Я к тебе не вернусь За лесами дремучими На пороге судьбы, В сердце боль лишь колючая От несчастной любви. За дорогами дальними, По следам не найти И любовь мою горькую Дождь смывает с пути. исполнитель: Н. Кадышева
В свой обед Се Лянь решает поесть в кафе на первом этаже «Призрачного города». Идти никуда не хочется. Она бы и на работу сегодня не вышла, если бы не чувство ответственности перед коллегами. И так другим пришлось работать за неё вчера. К её столику подлетает Ши Цинсюань с пирожным в виде голубого цветочка в одной руке и лимонадом со льдом в другой. — Что такое, моя радость? Чего нос повесила? — улыбается Ши Цинсюань губами, подкрашенными розовым блеском, и садится рядом. — Которое из свиданий не задалось? — Ни одно, — признаётся Се Лянь, уныло ковыряя вилкой овощной салат. — Я напилась, переспала с другим, и… я решила развестись с Хуа Чэном. Ши Цинсюань откладывает десертную ложечку в сторону и прислоняет тыльную сторону ладони ко лбу Се Ляня. — Хм, жара нет… А ну-ка дыхни! — Что? — не понимает Се Лянь. — Зачем? — Зрачки не расширены… — Ши Цинсюань наклоняется к столу и снизу вверх заглядывает в глаза Се Ляня. — Дыхни, дыхни! И вены покажи! — Что за цирк ты устраиваешь! — начинает злиться Се Лянь. — Это ты! — тычет Ши Цинсюань наманикюренным пальцем ей в лицо. — Ты устраиваешь цирк! И я не могу понять, с какого перепоя! Зачем тебе бросать Хуа Чэна? Он умрёт без тебя! Поговорила бы с ним лучше! — Мы уже поговорили, — вздыхает Се Лянь, пытаясь нацепить на вилку побольше овощей. — Он сказал, что всё понимает. — А я не понимаю! — Ши Цинсюань достаёт из стакана льдинку и с хрустом разгрызает. — Ладно, нашла любовника. Подумала, что влюбилась. Седина в бороду, бес в ребро. Но зачем рушить семью? Скажи, может, я чего-то не знаю? Хуа Чэн тебя чем-то обидел? Или, не приведи господь, ударил? — Нет, — удручённо опускает плечи Се Лянь и подпирает лоб рукой. — Он всегда был безупречен, но… я больше не люблю его. — Не повторяй моих ошибок, дорогая! Поешь лучше сладкого. Гораздо полезнее для нервов, чем щипать траву, как коза, — Ши Цинсюань настойчиво отправляет ей в рот ложку с кусочком пирожного. — Жуй и слушай мудрую женщину. Я тоже ушла от хорошего парня из-за некоторых трудностей. И что из этого вышло? Ничего путного! Так что не пори горячку, очень тебя прошу. Тебя, наверно, заел быт. Тебе надо отдохнуть. Пара дней без уборки и готовки, и ты сама себя не узнаешь! Се Лянь послушно позволяет накормить себя пирожным, пусть рассуждения Ши Цинсюаня и кажутся наивными. Этой девочке только двадцать восемь лет, она ещё жизни не видела. Не удивительно, что ей кажется, будто любые проблемы можно решить отдыхом, а ушедшую любовь так легко воскресить. Впрочем… — Что-то в этом есть, — соглашается Се Лянь и вытирает крем с лица. — Я отпрошусь у него и уеду к родителям в Сухоруслово на пару недель. Встречусь с подругами детства, погуляю по родным местам. — Э, нет! — возмущённо машет ложечкой Ши Цинсюань. — Ты должна погостить у меня. Пока ты ночуешь у подруги, это просто ночёвка. А когда ты уезжаешь к маме, это уже серьёзная ссора. Не доводи до такого. — Ладно, — неуверенно произносит Се Лянь. — В конце-концов, я давно не была у тебя в гостях. Возможно, ей и правда нужно немного остудить голову, и… что потом? Что изменится через несколько дней? Се Лянь напряжённо трёт точку между бровей. У неё нет больше сил даже на беспокойство. Пусть будет то, что будет. — Только… — Ши Цинсюань постукивает ногтями по столу. — Возьми свою чашку, пижаму и постельное бельё, ладно?.. И мыло, там, шампунь, полотенце, в общем, то, к чему ты привыкла дома, захвати. — Хорошо, — кивает Се Лянь, погружённая в свои мысли. Нет, за два-три дня точно ничего не сможет измениться. Но хотя бы никто не скажет, что она действовала необдуманно.***
