Виновата ли я, что мой голос дрожал, Когда пела я песню ему? исполнитель: Н. Кадышева
Се Лянь сворачивает с пешеходной аллеи Петровского бульвара в маленькие дворы, укрывшиеся среди старинных домов в пять этажей или чуть выше. Очередной короткий рабочий день опять прошёл слишком легко, и девушка шагает к дому вприпрыжку, напевая под нос популярную песенку с бессмысленным текстом. Ей до сих пор неловко перед коллегами, которых, судя по их словам, старший Ченчжу, отец Хуа Чэна, гоняет до седьмого пота, регулярно заставляет задерживаться на работе и выходить на смены в выходные. Они терпят такое отношение начальства ради высокой зарплаты, а она получает не намного меньше за… за что? Основную часть времени она с согласия пациентов присутствует на приёмах и просто слушает короткие лекции врачей о том, что за болезнь у этого человека и как конкретно его лечить. Ей даже подарили большой блокнот в корпоративном стиле и ручку, чтобы она могла конспектировать. Иногда её зовут в лаборатории, примерно за тем же — изучить анализы. Будто она не на работу пришла, а на обучение. Только сегодня она смогла убедить коллег разрешить ей что-то сделать: Се Ляню доверили забор крови, дали попробовать несколько разных способов. Немного обидно, что тренироваться пришлось на других медсёстрах, а не на пациентах, но ею остались довольны. Заверили, что она в самом деле всё сделала правильно и совсем не больно, рука у неё лёгкая. На клумбе у подъезда с цветка на цветок перепархивает большая разноцветная бабочка. Се Лянь наклоняется, чтобы рассмотреть её поближе. В деревне таких не бывает. Наверно, её случайно выпустили из инсектария. Почуяв на крылышках дыхание человека, бабочка пугается, летит к центру двора и садится повыше, на лист клёна. — Не бойся меня, я хочу только посмотреть, — принимается успокаивать бабочку Се Лянь. Бабочка будто её слышит: раскрывает огромные узорчатые крылья и сидит неподвижно. На этот раз девушка подходит медленнее, чтобы больше не пугать её. Шаг, ещё один, и вот Се Лянь уже стоит под кроной дерева. «Интересно, что это за вид? Поискать бы в интернете», задумывается Се Лянь и медленно тянется за телефоном, чтобы сфотографировать. Но бабочка сидит слишком высоко: камера старого телефона Се Ляня превращает её просто в размытое пятно неопределённого цвета. Ничего не остаётся, кроме как залезть на карусель и попытаться вытянуть руки поближе. Задача не выглядит сложной: в деревне Се Лянь нередко забиралась на деревья и заборы, куда менее удобные, чем плоское сидение карусели. Лезть в туфлях оказывается чуть сложнее, чем она ожидала, но всё же каблуки у неё низкие и устойчивые, так что проходит всего несколько минут, и Се Лянь уже стоит на сидении. А бабочка совсем близко, прямо перед её лицом. Се Ляню удаётся поднести телефон так, что бабочка занимает весь кадр. Остаётся только сфокусироваться, и… Бабочка упархивает буквально из-под носа! Се Лянь с перепугу чуть не роняет телефон, но благодаря серии неловких движений чудом его удерживает. И летит с карусели вниз. «Мамочка!» — только успевает мелькнуть в голове. Сердце колотится в груди, как бешеное. Но падать оказывается не больно: кто-то её ловит. Едва дыша от испуга, Се Лянь открывает глаза, и обнаруживает себя… На руках у Хуа Чэна. — Если вы любите бабочек, я могу отвезти вас туда, где их много, — любезно предлагает он. И опять смотрит странным взглядом. Один глаз чёрный, а другой неоново-голубой. — Как вы здесь оказались? — удивляется Се Лянь, но тут же понимает, что задавать такие вопросы своему