Когда поёт лира. Акт второй: Фарс о бессмертном алхимике

       "Всё не так".        Именно эта мысль крутилась в голове Клары, пока она стояла перед закрытой дверью своей комнаты и глядела на неё бессмысленным взглядом. И действительно, всё, что происходило весь вечер до этого мига, было глубоко не так.        С момента осмотра комнаты дяди и тёти прошло около получаса. Впрочем, было бы преувеличением сказать, что Клара "осмотрела" место преступления, — скорее, она просто на него поглядела с минуту, за которую Лаэрт успел прийти в себя от её неожиданных действий, дойти до неё и буквально за ручку увести.        С тех пор и до настоящего момента Клара так и ходила всюду с ним.        Таким образом она и присутствовала при коротком диалоге Лаэрта с Юкари и Мери, которые просто не могли не услышать перепалки с Сидом, но приняли разумное решение переждать, пока буря уляжется. Таким образом она и стала свидетельницей того, как Лаэрт, обогнав ведущего тётю Льва, врывается в мирный вечер в комнате слуг и, отвлекая Хитклифа от судоку, а Памелу — от нонограмм, обрисовывает им ситуацию и даёт разумные указания. И именно таким образом она в итоге вместе с братом, взявшим на себя управление, узнала от Каина, что Сида удалось задержать в кухне и немного успокоить, от Юкари и Мери — что Сохей никак не откликается на зов, а от Памелы — что аналогично реагируют Элизабет и близняшки. А открыв двери запертых комнат запасными ключами, предоставленными Мияко (на этом её участие в событиях закончилось), они выяснили, что Сохея у себя нет, а Элизабет... Элизабет оказалась на месте, но погружённая в беспробудный сон вместе с Джессикой. Корделии же в комнате не обнаружили.        В результате обстановка сложилась следующая: исследовав дом, мужчины приняли решение отправиться на поиски пропавших по окрестностям, а женщин попросили оставаться в комнатах. В идеале, конечно, Лаэрт хотел, чтобы они все собрались у спящих Элизабет и Джессики; однако в реальности там остались только Памела и Цудзура. Мияко похвалила его усилия, но предпочла расположиться у себя, а Мери с Юкари решили, что им достаточно безопасно оставаться вдвоём. Клара же...        Когда Клара после всей этой беготни сказала, что хочет переждать у себя в комнате, ей на секунду показалось, что Лаэрт её сейчас придушит. Или выкинет из окна. Однако в конце концов он сдержался и, слишком хорошо её зная и понимая всю бессмысленность споров (или банально не желая тратить на них время), принял её условия. Впрочем, он не пустил её в комнату, пока не убедился, что там в каком-нибудь шкафу или под кроватью не успел спрятаться убийца. В обычной ситуации Клара бы с удовольствием сыронизировала над его паранойей... но не сейчас, когда буквально полчаса назад кто-то отсёк руку её дяде в его собственной комнате, пока его жена ходила выпить таблетки.        И в результате таких вот перипетий Клара оказалась у себя, стоя перед закрытой дверью и бесконечно задаваясь вариациями одного и того же вопроса: что же пошло не так?        "В прошлый раз, хоть братец Сид, судя по всему, умер вечером, вся основная беготня началась с утра, — лихорадочно думала она. — И жертвами были трое: братец Сид, тётя Цудзура и Джессика. Теперь... вообще не так. Все трое живы — но вместо них исчезли трое других. Джессика на месте — вместо неё пропала Корделия. И это точно не ошибка — их всё-таки возможно отличить, они не совсем идентичные же... Нет, допустим, убийца мог и перепутать близняшек в спешке, но почему дядя Такечи? Вместо тёти Цудзуры? Но она же умерла утром — её Памела-сан видела, кажется... Вместо Сида? Так это всё равно очень заранее! И при чём тут Ямазаки-сан вообще?.. Всё слишком отличается..."       — Всё совершенно не так, как тогда... — невольно пробормотала вслух Клара.        Конечно же, находясь в комнате одна, она совершенно не рассчитывала, что ей ответят. Однако в этот момент за её спиной раздалось отчётливое хмыканье, за которым тут же последовало насмешливое:       — А ты ожидала, что всё будет так просто и всё, что тебе придётся сделать, — помешать сценарию, который ты уже видела?        Клара вздрогнула и резко развернулась. Лишь в этот момент до неё дошло, что воздух в помещении как-то изменился: привычные запахи старого дома уступили место странной свежести, смешанной с лёгким ароматом сливы, а звуки апрельской ночи затихли, точно весь мир в один момент умер... или, по крайней мере, застыл.        И в центре этого застывшего, потускневшего мира находилась она — синеволосая девочка в чёрном готическом платье, Фредерика Бернкастель, Ведьма Чудес.        Клара моргнула. Видение не рассеялось: Бернкастель действительно сидела на её кровати и даже не глядела на неё, вместо этого с самым скучающим видом листая книгу. Учитывая, что по всем признакам это были "Житейские воззрения кота Мурра", так и остававшиеся открытыми на мемуарах кота, Клара, конечно, понимала её скуку... но это было сейчас не самое главное. Главное — совершенно другое.       — Так, значит, вы всё-таки тогда мне не привиделись... — проговорила Клара, кивая сама себе и делая шаг вглубь комнаты.        Хвост Бернкастель слегка дёрнулся, и она наконец-то удостоила Клару взглядом искоса — полным неприкрытой насмешки взглядом, от которого у Клары по спине прошла волна мурашек. А Бернкастель, упирая левую руку в кровать и откидывая корпус назад, иронически поинтересовалась:       — О, а разве твоя книга, — она помахала увесистым томом Гофмана, который всё ещё держала в правой руке, — была недостаточно убедительным подтверждением?        Клара слегка покраснела и опустила взгляд в пол.       — Вы и тогда наблюдали, да?.. — тихо спросила она.        Бернкастель склонила голову набок и, прикрыв глаза, кивнула.       — Разумеется, — подтвердила она, откладывая книгу на прикроватную тумбочку — впрочем, не совсем на то место, где та изначально лежала. Губы Бернкастель изогнулись в многозначительной улыбке, когда она медленно подняла веки и добавила: — Ни один ответственный игрок не бросит свою фигуру на произвол судьбы... если, конечно, фигура не успела потерять ценность. Впрочем, — продолжала она, вновь переводя взгляд на Клару, — полагаю, тебе сейчас интереснее узнать, по какой причине всё так отличается от твоего первого раза, верно?        