Ехать к мужу после работы и говорить ему о ночёвке у Ши Цинсюаня оказывается страшно, и Се Лянь берёт её с собой в качестве группы поддержки. Всю дорогу Цинсюань шутит, рассказывает истории про своих пациентов, а у Се Ляня на душе скребут кошки. Принять решение о разводе — это только начало. Придётся объяснять детям, что они больше не смогут жить в Москве, что им, скорее всего, придётся переехать в Сухоруслово, что папа будет к ним приезжать, когда ему самому будет удобно… Что делать с репетиторами — не ясно. Конечно, её наверняка согласятся снова взять на работу в фельшерско-акушерский пункт и ей как педиатру будут платить больше, чем медсестре, но она вряд ли потянет даже дешёвые уроки по скайпу. Разве что если совсем перестанет покупать себе одежду, да и детей начнёт одевать в то, что отдадут соседи или у родителей из старого найдётся. А есть только со своего огорода и иногда покупать у соседей мясо. Никаких магазинных роскошеств вроде пельменей, колбасы или шоколада. Денег Хуа Чэна она, разумеется, не возьмёт и вернёт всё, что он ей подарил. Думать надо было тогда, когда она ноги раздвигала. Теперь Хуа Чэн ей ничего не должен. За предательство надо платить. Дети поймут её поступок, когда сами повзрослеют и кого-то полюбят. Ши Цинсюань забегает в квартиру первая и подхватывает на руки старшего, девятилетнего Жое, который вышел в коридор на звук щёлкающего замка. — Жое, как ты вырос! Какой ты тяжёлый стал! Ты качаешься? — интересуется она. — Узнал тётю Цинсюань? Жое принимается что-то рассказывать о своих друзьях. Се Лянь, не слушая ничего и не обращая внимания ни на него, ни на Эмин с Бань Юэ, проходит сначала в ванную, вымыть руки и взять косметику, а после в спальню. Останавливается у платяного шкафа и замирает. В спальне тихо, темно, особенно по сравнению с полоской света из кордора, и пусто. Эта комната стала чужой, а ведь когда-то была самой уютной в мире. — Градоначальник Хуа, доброго вам вечера! — доносится из коридора преувеличенно радостный голос Ши Цинсюаня. — А мы к вам с дипломатическим визитом! Не будете против, если мы с госпожой Хуа на пару дней… Се Лянь прикусывает губу, захлопывает дверь и не глядя швыряет в дорожную сумку первое, что попадается под руку. Она не останется в этом доме. Не сегодня. Когда она обувается в прихожей, с кухни доносится приглушённый голос Цинсюаня: — Не трогайте её пока что, она сама не своя. Я приложу все усилия, чтобы вернуть её вам повеселевшей и здравомыслящей, обещаю! Се Лянь невесело улыбается. Она хорошо знает, что значит, когда врачи обещают приложить все усилия. Это значит, надежда очень слабая и всё, что остаётся, это утешать родственников больного.***
Машину, подаренную Хуа Чэном, Се Лянь оставляет на стоянке у дома. Хватит и того, что она стащила полотенца. Она уже от этого чувствует себя воровкой. Несмотря на поздний час, на метро они с Цинсюанем успевают. Мерное покачивание полупустого вагона убаюкивает, но не успокаивает. Подумать только: месяц, да даже две недели назад Се Лянь надменно думала, что никогда бы не смогла ездить с детьми на метро и если бы не автомобили мужа, то она бы с ума сошла мотаться постоянно по грязным поездам, пробираясь через потоки людей. А сейчас она готова неустанно благодарить Бога, если он позволит ей остаться где-то в Москве. Даже если придётся привыкать к метро и автобусам. Се Лянь рассеянно смотрит на своё отражение в мутном окне вагона и видит немолодую, уставшую, печальную женщину, которая в сорок лет должна уйти в никуда, не зная, что её ждёт и улыбнётся ли ей жизнь снова. Остро не хватает Лин Вэнь и его тёплых слов. Нужно будет ему позвонить и извиниться за то, что по её вине к нему ворвался ОМОН. Се Лянь уже начинает бояться, что Цинсюань задремала и пропустила станцию: они доезжают до конечной, на самой окраине города, на границе Москвы и Люберец. Но Ши Цинсюань