спасителю невежливо. — Извините. Наверно, вы просто прогуливались рядом с работой. И это не моё дело. Спасибо вам. Если бы не вы, я бы разбила голову. — Хотел увидеть вас и пригласить пообедать со мной, — улыбаясь ещё шире, сообщает Хуа Чэн. — Что?.. — недоумевает Се Лянь и хмурится. — Зачем? Он же говорил, что об их незначительном знакомстве никто не должен знать? — Я пошутил, — коротко смеётся Хуа Чэн. — Извините, не хотел вас смущать. Я сказал, не подумав. Значит, вы твёрдо хотите домой? — Да, я шла в квартиру, в которой я пока живу, — кивает Се Лянь и подавляет обиженный вздох. — Я не за приглашениями приехала сюда, и свиданий мне никто не назначал. Он считает её такой же дурочкой, как те девицы, которые толпами едут в Москву на поиски богатого мужа? Наверно, он к таким привык и не предполагает, что девушка может думать о серьёзных вещах. — Простите, я правда не хотел поставить вас в неловкое положение. Я больше не позволю себе такого по отношению к вам, — виновато заверяет Хуа Чэн, шагая к её подъезду. Се Лянь краснеет от стыда. Этот юноша в последнее время столько помогал ей, теперь он снова спас её и просто слегка пошутил так, как, видимо, принято в его круге. А она его отругала, будто он под юбку полез. — Не надо извиняться, я не должна была так бурно реагировать, ведь это просто шутка, — застенчиво улыбается Се Лянь, пряча глаза. Хуа Чэн прижимает её к груди сильнее и той рукой, на которой лежит её спина, набирает код домофона. «Я разлеглась у него на руках, как королева, и ещё претензии высказываю!» — опомнившись, ругает себя Се Лянь. Да это она здесь забыла о приличиях! — Хуа Чэн, пожалуйста, поставьте меня на землю. Не утруждайте себя так, я могу идти сама, — просит она как можно мягче, чтобы это не звучало очередной придиркой. — Вы считаете, мне не по силам удержать девушку? — притворно обижается Хуа Чэн, открывает дверь ногой и брезгливо дёргает носом. — Тем более, у вас в подъезде чем-то пахнет. Наверняка пол грязный. Се Лянь поспешно закрывает лицо рукавом. В подъезде не просто пахнет, а тошнотворно воняет кровью! — Какой ужас? Что здесь произошло? — Понятия не имею, это же ваш подъезд, вас и надо спрашивать, — посмеивается Хуа Чэн, с лёгкостью и без отдышки поднимаясь по лестнице. — Я видел, как откуда-то из этих дворов выезжала скорая и полиция. Наверно, обычная бытовая ссора. Друг мне рассказывал, его часто по таким гоняют. Се Ляню кажется, или она заметила на ступеньках чей-то выбитый зуб? С перепугу она сама не замечает, как крепче цепляется за плечи Хуа Чэна. — Если услышите странные звуки или заметите что-то ещё подозрительное, звоните мне. Я оставлю вам свой телефон. И не открывайте тем, кого не знаете, — серьёзно говорит тот и недовольно поджимает губы. — Ко мне вчера приходил курьер, которого я не вызывала, — признаётся Се Лянь. — Но оказалось, что его прислал наш студсовет. И… вы в самом деле собираетесь нести меня на пятый этаж? — Если к вам снова приедет курьер, спросите его, из какого он ресторана, и позвоните в ресторан, удостоверьтесь, в самом ли деле на ваш адрес сделан заказ, — советует Хуа Чэн, оборачивается на свои кровавые следы и расплывается в улыбке. — А что такого? Зато у вас чистые туфли. У двери квартиры он наконец ставит её на пол, настолько осторожно, насколько возможно. — Хочу ещё раз извиниться, я позволил себе лишнего, — произносит он с непонятным трепетом в голосе. — Хорошего вам дня. Благодарю за то, что разрешили проводить вас. Я пришлю вам сообщение со своего личного номера. — Вам спасибо, — улыбается