Клара смерила её оценивающим взглядом. Ремарка про "игрока" и "фигуру" не могла не прозвучать тревожно, особенно благодаря дополнению, а также тому, что Клара впервые слышала эти термины. Однако на что бы она ни подписалась, приняв помощь Бернкастель, сейчас у неё и правда были чуть более насущные вопросы, чем суть таинственных ведьмовских махинаций. Именно поэтому Клара, мысленно расставив приоритеты, в конце концов кивнула и осторожно подтвердила:       — Вы правы, Бернкастель-сан: я сейчас в растерянности. Насколько я помню наш разговор на кладбище, вы предлагали мне шанс "переиграть игру" — то есть вернуться во вчерашний день и предотвратить трагедию. Правильно ли я припоминаю ваши же слова?        Бернкастель махнула хвостом и издала звук, средний между сердитым фырканьем и благодушной усмешкой. Она подалась корпусом вперёд и, закинув ногу на ногу и подперев лицо ладонью, дразнящим тоном заметила:       — Не очень-то вежливо предъявлять претензии той, благодаря кому ты вообще получила шанс что-то исправить. Но да, ты не ошиблась: я сказала именно это, — спокойно подтвердила она — и тут же, насмешливо оскалившись, добавила: — Однако я ни разу не говорила, что ради этого поверну время вспять.        Клара растерянно моргнула, а затем вскинула одну бровь. "Если одно не подразумевает другого, то как же?.." — подумала она, с сомнением глядя на Бернкастель. Та же некоторое время продолжала загадочно улыбаться, прежде чем вздохнуть и, пересев ровно, вытянуть раскрытую ладонь перед собой.       — Дело в том, что разворачивать ход времени — роскошь, недоступная никому, даже ведьмам, — начала объяснение она, глядя на ладонь и тем самым заставляя Клару смотреть туда же. — Однако способ переиграть несчастливую судьбу всё-таки есть. И это, — над ладонью Бернкастель вспыхнуло синее пламя — и тут же на его месте материализовался красивый сиреневый кристалл, — сменить осколок.       — Осколок? — недоумённо переспросила Клара, вскидывая брови и невольно делая ещё один шаг к Бернкастель.        Заметив её движение, Ведьма Чудес удовлетворённо улыбнулась и кивком пригласила подойти ближе.       — Взгляни сама, Клара, — произнесла она, указывая на парящий над её ладонью осколок. — Что ты видишь?        С этими словами она скосила на Клару выжидающий взгляд, не сулящий ничего доброго. Клара сглотнула: сейчас в её груди бешено пульсировало предчувствие чего-то очень, очень плохого. Однако и просто отвернуться она не могла — и даже не из любопытства (хотя без него тут не обошлось), а из осторожности... или даже опасения перед Бернкастель. Ведь, хоть Клара и хотела бы отрицать всякую мистику, она не могла не чувствовать мощной ауры, исходящей от Ведьмы Чудес. И, учитывая, что Бернкастель один раз её уже спасла, точно таким же образом ничто не мешает ей сбросить Клару обратно в пучины отчаяния. А это... было для Клары нежелательно. Не после того, как она только-только из них выбралась.        Именно поэтому Клара в конце концов решила лишний раз не злить Бернкастель и послушно заглянула в грани кристалла... лишь чтобы тут же побледнеть и отшатнуться в ужасе.        Внутри кристалла была слишком знакомая, отпечатавшаяся в памяти картина, которую Клара больше всего хотела бы забыть: на тропинке заполненного белым туманом кладбища, с половиной лица в грязной луже, на сырой земле лежал её мёртвый старший брат — тот самый, который четыре часа назад взялся провожать её из столовой, заметив, что ей плохо, тот самый, который полчаса назад вышел на шум её потасовки с Сидом, чтобы защитить, а затем успокаивал убитую горем и унижением тётю...        Да, несомненно: перед собой Клара видела ту самую картину, от которой благодаря чуду сбежала, — картину смерти её любимого старшего брата, Мизунохары Льва.        Насладившись её реакцией, Бернкастель усмехнулась и, нарочно поднеся кристалл ближе к лицу Клары, объяснила:       — Этот осколок — тот изначальный мир, где трагедия полностью уничтожила всё, что было тебе дорого. На него уже никак нельзя повлиять. Но при помощи моей силы ведьмы ты смогла перенестись в иной мир — тот, где трагедии ещё не произошло. Однако, — продолжала Бернкастель, сжимая кулак и давая осколку исчезнуть в новой синей вспышке, — иной осколок — вовсе не то же самое, что возвращение во времени. Ты, Клара, находишься в игре ведьмы — а в игре владелец пишет множество разных сценариев, порождая разные осколки. Было бы невероятно легко победить организатора, прогоняя один и тот же сценарий по миллиону раз, верно? — Бернкастель усмехнулась и подёрнула плечами. — Именно для этого создаются разные загадки — для путаницы.        Клара выслушала её, не перебивая. Она не была ведьмой или хотя бы писательницей, но общую идею в целом поняла — в том числе и то, что после её ухода мир, где её брат мёртв, скорее всего продолжает существовать. От этой мысли Клару передёрнуло (в этот момент она заметила уж больно довольную улыбку Бернкастель), и она постаралась сосредоточиться на более глобальной информации. Например, на том, что факт разных осколков создавал серьёзную проблему.       — Получается, мы имеем дело не с путешествиями во времени, а с параллельными вселенными, поняла, — кивнула она — и тут же настороженно уточнила: — Но это значит, что каждый раз и убийца разный? Тогда есть ли смысл его искать в каждой... "игре"?        Бернкастель откинула волосы назад и со вздохом покачала головой.       — Одно из главных правил любой игры ведьмы подобного формата — убийца всегда один, — отрезала она — а затем покосилась на Клару, как на неразумное дитя, и пояснила: — Иначе весь смысл игры теряется.        Губы Клары сами собой искривились в нервной улыбке.       — Что ж, спасибо хоть на этом... — пробормотала она, отводя взгляд, и тут же ещё тише добавила. — Я бы, конечно, была благодарна, если бы вы сказали всё это сразу, но...        Бернкастель смерила её неожиданно презрительным взглядом и фыркнула.       — У многих фигур уходит сотни лет лишь на то, чтобы понять правила игры, — я же подаю их тебе на блюдечке во второй твоей партии. Тебе бы стоило научиться ценить мою помощь, а не воспринимать всё как должное, — недовольно произнесла она.        Клара сглотнула: в тоне Бернкастель слишком отчётливо читалась угроза. Поняв, что в этой ситуации она действительно может полагаться только на себя, Клара виновато потупила глаза и, пристыженно кивнув, проговорила:       — Понимаю, Бернкастель-сан. Я ещё не до конца разобралась в правилах игры и принципах этого мира в целом, так что могу делать такие ошибки — но постараюсь исправиться. К тому же, — уверенно продолжала она, заметив, что Бернкастель уже чуть меньше раздражена, — знание, что я имею дело с параллельными мирами и что в них существуют какие-то правила, на самом деле полезно. Теперь, — она отвела взгляд и решительно улыбнулась, — я наконец-то поняла ситуацию и могу приспособиться.        Бернкастель склонила голову набок и одарила её внимательным взглядом.       — О, и что именно ты под этим подразумеваешь? — со сдержанным интересом спросила она.        Клара повернулась к ней, и теперь на её лице читалось самодовольство.       — Знаете, Бернкастель-сан, в семье Мизунохара есть несколько успешных тактик выживания, — начала она издалека. — Можно пожирать слабых, встав на вершину пищевой цепочки. Можно сопротивляться давлению ответной агрессией. Можно заковать своё сердце в броню. А можно — приспособиться. И, поскольку я недостаточно сильна или закалена для атаки, я избрала для выживания именно эту тактику — быть той, кем в данный момент безопасно и выгодно. Вернувшись в четыре часа двадцать седьмого апреля, — продолжала она, заложив руки за спину и прикрыв глаза, — я решила, что мне достаточно выбрать личность-детектива, чтобы предотвратить нежелательное будущее. Однако сейчас, когда я знаю, что я имею дело с параллельными мирами, я понимаю, что этого недостаточно — что мне нужно больше. Но, раз всё так меняется, в этом нет ничего нового для меня. И, — Клара взглянула Бернкастель прямо в пустые пурпурные глаза, — я знаю, что с этим могу справиться.        Во взгляде Бернкастель на секунду мелькнул огонёк интереса — но его тут же затушила снисходительность улыбки, возникшей на её губах. Соскочив с кровати, Бернкастель неторопливо приблизилась к Кларе. Пару секунд они просто стояли друг напротив друга, одна — с решимостью на лице, вторая — с иронией во взгляде. Внезапно Бернкастель протянула руку к лицу Клары и легонько коснулась её щеки. Клара вздрогнула: по её телу будто прошла волна холода. А Бернкастель тоном, до боли напоминающим тон её родной матери, произнесла:       — Твоя уверенность меня слегка заинтриговала. Возможно, — она усмехнулась, — ты даже сможешь помочь мне одержать верх над моим смертным врагом. Ненадолго, — добавила она и наконец-то с улыбкой убрала руку от лица Клары. И в то время как та автоматически прижала ладонь к щеке, которой касалась Ведьма Чудес, Бернкастель развернулась на каблуках и, не глядя на Клару, заключила: — Уж не разочаруй меня, моя новая фигура!        Услышав это слово уже не в первый раз за вечер, Клара нахмурилась.       — И всё-таки что именно это значит — быть "фигурой" ведьмы? — поинтересовалась она, опуская руку и стараясь не смотреть на Бернкастель.        Ведьма Чудес одарила её скучающим взглядом через плечо. Затем она хмыкнула.       — Как говорил один мой знакомый: "Не думай об этом слишком много — заработаешь головную боль", — изрекла она и усмехнулась. — В конце концов, твоя задача — победить такую же фигуру ведьмы — не саму ведьму. Так что, — продолжала она, отворачиваясь, — сосредоточься лучше на человеке. Ты ведь, кажется, хотела спасти братика, да? — не сдержалась и насмешливо уточнила она, вновь покосившись на Клару.        Клара ответила не сразу. Пару секунд она стояла неподвижно, осознавая ответ Бернкастель и расценивая, что ей лучше сказать. Наконец, она сжала пальцами ткань юбки и, одарив собеседницу взглядом, полным мрачной решимости, объявила:       — Я хочу спасти свою семью.

***

       В гостиной ведьм стало чуть более пусто.        Вдоволь насладившись зрелищем обнаружения первого трупа вместе со всеми, Бернкастель отправилась на игровую доску выполнять "скучные обязанности" по разъяснению. Лямбдадельта решила воспользоваться этим небольшим перерывом и ушла "немного побродить и развеяться". Таким образом, если не считать Урсулы (а Урсулу как вещь никто считать и не собирался), в гостиной Эрика осталась наедине с Юкари.        Эрика Октавиан никогда до этой игры не встречалась с Ведьмой Границ Юкари лично. Однако она знала о Юкари достаточно: что-то из рассказов Лямбдадельты, которая довольно давно дружила с Юкари и была рада поделиться опытом, узнав, что её подруга будет наблюдателем на экзамене другой подруги; однако по большей части Эрика знала о Якумо Юкари, ёкае границ, из жалоб старшей сестры.        С тех пор как Юджина Октавиан официально стала помощницей леди Гретель Рейнской, ей не раз приходилось сталкиваться (а вернее, разбираться) с результатами деятельности Юкари на межмировой арене. Начиналось всё довольно невинно: Юкари просто вмешалась в и без того неправильную с точки зрения законов мироздания ситуацию, чтобы разобраться со своей собственностью. Однако, когда её план не увенчался успехом, бюрократические сложности стали накапливаться, как снежный ком. Будь на месте Юкари какая-нибудь слабая выскочка из ниоткуда, с ней был бы разговор короткий — и очень быстро ни в одном мире бы не осталось и следа такой личности.        Однако Юкари была не выскочкой — Юкари была одним из сильнейших и могущественнейших существ во всех мирах.        В иерархии высших существ было два типа существ такого калибра. Первый — странствующие ведьмы наподобие Бернкастель и Лямбдадельты, не скованные рамками одной истории, а воплощающие универсальные концепты и, как следствие, наблюдающие за игровыми досками, словно боги. Эрика, сравнительно недавно вырвавшаяся из заточения в мире Юджины, не могла не восхищаться ими как недостижимым идеалом.        Второй же тип сильных межвселенского уровня — представители своих вселенных на межмировой арене. Они могли подчиняться какой-либо иерархии у себя, но когда дело касалось защиты целой вселенной, со всеми её законами, мирами и вариациями, перед кем-то выше — тогда именно эти существа в одиночку отвечали за мириады жизней и историй. У Эрики ещё при бытии человеком очень даже хорошо было развито абстрактное мышление, но даже сейчас она внутренне содрогалась, думая о том, какая жуткая ответственность лежит на плечах этих богов, ведьм, ёкаев, духов и кого бы то ни было. Содрогалась — и восхищалась, видя, как они сохраняют свою личность после мясорубок, чинно именуемых встречами с ведьмами театра или представителями мироздания. Юджина не особенно распространялась об этом, но даже от её комментариев вскользь волосы Эрики вставали дыбом.        И вот сейчас одна из таких пугающе-восхищающих личностей сидела за одним столиком с ней, Эрикой Октавиан, и спокойненько попивала чай. Эрика невольно вытянулась по струнке: в своём мире ёкай границ Якумо Юкари могла сколько угодно выпивать на праздниках в Храме Хакурей и делать вид, что обижается на шутки про свой возраст, но сейчас, здесь, была Юкари — Ведьма Границ, исполняющая свои обязанности на межмировой арене. В такой ситуации никогда нельзя было полагаться на поведение личности "дома".        Тем временем Юкари с блаженной улыбкой отпила чай и, внезапно скосив глаза на Эрику, с загадочной улыбкой начала:       — А ведь я не так давно видела вашу сестру, леди Эрика.        