хватает её сумку и торжественно объявляет: — Станция Дерезай, кому надо — вылезай! Мы приехали. Ты только не пугайся. Нам придётся ещё на автобусе прокатиться, а потом… в общем, у меня не дворец, но есть, где поспать. Только на работе не говори никому. — О чём не говорить? — недоумевает Се Лянь. У Цинсюаня достаточно обеспеченный брат, Ши Уду, и, насколько Се Лянь помнила, Цинсюань жила именно с ним. Некоторые переезжают из Москвы в область, чтобы купить квартиру побольше. Если Ши Уду так и сделал, чего стыдиться? За МКАДом тоже есть жизнь. Кому, как не ей, знать об этом. Что скрывает Цинсюань, становится ясно уже через сорок минут. Когда они добираются до хостела. — Вот, моё жилище! Прошу проходить, любить и не жаловаться, — Ши Цинсюань набирает код на замке, гостеприимно распахивает скрипучую дверь и пропускает Се Ляня в небольшой тускло освещённый холл. — Я сегодня с нелегальным гостем из другого города! — кричит она сонному администратору. — Пущу бесплатно, но чтоб никто не знал! — Не дебоширьте громко, — бормочет парень, прикорнувший на стойке регистрации, не открывая глаз. — Ты снимаешь койко-место в хостеле? — ошарашенно шепчет Се Лянь, оглядывая помещение, которое не ремонтировали, кажется, со времён СССР. — Нет, — смущённо отводит глаза Цинсюань, — это моё служебное жильё. Я тут работаю, администратором. Три дня тут, три дня в «Призрачном городе», три дня опять тут. Зато комната своя есть, отдельная, с окном, чайником и электроплиткой, всё, как у людей! Идём, не стесняйся. — Ты же… — Се Лянь крадётся следом по протёртому ковру, расстеленному посередине узкого коридора. — Удобства вот тут, — указывает Цинсюань на двери со значками. — Это женский душ, а вот здесь женский туалет. Руки мыть тоже тут, в туалете. В туалет советую ходить со своей бумагой и с гелем-санитайзером. Если у тебя нет, я тебе дам. Прачечная и кухня ближе к стойке регистрации, будет надо — провожу. Завтра моя смена, так что смело дёргай по любым бытовым вопросам. Я за это деньги получаю. А вот наша с тобой комната. Цинсюань достаёт большую связку ключей, находит ключ, отмеченный голубым стикером, и открывает обшарпанную деревянную дверь. Щёлкает выключатель, и тусклая жёлтая лампа освещает маленькую комнатку, наверно, метров восемь. В одном углу стоит узкий шкаф, в другом — стул и столик, почти полностью занятый спиральной плитой на одну конфорку, чайником, чашкой и тарелкой. Цинсюань сгребает платья, разложенные на односпальной кровати и бросает их на подоконник. — Располагайся, чувствуй себя, как дома! Я пока пойду налью воды, вскипятить чайник. Се Лянь заторможенно, как во сне, шагает к единственной кровати и несмело садится. — Что случилось? Ты поссорилась с Ши Уду? — Как-то так, — Цинсюань снимает серёжки, бусы, часы и убирает в шкаф. — Когда решила съехать и жить с Хэ Сюанем. Не помню, рассказывала я тебе или нет. А потом я по глупости ушла от Хэ Сюаня и устроилась сюда, чтобы брата не расстраивать своими проблемами. Вот и живу. Сама себе хозяйка! — Давно? — удивляется Се Лянь. — Полгода где-то. Не помню точно, — отмахивается Цинсюань, хватает чайник и упархивает. А Се Лянь и не знала, что… да она совсем ничего, выходит, не знала про свою подругу. На сердце тяжелеет с каждой минутой. Цинсюань молодец, не растерялась, нашла, как устроиться в Москве без чьей-либо помощи и теперь с оптимизмом смотрит в будущее. Се Лянь так не сможет. Не тот возраст. Ей сорок лет, а не двадцать восемь, как Цинсюаню. Нет былого задора и здоровья, чтобы работать по полгода без выходных. Зато есть ответственность за троих детей. Мелькает подлая мысль о том, что нужно поговорить об этом с Лин Вэнь. Он ей ничего не должен, но… Се Лянь достаёт телефон, листает к его номеру, но тут же отбрасывает мысль о звонке. Нет. На ночь глядя она никого дёргать не будет. Тем более его.