Но я жила, жила одним тобою, Я всю войну тебя ждала! исполнитель: Н. Кадышева
Проходит месяц, другой, третий. На смену лету приходит осень, и вот уже в затылок дышит зима. Заготовки на зиму давно стоят в погребе, со дня на день выпадет первый настоящий снег, который уже не растает до весны. О Хуа Чэне ни слуху, ни духу. Как в воду канул. На свои страницы в социальных сетях не заходит, от интервью, если верить интернету, отказывается, ни на каких мероприятиях замечен не был. Известно только, что он покинул больницу. Суд над Цзюнь У прошёл за закрытыми дверями. Никто даже не знает наверняка, был ли на заседании сам Хуа Чэн. Ходят слухи о примирении сторон, которое стоило целого состояния семейству Уюн. Официальных комментариев по этому поводу не дали ни Уюн, ни представители сети, принадлежащей Чэнчжу. Никогда ещё Се Лянь так внимательно не следила за новостями столичного делового мира, а новостей, как назло, раз-два и обчёлся. В деревне над ней уже начинают смеяться и дразнить брошенкой, покинутой у алтаря. Хотя и к алтарю её никто не звал. Подумаешь, колечко подарил. Это деревенским на такое кольцо несколько лет копить, а богатеи навроде Хуа Чэна такие сувениры на каждом свидании раздавать могут. Се Лянь привычно убирает в шкаф рабочий халат, надевает пуховик, который несколько лет назад был белым, повязывает тёплый платок на голову и шею, запрыгивает в валенки и натягивает варежки. У крыльца фельдшерско-акушерского пункта её, как обычно, ждут подруги. Обиды на них у Се Ляня не осталось. В отличие от неё, они сразу узнали Хуа Чэна и решили соблазнить, просто позарившись на его деньги. Сложно винить их за то, что они просто хотели выбраться из беспросветной бедности. — Ну что, нет новостей, да? — в который раз спрашивает Му Цин, сочувствующе глядя на Се Ляня. — Да выкинь ты его из головы. Какие твои годы, найдёшь нормального мужика, который не исчезает и не врёт. — Да отстань ты от неё с этим Хуаном! — прикрикивает Фэн Синь на Му Цина. — Вот заладила! Других тем что ли нет? Расскажи лучше, чё у тебя там с шитьём твоим. — А чё с шитьём? — пожимает плечами Му Цин. — Да как всегда в декабре. Вся в заказах на пошив новогодних костюмов. Пытаюсь с недосыпу детскую Снегурочку со взрослой не перепутать. А у тебя чего нового? — А ничего хорошего, — фыркает Фэн Синь. — Лань Чан уже две недели дома не ночует. Цоцо уже и не спрашивает, где отец. Я вчера заходила к его бабе, нашла его, говорю, разводиться надо, не по-людски это. А он мне: да зачем, что родители скажут. А что меня соломенной вдовой и лосихой кличут, так это ничего. Говорит, я ещё благодарна должна быть, что при мужике. Под валенками булькает подтаявший снег, брызгая на натянутые поверх чёрные галоши. Се Лянь поднимает глаза на небо, усыпанное звёздами, как ночью. Вот ведь, как у них всё вышло. Были же когда-то молодые и красивые, а жизнь не сложилась ни у одной, ни у другой, ни у третьей. Фэн Синь выскочила замуж по залёту, Му Цин так никого и не полюбила, а Се Лянь полюбила, да так бедово, что лучше б у неё камень был вместо сердца, чтоб никогда этих любовей не знать. А всё же что-то в глубине души хочет верить, что Хуа Чэн не забыл её. Плутать по боковым тропам становится холодно, и Се Лянь с подругами выходят на главную улицу. — Это что за танк тут проехал? — удивляется Фэн Синь, рассматривая глубокие следы от шин в слякоти. — Пошли, посмотрим, к кому, — предлагает Му Цин и пихает Се Ляня локтем в бок. — Вдруг к тебе твой прынц пожаловал? — А тебе лишь бы чужие раны терзать, коршун ты эдакий, — цокает Фэн Синь. — Да чья бы корова мычала, а твоя бы молчала!.. — выкрикивает Му Цин. — Можно подумать... Се Лянь не слышит их переругивания. Надежда вспыхивает в её груди полярной звёздочкой, и Се Лянь бросается бежать прямо к своему дому, поскальзываясь и чуть не падая. Следы шин тоже никуда не сворачивают, будто указывая ей дорогу. У ворот припаркован большой красный автомобиль. Полянка вокруг дома и забор усеяны алыми розами, а у калитки в красном драповом пальто рядом с родителями Се Ляня стоит Хуа Чэн с огромным букетом. Се Лянь срывает варежку с правой руки, обнажая пальцы, на одном из которых она до сих пор носит помолвочное кольцо, и бежит ещё быстрее. Дождавшись её, Хуа Чэн встаёт на одно колено и протягивает розы. — Мой ангел, спасший меня от демоницы, станешь ли ты моей женой или прикажешь добиваться тебя усерднее? — спрашивает он, заглядывая ей в глаза разноцветным чёрно-красным взглядом. — Ты?.. — оторопело моргает Се Лянь. — Хун-хун, — хитро улыбается Хуа Чэн. — И ты молчал! — с притворным возмущением топает ногой Се Лянь, забирает розы и обнимает его за шею. Знала бы она раньше, что Хуа Чэн вовсе не играет с ней, сколько напрасных слёз не было бы пролито! Какое счастье, что им больше ничего не помешает быть вместе и любить друг друга. Над деревней празднично кружат, как серебристые бабочки, белые пушистые хлопья первого настоящего снега.***
Свадьбу Хуа Чэна и Се Ляня празднуют через месяц, а заодно проводят венчание в церкви Сухоруслово. Приглашают всех жителей, от мала до велика, весь персонал «Призрачного города», а в качестве почётного гостя — Хэ Сюаня. Того самого Черновода, который вытащил Хуа Чэна из комы и, угрожая Цзюнь У пистолетом, заставил её во всем признаться, а потом использовал диктофонную запись в суде. Цзюнь У откупилась и не села в тюрьму, но из имущества у неё осталась только однушка окнами на МКАД. На свадьбе вино и медовуха лились рекой, а тамадой пригласили Надежду Кадышеву. Хуа Чэн танцевал лезгинку и чуть не потерял протез глаза, но Се Лянь нашла его (в смысле, протез) под столом. Там же обнаружился в стельку пьяный Ци Жун, который кричал о том, что он десантник и хочет выпить за ВДВ. Родителям Се Ляня Хуа Чэн построил новый дом, а её саму забрал в пятикомнатную квартиру на Бережковской набережной. Пользоваться положением богатой жены она не захотела: снова поступила в университет и выучилась на педиатра, как всегда и мечтала. Коллеги и пациенты полюбили её за доброту и чуткое сердце.КОНЕЦ ТРЕТЬЕГО СЕЗОНА