Эрика вздрогнула от неожиданного обращения, а затем со смущённой улыбкой заёрзала на месте.       — Ах, да, Джи же получила приглашение на Новый год в храме в вашем мире... — произнесла она, отведя взгляд и пытаясь понять, как ей лучше общаться с Юкари. "Жестоко с твоей стороны, Лямбда, бросать меня в такой момент!" — только и подумала она, всеми силами стараясь, чтобы улыбка на её лице не выглядела слишком нервно.        Однако Юкари, похоже, легко считала всё её волнение и невинно хихикнула.       — Именно, — подтвердила она — и, шутливо надувшись, заявила: — Каждый раз, когда я ловила на себе её взгляд, мне казалось, что леди Юджина пытается меня им сжечь! Уж очень ей было обидно, что наблюдатель развлекается, пока её любимая сестрёнка вовсю готовится к экзамену... — заключила она и вновь хихикнула.        Эрика пронаблюдала за тем, как она делает очередной глоток чая, и не сдержала тёплой улыбки. От неё не укрылось, что Юкари использует уважительное обращение, говоря о её сестре, несмотря на то что та ниже её статусом.       — Да, есть такая черта у Джи — уж очень она иногда заботливая! — со смехом прокомментировала Эрика, также беря чашку чая. Что ни говори, а давно знакомая тема помогла ей немного расслабиться. Эрика склонила голову набок и, прикрыв глаза, спокойно добавила: — Впрочем, вас, конечно, тоже нельзя не понять: всё-таки не присутствовать на таком крупном празднике для такой важной для вселенной фигуры, как вы, просто неприлично.        Юкари усмехнулась в кулак и кивнула.       — Благодарю за понимание, леди Эрика, — мягко произнесла она — и, слегка наклонив голову, с достоинством продолжала: — Я бы хотела проявить аналогичное понимание в ответ. Наприме-ер, — на её губах появилась озорная улыбка, когда она окинула Эрику взглядом, — как насчёт такого: если вы сейчас сядете в кресле так, как удобно вам, а не как "положено", я не включу этот момент в отчёт леди Гретель и это останется строго между нами двумя. И Урсулой, конечно же.        С этими словами она подарила Урсуле очаровательную улыбку. Та, не ожидавшая к себе внимания, смущённо опустила голову.        Эрика на это предложение широко распахнула глаза — а затем уставилась на Юкари долгим недоверчивым взглядом. Конечно, Эрика уже давно хотела забраться в кресло с ногами, но... Юкари, видя её недоверие, отставила чашку на стол и, улыбнувшись ещё ослепительнее, заверила:       — Даю вам слово ёкая, леди Эрика. Вы ведь знаете, что для кого-то, чьё существование держится на вере, нарушение подобной клятвы чревато неприятными последствиями? — добавила она, сощурив глаза.        Эрика продолжала колебаться. Окинув Юкари подозрительным взглядом с головы до ног, она ещё несколько секунд помолчала, прежде чем, наконец, уточнить:       — Подвох в том, что вы расскажете Гретель устно при личной встрече, тем самым не нарушив слово "не писать в отчёте"?        Глаза Юкари широко распахнулись — а затем она раскрыла веер, всё это время лежавший у неё на коленях, и, прикрыв им нижнюю половину лица, от души рассмеялась.       — А вы осторожны, леди Эрика! — наконец произнесла она, убирая веер. Затем она покачала головой и продолжала: — Нет, мне безопаснее держать язык за зубами в разговоре с леди Гретель. Да и нет мне никакой выгоды вас так подставлять, уверяю. Впрочем, — добавила она, вновь прикрывая лицо веером, — ваша осторожность весьма похвальна и разумна.        Эрика ещё несколько секунд смотрела на Юкари — а затем выдохнула и, кивнув, наконец-то позволила себе немного расслабиться: она пересела в кресле боком, положив заднюю сторону коленей на подлокотник с одной стороны и уперев локти во второй. Урсула наблюдала за её действиями с ужасом, но перечить не решилась — особенно после того, как госпожа одарила её предупреждающим взглядом. Затем Эрика повернула голову к улыбающейся Юкари и, усмехнувшись, поблагодарила:       — Что ж, примите искреннее спасибо за заботу. Сидеть в одной позе подолгу всё-таки иногда действительно утомительно.        Юкари кивнула. Когда Эрика последовала её совету, она также сменила позу: открыв заполненный алыми глазами портал, Юкари без зазрения совести сложила на нём руки, словно на подушке, и теперь наблюдала за ней из положения полулёжа. Улыбнувшись собеседнице, она ответила:       — Прекрасно вас понимаю. Сама предпочитаю прилечь — но, к сожалению, в этом платье данная поза — мой максимум. Юбка слишком мнётся.        Пожаловавшись таким образом, Юкари вздохнула. Эрика не сдержалась и хихикнула.        В непринуждённой позе беседа также потекла непринуждённее. Наслаждаясь чёрным чаем и сладостями, две ведьмы ("Ведь название — это всего лишь название, когда уровень силы примерно равен", — сказала Юкари, тем самым крайне польстив Эрике) сначала обсуждали игру, в которой принимали участие, а затем постепенно плавно перешли на общих знакомых.       — И всё-таки без ворчания этой мрачной кошки намного веселее! — прокомментировала Юкари и, откусив печенье, добавила: — Она всё время жалуется на скуку, но сама же не умеет получать удовольствие!        Эрика усмехнулась.       — Звучит так, словно вы, прям как моя сестра, не очень любите кошек, леди Юкари! — заметила она, лукаво щурясь.        Юкари на это невинно поджала губки.       — О, но ведь я сама являюсь счастливой обладательницей кошки, разве вы не знали? — с шутливой обидой поинтересовалась она — и тут же, устраиваясь поудобнее, заявила: — Чен — само очарование, вам надо обязательно с ней познакомиться, леди Эрика! Она настолько милая, что, даже когда она шкодит, у меня просто рука не поднимается её наказывать!        Сказав это, Юкари вся зарделась и, приложив ладонь к щеке, невинно хихикнула. Эрика также хихикнула в кулак: она в этот момент вспомнила, как застала парочку осведомлённых лиц в гостях у сестры, когда они рассказывали, что за все проделки некоматы Чен у Юкари получает не сама кошка, а кицуне Ран, чьей сикигами та является. Затем Эрика поёрзала в кресле и, запрокинув голову назад, задумчиво заметила:       — А вообще я, кажется, немного понимаю леди Бернкастель. Я имею в виду, — продолжала она в ответ на заинтересованный взгляд Юкари, параллельно беря из тарелки, лежащей на её животе, печенье и вытягивая руку с ним над собой, — что любое развлечение, какого бы высокого качества оно ни было, рано или поздно приедается. Как, например, это вкусное печенье.        Сделав такое заключение, Эрика закинула печенье в рот. Юкари выслушала её и улыбнулась.       — Справедливое замечание, — ответила она — и тут же добавила: — Но я всё-таки считаю, что в своих страданиях леди Бернкастель виновата сама. Дело в том, — продолжала она в ответ на заинтригованный взгляд Эрики, — что я или та же Лямбда существуем ничуть не меньше, чем леди Бернкастель. Однако мы, в отличие от неё, всё ещё умеем получать удовольствие от нашего существования. Как думаете, леди Эрика, почему?        Юкари хитро прищурилась. Эрика возвела глаза к потолку и приложила палец ко лбу. Наконец, она подёрнула плечами и выдала первое, что пришло на ум:       — Социализация?        Юкари хихикнула в кулак.       — Ну, в общем-то да, она самая, — подтвердила она и отпила чаю. — Если вы достаточно внимательно слушали, о чём рассуждала Мари... Мери незадолго до того, как произошло первое убийство этой игры, то помните, что, как бы мы его со своей высоты ни презирали, причина существования большинства существ нашего порядка — человек. И, к сожалению, в некоторых ещё парадоксально остаётся достаточно много человеческого. Именно эту проблему я вижу у леди Бернкастель: она может сколько угодно казаться своим и чужим фигурам бесчеловечным чудовищем, но в глубине души страдает от вполне себе человечного неумения общаться... которое само по себе бы ей совершенно не вредило, не сочетайся оно с другой человечной проблемой — неумением находить ресурсы для получения удовольствия в самой себе. Если вспомнить хотя бы её давнюю госпожу, чьё имя даже я побоюсь произносить всуе, у той такой проблемы никогда не было. Она — гораздо более "чистое" божество, если можно так выразиться.        Эрика протяжно хмыкнула. Рассуждения Юкари несколько озадачили её. Будучи довольно молодой ведьмой, некогда бывшей самым настоящим человеком, она считала, что существ уровня Фредерики Бернкастель в принципе невозможно ни в каком смысле описать как "человечных" — их мораль слишком отличалась от той, которой Эрику учили в детстве человеческие книги. Однако с точки зрения Юкари, существа, порождённого фантазией, даже в них подчас оставалось нечто человеческое. Это... немного путало.        Чувствуя, как в её голове зарождается какая-то каша, Эрика вздохнула и решила немного развеять мысли, спросив у Юкари:       — А вы, леди Юкари? Вы бы как себя описали?        Юкари склонила голову набок и наградила Эрику долгим взглядом. Даже Урсуле было очевидно, насколько провокационный вопрос только что задала её госпожа, и теперь она переводила обеспокоенный взгляд с одной ведьмы на другую, гадая, чем это обернётся. Эрика же не боялась: прекрасно осознавая собственную наглость, она ждала. Какие рамки готова установить в отношениях с ней Ведьма Границ?        Наконец, Юкари прикрыла глаза и, загадочно улыбнувшись, изрекла:       — Я бы сказала, что, как леди Бернкастель является более человечной, чем хочет казаться, я во многом являюсь более бесчеловечной, чем себя веду.        Произнеся это, Юкари на некоторое время замолкла, словно давая Эрике осознать свои слова. Затем она выпрямилась и, закрыв портал, на который всё это время опиралась, с невинной улыбкой заметила:       — Полагаю, пора бы нам вновь становиться чинными дамами. Думаю, даже леди Лямбдадельта не обрадуется, если по возвращении найдёт нас двоих лениво развалившимися в креслах...        Эрика не сдержала усмешки.       — Конечно, не обрадуется, — подтвердила она, одним резким движением скидывая ноги с подлокотника и садясь в кресле ровно. Затем она сложила руки на коленях и, склонив голову набок, закончила: — ...Ведь мы устроили момент расслабления без неё, а ей теперь мучиться и держать лицо без такого перерыва!        Короткая пауза — и обе ведьмы в гостиной одновременно от души рассмеялись, представив, какую рассерженную мордашку скорчит их подруга.        "Да уж, с Юкари можно и повеселиться", — с улыбкой думала Эрика. На фоне Бернкастель Ведьма Границ производила не в пример более располагающее впечатление, и Эрика даже могла бы обмануться и расслабиться в её компании... если бы не две вещи. Точнее — слова двух разных ведьм. Первая ведьма — сама Юкари, прямо сказавшая о своей бесчеловечности. Вторая — сестра Эрики, Юджина, не понаслышке знавшая о некоторых делах Юкари. И, пожалуй, именно слова Юджины сыграли в отношении Эрики решающую роль.        "Эта женщина — одна из главных интриганок своей вселенной, которая подчас не брезгует использовать даже своих друзей в своих планах. Пожалуйста, будь с ней настороже, Эрика", — вот о чём предупреждала Юджина Октавиан.

***

       Мгновение собраться с духом, лёгкий стук в дверь, пауза — и негромкое, полное опаски:       — Да?        Клара сглотнула. Сейчас ей стоило быть максимально убедительной, если она хотела получить жизненно необходимую информацию. Сделав глубокий вдох, она уже открыла было рот, но была опережена очередным вопросом из-за двери.       — Акамива-сан, это вы? — осторожно уточнила Котобуки Юкари.        Клара резко выдохнула.        Клара помнила, что Мери и Юкари должны были оставаться вместе в их общей комнате, и сейчас рассчитывала встретить их обеих, чтобы уточнить кое-какую информацию. "В конце концов, общаться с Мери-сан в присутствии Котобуки-сан явно будет проще..." — рассудила она. Однако теперь, услышав вопрос Юкари, она заметно растерялась.        Некоторое время Клара собиралась с мыслями, прежде чем в манере, не менее осторожной, чем у Юкари за дверью, ответить:       — Нет, это Клара. Дочь Мияко, — на всякий случай уточнила она, вспомнив, что всех операций по выживанию (и совместной игры в ширитори, которую было особенно жалко) у них с Юкари в этом мире не было. Ещё немного помолчав, она, тщательно выбирая слова, продолжила: — Я понимаю, что это, наверное, очень неожиданно, но я бы хотела кое-что обсудить с вами. Если вы не против.        Юкари за дверью ответила не сразу. Клара пару секунд мучительно вслушивалась в тишину, прежде чем из комнаты раздался вопрос:       — Почему я в такой опасной ситуации должна вам верить, Клара-сан? Я ведь даже не могу быть уверена, что вы в коридоре одна, а не с кем-то... представляющим явную угрозу.        Клара вздохнула и прикрыла глаза.       — Справедливо, — ответила она — и тут же продолжала: — Я, к сожалению, через дверь вряд ли смогу подтвердить свою честность, а открывать или нет — исключительно ваше сознательно-волевое решение. Вот только... — Клара положила ладонь на дверь и, закусив губу, понизила голос, — мне сейчас обратиться больше не к кому. Я... — она болезненно сдвинула брови на переносице, — я... подозреваю, что всякие жуткие вещи лишь продолжатся. И, если не иметь полной информации, остановить их будет невозможно. У меня, к сожалению, нет никаких доказательств, — нервная усмешка, — так что, если захотите, вам придётся поверить мне на слово. Я просто хочу сказать, что вы — моя единственная надежда, и только от вас я могу узнать то, что может мне помочь... А если вы беспокоитесь о своей безопасности, — торопливо добавила она, — можете не открывать и побеседовать со мной через дверь. Это не очень удобно, конечно, да и страшновато для меня, но я пойму.        