Се Лянь в ответ и мнёт в пальцах ремешок сумки. Хуа Чэн разворачивается и спускается по лестнице. Се Ляню становится до ужаса неудобно перед ним: из-за неё он измазал в крови собственные туфли, которые дороже её обуви раз в десять, она заставила его рассыпаться в извинениях из-за простого недопонимания. Она приносит ему одни заботы! — Вы… просто гуляете? — окликает она, пока он не ушёл далеко. — Да. Убиваю время, пока жду отца, — отвечает Хуа Чэн, обернувшись. — Может... зайдёте? Я вам чай сделаю. У меня пицца осталась. Студсовет подарил мне столько еды, я за вечер не справилась, — предлагает Се Лянь, смотрит ему в глаза и снова отводит взгляд. — Если я вам в самом деле не помешаю, — потеплевшим голосом отвечает Хуа Чэн. — Вы, наверно, хотели отдохнуть после работы. — Я совсем не устала, ведь вы назначили мне такую короткую смену. Проходите. Се Лянь приглашающе открывает дверь. Хуа Чэн мнётся на лестничной площадке, но всё же заходит. Оглядывает прихожую в поисках чего-то, берёт пустую коробку из-под пиццы, снимает туфли и ставит на неё. — У меня не убрано, — оправдывается Се Лянь и задумчиво потирает губу. — Наверно, мне стоит вымыть вашу обувь, всё же если бы не я, вы бы не испачкались. — Не стоит. Я отдам их в профессиональную чистку, — отмахивается Хуа Чэн и ногой отодвигает коробку в сторону. — А какой у вас чай? — Обычный, в пакетиках. Не знаю, пьёте ли вы такой, — Се Лянь спинывает собственные туфли и уходит на кухню. — Я купила по акции земляничный и черничный. Вам какой заварить? — Тот, который вы меньше любите, — скромно просит Хуа Чэн и останавливается в дверях. — Может, вам помочь накрыть на стол? Я мог бы достать и погреть пиццу, пока вы занимаетесь чаем. «Как его могут обвинять в непорядочности? Наверно, те люди его просто плохо знали. Или не знали вообще, раз сочинили такие неправдоподобные небылицы!» — удивляется Се Лянь и растерянно смотрит то на него, то на коробки с чаем. — Ну что вы такое говорите. Вы же в гостях, — вздыхает Се Лянь. — Садитесь за стол, я сейчас всё приготовлю. — В гостях, а не в ресторане, — мягко, но настойчиво произносит Хуа Чэн. — Вы не официантка и не домработница, чтобы обслуживать меня. И вы пришли со смены, а я сегодня только и делал, что прохлаждался. Пожалуйста, просто скажите мне, чем вы хотите пообедать. Иначе я буду чувствовать себя неуютно. Вы ведь не считаете меня избалованным сыночком богатого папы, который уверен, что перед ним должны бегать из-за отцовских денег? Он говорит просяще и почти что жалостливо. Не выдержав, Се Лянь сдаётся: — Хорошо, вы меня убедили. Я помою руки… нет, наверно, лучше сначала вы. Я буду земляничный чай и пиццу, которая с мясом. В холодильнике осталась одна коробка, там по несколько кусков двух пицц. Себе берите то, что вам нравится. Вы ведь человек, а не собачка, чтобы объедки подбирать. — Значит, вам больше понравилась та, которая с ветчиной и помидорами? — уточняет обрадованный Хуа Чэн. — А как вы… — Коробка в коридоре, — улыбается Хуа Чэн, — я прочитал, когда ставил на неё туфли. — Да, — выдыхает Се Лянь, — она была самой вкусной. Всё-таки он очень внимательный и заботливый. Не может быть, чтобы слухи были правдой.***
