротким "А..." привлекла всеобщее внимание к себе. Когда остальные повернулись к ней, она разомкнула хватку на плечах, которые до этого зябко обнимала, и дрожащими пальцами принялась нашаривать что-то в кармане брюк.       — Не нужно... — бормотала она. — У меня, кажется... был... ключ...        На последнем слове она, наконец, справилась со своими руками и выудила предмет из кармана. В свете лампы ключ блеснул в её вытянутой руке — и тут же был грубо выхвачен Сидом, так что никто бы не удивился, если бы этим жестом он вывихнул Цудзуре руку.       — Дура, — презрительно повторил он, уходя в направлении комнаты.        Цудзура вновь обхватила плечи руками и, задрожав, зашлась в новом приступе рыданий.       — Дорогой... Дорогой... — повторяла она между всхлипами.        А уже минуту спустя стала ясна причина её поведения.        После короткой борьбы с замком Сид рывком распахнул дверь комнаты — и, едва сделав шаг, тут же с выражением ужаса на лице попятился назад.       — Какого... хрена? — пролепетал он, точно не в силах поверить увиденному.        Пару секунд он под напряжёнными взглядами остальных стоял в ступоре и широко распахнутыми глазами смотрел внутрь комнаты — а затем его губы задрожали, он сорвался с места с криком:       — Что за херня?! Эта кровища?!.. Батя?!        В этот момент внутренности Клары упали куда-то в низ живота и сжались там в комок. "Кровища? Дядя Такечи? Да как такое вообще может быть?! — лихорадочно думала она. На её лбу выступил холодный пот. — Этого точно не было в прошлый раз..."        Тем временем Цудзура от слов Сида согнулась пополам и захрипела. Лев дёрнулся и приобнял её, испугавшись то ли её поведения, то ли криков Сида. Лаэрт побледнел и с непроницаемым выражением на лице уставился на открытую дверь комнаты дяди и тёти. Одна лишь Мияко оставалась спокойной и наблюдала за всем, точно за интересным шоу. Клара не видела её, но буквально физически ощущала её настроение.        Внезапно Цудзура сделала долгий отрывистый вдох и заговорила:       — Я выпила таблетки, вернулась в комнату, а там... там... Везде кровь, а Такечи-сан... его...       — Это же его, да? — ворвался в её жалкую попытку монолога грубый вопрос Сида. Он уже успел выйти из комнаты и теперь стоял посреди коридора с испуганным выражением на лице, которое безуспешно пытался замаскировать под ярость. Когда остальные повернулись к нему, он сглотнул и, не сумев сдержать дрожи в голосе, спросил: — Там, на кровати, это его?..        Цудзура, единственная не обернувшаяся на звук его голоса, опустила глаза на свою левую ладонь — ту, на безымянном пальце которой было обручальное кольцо — и, сильнее сжав пальцы на плечах, кивнула. Сид некоторое время с непроницаемым лицом смотрел ей в затылок — а затем его губы задрожали, и с них сорвалось эмоциональное:       — Да лучше б на его месте была ты!        И, не давая никому опомниться, Сид бросился в сторону лестницы. Он не сбил Клару с ног лишь благодаря тому, что та изначально расположилась у стены; Мияко же невозмутимо отошла с дороги, давая ему пройти, точно так и всё и должно было быть.        Когда дверь за ним захлопнулась, а топот на ступенях затих, в коридоре повисла тишина, разбавленная лишь сдавленными всхлипами Цудзуры. На женщину сейчас было больно и жалко смотреть: она сидела на полу, вся сжавшись, её волосы растрепались, тело била мелкая дрожь, глаза опухли от слёз, а морщины на лице, казалось, углубились за этот вечер. Клара, на секунду забыв своё полное непонимание происходящего, даже почувствовала в себе порыв подойти к ней и утешить... но рассудила, что её братья справятся с этим не в пример лучше. Тем более...        