Сказав это, Клара затаила дыхание. Она очень, очень старалась звучать искренней и, кажется, даже пустила в голос своё настоящее беспокойство — но не была уверена, что этого всего достаточно, чтобы убедить Юкари. Саму Клару, например, подобная шаткая аргументация вряд ли бы заставила воспринимать собеседника всерьёз. Оставалось лишь молиться и надеяться, что сила Ведьмы Чудес хоть немного тут её коснётся.        Некоторое время ничего не происходило. Однако в какой-то момент за дверью послышалась возня, в которой очень быстро Клара узнала звук открывающегося замка, — а вслед за этим в небольшую щель выглянула сама Юкари и окинула Клару оценивающим взглядом. Как ни странно, помимо подозрения, в нём читалось что-то ещё, по какой-то причине кажущееся гораздо более тёплым. Наподобие... сочувствия?       — Почему вы так уверены, что что-то ещё произойдёт? — осторожно поинтересовалась Юкари.        Просящая улыбка Клары, которую та постаралась изобразить, слегка дрогнула.       — Потому что сегодня уже слишком многое произошло, — ответила она. — Сначала все эти легенды за обедом, неприятные разговоры на кладбище после него, затем — вот эта история с пропадающими людьми... а ещё кто-то из слуг упоминал какую-то странную книгу, которую показывала мама за обедом. Видимо, из-за всего этого моя интуиция настаивает, что что-то тут не так. Собственно, больше у меня ничего нет, — заключила она со смущённой улыбкой. Видя, что взгляд Юкари всё ещё подозрительный, она немного подумала и добавила: — Опасных орудий, кстати, у меня тоже нет.        И, чтобы доказать правдивость последних слов, она медленно развернулась вокруг своей оси. Затем она вновь остановилась лицом к двери, взяла края юбки и приподняла, демонстрируя, что на ногах у неё нет никаких ремешков с ножами или чего-то подобного.        Юкари молча пронаблюдала за её действиями. Затем её взгляд прошёлся по всей видимой части коридора. Только после этого она тяжело вздохнула и, отойдя от двери, наконец-то открыла Кларе и пропустила её в комнату. Клара слабо улыбнулась и отвесила ей довольно глубокий благодарный поклон, прежде чем войти.        Клара была в этой комнате ровно один раз, и теперь её взгляд тут же невольно скосился на правую стену. Та совершенно предсказуемо оказалась чиста — ни следа трупа, крови или нитей. Юкари, заметив направление её взгляда, вопросительно вскинула бровь. Клара смущённо опустила голову.       — Мери-сан куда-то вышла? — поинтересовалась она, присаживаясь в кресло, на которое ей указала Юкари. Лёгкая улыбка появилась на её губах, когда она добавила: — Братец Лаэрт, кажется, просил нас не покидать своих комнат; только я могу его игнорировать.        Последняя ремарка заставила Юкари усмехнуться — она явно вспомнила что-то своё. Затем она вновь посерьёзнела и, скрестив руки на груди, тяжело вздохнула.       — Мери-сан очень-очень сильно захотела в душ, так что мы скоординировали свои действия, чтобы, пока она туда идёт, не оставаться в одиночестве дольше, чем на пару секунд, — объяснила она, опускаясь в кресло напротив. Затем она потёрла переносицу и добавила: — Возможно, вы могли услышать шум воды, пока стояли в коридоре... Так что именно вы хотели узнать от меня, Клара-сан? — с плохо скрытым беспокойством поинтересовалась она, пока Клара мысленно отмечала очередное подозрительное желание Мери улизнуть в одиночестве.        Клара ответила не сразу. Прежде она несколько секунд собиралась с духом и только после этого сложила руки на коленях и, сделав глубокий вдох, серьёзно попросила:       — Расскажите, пожалуйста, что именно происходило сегодня за обедом после того, как нас отпустили.        Брови Юкари настолько красноречиво вскинулись после этой просьбы, что Клара даже немного смутилась. А Юкари уже нахмурилась и, слегка наклонив голову, осторожно поинтересовалась:       — А почему вы не спросите у своей матери, Клара-сан?        Вопрос заставил Клару нервно хохотнуть.       — Ну уж нет, я ещё пожить хочу! — отрезала она — и, вспомнив, что тут только она жила с Мизунохарой Мияко всю жизнь, пояснила: — Если я пойду к ней сейчас с такими вопросами, она либо рассердится, либо дико обрадуется. И, зная об её энтузиазме на тему всего оккультного и любого проявления моей "интуиции", я не уверена, что из этого страшнее...        То, как Юкари нахмурилась сильнее и возвела глаза к потолку, лучше всяких слов говорило, что она прекрасно поняла, что именно Клара имеет в виду. В конце концов писательница тяжело вздохнула и, устраиваясь в кресле поудобнее, кивнула и с усталой улыбкой произнесла:       — Хорошо. Если вы думаете, что это как-то поможет, я расскажу вам, что именно происходило во второй половине обеда, Клара-сан. В конце концов, — она вновь вздохнула и отвела взгляд в сторону, — всё равно ничего полезнее сейчас не сделаешь...        Так Клара и узнала, о чём взрослые рассуждали в их отсутствие. Тот факт, что легенда о проклятии бессмертного алхимика прозвучала в двух местах одновременно, делал её особенно жуткой, и у Клары даже прошла волна мурашек по спине. Однако она постаралась подавить эмоции сосредоточиться на главном — на фактах.        А самым интересным фактом оказалось содержимое дневника бессмертного алхимика, которое в прошлый раз Клара узнала лишь урывками во время разговора утром после убийств.       — ...Если честно, я очень хотела в тот момент уйти, однако Мияко-сан... очень воспротивилась тому, чтобы кто-либо вообще покидал столовую до конца "банкета", — призналась Юкари ("И слава богам: иначе бы спрашивать пришлось у неё!" — с содроганием подумала Клара). — Впрочем, лично я сначала не особенно присматривалась к дневнику — на него сразу набросились Ямазаки-сан и Акамива-сан... Кстати, что-то долго её нет, — вдруг прокомментировала Юкари, бросив встревоженный взгляд на дверь комнаты.        Клара также взглянула в её направлении. "А Мери-сан действительно любит одиночные прогулки — ну точно кошка, которая ходит сама по себе!" — с кривой улыбкой подумала она. От такого сравнения невольно она задалась вопросом, не связана ли эта загадочная женщина с Бернкастель. "Не удивлюсь, если она действительно знает гораздо больше о происходящем тут, чем мы все..." — мысленно добавила она, вновь поворачиваясь к Юкари.        