При виде того, что Хуа Чэн налил себе черничный чай и выбрал пиццу с колбасой, Се Лянь недовольно цокает языком. — Мне отец не разрешает есть колбасу. Говорит, что это вредно, — оправдывается Хуа Чэн и подносит к чашке Се Ляня ложку с сахаром. — Я не спросил, вам сколько положить? — Две, — отвечает Се Лянь и подпирает голову рукой, глядя на него. Себе он сахар не кладёт. Смущается? Решив больше не препираться с ним, девушка ничего не говорит. Сидящий напротив Хуа Чэн тоже молчит. Достаёт из чашки пакетик чая, откладывает на блюдце и смотрит на свою тарелку, завесив лицо длинной чёлкой. Сегодня он не стал завязывать хвост, и его чёрные волосы рассыпались по его плечам в красной рубашке. Ему очень идёт такой яркий алый цвет, а идеально чистые белые манжеты подчёркивают бледность его кожи и явно указывают на чистоплотность. Когда Се Лянь надевает белые свитера, то как она их не бережёт, уже через пару дней рукава обо что-то пачкаются до черноты. — Вы кушайте, не стесняйтесь, — предлагает Се Лянь и хочет было взять пиццу руками, но замечает, что Хуа Чэн положил приборы. Точно, здесь же Москва, а не деревня! Нужно привыкать есть культурно. — Простите, я задумался, — бормочет Хуа Чэн и сосредоточенно отрезает первый кусочек. — А какие цветы вы любите? — Любые. Ромашки, гладиолусы, пионы. Моя мама в деревне красивые флоксы выращивает, их тоже люблю. Ну и розы, как все девушки, — перечисляет Се Лянь с набитым ртом. — А что? Хуа Чэн ещё несколько секунд молчит, сглатывает и тихо отвечает: — Хочу в сентябре поздравить вас с началом учебного года. Это важное событие. Я тоже очень жду, когда поступлю в университет. — Вы смущаете меня, — признаётся Се Лянь, тоже опустив взгляд. — Мы познакомились пару дней назад, а вы… Вы очень добрый. И мне приятно, правда. Но я… не понимаю. В голове так и звучат настойчивые голоса Фэн Синя и Му Цина, наперебой болтающие о том, что всё это — игра, чтобы заморочить ей голову. Но не похож этот парень на коварного соблазнителя, и всё тут! Нужно позволить ему объясниться, и всё встанет на свои места. — Я не добрый, — резко возражает Хуа Чэн и сжимает вилку сильнее, но в следующее мгновение разжимает пальцы. — Простите, — шепчет он. — Сейчас. Юноша медленно кладёт приборы на тарелку, вдыхает и выдыхает. — Когда я был ребёнком, я познакомился с одной девушкой. Она проявила ко мне доброту, которую я раньше не мог себе представить, — сдавленно, с паузами рассказывает он. — Она заботилась обо мне, когда другие только ругали. К сожалению, наши пути разошлись. Я знаю, что потом у неё были большие проблемы. В какой-то степени из-за меня. Я бы даже сказал, преимущественно из-за меня. Я был готов на всё, чтобы защитить её, но я не мог ничего сделать. Я был ребёнком и я был далеко. Вы… — он поднимает погрустневший, но всё ещё не совсем человеческий взгляд. — Вы во многом на неё похожи. Я хочу, чтобы у вас всё было хорошо. — А, — тушуется Се Лянь. — Понятно. Она понимает его, как никто другой. Она тоже несколько лет назад не смогла уберечь мальчика, и теперь пытается унять чувство вины, помогая другим. Нет, Фэн Синь и Му Цин точно ругают его незаслуженно. Начитались сплетен в интернете и делают выводы о человеке, которого даже не видели никогда! А сама она зря полезла в чужую душу без спроса. Не надо больше понимать эту тему. Дальше разговор не клеится. Они обсуждают любимые цвета, вкусы в еде, в фильмах и прочие ничего не значащие вещи, и вскоре Хуа Чэну звонит отец, сказать, что он скоро будет в медцентре. Уходя, Хуа Чэн, вопреки просьбам не делать этого, забирает мусор и спускается с лестницы буквально бегом. Через несколько минут Се Ляню приходит сообщение с неизвестного номера: цветочек её любимого белого цвета. В груди теплеет, а в душе поют птицы. Нет, она даже не будет рассказывать ни о чём подругам. Они всё поймут неверно и обвинят Хуа Чэна бог весь в каких дурных намерениях.