Внезапно Мияко отделилась от стены, к которой отошла, пропуская Сида, и неторопливо приблизилась к Цудзуре. Все трое её детей напряжённо проследили каждый её шаг до того, как она остановилась напротив младшей сестры и смерила её долгим нечитаемым взглядом. Клара сглотнула: ей не нужно было никакой дополнительной информации, чтобы понять, что дальше на её глазах произойдёт нечто очень, очень неприятное. "Прямо как с дядей Такечи и Львом..." — пронеслось в её голове.        А затем Мияко издевательски улыбнулась.       — Что ж, поздравляю, Цудзура, — насмешливо произнесла она. Когда Цудзура подняла на неё широко распахнутые, воспалённые глаза, в которых читалась смесь непонимания и ужаса, Мияко склонила голову набок и милостиво пояснила: — Из того, что я поняла, ты теперь — свободная женщина. Поздравляю. Как ощущения?        Услышав это, Цудзура ещё шире распахнула свои и без того большие, выпученные глаза. Пару раз она открыла и закрыла рот — а затем ещё сильнее задрожала и испуганно пролепетала:       — Как ты могла такое подумать, сестра? Я...       — О, но разве я неправа? — невозмутимо перебила Мияко, наклонив голову на другую сторону. На её лице читалось неприкрытое наслаждение реакцией Цудзуры.        Лев, находящийся к тёте ближе остальных, лучше всех мог уловить изменения в её состоянии. Вот почему именно он, чувствуя, что у Цудзуры перехватило дыхание, умоляющим тоном произнёс:       — Пожалуйста, мама...        Однако Мияко вовсе не собиралась останавливаться.       — Можешь не отвечать, Цудзура, — произнесла она — а затем, смакуя каждое слово, продолжала: — Однако, думаю, тебе жаль, что ты пока свободна только от мужа, да? А что, было бы неплохо, если бы судьба избавила тебя ещё и от сына-грубияна! Где это видано, чтобы воспитанный ребёнок прилюдно называл мать дурой? — заключила она, уже совершенно не сдерживая яда и презрения.       — Мама... — всё тем же тоном повторил Лев, крепче приобнимая плечи неподвижной Цудзуры.        Мияко удостоила его коротким небрежным взглядом, а затем одарила точно таким же Лаэрта, напряжённо и откровенно неодобрительно глядящего на неё, но хранящего молчание. В итоге она вновь переключила внимание на Цудзуру и спокойно поинтересовалась:       — Можешь представить, чтобы Лев или Лаэрт назвали меня дурой, Цудзура?        На этом моменте Клара, также находящаяся на пределе, не сдержала нервного смешка и, отведя глаза, вставила:       — Чтобы назвать тебя дурой, мама, надо самому быть круглым, ничего не понимающим в людях идиотом. А я всё-таки надеюсь, что ты лучшего мнения об интеллектуальных способностях своих детей...        Мияко одобрительно усмехнулась, и Клара, даже не видя её лица, слишком хорошо представила довольную улыбку, появившуюся на её губах. От этой мысленной картины её пробрала дрожь.        Тем временем не только Клара достигла своего предела. Лаэрт, пытавшийся заставить Мияко прекратить издевательства невербально, наконец-то вышел вперёд и, встав между матерью и тётей и глядя первой прямо в лицо, сухо произнёс:       — Довольно, мама. Мне жаль прерывать твоё удовольствие, но сейчас совсем не та ситуация, чтобы развлекаться подобным образом.        И замолк, продолжая буравить мать мрачным взглядом.        Некоторое время они просто стояли неподвижно, глядя друг другу в глаза. Все остальные присутствующие следили за их немой борьбой, затаив дыхание и в любой момент ожидая самого настоящего взрыва.        Однако в итоге взрыва не последовало: Мияко вдруг склонила голову набок и, улыбнувшись, кивнула. Затем она одарила Цудзуру последним снисходительным взглядом и, развернувшись на каблуках, направилась назад в свою комнату.       — У моих сыновей больше поводов плюнуть мне в лицо, чем сказать мне "спасибо", но они хотя бы оба выросли джентльменами, — на ходу изрекла она — и скрылась за дверью на лестничную клетку.        Ещё пару секунд висела тишина. Присутствующие, оглушённые сначала буйством Сида, а затем —издёвками Мияко, просто пытались осознать случившееся и хоть немного прийти в себя. Наконец, Лаэрт перестал буравить взглядом дверь и развернулся к Цудзуре. Клара успела заметить, как с его лица исчезла вся суровость, уступив место беспокойству, прежде чем он опустился перед тётей на одно колено и мягким тоном поинтересовался:       — Как ты, тётя Цудзура?.. Да ты вся красная! — в волнении воскликнул он после небольшой паузы и, приложив ладонь к её лбу, констатировал: — У тебя жар! Это?..        Так как после ухода Мияко Цудзуру окончательно покинули силы и на её ответ можно было не рассчитывать, он повернулся к Льву и одарил его вопросительным взглядом. Лев кивнул.       — Судя по всему, от стресса сахар поднялся, — подтвердил догадки Лаэрта он.        Лаэрт пару секунд глядел ему в лицо — а затем, кивнув друг другу, братья помогли Цудзуре подняться на ноги.       — Тебе принести воды, тётя Цудзура? — участливо поинтересовался Лаэрт, помогая Льву поудобнее перехватить тётю под руки.        Цудзура подняла на него болезненный взгляд и кое-как мотнула головой.       — Я в порядке... — выдавила она и сглотнула. — Просто... Надо немного походить...        Лев обеспокоенно заглянул ей в лицо.       — Давай-ка дойдём до кухни, тётя Цудзура, — осторожно предложил он и, неловко улыбнувшись, пояснил: — Там наверняка найдутся сахаропонижающие продукты... Может, цитрусы, или что там помогало... А Памела-сан, если ещё не спит, заварит тебе зелёного чаю...        Цудзура, не в силах уже даже говорить или двигать головой, просто прикрыла глаза. Лев энергично кивнул в ответ, а затем перевёл вопросительный взгляд на Лаэрта. Тот также кивнул и, отпуская их двоих, произнёс:       — Тогда оставляю тётю Цудзуру на тебя. А я пока займусь... Клара!        Чем бы ни собирался заняться Лаэрт, его сбил с курса мысли пронёсшийся мимо их компании вихрь: эта Клара, о которой все немного позабыли, не растерялась и ухватилась за последнюю возможность, которую она видела. "Раз уж я не смогла предотвратить какое-то событие, — напряжённо размышляла она, пока её братья суетились вокруг тёти, — то теперь я просто обязана сделать что-то с тем, что есть!"        И так она пришла к выводу, что сейчас — лучший момент, чтобы осмотреть место преступления самой. "Потому что другой возможности, скорее всего, мне не подвернётся! — думала она на бегу, игнорируя окрики братьев. — В прошлый раз я, по сути, видела только два трупа, но теперь, если я хочу реально остановить происходящее, роскошь сидения на месте с закрытыми глазами — это не для меня!"        С такими мыслями она и оказалась на пороге комнаты дяди и тёти.        Ещё на полпути ей в нос ударил запах крови, но теперь, когда она стояла у самого его эпицентра, он был особенно удушливый. И, глядя на помещение через широко распахнутую дверь (небрежно оставленную в таком состоянии Сидом), Клара хорошо понимала почему: некогда белый пододеяльник был буквально насквозь пропитан кровью, и о его естественном цвете можно было лишь догадываться по чудом уцелевшим уголкам — всё остальное теперь было тёмно-красным. И на этой кровати, точно на пьедестале, покоилась одинокая кисть левой руки, на безымянном пальце которой поблёскивало серебристое кольцо...        "Fools've been cursed!" — гласила кровавая надпись на стене над постелью.