Вслух же она с улыбкой предположила:       — Мери-сан любит долгий душ? Или, может, она просто смылась через сливное отверстие...        Почему-то от последней фразы Юкари как-то странно передёрнуло. Смерив Клару мрачным взглядом, она сухо попросила:       — Пожалуйста, не шутите так больше, Клара-сан... Так вот, дневник, — продолжала она, откашлявшись в кулак и всем своим видом показывая, как сильно хочет сменить тему. — Как я и сказала, сначала он не слишком привлёк моё внимание: какие-то магические круги, схемы, английский текст, на который Акамива-сан всё жаловалась...        Клара недоумённо нахмурилась.       — Мери-сан жаловалась на текст? — переспросила она.        Юкари кивнула.       — Говорила, что он выглядит, как плохой перевод, — объяснила она. Затем она откинулась в кресле и продолжала: — Но в какой-то момент один из её комментариев привлёк моё внимание... Она сказала, что ключом к загадке является гобелен.        Клара понимающе хмыкнула. Эту часть она помнила из всё того же обсуждения. Стихотворение-ключ, форма, слова про "двух идентичных" и "близкую кровь" в конце (как выяснилось, в самых последних строках дневника) — про всё это она уже слышала. Однако в рассказе Юкари присутствовала и новая информация.       — ...В одном из более-менее связных отрывков говорилось о неких "лабиринтах судьбы", — поведала Юкари. — В принципе, эта часть выглядела такой же бессмысленно-высокопарной, как и все предыдущие, но почему-то именно на ней Акамива-сан вдруг спросила у Мияко-сан, не было ли тут ещё других страниц.       — А мама? — в волнении подалась вперёд Клара.        Юкари покачала головой.       — Лишь загадочно улыбнулась, но ничего не сказала, — ответила она.        Руки Клары сжались на подлокотниках кресла. "Лабиринты — если это не очередная вычурная метафора, то звучит как какой-то тайный ход, — подумала она. — А учитывая, что мы знаем о существовании тайной лестницы между комнатой мамы и её кабинетом, в этом доме наверняка есть и другие!.. И, возможно, ими пользуется убийца..."       — Меня, впрочем, больше заинтересовала другая страница, — продолжала Юкари. На вопросительный взгляд Клары она вскинула руку и объяснила: — Дневник, конечно, был зашифрован, но ни один предыдущий лист не выглядел настолько бессмысленно, как тот. Он просто, — Юкари отвела взгляд и потёрла большим пальцем об указательный, — походил на случайный набор букв, написанных подряд... Вероятно, это какая-то игра с символами?        "Мне определённо надо это увидеть своими глазами", — решила в этот момент Клара. Вслух же она, кивнув, поинтересовалась:       — Что-нибудь ещё?        Юкари скрестила руки на груди.       — Ну-у... — задумчиво начала она. — Как я и говорила, какие-то схемы, рисунки — причём не все выглядели, как магические круги...       — О, вы осведомлены в теме магических кругов? — не выдержала и с улыбкой спросила Клара.        Юкари снова всю передёрнуло. Затем она поёжилась и, проведя ладонью по лицу, уклончиво ответила:       — Есть некоторый... опыт. А, и ещё одна вещь, — вспомнила она. — В дневнике был целый раздел, посвящённый кладбищу. Да-да, — подтвердила Юкари, видя, как брови Клары поползли вверх, — список тех, кто там похоронен, а также зашифрованный кусок про склеп. Причём, что примечательно, видно, что это именно шифр, но за потоком красивостей смысл уловить крайне сложно... Ясно только, что внутри ждёт "армия духов, защищающая секрет алхимика". Короче говоря, тот ещё оккультный бред, — заключила Юкари с тяжёлым вздохом.        Клара задумчиво потёрла подбородок. Рассказ Юкари во многом повторял то, что она уже знала, или подтверждал то, о чём догадывалась. Из него она сделала два главных вывода: ей нужно каким-то чудесным образом добыть и своими глазами увидеть дневник Коппелиуса (что было невероятно сложно, учитывая, что он хранился у матери) и ей стоит ещё раз попасть в склеп (желательно так, чтобы можно было его осмотреть, а не трястись в панике из-за риска умереть).        Именно с такими мыслями она шла назад в свою комнату по коридору западного крыла, распрощавшись с Юкари. Та всё-таки была очень славной женщиной: у неё не было ни одного повода верить Кларе и тем более помогать ей — однако она не просто помогла, а ещё и постаралась максимально разъяснить все непонятные моменты и действительно местами напрягала память... и в течение всего разговора смотрела на Клару так тепло и заботливо, как никогда в жизни не смотрела на неё родная мать.        Да, хоть ей определённо не нравилась тема, по какой-то причине Юкари готова была тратить время на её обсуждение, нужное в первую очередь Кларе. Всё это было так странно, так необычно... Раньше для неё нечто подобное делали только братья.        Клара непроизвольно остановилась посреди коридора и прижала руку к груди. В голове всплыли картины из предыдущего мира: как они вместе с Юкари и братьями пытались выжить и с какой заботой Юкари то и дело поглядывала на каждого из них троих. Эта женщина, которая всю жизнь искренне болела судьбой незнакомых ей детей и пыталась облегчить их страдания своими книгами, научив светлой магии, определённо не заслужила оказаться здесь... не заслужила умереть от выстрела в голову и валяться убитой на тропинке позади дома в Лунной гавани. Прямо как лежал мёртвым на кладбищенской земле её брат, который принял трудное решение бросить убитую женщину там же, где её настигла быстрая смерть.        Клара зажмурилась.       — Нет, я точно не позволю этому повториться, — тихо, но решительно произнесла она. — Вы должны жить...        И вновь решительно зашагала назад в свою комнату.        ...чтобы спустя пару шагов услышать тихий, но отчётливый плач откуда-то из-за спины.        Клара невольно замедлилась, а затем и вовсе остановилась. В коридоре точно не должно было быть ни души, кроме неё, — однако же чьё-то присутствие всё-таки ощущалось. Невидимый никем, словно призрачный, кто-то был сейчас за спиной Клары и тихонько всхлипывал.        У Клары всё внутри похолодело. Пару мгновений она стояла на месте, не в силах просто повернуть голову и проверить, скованная иррациональным страхом.        Но в конце концов она всё-таки обернулась.        Коридор был пуст.        Клара пару секунд напряжённо вглядывалась в самые тёмные углы в попытках обнаружить источник звука, который, едва она оглянулась, начал затухать. Однако безрезультатно: Клара была в коридоре одна.        Поёжившись, Клара подождала ещё пару мгновений. Наконец, не дождавшись никаких изменений, она резко развернулась и припустила к выходу.        Плач послышался снова, но Клара больше не оглядывалась.

***

       Легендарная старая ива, успевшая повидать на своём веку как людское счастье, так и людские горести и трагедии. Лунный свет прорезал тьму ночи и густые тени деревьев, освещая её неподвижный силуэт. Никакой порыв ветерка не колыхал листки на её ветвях, ни одна ночная птица не нарушала её покой.        Впрочем, в этом неподвижном мире ничто не нарушало покой: ни движение, ни звук. Абсолютно ничто... за исключением стоящей в десятке метров от дерева девочки в чёрном готическом платье.        Закончив разговор с Кларой, Фредерика Бернкастель не торопилась возвращаться в гостиную ведьм к остальным. Прежде она некоторое время побродила по неподвижным коридорам дома в Лунной гавани, затем недолго полюбовалась статичным отражением луны на застывших волнах озера — и в конце концов оказалась здесь, у ивы.        Бернкастель стояла, запрокинув голову, и своим скучающим взглядом глядела на иву. Сколько ни смотри, с её точки зрения это было обыкновеннейшее и скучнейшее дерево, которое можно найти в любом месте мира. Однако за полторы сотни лет до игр Эрики это дерево значило многое для алхимика Коппелиуса — настолько многое, что он посвятил ему целое стихотворение. А теперь, сто пятьдесят лет спустя, люди ищут ответ на вопрос, что же именно привязывало Коппелиуса к иве.       — Какая глупость... — пробормотала Бернкастель.        Из её груди вырвался тяжёлый вздох: скрываться от исполнения своих обязанностей вечно она не могла, так что пора было выдвигаться назад. В любой другой ситуации она, может, и могла бы насладиться этим побольше — даже с такой раздражающей компанией, — но не тогда, когда буквально каждый жест её собеседниц ежесекундно напоминал ей, что эту работу ей навязали. От одной этой мысли в груди свободолюбивой кошки Бернкастель, врывающейся в чужие игры исключительно по собственной прихоти, вскипало негодование, а хвост конвульсивно дёргался. Настолько бесит — хоть навсегда оставайся тут...       — О-о, неужели Берн решила сбежать со своей работы?        При звуке этого голоса уголок рта Бернкастель дёрнулся: писклявый и резкий, он ворвался в её спасительное уединение, как грохот фейерверков в счастливое празднование. Кошачья натура Бернкастель делала её очень предвзятой к фейерверкам.        С тяжёлым вздохом развернув голову, Бернкастель предсказуемо увидела перед собой Лямбдадельту. Та стояла в тени деревьев в паре метров от неё и улыбалась ослепительнейшей улыбкой. Бернкастель цокнула: в этом режиме счастливой дурочки Лямбдадельта была особенно раздражающей.        Тем временем Лямбдадельта, наконец-то получив желанное внимание подруги, заложила руки за спину и медленно приблизилась к ней. Остановившись рядом, она ещё пару секунд испытующе смотрела на неё, точно ожидая чего-то. Тут-то до Бернкастель запоздало дошло, что ей только что задали вопрос, и, мотнув головой, она бросила:       — Вовсе нет — я просто прогуливаюсь.        Лямбдадельта на такой ответ захихикала.       — Ну да, наша драгоценная кошечка, гуляющая сама по себе, как я могла забыть! — со смешком произнесла она. Затем, чуть помолчав, она вдруг раскинула руки и воскликнула: — А вообще мы с тобой так давно не виделись вот так вот один на один, Берн! Разве я не заслужила, скажем, приветственного поцелуйчика?        С этими словами она слегка подалась вперёд и сложила губки бантиком. Бернкастель на это неожиданно добродушно фыркнула: Лямбдадельта иногда вела себя, как полная дура, но всё-таки именно она была самой приятной частью этой дурацкой игры-наказания.        Особенно весело было её дразнить.        Резко отвернувшись, Бернкастель полностью проигнорировала её порыв — и, насладившись разочарованным возгласом подруги, с удовлетворённой улыбкой произнесла:       — Я тоже рада видеть тебя, Лямбда. Какая жалость, что при таких обстоятельствах, когда я не могу выпотрошить твои внутренности, а затем оторвать голову от тела и, положив её на колени, долго-долго гладить... Какая жалость, что при таких обстоятельствах...        Последняя фраза вырвалась у неё непроизвольно и прозвучала совсем иначе, чем предыдущий флирт с Лямбдадельтой: вместо романтичного тона Бернкастель пропустила в неё всю горечь осознания собственной ситуации... и того факта, что в этой игре Лямбдадельта вовсю воркует с другими, крайне раздражающими личностями.        Эта разница в тоне не ускользнула от Лямбдадельты. На смену умилённым возгласам и сердечкам в глазах пришёл лёгкий ступор — а затем на лице Лямбдадельты возникла хитрая улыбка. Подойдя ещё ближе и слегка наклонившись, так что при малейшем движении одной из них она бы непременно кончиком носа коснулась волос Бернкастель, Лямбдадельта понизила голос и понимающе протянула:       — А-ах, что такое? Неуже-е-ели моя милая Берн рев-ну-ет?        Бернкастель на это фыркнула и слегка дёрнулась, отчего Лямбдадельта смогла насладиться прикосновением синих волос Берн не просто к кончику носа, а ко всей нижней половине лица. И пока подруга сдерживала буйные восторги, поднявшиеся у неё в груди, Бернкастель процедила:       — Будешь дальше хвастаться своими подружками — иди лучше милуйся с ними...        Лямбдадельта на это выпрямилась и расхохоталась.       — А ты серьёзно обижена, да, Берн? — насмешливо поинтересовалась она — и, не давая Бернкастель ответить, вновь подалась вперёд и резко обхватила её плечи в объятии со спины.        Бернкастель на секунду напряглась и даже раздражённо зашипела — но уже в следующий миг расслабилась и, когда Лямбдадельта положила ей подбородок на плечо, наградила подругу скучающим взглядом. Лямбдадельта тихонько усмехнулась в ответ.       — Ну-ну, не дуйся, Берн, — попросила она и, прижимаясь виском к её щеке, заметила: — Ты ведь даже не знаешь, по какой именно причине я тут нахожусь. Может, — дразнящая усмешка, — я и правда здесь в первую очередь из-за Эри и желания ей помочь, кем бы ни был её соперник — даже тобой. Может, — продолжала она, в ответ на хмурое цоканье Бернкастель слегка потеревшись виском о её щёку, — я просто очень хотела увидеть тебя вновь и была вне себя от радости, когда Эри предложила мне такую возможность. А может...        Лямбдадельта выдержала паузу. Затем она слегка отстранилась от Бернкастель, приподнялась на мысочки и, приблизив лицо совсем близко к её уху, игривым тоном прошептала:       — ...может, игра Эри — лишь основа для моего собственного плана по заточению моей любимой Берн в клетку, чтобы она абсолютно точно мурчала лишь для меня одной!        Бернкастель не сдержала усмешки: в этих словах она слишком хорошо узнавала Лямбдадельту и её натуру, готовую использовать любые средства для достижения своей цели, если они дадут ей гарантированный результат. На душе даже слегка потеплело, и Бернкастель, мягко коснувшись ноги Лямбдадельты хвостом, расслабленно прикрыла глаза и положила руку на ладонь подруги, всё ещё лежащую у неё на плече.       — Буду с нетерпением ждать момента, когда моё чудо полностью уничтожит твой абсолютный план, моя любимая Лямбда... — произнесла она с особенной, жестокой нежностью, свойственной общению их двоих.        В этот короткий миг перерыва от основной игры две ведьмы объявили друг другу начало собственной войны.